Кажется, герои...

                Порой мне кажется, что мы герои.
                Б. Гребенщиков

                Сегодня, хлопцы, за Родину помирать не треба.
                Сегодня за Родину пожить треба.
                Х/ф "28 панфиловцев"



Недавние дискуссии о подвиге 28 панфиловцев (было, не было?) и Зои Космодемьянской (героиня, больная?), помимо того, что разнообразили и оживили публичный пленэр (где в последнее время всё больше "о дряни"), заставили вспомнить о хорошо забытом в годы перестройки феномене героизма (и того, с чем его едят). Война продолжается.

Помню, в стародавние советские времена была в одном славном пионерском лагере аллея пионеров-героев. Это - как положено. Марат Казей, Лёня Голиков, э-э... странно, что хоть эти имена сохранила память (имена, но не подвиги). Нарисованные самодеятельным художником, герои имели вид зловещий и странноватый, и в сумерках по аллее лучше было не ходить. Словно злые демоны, бывшие мальчики и девочки с двух сторон нависали над неосторожным и сеяли в душе тревогу. Впрочем, дети не обращали на них внимания, бегали вдоль страшной аллеи и в ус не дули. Подозреваю, что они попросту не знали, кто это, и почему увековечены здесь в таком виде.
Вырвавшись из советского идеологического повидла, теперь уже не знаю и я. А действительно, кто они - герои? Сравнение с демонами пришло на ум не случайно. Они и есть демоны, духи умерших, вызванные из небытия для того, чтобы послужить верой и правдой живым. Как же именно послужить? Вот в Древней Греции, где существовал культ героев, они после своей смерти оберегали посевы и города. Так, например, Тесей сражался за афинян в битве при Марафоне, его увидели, опознали. Другие герои тоже не отставали, всяк на свой лад. Ну, а наши? Зоя Космодемьянская? Володя Дубинин? Не к ночи будь помянут, Павлик Морозов?
Греческие герои служили образцами для тамошней молодёжи и вдохновляли творческую интеллигенцию. Наши не хуже: читал в детстве "Улица младшего сына" - отличная книга о подвиге Володи Дубинина! Но странно: подвига не помню, а смешные и трогательные детали, любовно выписанные автором, так и стоят до сих пор перед глазами... Странного-то мало. Как ни старался агитпроп, идеологическая составляющая образа героя уступала место живым и человеческим подробностям. И это при том, что такие детали глушились (и глушатся?) в пользу бронзы и прочего гранита. Живой не нужен - нужен мёртвый, этот не подведёт, не выдаст?
В Греции уважаемые и почитаемые герои обладали недостатками и даже пороками, и всем эти пороки были известны. Возьмите хотя бы Геракла - это же сексуальный маньяк (дочери Феспия... а? 50 за ночь! герой!). И - ничего. На культ эти порочащие образ детали не влияли. И это при том, что статус греческих Орестов и Ахиллов промежуточный: между людьми и богами, а упомянутый Геракл, тот и вовсе после смерти воссел на Олимпе. "Ничто человеческое..." Да разве только человеческое! И зооморфное, и териоморфное, и амбивалентное, и... А список грехов? Убийство, изнасилование, инцест, святотатство и богохульство... банальное членовредительство (это - сплошь и рядом) на таком фоне смотрится так же невинно, как детская игра в крысу (см. Михельсон, Конрад Карлович). Культ героев, как ни крути, носит следы архаической эпохи, в недрах которой родились все эти полулюди с маниакальными наклонностями, - что поделаешь, время такое...
Разумеется, герой как символ есть не что иное, как форма психической реакции на определённые внешние раздражители, оправдание такой реакции. Детство человечества не завершилось, оно продолжается, как продолжается - всю жизнь и до смерти - детство каждого человека. Порождённые детством герои тоже никуда не ушли: их культурообразующая функция по-прежнему актуальна, и в текстах мифов и сказаний Древней Греции всё новые поколения обретают литературное выражение своего далёкого прошлого. Можем ли мы сказать с полной уверенностью, что рождённые революцией и первыми десятилетиями новой эры герои столь же культурологически значимы, ценны, фертильны и влиятельны? Вопрос, что называется, риторический. Нигде и никогда советские идеологемы не выходят за пределы узко очерченного значения. Они утилитарны, содержательно бедны, эстетически непривлекательны. Если греческие герои выполняли задачи цивилизационного плана (борьба с чудовищами), консолидировали разрозненные племена вокруг общего алтаря (задача национальной идентификации), тем самым способствуя формированию социума на основе общего культа, то что могут продемонстрировать в этой области наши герои, с петлей на шее? Узок участок их "деятельности", и время их сочтено... да оно, собственно, и закончилось, "такое время".
А что у нас, было и есть? У нас всячески подчёркивается, что люди, совершившие подвиг, не боги или полубоги, они такие же, как ты и я ("У нас героем становится любой"). Нормальные такие. Не без своих недостатков, но и без выпячивания оных. "Норма" со временем понимается как прокрустово ложе, и уложенное туда тело принимает все черты древнегреческой статуи каросского мрамора. Кого привлечёт мёртвая царевна? И к чему сегодня воскрешать некоторые типические особенности поклонения тотемному предку или фигуре, его замещающей? Вместо того, чтобы максимально насытить ту же Зою реальными чертами, ей присущими (уж какая была), мы шарахаемся от малейшего намёка на то, что была-то она не совсем (или совсем не) такая, как в мифе...
