Моя Индия, сон-во-сне, поэма. Вступление

Пожалуй, взят уверенный разгон,
Шестой сезон -- в одно и то же место,
Писать пора об этом и о том,
Но Муза не велит вертеть пером...
И всё же, Индия, ты будь ко мне любезна:
Уговори Красавицу мою
Позволить песнь сложить в твоём краю.

Не только ради славы здешних мест,
Мои слова им не добавят славы,
Конечно, и не ради тех невежд,
Кто падок до твоих цветных одежд,
И приезжает только для забавы. --
Но ради правды рассказать о том,
Что делает Тебя не явью -- сном.

Я слышу, Муза говорит: "Добро! --
Пиши, что хочешь, только не подумай...
Мне Индия шепнула на ушко
Словечко, мне приятное, одно...
Пиши, что хочешь, но не будь угрюмым,
Здесь не к лицу такие кренделя,
Пиши, поэт, с тобою буду Я."

Ну что ж, коли угрюмости не место, --
Как-будто зал, зеркальный чудный рай,
Все веселы, жених, его невеста,
Танцуют до упаду, словно тесто
Растёт веселье, лезет через край,
Беспечны гости, огоньки горят,
А зеркала их множат и дробят. --

Так я начну рассказывать беспечно,
Не хмурить брови от чужих забот,
И не гнушаться знаться с первым встречным,
Который может оказаться вечным,
Кто знает, что тогда произойдёт...
Надеюсь, в этом случае Брахман
За словом не полезет в мой карман.

По долгом размышлении, сначала
Я думал рассказать о тройке мест,
Не позабыв, конечно, Тадж-Махала,
Чтоб дальше проявился интерес,
Хоть впереди маячил тёмный лес,
И я не знал, о чём писать потом, --
Шепнула Муза мне: "Не будь ослом!

Подобные избитые картины
Рисуют нынче все кому не лень,
И радуют ну разве-что кретина,
Скучающего в кресле у камина,
Хоть за окном давно уж новый день.
Здесь -- Индия! -- не камни и столбы,
Пиши о том, о чём не знаешь ты."

"Ну и совет! Коль мудрая такая,
Сама пиши хоть левою рукой,
Я -- Твой поэт, Тебя не понимаю,
Писать о том, чего я сам не знаю,
Похоже на еду во тьме ночной.
Где ножик, вилка? где же мой омлет?
Я, Муза, голоден! А ты, похоже, нет."

Так я стенал и причитал тоскливо,
В сердцах забросить замысел готов,
Но мне сказала Муза молчаливо,
И это было так красноречиво,
Молчанье Музы лучше всяких слов:
"Дай руку Мне, голодный Мой поэт,
Я поведу туда, где есть обед!"

Сказать, что это было наслажденье:
Доверить свой желудок и судьбу,
Пусть даже почитаемой не всеми
Прекрасной Музе, -- значит лгать, и темя
Своё покрыть позором, посему
Скажу правдиво: руку Музе дать --
Ужаснее, чем перестать писать.

Покрывшись потом, в страхе цепенея,
Рука разжалась, выпустив перо,
И вот теперь бреду без слов и цели
За Той, кому неведомы метели,
Смущающие мужество моё.
Теперь иду за Музой налегке,
Не зная, быть ли следущей строке.

Или молчанье будет мне уделом,
Как белый снег на склонах Вечных гор,
Не тронутый ни временем, ни мерой,
Как чистый лист,  невыносимо белый,
Как-будто это вечности узор.
Но если будут мне даны слова,
Узором станет первая глава.