Новая публикация на портале Золотое руно

http://zolotoeruno.org/novoe/newsid/7982.aspx

Самоиронические стихи
 (5 циклов: ностальгическое, лирическое, бабское, литературное, автобиографическое)


Ностальгическое


***
Конец зимы, начало лета
соединились в слове этом,
крича на тысячу ладов.
И, как соски, набухли почки –
природы болевые точки –
в предощущении родов.

Праматерь вздохов на скамейке,
весна, смешны твои ремейки,
но вновь, как в юности, клюю
на эту старую наживку,
твою прекрасную ошибку,
вечнозелёное "люблю".


***
И вновь, как в юности, почудится
вслед канувшей в ночи звезде -
сегодня непременно сбудется...
Неважно что, неважно, где...

Всё будет так же, как в четырнадцать,
как в звёздный час, летящий миг,
когда дурындою настырною
ломилась к счастью напрямик.


***
Школьная контрольная.
Тшетно – не решу.
Но сижу довольная –
я стихи пишу!

И задачи с тыщами
сводятся к нулю…
Не сказать, не высчитать,
как тебя люблю.

Крутит жизнь бессонное
пестрое кино.
Марши Мендельсоновы
минули давно.

Пленка даром тратится,
и в итоге – нуль.
Я – в домашнем платьице
посреди кастрюль.

То – к тазам со сливою,
то – к карандашу…
Но брожу счастливая –
я стихи пишу!

Пусть пирог я выброшу,
щи пересолю,
но зато я выражу,
как тебя люблю!


Принц

Когда мне было восемь лет -
раздался в дверь звонок.
За дверью принц. В руках букет.
Стою, не чуя ног..

Соседку Таню он спросил.
(Всё было как во сне).
И мне едва хватило сил
сказать: «А Тани нет...

Она на даче». Принц смущён,
расстроен, удручён.
Букет, потисканный ещё,
мне в руки был вручён.

А принц шагнул через порог
и канул в никуда...
Он стал причиной стольких строк,
написанных тогда!

Букет прижавши, как трофей,
приняв его всерьёз,
я на глазах у кухни всей
бегу, не пряча слёз.

И мысли об одном: скорей,
укрыться, словно тать,
от всех за створками дверей,
и плакать, и мечтать...

И было не понять самой
загадку бытия:
букет не мой, жених не мой,
а вот любовь — моя!


***
...Как пудрила носик зубным порошком
и мазала губы вареньем,
в трамвае, робея, сидела тишком,
завидуя полным коленям,

стесняясь своих угловатых ключиц,
короткого детского платья,
мечтая, когда же мне явится принц,
и я ему брошусь в объятья.

Как мы говорили бы с ним до зари,
в глаза бы другу другу глядели...
Когда же я вырасту, чёрт побери,
и стану красавицей в теле?..

Теперь же в трамвае, устало кренясь,
теснима другим поколеньем,
невольную чувствую я неприязнь
к их острым локтям и коленям.

О, стройные ноги от самых бровей!
К груди прижимаю покупки
и, тихо вздыхая, стесняюсь своей
вдруг ставшею тесною юбки...


***
С крыльев бабочки пыльца
облетела.
Нет уже того лица,
да и тела.

И всё реже суд молвы
обличает.
И по отчеству, увы,
величают.


***
Никто уже не смотрит вслед,
а было время – оборачивались.
Как сбросить нам заклятье лет,
в царевен снова оборачиваясь?

И, кажется, рецепт простой:
целуй меня, целуй сто раз, молю,
и стану, словно в сказке той,
я Василисою Прекрасною.


***
В автобусе мне место уступили.
Галантный тон. Усы и борода.
– Как женщина ещё я, значит, в силе, –
так сладко мне подумалось тогда.

Но после вдруг сомненья подступили
и отравили сладость лебедой:
как женщине его мне уступили
или как женщине немолодой?


Лирическое


***
Я знаю: истина в вине.
                А. Блок

Нет, не в вине она, а в чае.
В тебе, мой чай, души не чаю.
Заваривайся и крепчай,
и угощай, и привечай
того, кто всех на свете слаще,
кому я как бы невзначай
скажу: ходи сюда почаще
и жизнь мою возьми на чай.


***
Телефон звонит в передней.
Я задерживаю шаг.
Почему-то медлю, медлю
трубку тронуть за рычаг.

И гадаю: чей же голос
прозвучит сейчас в тиши,
утоляя вечный голод
пира жаждущей души?

