Лишь после смерти, ты будешь моей

                Памяти одноклассника посвящается…

После того как Москва (Кремль) предал мою родину Крым, мне пришлось оттуда уехать, уехать навсегда, безвозвратно. Ну, кому захочется, прожив большую часть своей, пусть и небольшой пока жизни, почувствовать себя гражданином чужой страны, пусть и братской, как нам внушали в СССР, говорящей на языке, которого ты никогда не изучал по причине проживания и учёбы, совсем в других широтах необъятной России, а именно в районе Крайнего Севера. Где, скорее всего в пору было изучать хантыйский, а не украинский язык.
   Первый раз после окончания школы в городе Лабытнанги в 86-ом году, мы с моим бывшим одноклассником Николаем повстречались на рынке расположенном тогда на главной площади города, перед ДК, на месте нынешней новенькой администрации. Была зима 1995-96-го года. Он с семьей, так же как и я, вернулся в свой родной город. Тогда всех по свету мотало не от лучшей жизни. Только по сравнению со мной для Николая Лабытнанги был родным городом, в котором он родился. Ну, а для меня Лабытнанги стал не менее родным по причине долгого проживания в нём.
Стоял тёплый, пасмурный зимний день. Я шёл вдоль базарных ларьков, как вдруг мне на встречу со своей семьёй, женой и маленькой дочуркой, двигался Николай. Вот так встреча, нежданно-негаданно! Мы  с ним не виделись с 93-го года, когда я уезжал из Лабытнаног к себе на родину в Керчь, как я думал тогда – навсегда, но пути Господни неисповедимы, а в России они, ещё и непредсказуемы.
   -О, здорово!- пожимая руку Николаю, произнёс я.
   -Привет – сказал мне в ответ Николай, без особых эмоций и удивления.
   А что, собственно говоря, было удивительного во встрече двух бывших одноклассников?
   -Это моя жена, а это дочка,- представил мне своё семейство, Николай.
   -Понятно,- ответил я. Ты вроде как уезжал, насовсем. Опять вернулся? Надо будет как-нибудь встретиться, посидеть поговорить.
                Середина 90-х, беспросветная.

   Вернувшись в Лабытнанги, мы с мамой поселились в маневренном общежитии, не с временным, как это должно быть для такого вида жилья, а с пожизненным проживанием. Ну, хоть так, раз по-другому никак.
   Это было собранное из готовых жилых блоков, деревянное строение,  чехословатского производства, предназначавшееся для вахтовиков работающих в северных условиях (Вахта-80). Ну, а мы (рашка-говняшка по известному культурному деятелю) уже сделали по-своему, по-русски – заселивши туда людей на постоянное место жительство со всеми вытекающими – то, что могла ещё поиметь с этого нечистая на руку лабытнангская администрация.
   Первое впечатление от общежитской жизни для меня был – шок. Дневные – ночные попойки и дебоши соседей. Общий туалет с перегородчатыми кабинками без унитазов, кучи не смытого говна, или чего хуже пьяная соседка, уснувшая на почтовом ящике с использованной туалетной бумагой. Такой экзотики я не видел даже в страшном сне. Но человек ко всему привыкает и постепенно перестаёт удивляться – соседу (авганцу) выхватывающему у своего сынишки игрушечный пистолет в пьяной горячке, падающему под батарею центрального отопления с воплями – Бомбят,- закрывши свою голову руками. Часто приезжающим нарядам милиции. Общей ванной и кухне кишащими тараканами и многим ещё другим вещам, о которых ни стоит говорить.

