День шестой

      Разлепив утром глаза, он с трудом вспомнил вчерашний вечер. Начиналось все прекрасно – запотевшая бутылка водки, разные соленья и острые закуски…и, дернул его черт, решить, что лучшей закуской к русской водке будут креветки, жаренные по-тайски в чесночном масле…
     Нет, креветок он, естественно, съел, и водку выпил, но решительно не помнил, как вымыл посуду, как уснул и, что ему снилось. Да…он проснулся на удивление свежим, хотя, червячок неудовлетворенности копошился в его груди. Пытаясь его заглушить, он плотно позавтракал, а эта сволочь все не успокаивалась, чего-то не хватало. Недоперепил, вдруг возникло  в  голове. Это было странное состояние. Вроде все нормально, но не хватает завершающего штриха. Как художник, недовольный завершенной картиной, он с раздражением прошелся от комнаты до кухни, от бара к холодильнику. «Тысяча чертей!», прорычал ему вслед Д’Артаньян–Боярский из включенного поутру телевизора. Сразу захотелось арманьяка, но он был давно выпит, а тащиться в зимнюю промозглость, дабы удовлетворить свое желание, не было никакого настроения. Да и магазины еще закрыты. Ну что ж, кизлярский молодой бренди, найденный в холодильнике, вполне достойная замена арманьяку, тем более, что он, этот бренди, почему-то стоил дороже кизлярского же выдержанного коньяка. Пергаментно-тонко нарезав лепестками лимон, он посыпал его молото-шоколадным кофе вперемежку с кокаиновой невесомостью сахарной пудры, прежде, чем, свинтив горлышко изящной бутылке, налил себе бренди в раздавшуюся в боках коньячную рюмку из оникса. Опрокинув ее, он всосал, как не двусмысленно прозвучит выбранное для описания этого процесса слово, лепесток лимона и ощутил разливающееся внутри блаженство, сравнимое разве что с близостью, которую дарит нам любимая женщина. Начиналось утро субботы…
      «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой».(Ветхий завет. Книга первая)