Кто хранит в уме неброский
телефонный номер мой?
Кто так одинок сиротски,
что звонит ко мне домой?

Чьё так искренно участье
и нужна я так кому,
что звонок уж четверть часа
надрывается в дому?

Я спешу на роскошь пира.
В мыслях радуюсь: виват!
– Это сауна? Квартира?!
Обознался. Виноват.


***
Говорят, что есть они, флюиды,
От виска к виску.
Что же Вы не слышите обиды
И мою тоску?

Если есть и вправду биополе,
Импульсы в крови,
Отчего не чувствуете боли
И ожог любви?

Если б биотоки эти были – 
Верят, дурачки! – 
Вас бы так они испепелили,
Что осталась только б горстка пыли,
Ручка да очки.


***
Вы мне сказали: «Тема закрыта». 
Словно захлопнулась дверь. 
Сердце разбито. Сижу у корыта. 
Что тут попишешь теперь.

О почтальоны! Оставьте конверты, 
Ставьте на сердце печать! 
Можно о жизни. Можно о смерти. 
Только о главном – молчать.

Заживо нежность в землю зарыта. 
В стойло вернулся Пегас. 
Вены не вскрыты. Тема закрыта.
Словно покойнику – глаз.

***
А счастье - это как журавль,
что скрылся вдаль за облаками,
как поднебесный дирижабль,
как то, чего нельзя руками.

Проснуться, утро торопя,
спешить в леса, сады и парки,
чтоб скрыться от самой себя,
спастись от вездесущей Парки.

Окно и двери распахну,
накину старенькое пончо.
Когда же, боже, жить начну?
Наверное, когда закончу.


***
О сирень четырёхстопная!
О языческий мой пир!
В её свежесть пышно-сдобную
я впиваюсь, как вампир.

Лепесточек пятый прячется,
чтоб не съели дураки.
И дарит мне это счастьице
кисть сиреневой руки.

Ах, цветочное пророчество!
Как наивен род людской.
Вдруг пахнуло одиночеством
И грядущею тоской.


Бабское


***
Жизнь не отоваришь –
хлопоты бесплодные.
Варишь, варишь, варишь...
Глядь – опять голодные.

Только с плеч гора лишь –
вновь в быту погрязла я.
Моешь и стираешь,
смотришь – снова грязное.

А порой отступишь
от постылых правил сих –
любишь, любишь, любишь…
И опять понравился!


***
В моей жизни – жирным курсивом
всё, что связано с той зимой.
Слава богу, что некрасивый –
тем вернее ты будешь мой.

Пусть кривой, глухой, хромой –
лишь бы мой!


***
И некому послушать,
и не с кем говорить...
Кому скормить бы душу?
Кому себя стравить?

«Согреть другому ужин»...
А после ждать ножа?
Чужому ужин нужен,
а вовсе не душа.

Убережась от блажи,
сбежит в свои края.
«На кой мне чёрт, – он скажет, –
нужна душа твоя?»

И кличешь, как кликуша,
того, кто скажет: «пить»...
Кому скормить бы душу?
Кому себя стравить?


***
Снова на чьей-то улыбки крючок,
словно беспечная рыбка, попалась.
Мало как будто в жизни досталось.
Манит в тумане любви червячок.

В кровь разбивая губы и лбы,
биться в сетях, задыхаясь и мучась.
Вечная рыбья и бабья участь!
Неотвратимы уроки судьбы.

Мир нам готовит пир на крови.
Ладит ловушку ласковый витязь.
Остановитесь! Не становитесь,
бабы и рыбы – рабами любви.


***
Перед зеркалом красуясь,
от тебя я слышу: «Рубенс!»

Огорчилась: неужель?
А мне мнилось – Рафаэль!

Вот истаю, словно воск, –
будет Брейгель или Босх!


***
Жизни нет от полноты.
Нечего надеть.
Мне для счастья полноты
надо похудеть.

Ненавижу полноту
и всё то, что с ней
как-то связано в быту
человеко-дней.

Полной грудью не дышу,
(может лопнуть шов),
полной рифмой не спешу
украшать стишок.

Полноводная река
мне и та тошна,
и пошлее колобка
полная луна.

Надо, надо, – говорю, –
зверски голодать.
И готовностью горю
полсебя отдать

в жертву будущей себе,
стройной, как газель.
Голод с совестью в борьбе
спорят и досель.