                В гостях у Николая

   В гостях у Николая – для меня было понятие относительное. Ну, во-первых хотя бы, потому что он со своей семьёй мыкался по съёмным квартирам, не имея своей, по той же причине что и я, только еще, пожалуй, хуже, семья всё-таки. Во-вторых, адрес, который он мне назвал, где они снимали жильё, мне до боли был знаком. Вначале 80-х мы там проживали. Поэтому идя к ним в гости, я ещё и шёл на свидание с прошлым.
   Деревянный дом на 4-ре хозяина, внутри маленькая кухонка с печкой, для которой я рубил дрова, учась в это время в классе этак в 4-5-ом. Небольшая комнатка, куда выходил щит от печки, на кухне и в комнате по одному окну. Как всё знакомо, с одной лишь разницей – тогда в детстве это всё ни казалось таким убогим и махоньким.
   Дверь мне открыла его жена. Худенькая, небольшого роста, видимо ещё с возрастными прыщами на лице, совсем ещё девочка, хоть уже и мама. Я ни помню что она мне сказала, вероятно дежурное – Проходи.
   -Николай на шабашке, скоро должен прийти, подожди, - сказала мне она.
Я немного смущался потому поводу, что нахожусь в квартире с чужой женой, без самого хозяина, её мужа. Ну, пригласил, так пригласил, а раз я уже пришёл, то буду ждать, делать нечего. Его жена на кухне делала стирку. Я расположился в комнате на диване, как раз напротив небольшого низенького окна, возле которого когда-то стоял наш маленький чёрно-белый телевизор «Весна», если я ни ошибаюсь в названии. Чуть правее стоял полированный письменный стол, на котором я ни столько делал уроки, сколько набивал теннисный шарик об стенку, деревянной самопальной ракеткой собственноручно выпиленной лобзиком и разукрашенной фломастерами. У стены, с левой стороны от дивана у нас стоял маленький моднячий сервантик. Диван стоял на том же месте что и наш когда-то.
   Спустя некоторое время, напротив меня в окошке замелькало улыбающееся лицо Николая.
Ревнует свою жену – подумал я,- любит. Знает, что я должен прийти, поэтому сначала видимо решил заглянуть в окно. Ни занимаются ли тут в отсутствии его, чем непотребным. Ну, за свою порядочность в этом отношении я был всегда спокоен. Ни гадь, где ешь – одно из правил, которого я всегда придерживался.
   -Будешь бражку? - спросил он меня.
   -Раз ничего другого нет, наливай, а то уйду,- пошутил я.
Ох и наклюкались мы тогда с ним. Ни то чтоб в зю-зю, нет, ни покатом, но как в голову может ударить брага, дело известное.
   - Что там у тебя за шабашка?
   -Старое здание разбираю, брус, хочешь, приходи.
Я согласился. Пошабашить хватило меня, только на один день. Ну, хоть попробовал, нелегко, не по мне работёнка.

                Младший лейтенант, мальчик молодой!

