Поэзия и визуализация информационного пространства

            


      Тот факт, что информационное пространство все сильнее и сильнее захватывает и укрепляет свои позиции, сегодня неоспорим и этой теме посвящена масса материала представителями науки, искусства, философии. Информационное пространство превращается в новую, виртуальную реальность, в которую с головой уходит все больше и больше людей, и этот процесс сегодня приобрел лавинообразный, неотвратимый характер. Скажем,  авторитетный американский футуролог современности Э. Тоффлер вообще, обозначает его, как фундаментальный, революционный сдвиг в истории человечества, носящий всеобщий характер, и называет третьей информационной волной развития мирового сообщества после первой сельскохозяйственной и второй индустриальной. В силу основательности работ вышеуказанного автора, с этим тяжело не согласиться, хотя следовало бы внести многочисленные корректировки в это все-таки спорное утверждение. В данной статье, я не ставлю перед собой такой масштабной цели и пытаюсь ответить на куда более скромные вопросы. Речь пойдет о поэзии.
     Сразу же укажу на очень серьезный социологический пробел в свой работе. Здесь не будет статистических данных о том, как за последние десятилетия изменилась доля читающей аудитории. Кроме того, раскрывая тему, я практически не затрагиваю аспект о качестве современной художественной литературы в целом (эту тему я по праву оставляю для литературных критиков). Рассматриваемые вопросы будут базироваться на  априорном положении, что круг читающих людей неуклонно снижается по причине постепенного ухода в мир визуальной информации, в которой текст является вспомогательным, вторичным компонентом. Более того, в своей статье я вынужден буду указать (опять же без всякой статистики, обозначив это просто понятием массовой тенденции), что люди уходят именно от сложных форм литературного творчества, в частности от поэзии, которая трансформируется в очень закрытое, оторванное от широкой аудитории искусство.
    Если мы вспомним антропологию, то вынуждены будем признать, что возникновению языков, предшествовал очень длительный промежуточный переходный этап визуально-знаковой передачи информации между зарождающимися сообществами первобытных людей. Членораздельная речь возникла не вдруг, она связана с формированием простейших понятий о предметах окружающего мира, которые нужно было связывать в достаточно сложные универсальные конструкции-предложения для передачи информации друг другу членами племен или союзов племен. Для этого требовались фундаментальные революционные изменения в сознании людей. Появление речи изменило в людях все: мышление, восприятие этого мира, объем и функции памяти. В связи с появлением речевого аппарата мышление стало более структурированным и глубоким, появились элементы абстрагирования, предшествовавшие научному и философскому мировоззрению в форме первых теологий и первого фольклора (скажем, сказания о ловком охотнике и т.п.). Восприятие стало понятийным, появились первичные классификации всех предметов в этом мире, камень стал камнем со всеми присущими только ему признаками. Стремительно начала развиваться память, поскольку построенные в логические и образные системы понятия стало легче хранить в голове. Думаю, в это же время и появилась первая изустная поэзия.
    Визуальное информационное поле более архаично и примитивно. Визуальное восприятие, не переведенное на уровень словесных понятийных систем, погружает сознание на более низкую ступень, которая была до появления структурированной речи. Не смотря на свою универсальность визуальные образы значительно проще словесных, скажем, могут быть десятки экранизаций одного и того же художественного литературного произведения и все равно они не передадут всех тонкостей, нюансов и оттенков художественного текста, который обладает свойством формировать представления в зависимости от культурного и интеллектуального развития каждого отдельно взятого читателя. Однако, являясь более архаичной, визуальная информация обладает массой бессознательных преимуществ. Еще Фрейд заметил, что сны в подавляющей своей массе представляются именно в форме бессловесных, сложноорганизованных образов. Другой особенностью этой информации является, то, что она, говоря простым языком, является «ленивой», то есть возможные представления подаются прямо, а не опосредовано, как это бывает в художественной или научной речи. Эта легкость подкупает нас. Зачем читать, если можно посмотреть? При чтении научного или художественного текста, мы проходим через более сложную процедуру осмысления: абстрагируемся, включаем воображение, прочитанное задействует нашу память (например, герои художественного произведения видятся нам в соответствии с воспоминаниями о тех или иных людях и т.д.), все представляется индивидуально, специфически в соответствии с уровнем нашего воспитания и образования и прочее, прочее, прочее. Чтение (не всякое конечно) развивает наши интеллектуальные, и думаю креативные способности.
