Она

Она голубых кровей.
В нее попадаешь взглядом и уплываешь
по теплой как из Ганга реке в совершенно лиловую явь,
где спа, капкейки, кино и караты на пуговицах.
Художник рисует ее улыбчивой, чувственной.
Борзые ложатся на пол просто так.
Она голубых кровей.
Кто не влюблен в нее, тот последний дурак.
Она не поймет его. Только сощурится
аристократически.
И сядет в кресло как в трон.
Можно
где-то напротив сесть. Как Кокто
задавать ей странные непростые вопросы.
Она ценит кому думается как железа скольб,
по-високосному.
Кого, точно, как ее, голой рукой не возьмешь.
От прерывистых нот ее в голосе падают в дрожь.
И в фейсбуке одни комменты сплошные.
Она слушает Баха. Берет уроки по живописи.
Она классная одним словом. Она нефальшивая.
Он ей шлет запакованную по-младенчески жимолость
и обещание сладкое, как эскимо.
Она тянется в нем автострадой по жилам
и ликует периодически, как шапито.
Она самая что ни на есть распородистая.
Дивная
как Мадонна сикстинская.
В оторопь от ее
тонких пальцев.
От ключиц единичных.
Она нега сама.
Она любит фотографироваться
тебе в сон
и там оставлять свое крытое норковым мехом
манто.

Она голубых кровей.
В нее попадаешь взглядом и уплываешь
по теплой как из Ганга реке в совершенно лиловую явь,
где спа, капкейки, кино и караты на пуговицах.
Художник рисует ее улыбчивой, чувственной.
Борзые ложатся на пол просто так.
Она голубых кровей.
Кто не влюблен в нее, тот последний дурак.
Она не поймет его. Только сощурится
аристократически.
И сядет в кресло как в трон.
Можно
где-то напротив сесть. Как Кокто
задавать ей странные непростые вопросы.
Она ценит кому думается как железа скольб,
по-високосному.
Кого, точно, как ее, голой рукой не возьмешь.
От прерывистых нот ее в голосе падают в дрожь.
И в фейсбуке одни комменты сплошные.
Она слушает Баха. Берет уроки по живописи.
Она классная одним словом. Она нефальшивая.
Он ей шлет запакованную по-младенчески жимолость
и обещание сладкое, как эскимо.
Она тянется в нем автострадой по жилам
и ликует периодически, как шапито.
Она самая что ни на есть распородистая.
Дивная
как Мадонна систинская
В оторопь от ее
тонких пальцев.
От ключиц единичных.
Она нега сама.
Она любит фотографироваться
тебе в сон
И там оставлять свое крытое норковым мехом
манто.

Lei e di sangue blu.
Caschi nel suo sguardo e navighi via
come nell’acqua  calda del Gange nell’infinito
assolutamente lill;,
dove ci sono gli spa,
i cupcake, il cinema e i carati sopra i bottoni.
Il pittore la disegna sorridente,volubile.
E i segugi si sdraiano per terra vicino a lei
senza un perche.
Lei e di sangue blu.
Chi non si innamora di lei,
resta l’ultimo
scemo dei dintorni.
Non lo capisce lei.
Soltanto socchiude gli occhi
come fanno gli aristocratici.
E si mette sulla poltrona
come sopra un trono.
Si puo sedersi dirimpetto.
Come Cocteau,
si pu; fare a lei
domande strane, difficili.
A lei piace, quando,
come il ferro,
si stride.
Quando, come nell’anno
bisestile.
Quando
non si pu; prendere,
come lei, a mano nuda.
Ci si arriva a cadere 
in uno stato tremulo
dalle sue note
rotte nella voce.
E nel Facebook 
c’e una marea di commenti
su di lei.
Lei ascolta Bach.
Prende
buone lezioni di pittura.
Lei
e semplicemente sublime,
miracolosa,
come la Madonna sistina.
Non e per niente fittizia.
Lui le manda un caprifoglio
impacchettato come un bambino
e la promessa,
dolce, come un gelato pinguino.
Lei, come un’autostrada, si distende
lungo le vene
ed esalta periodicamente,
come un circo  girovago.
Lei 
e di razza  genuina.
Si capita nel torpore
dalle sue dita sottili,
dalle singolari clavicole.
Lei
e l’agiatezza  per antonomasia.
A lei piace fotografarsi 
per volare nel suo sogno
e lasciarci il mantello,
coperto di lontra.