   В общаге, где мы жили, наша комната располагалась в конце коридора, поэтому чтоб попасть в места общего пользования, приходилось идти по коридору мимо комнаты, где было всегда весело. Однажды проходя мимо, дверь открылась и почти как в сказке, не успел я опомнится, как у меня на шее повисла, нет ни лягушка, а симпатичная, небольшого роста, лет 30-ти хрупкая женщина. И если в сказке целуют лягушку, после чего она превращается в царевну, то здесь произошло всё в точности да наоборот, царём я правда не стал. Так состоялось моё первое знакомство пассивного характера, с весёлым миром общежитской жизни. Ну, а дальше пошло-поехало…
   Татьяна оказалась медиком. В то время она работала на Скорой помощи. Лёгкая, весёлая, напоминающая ту самую стрекозу, которая, лето красное пропела, оглянутся, не успела, ну и так далее. Она была действительно хороша и нравилась мужской половине. Большие чёрные глаза из под намарафетчиных тушью ресниц, чёрные волосы, небольшое лицо, в меру с выраженными не портящими её скулами. Невыдающиеся формы совсем не портили её хрупкую фигуру, придавая ей некую, милую кукольность с оттенком детскости, что не могло, не нравится мужчинам.
   Однажды в нашей общаге появился очередной новый участковый. Ни скажу то, чтоб они к нам заглядывали часто, с хорошими участковыми вообще беда и огромный дефицит, но этот как-то плотно видимо стал работать с населением и запал на нашу Таню, которой и без него хватало мужского внимания.
Как-то днём она постучалась в мою дверь с необычной просьбой.
   -Одевайся, поехали с нами…
   -Куда?
   -Приехал Алик, зовёт меня в лес. Если я поеду одна, мой приревнует меня. А если будешь ты с нами, тогда другое дело.
   -Да брось ты, слушай, ерунду пороть. Моя, вот лежит, приболела. Куда там ехать? Комаров кормить.
   -Ну, выручай!
   -Да ладно, езжайте…
   -Слышал, что твоя Нажия сказала, быстренько собирайся.
   Мы сели в милицейский «бобик» ждавший нас у подъезда. Водила, повернул ключ зажигания и нажал на газ. Лёд тронулся, господа…
   -Сейчас заедим по пути в магазин, надо затариться,- сказал водителю Алик.
   Нас высадили на дороге возле леса, недалеко от города. Был, кажется, Сентябрь. Осень. Пора белых, полярных ночей прошла. Комаров стало уже меньше, но они всё же ещё давали о себе знать в тундре, эти маленькие, надоедливые кровопийцы. Хотя северный комар в два, три раза больше южного. Совсем он не маленький, этот вампир и не такой уж безобидный, если ими даже пытали людей. Раздевали догола, привязывали к дереву и оставляли на съедения комарам. Бедолага от шока и помирал. Вот, сейчас-то с участковым мы и проведём расследование по комариному делу, с явкой с повинной. А вот и первые свидетели… хлоп! Есть один.
   Зайдя в лес, подальше от дороги, мы приземлились на мягкий лесной ковёр. Осенний  запах тундры царил, наполняя собой, воздух в котором смешались все ароматы лесных даров.
   -Ну, что, разжигаем костерок, пока комары не заели.
   -Давай…
   Собрав сухих веток и горсть листьев в кучу, Алик чиркнул зажигалкой, и тонкий дымок заструился вверх. Мгновение и костёр уже горел. Усевшись поудобней, Алик достал из пакета всё, что нужно было для «хорошо посидеть».
   -Танюш, а ты ж уже на «скорой» не работаешь?
   -Так я уже давно в роддоме акушеркой работаю. Тебе что, твоя Нажия не говорила? Сама же акушерка. У нас недавно хантюшка рожала, лежит, ноги растопырила… А со мной работает одна, да, ты, её всё ровно не знаешь. Подходит к ней с таким видом… Глядит на неё с сочувствием и говорит ей – Кто же вас только таких страшных ****, а? Ну, это надо было только видеть.
   -Ага, я представляю. Вместо того, чтобы сказать бедной бабе слова утешения, она услышала вот такое…