***
Не бывает ничего без причин.
Я и дня не проживу без причуд.
У людей бывает много личин,
только я не прикрываюсь ничуть.

Все пароли и логины — фигня.
Своим именем весь мир наделю.
Ты не требуй только ужин с меня!
Не мешай тебе писать, как люблю.

Говорю, листок в руках теребя,
сразу ставши непривычно легка:
«Этот стих я родила от тебя.
Это может подтвердить ДНК».

***
Мой мирок, мой рай запечный,
незатейливый, как лапоть.
Ужин сытный, чай покрепче, –
что ещё для жизни надоть?

Оставляю без вниманья
бред любви и книжный шорох,
коль очаг меня поманит,
где белья немытый ворох.

Ни к чему багром иллюзий
ворошить души колодец.
Я скажу незваной Музе:
«Ну зачем ты мне, уродец?»

Путь от печки до порога
завещал нам мудрый предок.
И бессмертие с Чертога
мне швыряет свой объедок.


***
 Жизнь моя — нескладица, нелепица.
 Как я ни леплю — она не лепится.
 За что ни возьмусь — оно не ладится.
 А потом за всё по полной платится.

 Я банкрот, тупица и растратчица.
 Плачется мне, плачется и плачется...
 Вот куплю себе на рынке платьице -
 будет мне не счастье хоть, так счастьице.

Литературное


В книжном магазине

Распространяя запахи духов,
она брезгливо книжки ворошила.
И продавец ей сборничек стихов
моих неосторожно предложила.

Она, не пролистнув и полглавы,
отбросила его к едрене-фене:
«Но это же всё классика, увы.
А мне бы что-нибудь посовременней».

А я, там оказавшись в тот момент,
вдруг ощутив себя премного выше,
подумала: «Вот это комплимент!
Не всяк при жизни эдакое слышит».


***
На рукомойнике моём
позеленела медь,
но так играет луч на нём,
что весело глядеть!

... запах дёгтя свежий,
таинственная плесень на стене.

                А. Ахматова

Вдоль полок палец по привычке
скользит во власти забытья.
Как хорошо лежат частички
таинственного бытия:
реснички, ниточки, ворсинки...
Как нежен хаос, волокнист!

                А. Кушнер


Как грубо чувствуют плебеи,
когда являют спорость рук.
Я портить красоты не смею:
я воспеваю ржавость труб,

ловлю губами паутинки,
лелею плесень на стене,
не смею смахивать пылинки,
чтоб хаос был ещё нежней;

любуюсь контуром ажурным,
что влагой с потолка набух,
и вижу в крошке штукатурной
летящий с уст Эола пух.

А если рухнет перекрытье
и погребёт меня под ним –
придут поклонники почтить мя
и скажут, головы склонив:

«Погиб поэт! Невольник быта.
Хоть не умел он ни черта –
он выше нашего корыта.
Он дух святой... не нам чета».


***
Пока писала я сонеты –
сгорели на плите котлеты,
пропали в оперу билеты,
сменялся вечер новым днём,
но ничего не замечала,
покуда лирою бренчала,
прочту – начну опять сначала,
и всё гори оно огнём!

Пока слагала я поэмы –
завяли в вазе хризантемы.
Кому печаль мою повем я?
Чем искуплю сии грехи?
Но – остановлено мгновенье,
но – уничтожено забвенье,
пусть сдохну я от вдохновенья,
зато останутся стихи!


***
Я возвращаюсь в знакомый контекст
кухни, балкона, двора.
Сколько ещё здесь отчёркнутых мест,
что мне исправить пора.

Всё подчищаю ошибки, ворча,
и недоделки в быту.
С жабою розу Есенин венчал,
я же с куплетом – плиту.



***
Стихи – какой-то нонсенс, казус. 
Как шквал, что кляксою стечёт. 
Как будто бы вселенский хаос 
Пытаюсь взять я на учёт.

Земля и небо, тише, тише. 
На миг замрите не дыша. 
Я лишь вожу рукой, а пишет 
Моя душа, моя душа.

Бог не диктует перевод свой, 
И на устах его печать. 
Я за издержки производства 
Сама привыкла отвечать.


***
Стихи, стихи...А в жизни — как придётся.
Ныряю в это лето, словно в Лету.
И, может быть, мне счастье улыбнётся
на циферках трамвайного билета.