    Важное место в художественной речи занимает поэзия. На мой взгляд, поэзия это вершина литературного творчества. Впрочем, это конечно мое мнение и ниже я его обосную. Естественно его можно при желании оспорить. Попробуйте сделать это.
    Итак, прежде всего, будет правильным обратить внимание на качественные характеристики этого вида искусства. Поэзия, в отличии от прозы является своеобразным информационно-образным сгустком  когда в сравнительно небольшом количестве слов заложено комбинационное многообразие смыслов, подтекстов и красочных соцветий. В поэзии огромное значение придается звуковой палитре, которая органично сочетается, как с эмоциональной, так и смысловой нагрузкой текста. Поэзия всегда ритмична, что объединяет ее с музыкой, стихи могут превращаться в песни. Поэзия более полно и глубоко передает эстетические и чувственные переживания, не теряя наряду с прозой философской или даже научной проницательности. Поэзия в отличии от прозы чаще всего является не линейный текстом, уделяя повествованию второстепенную роль. Поэзию очень сложно, а иногда не возможно визуализировать с помощью современных технических средств, как это очень даже просто делается во время экранизации прозаических литературных произведений. Впрочем, здесь нужно сделать оговорку, хорошая поэзия все-таки визуализируется, но для этого нужен опытный профессиональный художник, который проработает текст через живописную призму образов. В данном случае поэзия своеобразно роднится с живописью, которая сегодня, к сожалению, тоже переживает кризис, как искусство, но по причинам несколько отличающимся от рассматриваемых. В заключение нужно сделать несколько комментариев относительно художественной литературы, в которой прозаический и поэтический текст довольно часто совершают взаимное проникновение. Если не учитывать эту взаимосвязь между поэзией и прозой, то может показаться, что я незаслуженно возвеличил первую и принизил значение второй. Однако это не так. Скажем, бывает проза в стихах и сегодня ее все чаще можно встретить в песнях или бывают стихи в прозе. Перечисляя качественные характеристики поэзии, я попытался выделить ее наиболее типичные особенности, забытые обществом, на которое хлынул поток  визуализированной информации, где текст выхоложен и предельно упрощен. 
    Думаю, главной причиной потери поэзией своих значимых позиций стал процесс глобализации в самом широком его понимании. Сложная образная  речь, присущая этому виду искусства, делает ее очень проблематичной, а иногда невозможной для качественного перевода. Переводчик хороших насыщенных тропами стихов стоит перед многоаспектной проблемой, когда необходимо одновременно сохранить их авторскую образно-ритмическую самобытность и в то же время интегрировать в другую языковую культуру. На фоне снижения интереса читателя к поэзии, хорошие переводчики становятся специалистами, которых буквально можно пересчитать по пальцам, иногда всего одной руки. Другое дело визуальная информация, образы которой универсальны для жителя любой страны и представителя любой культуры, а ее вспомогательный, часто очень конкретный, лишенный глубокой речевой нагрузки текст переводится очень просто.
     Другой важной причиной блокирующей поэзию, как искусство это заниженные требования современного читателя к форме и содержанию того, что выходит в печать через издательства или выкладывается в Интернете. Привыкнув к фильмам, компьютерным играм, вообще многочисленному видеоассортименту в шоубизнесе или просто разбросанному по глобальной сети, где роль текстовой информации поставлена в подчиненное положение, люди либо прекращают (или даже не начинают) читать, либо уходят от изощренных сложностей хорошей художественной литературы.
    Важную роль в авторитетности поэзии как искусства играла хорошая, близкая к традиционной, сложной, классической форме музыка. Когда-то в США большим спросом пользовались песенная поэзия, являвшаяся равноправным с музыкой элементом рок культуры, которая сегодня практически ушла в подполье. Во время научно-технической революции в Советском союзе был своеобразный период всплеска интереса просто к поэзии, которую читали перед самой широкой аудиторией. В ряде развитых стран, где традиции до сих пор играют значимую роль, и поэзия сохраняет свои позиции важного для общества искусства. Например, в Англии и сегодня появление любого хоть как-то заявившего о себе поэта внесшего даже незначительный вклад в это искусство фиксируют в специальной поэтической энциклопедии.
     Ускорение жизненных ритмов, потребительская логика развития общества, сосредоточенность на базовых потребностях, удовлетворить которые становится все сложнее, лавина новых гаджетов способных заполнить свободное время бесчисленным количеством ток-шоу, игр, фильмов, новостных блоков, легкомысленных видеороликов и легковесных, поверхностных в поэтическом отношении песен поглотили время основной массы людей.