   -Помню, ещё в советское время, знакомая в хирургии работала, рассказывала. Поступил к ним мужичонка с аппендицитом, такой – с усами, с бородой. Даёт ему медсестра станок с лезвием и говорит – идите, побрейте перед операцией. Ну, он взял, пошёл брить. Через некоторое время выходит, нет ни усов, ни бороды, а там, всё как было, так и осталось. Вот девок насмешил. Вот что, Тань, бывает, когда пациенту не объясняют, что к чему. Дали станок в руки и брей, где хочешь, а получилось не там где надо. Пришлось перебривать.
   -Взяла бы и сама перебрила ему, раз её вина,- произнесла Татьяна, разразившись громким смехом.
   -Да уж, ты бы перебрила!
   - А чё? Поступил бы такой как Алик, мужик видный, чего и не побрить? Заодно и посмотрела бы, стоит с ним шашни заводить,- не переставая смеяться, сказала Татьяна.
   -А может я бы застеснялся, - с улыбкой произнёс Алик.
   -Да уж, можно подумать, стеснительный нашёлся. Что у тебя там такого, чтобы стесняться.
   -Бородавка,-со смехом выдавил я, зная наперёд Танькину поговорку и что вероятнее всего она сейчас ею будет произнесена. Отчёт пошёл на секунды – один, два, три, и… старт!
   -Ага! На хую бородавка, ****е прибавка,- ясно вам?
   -Всё ясно. Что ж мы ни понимаем что ли, где, что и к чему прибавлять надо. Ну, за прибавку! – произнёся тост и все намахнули.
   Вечерело. Алик снял свой китель и накинул на хрупкие плечи Татьяны.
   -А фффуражку,- промолвила не совсем внятно она.
   -На, тебе и фуражку, покачиваясь, Алик надел на её небольшую женскую голову, в которой тут же под козырьком утонуло почти половина её лица. В огромном милицейском кителе и фуражке закрывавшей пол головы, она скорее была похожа на какого-то сорванца из фильма «Республика шкид».
   -Алик, а ты на охоту ходишь? – спросил я.
   -Неа… Покачиваясь, даже уже в сидячем положении, произнёс он. Ружьё же нужно, а у меня нет.
   -Зачем тебе ружьё? У тебя же пистолет есть. Прямо так, в форме с кобурой на пузе, подойдёшь к медвежьей берлоге, станешь у входа, вытащишь свой пистолет и закричишь – Выходить по одному, ложится мордой в мох. В случае бегства стреляю, один вверх предупредительный, остальные на поражение. Да медведи после таких угроз сами тебе сдадутся, и шкурка останется целая и на лицензию не нужно деньги тратить.
   Начинало смеркаться.
   -Ну шо? Надо двигать! Скоро стемнеет. Давай выходить на дорогу, тачку ловить.
   Таня, свернувшись калачиком под кителем и накрывши голову милицейской фуражкой, мирно спала. Мы с Аликом начали подниматься вверх по накатанной колёсами в тундре колее, чтобы выйти на шоссе, поймать какую-нибудь машину. Пошатываясь, с отстёгнутым с шеи, болтающимся галстуком на зажиме, прикреплённом к милицейской рубахе, Алик начал голосовать. Машин было не много, но они действительно проезжали мимо. Видимо никто ни хотел связываться с милиционером со странным видом в алкогольном опьянении. Наконец вдалеке, медленно ползя по шоссе, показался огромный КРАЗ с полным кузовом щебня. Шуточная поговорка – Нужно, как самосвал с щебнем в тундре,- стала явью. В конце концов, мы что, не в России живём? И что нам стоит повернуть в тундру огромный самосвал, доверху гружёный щебнем, ради любимой женщины, где-то мирно спящей между пихт и ёлочек, на мягком лесном ковре из мха, валежника и ягеля, среди сладко убаюкивающих запахов и лесных волшебных духов, хранящих её сладкий сон.
   Тяжёлый самосвал медленно  по наклонной начал заезжать в лес. Осталось только найти место, где спала крепким сном Таня. Кажется здесь, нет, наверное, вон там, а может немножко дальше? Нет, мы её не потеряли, это она от нас кокетливо пряталась, спящая. Ох уж эти женщины, даже во сне не могут без своих женских штучек.
   Темнело, надвигалась ночь. Погрузив в кабину «ценный сонный» груз, захлопнув дверь Краза, самосвал медленно, как бы нехотя, тяжело стал подниматься задним ходом вверх к шоссе. Выбравшись, наконец, на дорогу, мы поехали домой.
   Вот и родная до слёз общага. Я по коридору направился к своей комнате, где меня ждали любимые и родные мне люди. А из комнаты Татьяны, ещё долго доносилась музыка. Под песню – Младший лейтенант, Танечка вытанцовывала в кителе и фуражке в общем коридоре, подпевая в унисон Аллегровой.