Трамвайное игрушечное счастье,
как часто ты меня манило пальцем,
бумажные раскидывая снасти,
но я предпочитала ехать зайцем.

Лучи зари давно уже погасли.
Рисунок звёзд похож на милый почерк.
Не получилась жизнь — ну и Пегас с ней.
Ведь главное — что было между строчек.


 Автобиографическое


***
 Я родилась седьмого мартобря.
 Сама не знаю, кто я есть на деле.
 Семь раз не мерю, сразу говоря,
 и - что семь пятниц на одной неделе.

 Семь раз отвечу за одну беду.
 Не отдыхаю в день седьмой творенья.
 И за семь вёрст хлебать кисель пойду,
 чтоб написать о том стихотворенье.


***
Отвергаю бремя грядок и зарядок,
буду спать и видеть розовые сны.
Отвергаю ненавистный распорядок -
его рамки мне и пресны, и тесны.

Здравствуй, утро! Я стою в оконной раме.
Вот программа моего житья-бытья:
ежедневно исключать себя из правил
и выламывать из рамок бытия!


 ***
 Эй, читатель — речь мою услышь.
 Подвожу итоговую смету:
 Я гора, рождающая мышь,
 что идёт навстречу Магомету.

 Пусть не Джомолунгма, не Памир -
 на дрожжах стихов расту как тесто.
 Мышь бежит по монитору в мир.
 Магомет — по-прежнему — ни с места.


***
Я сорвалась у Господа с блесны
и плюхнулась опять в свою стихию,
дожив до — не скажу какой — весны,
никак не дам сварить ему ухи я!

Мой рыбный день покуда не настал,
на сковородке масло не пролито.
В России, знамо, надо жить до ста,
ведь слава доползает как улита.


***
Пророки вечно в дураках.
Их жизнь тому порукой.
И ангел в серых облаках
глядит сердитым букой.

Как будто лишь одну виня
во всей вселенской дури,
он смотрит сверху на меня,
как волк в овечьей шкуре.


***
Солнца луч проблеснёт в тумане
и уйдёт в облака, скользя.
Жизнь – витрина, блестит и манит,
только взять ничего нельзя.

Мне не выиграть по билету,
не пристать к другим берегам.
Неудача бежит по следу
и прислушивается к шагам.

Чтобы сбить негодяйку с толку,
я схвачу по пути такси
и петлять буду долго-долго
по раскисшей весной грязи.

Обведу её вокруг пальца...
Но опять она тут как тут!
Говорит: «Не зарься, не пялься.
Ничего тебе не дадут».


***
Мне кажется, что я живу неправильно,
ни чёрту кочерга, ни богу свечка.
Боюсь, сие уже неоперабельно.
Чего-то там произошла утечка.

И вроде небольшая в жизни трещина,
но всё через неё ушло по сути.
На дне ещё недавно что-то брезжило,
и вот один огонь в пустом сосуде.

На что мне эта окись и окалина!
Всё выжжено от края и до края.
А я б его сменяла на бокал вина,
где истина нетрезвая играет.


***
Переходят улицу судьбы
только по команде светофора.
Но меня не жалуют столбы,
где зелёный будет – ох, нескоро.

Мне его дождаться невтерпёж.
Светофоры – словно офицеры:
«Стой! Назад! Не двигаться! Умрёшь!»
Лучше уж команда Люцифера.

Я с зелёным светом не в ладу.
Он и подмигнёт когда – обманет.
Зелень на столе или в саду,
только вот не водится в кармане.

Жёлтый ожидания горит.
Мир застыл в тоске однообразной,
словно кто скомандовал: «Замри!»
Только я опять рвану на красный.


***
Я голошу и гоношусь, 
И голосую гласно, 
Но никогда не соглашусь, 
С чем буду не согласна.

Я гласная, а не согласная, 
И этим кой-кому опасная.

Я в голос буду голосить, 
Голосовать руками,
Но не могу я выносить 
Согласья с дураками.

Я гласная, а не согласная, 
И потому такая классная.


***
Трёхкомнатное логово души 
Меняю на безадресное небо. 
Меняю символ века «барыши» 
На то, что бескорыстно и нелепо.

Меняю ваши баксы на рубли.
(Ведь у советских собственная гордость). 
Всех расписных красавчиков земли 
Меняю на единственную морду.

Меняю весь свой жизненный улов 
На золотую рыбку-одиночку 
И тысячу своих дурацких слов 
На Пушкина божественную строчку.