Идущие не в ногу

Тогда еще курили «Беломор»
                т. Ляле и т. Тамаре

Тогда еще курили «Беломор»
И гимн без слов посередине ночи
Качал включенную радиоточку.
Влезал дозорный месяц на забор.
Текло в дожди. И дыры до сих пор.

Тогда еще курили «Беломор»
Мои две тетки. Были керосинки.
И, повязав по-бабьему косынки,
Стелил нам крышу матами весь двор.
И мир стоял. И дыры до сих пор.

И дом стоял, и в Рыбницу катались,
Базарный день ловя на катерке.
И прокатились, так вот и остались
На берегу днестровском вдалеке,

Где города еще не предавали:
Цыганка с беломориной в руке,
И штурмовые звезды на медалях,
И ботик, не потопленный никем.


Провинция без моря
                А. Т.

День в идиллической глуши.
Наседка с выводком цыплячьих.
Мир преставляться не спешит,
Но дышит так или иначе.

Сидишь зеленой стрекозой,
На подоконнике картишки.
У полугорода запой.
У половины передышка.

У Федр Михалыча «Игрок»,
У Пьер Ришарыча «Игрушка»
Который год мотают срок.
Ну, ты смотри, читай и слушай.

Не дышит, нет. Скорей всего.
Но отчего-то ждешь и дышишь.
Письма. Письма ни одного.
А что тут, черт возьми, напишешь?


Желтый месяц

Итак, сначала: желтый месяц
Октябрь. Для заморозков рано.
Но тополя в рубахах рваных.
Но звезды новые повесят.

Плывет потерянный во мгле
Листок по волнам аксамитным,
Разбитых уличных колен
В нашлепках пластырных не видно.

Любимый глупо неуют,
Как душегрейка продувная,
Когда тебя не узнают
И ты бредешь не узнавая,

Еще в единственном числе
От сотворенья, от начала,
От мига «…и пора настала
Создать второго на Земле».


Час белых медведей

Когда полуночный включают мир
И наступает в небе час Медведей,
Из гроздьев нависающих созвездий
Бессонница готовит эликсир.

Мы будем пить сегодня по глотку,
Не разбавляя маленькую вечность,
Пока лежит медведица в снегу
И вровень сын играет с человечьим.

Вот прилетели ласточки зимы,
Крыло метет и заметает звезды.
А мы молчим в стране глухонемых,
И здесь тепло и звездно и не поздно.

Декабрьский снег, как первое вино,
Легко идет и башмачками пьется.
Идет вслепую, будто разобьется
На счастье или вдребезги равно.


Акробат

Вечер таскал своих рысаков
По всем заливным лугам.
Цирк зажигал. Акробат в трико
С черной шутил мадам.

Эй, акробат, у тебя их семь,
Одна другой веселей.
Чья-то под ноги ложится тень.
Старик, ты стоишь на моей!

В круге последних зеленый свет.
Рома! – и по домам.
Бармен, хорош! – на двойное нет,
Ступай к своим старикам.

Жаркие губы ныряют в ром.
Это, приятель, врешь!
Откуда ты выпорхнул в наш Freeдом?
Ром не бывает хорош.

Девочки ночи не в вашу честь,
Ваше ты отгулял.
У акробата запаска есть.
Ты свою потерял,

Чтобы мусолить чужих подруг,
Пить за чужим столом,
Лезть в этот светом прожженный круг, –
Света тебе на том!

А он говорит, инвалид-кошевой:
Вперед! – и глотает ром.
И тычет под ребра пустым крылом.
Что ему круг седьмой?


С эпикантусом

Случится эдакая штука,
Как я себе примерно мню:
Вот соберу китайских внуков
И всю японскую родню,

Пересчитаю поименно
Драконов, Йошек и Линей
И, как оркестр краснознаменный,
Красиво встану перед ней

Достойно, пламенно и кратко
Любовь народов оправдать
(Отдай китайскую лошадку,
Вот ты, японец, твою мать).

Хотя могло бы быть длиннее,
Но дети. Сакура краснеет.
Весна. А нечего сказать.


Сакура

Я под сакурой сижу,
Вирши в сакуру пишу,
Сакуре читаю,
-ять, не понимает.


Береза

Все утро желтая метель
С березы листья улетели
Как монпансье как карамель
Как черте что на самом деле
Как рыба с чешуей златой
Как дерево перед зимой
Она стояла предо мной
Желанья не было в запасе


А он

Какой же голос у дождя? –
Четвертый день пытаюсь вспомнить.
Но карлицы осипших комнат
Безгубых звуков не щадят.

А он идет, большой и слабый.
На подоконнике вода.
Его стирают тряпкой бабы
И затирают навсегда.

*
Чистейший щелок на руках
Великой Целиной пропах
Чтоб кукурузе не подняться

*
Как эти маленькие лапки
Такое шарканье родят
Когда душа уходит в тапки
Теперь и пятки заболят

*
Нельзя так жить вот совершенно
Так только лютики цветут
И водку пьют зеленой веной
И все и дальше не живут

*
Всё добывали соль сегодня
Из каменного кирпича
Так вот он натрий хлор Господний
Вот как по камушку стучат


Эпоха

Нас не возьмет в свидетели эпоха
Как ложные свои воспоминанья.
Не отличим, идущие не в ногу,
Какого цвета знамя перед нами.
У нас на марши стойкая изжога.

Она еще возводит баррикады,
Тасует карты вправо и налево,
Гремит броней, расходится парадом.
А нам хватило зрелища и хлеба
И друг от друга ничего не надо.

Как будто есть нам Родина другая –
И, медяки на дне ее копилки,
Мы помним Май и смотрим шоу мая
И душим стыд, не лезущий в ухмылку.
Но только камни в спину не бросаем.

Как много их, с пращой, кнутом и сыром
И пряником железным про запас,
Когда она одна напротив мира.
Пусть Бог спасает, но пока не спас,
Мы будем с ней, хоть ей и не до нас.