                Кто у нас ни первый, тот у нас второй.

   На следующий день, остались только воспоминания о бурно проведённом вчера. Я постучал в комнату Татьяны, поинтересоваться, как её самочувствие после вчерашнего лесного приключения.
   -Можно? – спросил я, приоткрыв дверь.
   -Заходи, если совести нет, - это была ещё одна её поговорка, и я зашёл.
   -Ну, чё, как самочувствие после вчерашнего, нормально? Ты хоть помнишь, как в коридоре выплясывала в кителе Алика?
   -Нет, ни помню,- засмеялась она.
   -Ох! Танька-Танька… Допрыгаешься когда-нибудь. И чё вам бабам надо? Ведь есть парень, видный, моложе тебя лет на 10.
   -Вот именно, что на много моложе.
   -Ну и что? Он же влюбился в тебя по уши, на чёрной Волге ездит.
   -Ага! Полную машину, малолеток насадит и катает.
   -Ну, а ты прямо вся изревновалась, сидя у окна в честном ожидании милого. Жалко паренька, поматросишь ты его и бросишь, разобьёшь ему сердце на мелкие осколки. Смотри, как-бы не поранилась сама.
   -Да ладно, как-нибудь разберусь. Как там, твои, вчера, всё нормально?
   -Переживать начали, когда уже совсем стемнело. Мы же любим по лесотундрам на самосвалах кататься, доверху груженым щебнем. Экзотика! Дисней Лэнд отдыхает со своим Микки-Маусом, а наши тундровые лемминги «рулят». Вот так, вот, тётя Таня! Кстати, а чё твой называет мою, тётя Нажия? Мне так смешно, ей 37, какая она ему тётя? Хотя, 15 лет разницы… Ладно, давай, я пошёл, покедова.