      Отчасти поэты сами виноваты в отрыве широкой аудитории, уходя в сферы малопонятных экспериментов и новых направлений, которые не в силах осмыслить, не только простые люди, но даже  дипломированные специалисты, сориентированные на традиционную поэзию.
      Впрочем, пора перейти к ключевой мысли статьи. Дело в том, что мы столкнулись с проблемой, которая не так проста, как может показаться на первый взгляд. Мне могут сказать: « Ну и что? Подумаешь, не будем читать стихи! Какое нам дело до этой долбаной литературы и всех ваших заморочек? Мне в школе и так достаточно промыли мозги всей этой ботвой. Все это устарело!»
      И действительно, а не устарела ли поэзия? Есть ли у нее вообще будущее?
      Думаю, что есть и попробую обосновать свое мнение. В первой части статьи, правда, поверхностно, вскользь я указал на то, что интеллектуальное развитие человечества исторически было детерминировано переходом от визуально-знаковой системы передачи информации между членами племени (такое общение на самых примитивных стадиях сегодня мы можем наблюдать в группах человекообразных обезьян) к все более и более сложным речевым конструкциям, которые стали прогрессивным скачком в дальнейшем становлении мышления, восприятия и памяти. В определенный момент культура словесных формулировок достигла своего пика сложности и насыщенности в художественной литературе. Это произошло в период  девятнадцатого и двадцатого столетий. Не знаю, случайно или закономерно параллельно этому художественно-литературному всплеску произошел мощнейший, немыслимый технологический скачок, беспрецедентный в истории мирового сообщества. Причинно-следственную связь между этими двумя казалось совершенно разными процессами в истории человечества доказать очень сложно. Да и существует ли здесь связь, ведь речь идет о принципиально разных сферах имеющих лишь опосредованные общекультурные основы? Мне видится, что это отдельная большая работа, отслеживающая природу креативного мышления, как в науке, так и в искусстве. Если положить в основу нашего рассуждения положение о том, что в основе научного открытия и создания стихотворения или поэмы лежит идея, нам легче будет понять общий фундамент, как научного, так и литературного творчества.
      Эдгар По в своем знаменитом эссе «Философия творчества» очень подробно описывает процесс написания бессмертного «Ворона». В частности он пишет следующее: «…я не изменю требованиям приличия, если раскрою modus operandi одного из своих собственных произведений. Я избираю «Ворона», как поэму, наиболее распространенную. Я намерен доказать, что ни один из пунктов этого произведения не может быть приписан случайности или вдохновению, и что труд этот шаг за шагом, продвигался к своей окончательной формулировке со всей отчетливостью математической задачи». Далее, По актуализирует и аргументирует каждый свой шаг, соотнося его с требованиями читателя своего времени. И вот, что интересно, в своих рассуждениях он очень близок, если не тождественен сформулированной в 20 веке гипотетически-дедуктивной модели научного метода (сведения из Википедии), состоящей в применении следующих шагов:
1) Рассмотрите проблему и попытайтесь осмыслить ее. Если это новая для вас проблема, переходите к шагу 2.
2) Сформулируйте предположение. Если ничего из известного не подходит, попробуйте сформулировать объяснение, изложите их в своих записях.
3) Сделайте выводы из предположения. Если предположение (шаг 2) истинно, какие из него следствия, выводы, прогнозы можно сделать по правилам логики.
4) Найдите факты, противоречащие каждому из этих выводов, с тем, что бы опровергнуть гипотезу.
      Если по итогам шага 4 выводы из шага 3 выдержали проверку, можно продолжить и перейти снова к 3-му, затем 4-му, 1-му и т.д. шагам.
