Corrida

На золоте залитой солнцем арены
Не пятна риохи под хлопьями пены
В  воронках от бычьих копыт...
И не в апогее мифической сцены
Натянуты мускулы, нервы и вены -
Здесь схватка, поистине,
                насмерть кипит!..
Вот бык вылетает – легко и игриво,  –
Но... вбиты две пёстрые ленты в загривок -
В клеймо затаврённых на смерть...
Ведь не как актёру под красками грима,
А как гладиатору Древнего Рима
Сегодня!..
          ему суждено умереть...

А публика, навеселе,
Ревёт, как в экстазе, - «Olе!»…

И бьёт  он неистово в брёвна барьера,
За толщей которых  укрылся  тореро,
На бой вызывавший
         так дерзко.. так дерзко! -
                с колен!

Породы людской ни за что не изменишь -
Ей вечно хотелось лишь хлеба и зрелищ...
А для искупленья грехов
Людьми на алтарь чья-то жизнь приносилась,
Чтоб смертью чужой обрести себе милость
Придуманных  ими самими богов…

Ни гнев королей, ни костры инквизиций
Не выжгли ни варварских этих традиций,
                Ни сути языческой их...
И кровь на аренах, как в древности, льётся,
      Лишь с разницей той, что сей дар воздаётся 
            Во славу причисленных к лику святых!

И публика, навеселе,
Ревёт, как в экстазе, «Olе!»…

Но вот — и, отнюдь, не для "хохмы в придачу", -
Выводят на круг одряхлевшую клячу               
         С бывалым,
                седым пикадором в седле.


В неистовстве бычьем и - сила, и — слабость...
Но тавру, вкусившему бешенства сладость,
О том рассуждать недосуг...
Все мысли в его разъярённом рассудке
О том, как скорей разорвать этот жуткий,
Жестокий, бессмысленный,
                замкнутый круг...


Но, бьющийся в мареве розово-жёлтом,
В безумстве, сравнимый лишь с тем Дон Кихотом -
Увязший в таком же нелепом бою, -
Он, выплеснув в ярости  всю свою душу,
Берёт на рога полутонную тушу,
        И  жжёт -
                так бессмысленно! -
                силу свою!

А публика, навеселе,
Ревёт раз за разом «Olе!»...

Но, вдруг, этот рёв обрывается «охом» –
То кляча с наездником валятся боком,
И оба
         летят
                кувырком               
                по земле...

И вот
      он у  цели! 
Он весь
      на пределе!
Все жилы, струной напряглись в мощном теле,
А ЦЕЛЬ –
              вот ОНА! -
                бьёт ногами в пыли!..

Да только загонщики тоже при деле! –
     Как мошки они на него налетели
             И прочь,
                за собой
                увели,
                увлекли...
Тут, взвизгнув, под арок тугих капители,
Вдруг трубы с трибун в унисон заревели...
И -  клячу подняли с горячей земли...
Но для пикадора фальшивые трели
звучали прелестней пастушьих свирелей, -
Ещё бы!..
           Они ж ему
                шкуру спасли:

С тех пор, как был выскоблен первый пергамент,
Бал правит циничный и жесткий регламент
Для скачек,
             ристалищ,
                турниров,
                коррид.
И самым высоким из всех повеленьем
За  точным и чётким его исполненьем
Всегда кто-то в ложе центральной следит.

Вот ОН подал знак, и под небом Севильи
Вбиваются
                в бычий  хребет бандерильи,
Штыком,
              под лопатку,
                с размаху, 
                в упор...
Но тот же регламент, как стих из псалтыри,
Гласит, что должно быть их вбито четыре -
Иначе не выйдет на круг матадор...

И публика, навеселе,
Ревёт в нетерпеньи «Olе!»...

И вот,  выступая надменно и чинно,   
Набычась выходит  красавец мужчина -
     Плебеев  кумир!.. 
                и...               
                шут королей!..

Ещё не конец - пусть уже не начало, -
Ещё поглядим, «чья б корова мычала»,
Посмотрим, кто «схватит быка за рога»!..

Да только уж сердце всё глуше стучало
И кровь всё слабее в аорту качало,
И всё тяжелее вздымались бока...

Ему бы прикинуться хилым и слабым…
Давно б по лугам бы  бродил он со стадом
Не зная ни бед, ни забот, ни тревог!..

Но то ль его глупость...
                а, может быть...
                ГОРДОСТЬ?
Позволить ему не могла эту подлость...
Иль сам,
                САМ себе  изменить он не МОГ?..

Вот неимоверным усилием воли,
Пытаясь сдержать комом ставшую в горле
Солёную,
            горькую,
                жгучую кровь,
               
Как юный актёр, забывшийся в роли,
Он весь увлечён, забывая о боли,
Своею «смертельно опасной» игрой...


Но тщетно пытаясь задеть хоть кого-то,
Лишь тычется слепо он в складки капота,
А кровь,
              кровь и пот с него струями льёт...

И верит, блаженный он в то, что коль скоро
Распорет рогами он пах матадора,
То ЖИЗНЬ и СВОБОДУ навек обретёт!

А публика, навеселе,
Ревёт раз за разом «Olе!»...

Не знавший ярма, не отведавший плети,
Не ведал, что будет он в самом расцвете
Вариться живьём
             в человечьем котле
       В кипящем, в живом человечьем котле!

…………………………………………………………….

В отличье от той нескончаемой сказки,   
В той самой,смешной - без конца, без развязки -
Про белого, милого с детства бычка,
Известен финал наш без всякой подсказки:
Всё будет закончено, как по указке,
Ударом
            коротким   
                стального 
                клинка...

И, падая в наземь,
                так  l a r g o, 
                так  l e n t o,
Сорвав гром оваций и аплодисментов,
Закончит он свой бенефис...

Лишь
       после стального  в затылок ужала
Ручной, альбасетской работы кинжала,
        Ему...
               ни за что!
                не подняться
                на БИС...
И публика, навеселе,
Восторженно взвоет «Olе!»...

А два битюга, запряжённые парой,
Верша ритуал тот, как мир этот, старый,

Потащат,
         потащат,
                потащат,
                потащат,
             Потащат его за рога по земле!


Да только уж лучше -
                с рогами в петле,
Б Ы К О М  по земле,
               чем  в о л о м  в кабале!

И,
    не поступясь 
                ни на шаг, ни  на йоту,
           Сразиться,
                и пасть,
                и отправиться к чёрту!.. -
               
        Под крики толпы ошалелой
               
                «Olе!».