                В этом веке точно не будет.

   На новой квартире у Николая, мне пришлось побывать всего несколько раз. Ну, как на новой, домам уже лет по 30-40, деревяшка, на 4-х хозяев. Я даже и не помню, как она ему досталась, то ли по дешёвке приобрели, что вряд ли, деньги, хоть и малые тоже где-то надо взять, то ли Лабытнангская администрация расщедрилась. Но квартира «убитая» напрочь. «Щедрое» государство только и могло дать такую ***ню молодой семье. Точно не скажу.
   Экскурсию по квартире, напоминающую скорей катакомбы, Николай провёл с понятным огоньком. Ведь это было жилье, где он мог как-то укоренится, обосноваться, ни временно, а на постоянно, со своей семьёй. Он мне говорил, а я его молча слушал, глядя на нештукатуреные страшные стены в дранке, потолок, непонятно какой пол и т. д. Разумней было снести это, так называемое жильё и на том же месте построить новое. В Лабытнангах много старых, страшных домов отделали сайденгом. С виду смотрится вроде ни чего, а вовнутрь жутко заходить. Как говорила одна из моих бывших – У нас любят насрать и бумажкой прикрыть. Воняет, зато не видно.
   -Здесь, я хочу баню сделать,- продолжал Николай.
   Я смотрел на груду кирпичей заваливших помещение для будущей бани и молчал.
   -А во дворе, я хочу большую беседку построить, где можно было бы гостям собираться и жарить шашлык, например.
   Николай был работягой, каких в стране не мало. Этакой лошадкой тянувшей лямку нелёгкого выживание в российской коррупционной действительности. И подпиткой для него была семья - жена и дочка, которых он любил. Которые для него были той батарейкой, аккумулятором, который его заряжал, чтобы идти дальше по руинам, в прямом смысле, великой России.
   -А в зале у меня будет камин,- продолжал Николай.
   Он действительно собственноручно собрал камин. Пару раз, когда я к нему приходил, и мы сидели, потягивая пивко, я смотрел на камин. Он ещё не функционировал, в нём ещё ни разу не разжигался огонь. Камин – очаг посреди разрухи, который не согревал. От него веяло каким-то непонятным холодом. Ровно, правильно сложенный мёртвый кирпич. Вроде бы, всё так, правильно, но нет, камин мёртв без огня. Это как душа без любви, тело есть, а тепла нет.
   Некоторое время мы с Николаем не виделись, у всех свои дела, проблемы. Как-то раз он зашёл ко мне в общагу. Я открыл ему дверь,- заходи… мы присели.
   -Младший брат разбился,-произнёс Николай. Ты не знал?
   -Откуда,-ответил я. А что произошло?
   -С крыши многоэтажки сорвался.
   -Коль, а как так получилось, что ты, вот так мыкаешься? Ладно, я, всё понятно, Крым-рым, уехали, вернулись. В общем, добровольно-принудительная ссылка, как я называю. А ты? Я ж ещё со школы помню вашу семью. Жили рядом. Вас три брата, мать, отец занимался охотой, рыбалкой, двух лаек держал в вольере, даже кроликов помню. Такое хозяйство было! Как так получилось, что ты сейчас с нулевой отметке ведёшь отчёт? Когда-нибудь жизнь в России наладится? Сколько эта одоробла будет ещё разрушаться, ломая судьбы людей?
   -В этом веке точно нет, не наладится - произнёс он. Да, вот так. Ты же знаешь, что у меня мать пьёт?
   -Понятия не имею. Ваша семья, можно сказать, для меня всегда была показательно-образцовая. Ты сейчас рушишь всё мои представление, которые оказались просто иллюзиями, впрочем, как и вся эта хренава жизнь. Дааааа…
   -Отцу это всё надоело, так и развалилось всё.
   -Ну, понятно.
   -Как жена, дочка?
   -Да нормально, в детском саду работает. Пускай в коллективе лучше будет, чем дома. Худенькая она у меня. Так хочу, чтоб у неё нарос чуть-чуть жирок на животе.
   -Ну, это дело наживное. А ты всё там же на котельной, дрова рубишь?
   -Да.
   Последнее время мы с Николаем редко виделись. Он устроился в поликлинику, что-то вроде подсобного рабочего. Где ручка оторвалась, или замок нужно врезать в дверь. Что-то у него было не в порядке с лёгкими, проходил какой-то курс лечения. Может, дала о себе знать работа на котельной, рубка дров в лютый холод.
   Однажды вечером, идя с работы, он зашёл ко мне в вахту.
   -Привет, заходи.
   Вид у него был угрюмый, но значения этому предавать не было смысла. Упрямый, закалённый, сибирский характер, унаследованный от отца, преобладал в нём в избытке. Даже если у него и были какого-то плана неприятности, он всё переживал в себе, молча. Лесть в душу и тащить оттуда клещами, как-то было непринято. Захочет, человек сам расскажет.
   -Выпить хочу, а денег нет,- промолвил он.
   -Ну, так в чём проблема? - сказал я. На, держи… Возьмёшь бутылку водки «Морозная», она, так, вроде ничего, пить можно, хоть и из КБР. Как они там её такую вонючую гонят, из своих ношеных носков что ли? А эта испробована уже, вроде не палёнка. И пивка возьми бутылочного «Оболонь».
   -Хорошо, я тебе деньги позже отдам.
   -Ты чё, перестань, ерунду какую-то порешь.
   Магазин был неподалёку, поэтому Николай вернулся быстро, с пакетом, где позвякивали бутылки с пивом и пол литра водки. Одет он был в какую-то болоньевую камуфляжную тёплую куртку и такие же штаны. Как-то непонятно ощущалось, что мы с ним уже давно не виделись. Хорошо это или плохо, не знаю. Но то, что это не пошло на пользу, ни мне, ни ему, это точно. Я подкатил журнальный столик к дивану, и мы присели. Не успели налить по первой, как Николай её сразу же опустошил. Тоже самое происходило и с последующими полными рюмками водки.
   -Куда ты гонишь так? – спросил я его.
   Я уже ни помню, о чём мы с ним разговаривали, да и это уже не столь важно. Была пятница 21-ое февраля 2003 года. По телевизору Якубович раскручивал свой волшебный барабан, раздавая призы на поле чудес, в стране дураков. Мы недолго посидели. Николай начал собираться.
   -Ладно, надо идти домой,- сказал Коля. Я деньги тебе позже отдам, - на эту повторённую им не единожды фразу, я уже промолчал. Может действительно человек устал, бурловит, и сам ни понимает что.
   -Ну надо, так надо,-поддержал я, зная, что он вечно спешил, то дочку надо забрать из садика, пятое, десятое… Да мало разве дел? А у него их было столько, что казалось их не переделать до конца жизни.

                Утро холодное, утро морозное.

   На следующее день, часов в 10-11 утра ко мне постучался одноклассник Алексей.
   -О, Леш, заходи! Чёй-то ты, нежданно-негаданно?
   -Ты, ещё ни чего не знаешь?
   -А что? Я застыл в неком ступоре, ожидая услышать что-то очень плохое.
   -Крепись Женька,- произнёс чуть не плача Алексей,- Николай застрелился, нет больше Кольки.
   Уже потом я узнал то, что у него были проблемы в семье. Измена жены. Это видимо и сыграло роль детонатора, стало последней каплей упавшей на тот груз, который он и так еле нёс на своих сильных плечах, небольшого роста, коренастый сибиряк, Николай.

                Послесловие.

Несколько лет спустя, после трагической гибели Николая, я узнал от Татьяны, что молодой парень, с которым они встречались, после расставания с ней, пустился во все тяжкие и вскоре заразившись, умер от СПИДа.

От Автора:
Все персонажи и события настоящие, поэтому имена героев изменены.