      Интересное совпадение, не правда ли? Я вам скажу больше и приведу в качестве примера свое собственное произведение – стихотворную сказку «Мистер Иванов», которая рассчитывалась пошагово с точки зрения ее актуальности и возможной популярности сегодня. Сначала я, как делаю это обычно, не прибегая к большим стихотворным масштабам, начал писать ироничное стихотворение о неком мистере Иванове. Получилось следующее четверостишие:
               
                «Режиссер своих великих снов,
                Креативный мистер Иванов
                Родом из потомственных крестьян
                И живет в избе среди полян…»
 
    Однако четверостишие, выстроенное парной рифмовкой в форме пятистопного хорея вдруг увлекло меня в какую-то абсурдную реальность этого героя, сочиняя дальше я смеялся и решил продолжать в этом же духе, что-то большое. Я поставил задачу написать целую книгу о приключениях Иванова, которая должна была быть богато иллюстрирована гротесковыми картинками, увеличивающими юмористический эффект. Мне увиделся подарочный формат этой книги. Однако для того, что бы сказка не показалась затянутой, я решил разбить ее на блоки, каждый из которых завершает песня, исполняемая либо героем, либо одним из многочисленных персонажей. Так возник альбом песенных текстов, вплетенный в контекст сюжета. Я работал планомерно, каждый день, делая определенное количество строк, самокритично проверяя их и соотнося со сказкой в целом. Главной задачей было сделать свое произведение и современным, и веселым, и драматичным одновременно. Визуализированное профессиональным художником, музыкально-поэтическое произведение должно было стать многотиражным, коммерческим изданием, о чем указано в финале книги. Таким образом, сказка писалась, как своеобразная бизнес-идея, использовалась формула А.С. Пушкина о том, что поэт должен получать за свой труд деньги. Здесь можно проследить еще одно сходство между наукой и поэзией (искусством в целом) – наука может носить фундаментальный характер, а может прикладной, обусловленный технологичными разработками, такую же градацию можно рассмотреть в поэзии (в другом искусстве), причем качество текста может быть достаточно высоким и в коммерческом стихотворном произведении. Это с одной стороны. С другой при написании применялась в общих чертах модель научного метода, когда я размерял масштаб, содержание и форму того или иного блока сказки, пытаясь достичь его смысловой самостоятельности и цельности с сюжетом одновременно. Вообще, сказку можно подвергнуть сложному литературному анализу, но у этой статьи другие задачи и может показаться, что я занялся саморекламой, отвлекаясь от главного. Вернемся к теме статьи.
    К сожалению, пока мои аргументы не оформились даже в гипотетическое обоснование причинно-следственных связей между наукой и поэзией. Воспользуюсь методом фальсификации Карла Поппера. Допустим, что лавинообразная всеобщая визуализация информационного пространства процесс прогрессивный и ставит человека на более высокий уровень развития, ликвидирующий институты высокоорганизованной речи, как устаревшие и утратившие свою актуальность. Следовательно, уменьшение словарного запаса и упрощение конструирования сложных, художественных, образных языковых систем благо и стимулирует креативные и мыслительные функции человека. Представим себе даже, что непрерывное упрощение общения в социальных сетях, во время разговоров по телефону, в ходе личных встреч, которые становятся все короче и короче из-за насыщенного событиями дня, все большее посвящение времени компьютерным играм, просмотру телевизора, фильмов, роликов, прочим визуализированным забавам, где роль речи второстепенна – обогащает нас, делает более творческими и развитыми интеллектуально. Допустим, что мы столкнулись с новой техногенной формой прогресса, в которой словам выделена лишь придаточная функция обрамления визуальных образов. Если это так, то и значение языковых понятий о предметах окружающего мира размывается, теряя информативную ценность, поскольку их все легче заменить видео или фото информацией. Сознательная, мыслительная деятельность теряет ранее важное промежуточное звено воссоздания сложных речевых конструкций в процессе коммуникаций. Текст легко заменяется визуальной информацией с короткой ремаркой, причем для этого достаточно простого щелчка пальцем. Традиционное языковое богатство, его эстетическое и образное многообразие превращается в избыточность не соответствующую скоростям и требованиям времени… Но не кажется ли вам, что мы идем по направлении к временам, когда членораздельная речь еще не сформировалась. Невольно вспоминается Эллочка из блестящего романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». Конечно, этот образ во многом гиперболизирован, но все-таки, не теряем ли мы нечто базовое, основополагающее? Процесс визуализации принял свои подавляющие масштабы сравнительно недавно и его последствия еще в полной мере себя не показали. Мы можем только попытаться заглянуть в будущее, где речь ограничена скудным запасом только самых необходимых слов в большей части своей выражающих мотивацию базовых, самых жизненно необходимых слов. Вот здесь, на мой взгляд, как раз и происходит стыковка науки и художественной литературы.
