О Вороне, Канарейке и свободе

                «...Канарейка спела. Ворона наклонила
                голову набок и удивилась.
                - Ты это называешь пением? Ха-ха...
                Глупые же были твои хозяева, если кормили
                за такое пение. Если б уж кого кормить,
                так настоящую птицу, как, например, меня...
                Давеча каркнула, - так плут Васька чуть с      
                забора не свалился. Вот это пение!..»
                Д. Мамин - Сибиряк
                «Воронушка чёрная головушка и жёлтая Канарейка»



С утра войдя в брюзгливый тон,
Большая серая ворона
Лениво  каркалась с котом,
Попутно чистя клюв огромный.
Как вдруг истошный визг и писк
«Картину маслом» взбаламутил.
С испугу  кот  свалился вниз,
Икая громко почему-то.

Ворона, глаз скосивши вбок,
Чуть клюв о ветку не разбила:
Какой-то жёлтенький клубок
Метался в стае воробьиной.
Летел клочками жёлтый пух,
Желток  пищал, должно – от страха.
А стая – это больше двух,
Будь это «больше» - зверь, иль птаха,
Иль человек, когда он «волк»
Другому, тоже – человеку…
…В окрасе жёлтом есть ли толк?! –
Ату! Клевать её, калеку!

И то сказать, декамуфляж
Сплошной от этой Канарейки –
Всей серостью впадая в раж,
Пичугу бедную семейка
Дворовых наглых воробьёв
Гнала, клевала без пощады,
Того гляди и впрямь, убьёт…
С каким-то ржанием лошадьим
На выручку рванув, как в бой,
И разогнав врагов поспешно,
Ворона,  гордая собой,
Откашлялась: «Пардон, конечно,
Но ты, безумная, зачем
Ввязалась с воробьями в драку?
Да и не птица ты вообще,
Я всех тут знаю птиц…» Однако,
Взяв Канарейку под крыло,
И спрятав под зелёной кроной,
В гнездо пустила. Там тепло
И безопасно. Для вороны…

…Уж солнце завершило круг,
Упав куда-то вниз, за крыши,
И дятла прекратился стук,
И месяц на дежурство вышел,
А Канарейка, вся дрожа,
Вороне каялась, как Богу,
Мол, зря осмелилась бежать,
Удрав из клетки на свободу.
Ведь клетка – дом её родной,
Другого не было удела.
Ах!.. Захотев судьбы иной,
В лепёшку расшибись, но сделай…
А как?.. Вопрос, увы, не нов.
Проклюнувшимся в клетке – в новость,
Что сколь желанен, столь суров
Свободной жизни тяжкий норов.

…Шли дни, заканчивал сезон
Ноябрь. Уныние – не смелость.
Воронье тёплое гнездо
Всё реже покидать хотелось.
Претила кислая еда,
«Сама рябину ешь, Ворона!
Вот сахарку бы – это да,
Сухарик, зёрнышек ядрёных…»
Ворона, правду говоря,
Старалась чисто по-вороньи.
Но все её старанья – зря,
Голодный сытым не был понят.

… В один из дней морозный дух
Ворону вынудил, скорей-ка
Вернуться с промысла к гнезду
И …обнаружить Канарейку –
Застывший  жёлтенький клубок,
c утра ещё  живой и милый.
Ворона, глаз скосивши вбок,
Слезу скупую обронила
Себе на клюв, подстать росе…
Печали жалкое мерило…
«Ах, эта жёлтая совсем
Не птица, я же говорила…»


…А снег всё падал. Всё кружил
Снежинки ветер в беспорядке…
Кто очень долго в клетке жил,
К свободе не имеет хватки.
Кто корм с рожденья брал из рук
И вдруг решил глотком свободы
Его запить, тот просто глуп.
А воробьи – вообще уроды…
--
Иллюстрация: В.А. Серов, Ворона и канарейка. 1896 г.