Сны под утро

Я провожаю сумерки домой.
Я выхожу на старую дорогу.
На улице работает метлой
Знакомый дворник, верующий в Бога.
Он вскорости закончит подметать
И, может быть, захочет выпить чаю,
А я опять при свете засыпаю.
Никак не научусь не засыпать.
Я вижу эти улицы во сне.
Они и сами словно в полудрёме,
Как большинство вещей во снах о доме,
Из тех, что можно видеть по весне.

Я прохожу по улице. Вокруг
Всё замерло, и - странно, незнакомо.
Я узнаю места - но я не дома.
Смотрю на руки - и не вижу рук.
Здесь только что - теперь совсем не то,
А может быть, вот-вот? Ещё не скоро.
Закат. Дома. Я трогаю заборы.
Я из колонки делаю глоток.
Вот так распалась улиц глубина
В сопровожденье медленных овчарок.
Мальчишки, выходящие из арок -
Мучительно реальные для сна.
Один спокойно гладил по спине
Гирлянду веток, бывшую собакой
И говорил мне, плачущему: "Плакать
Не нужно. Это - фильмы на стене."
И это были фильмы на стене.
Как только он сказал, я понял сразу,
Что много лет одну и ту же фразу
Я ожидал. Теперь она - во мне.
И это были фильмы на стене.
И, путь по этим улицам продолжив,
Я трогал листья, попадал под дождик,
И в ожиданьи надписи "конец"
Мне захотелось видеть, кто снимал
Кино, и кто снимался в этом фильме,
Я думал о безумной кинофирме,
О семицветьи радужных колец,
Сопровождавших пасмурный полёт
К холодному, застывшему рисунку,
Где в синем льду задумчивую лунку
Бессонный дворник до рассвета бьёт...
О странном замирании в груди,
О памяти, о том, что память ложна,
О том, что в полусне начнётся дождик,
И полусон оставит позади...

Никак не научусь не засыпать
При свете. На дворе сереет утро.
Я просыпаюсь, нитями опутан,
Но нити тают, рвутся, и опять
Я провожаю сумерки домой
И выхожу на старую дорогу,
Где старый дворник, верующий в Бога
По-прежнему работает метлой.

Март 91, март 97