Разумеется, деликатность не помешает. Уважение к памяти. Будем говорить о героях, довольно о о дряни. В конце концов, нужно воспитывать на положительных примерах, не так ли? Зина Портнова... Павлик Морозов... вы уверены? Воспитаем на Павлике? И кого воспитаем? И потом, не найти ли героев поновее и поближе? Таких, знаете, более понятных современному подростку... А то ведь для них война и тем более революция - это, как Пушкин, если уже не Геракл.
Они есть, сегодняшние, их не может не быть. Живые. Почему же непременно мёртвые и с автоматом или гранатой? Есть мирные труженики: выберем сталевара или учительницу - хуже не будет, чем Павлик Морозов. "Every generation throws a hero up the pop charts". Убрать слово "pop" - и вперёд, на поиски...
Нельзя без подвига. Подвиг выдвигает обычного человека (обычного ли?) в такое экзистенциальное измерение, где он, уже в ранге (местного, национального) героя своим примером показывает условность ограничений, которые накладывает на человека его природа. Подвиг сообщает жизни новый смысл, выходящий за обыденность, и даже выходящий за время и опыт самой жизни.
Но воспитывает ли подвиг? Действительно ли герой становится образцом для подражания? В годы моей молодости пионерские дружины боролись за имя одного из героев, например - Марата Казея, но многие ли пионеры боролись за право быть Маратом Казеем? Какую пользу принесли формирующейся личности заученная (и затем благополучно забытая) биография и шагистика под горн и барабан? И уж если мы говорим о воспитании себя будущих, то допустимо ли воспитывать на примере не созидателя, но разрушителя? Глубоко убеждён, что убивающие людей "герои" должны быть выведены из пантеона, раз и навсегда. Нужно готовить к жизни. Но готовить на примерах любви и самопожертвования. "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих" (Ин. 15:17). И своим вмешательством остановил начавшееся кровопролитие, рану - исцелил... Спас жизнь товарищу, вынес с поля боя. Бросился в огонь, чтобы вынести немощного, малого, слабого. Заслонил беззащитного от злодеев. Да разве мало их - светлых подвигов, возвышающих это имя: Человек? Исцеляющих, а не калечащих?
Подвиг - единичное событие. Готовить "орлят миллионы" к единственному и зачастую последнему событию в их отнюдь не орлиной жизни означает подменить жизнь начальной военной подготовкой. А ведь, кроме подвига, есть подвижничество. Тоже подвиг, но на всю жизнь. Не вспыхнуть, пусть героически ярко, а жить - просто жить, честно и не роняя достоинства, выполняя свой долг. Так, как жили герои повести Лескова "Кадетский монастырь". Без громких слов, без "свершений". Жили честно и на виду - как пример (и многие, пишет автор, этот пример усвоили и на деле это доказали). Подвижничество - никак не меньший подвиг, чем с гранатой под танк. Подвиг, в отличие от боевых, военных, куда более подходящий для "юноши, обдумывающего житьё": жить, а не умирать; жить, чтобы не было стыдно... И ведь нельзя, невозможно - учить жизни на образах смерти. Не самураев готовим, это для тех медитация на смерти была обязательна, и с этого начинался день, не камикадзе. Это - и быстрее, и проще. "Урок мужества"... жизнь таких уроков задаёт куда больше, чем сестра её, смерть. И мужества они потребуют больше.
Страна знает своих героев? Страна знает тех, кого страна создаёт как героев. Выбор материала бывает показателен. Народ может поклоняться лишь тому, что составляет его сущность, поклоняться "в особенных природных образах и существах", и не может поклоняться ничему иному (Л. Фейербах. "Эрлангенские лекции по логике и метафизике"). Ах, какая невесёлая будущность вырисовывается для нации... ужели? Быть такого не может, и не может, не должно быть прославления смерти в подвиге и в образе героя. Это путь в никуда.
Романтика смерти влечёт молодых. Но если хотим жить, "жить и выполнять свои обязанности", тогда - символы смерти из культурного пространства - долой, романтику смерти из учебной программы - прочь, а оставить романтику жизни. И как урок. И как задание на дом.
Треба жить? Будем жить.

PS. "... пару слов без протокола." Героическая форма онтологически принадлежит той "части" человеческого существа, которую о. Павел Флоренский именовал "усия", сущность. Усия - это стихийная подоснова, бытийственная бездна, дионисийское начало (Ф. Ницше). Это "родовая кровь" человека. Языку крови естественно присущи героические знаки. Усия находится в диалектическом единстве с духовной составляющей человеческой личности, или "ипостасью". Ипостась, по Флоренскому, это личная идея человека, его "лик". В терминах Ницше, ипостась выражает аполлоническое начало. В социуме, в культурном пространстве ипостась доминирует над усией как сдерживающее и организующее, пассивное естество. Активность усии угнетается и канализируется в те сферы бытия, где творческие энергии используются для воспроизведения глубинных слоёв родовой памяти, а в сущности - для моделирования управляемого хаоса в акте "творения" бытия. Содержательный план мышления, ипостась и усия одинаково "пусты" как содержательный план сознания.


26 декабря 2016 г.