     Обще известен «синдром Маугли», когда ребенок от рождения проживает свои ранние годы в среде диких животных, которые его выкармливают и оберегают, так же как делают это в отношении собственных детенышей. В дальнейшем, попадая к людям, спустя годы, этот ребенок дезориентирован в обществе и при всех стараниях опытных воспитателей и педагогов не поддается обучению и социализации, скажем, его практически не возможно научить членораздельно разговаривать, он не усваивает элементарных арифметических азов и т.д., продолжая подражать поведению тех млекопитающих, с которыми провел первые годы своей жизни. Человек существо социальное, практически все психологические школы сходятся во мнении, что наиболее интенсивное, полное и всестороннее формирование личности происходит в первые пять лет его жизни. Выделяется так же период подросткового полового созревания, но отмечается, что он уже не так важен и фундаментального значения не имеет. Итак, маленькие дети познают этот мир, емко впитывая информацию об окружающем мире и представления о нем, как визуально, так и в процессе общения со взрослыми и сверстниками, одновременно выстраивая в сознании сложную речевую архитектуру и приобщаясь к общекультурным ценностям. Это очень тонкий и сложный одновременно, связанный с многочисленными специфическими особенностями период в жизни человека. В частности Владимир Набоков, в своем автобиографическом романе, при описании детства, рассказывает о цветовом восприятии всех звуков, в результате которого слова получали многоцветную визуализированную окраску. Любопытство маленьких детей безгранично. Они хотят знать все, часто ставя взрослых своими вопросами в самое затруднительное положение и это общение, конечно же, происходит в области предметного, понятийного, словесного информационного поля, где иллюстрация является лишь вспомогательным, дополняющим компонентом. Роль живого, прямого общения ребенка со взрослым не в состоянии заменить современные технические средства коммуникаций, хотя сегодня постепенно и происходит эта подмена, в данном случае мне видится, что подобная суррогатная подмена может сыграть злую шутку в будущем с уже сформировавшимся зрелым человеком, поскольку он научится видеть в машинах единственную и быть может главную опору в решении задач выходящих за пределы их программных возможностей, а именно утратить компонент креативности в мышлении. Таким образом, высокохудожественные образцы литературной речи, воспринятые взрослыми, играют огромную роль в воспитании и обучении детей, формировании у них прочного, фундаментального личностного потенциала. Кроме того, важно заметить, что дети совершают профориентацию в достаточно позднем возрасте, когда уже практически сформировались. В раннем возрасте они не знают, кем станут и развитый языковой, насыщенный образами калейдоскопический (вы вращали в детстве калейдоскоп с кусочками разноцветного стекла? а вы знаете, что эти калейдоскопические узоры никогда не повторяются?) аппарат может сыграть очень важную роль практически в любой профессии, запустив у личности присущие ей индивидуальные мотивации оригинального мышления, нестандартного решения задач, умения посмотреть на проблему по-новому, не так как это делало большинство, рассматривавших ее ранее, либо даже вообще увидеть проблему там, где ее никто не видел. Но это еще не все. Важной психологической характеристикой ученого, рассматривающего скажем математические вопросы, является то, что он своеобразно поэтизирует их, видит в них своеобразные стихи или поэмы, только в другой знаковой системе. И напротив (я уже привел пример эссе Эдгара По), поэты выстраивают свою работу оперируя очень точными понятиями стихотворного размера, количества стоп в той или иной строке, правилами наиболее оптимального построения слов в замкнутых смысловых конструкциях, максимально насыщая речь всем спектром тропов: звукописью, эпитетами, сопоставлениями, противопоставлениями, литотами, гиперболами, олицетворениями, аллегориями, метафорами и т.д. Отдельно взятое сильное стихотворение является своеобразной даже не словесной, буквенной формулой, для подробного рассмотрения которой может потребоваться большая фонетическая, лингвистическая, филологическая или даже философская монография, а возможно глубокий системный анализ, охватывающий сразу несколько гуманитарных наук.
     Итак, кое-что у нас уже есть. Во всяком случае, крепкая гипотеза, которую можно конечно и оспорить, но все-таки она уже сейчас обладает потенциалом трансформироваться в сильную теорию при условии развития ее положений и подтверждения их многочисленными эмпирическими и статистическими данными. Однако, я не настолько честолюбив и настойчив, а потом мои возможности основательно ограничены обстоятельствами, которые я не хочу оглашать.
     Завершить статью, я хочу неожиданно. У поэзии есть будущее. Причем оно прекрасно. Я предлагаю техническое решение этой проблемы с использованием творческого коллектива. Учитывая сложности поэтической визуализации, необходим художник, чутко воспринимающий ритмически-текстовые образы, общий контекст произведения, важно современно и перспективно использовать трехмерные, перетекающие видео-образы, а так же написать соответствующую эмоциональному настроению и эстетической стороне стихотворения музыку ( соавторство станет полным, мы реанимируем три искусства: поэзию, живопись, музыку) и конечно стих красиво прочитает актер… Это привлечет внимание широкой аудитории к глубокому, серьезному искусству. Но реалист ли я в этом вопросе?..  ;