Глазуновы

Глазуновы

поэма-эпопея


Глава I

Род дворянский с талантом крестьянским
в его предках палитрой слились,
род славянский сквозь сумрак германский
свои корни пустил на Руси

Глазуновых, писавших иконы, из
Московской крестьянской земли,
поколенья творили в Петровском
образа, что спасенье несли

разорвал нити с красочным прошлым
прадед Фёдор, что деньги любил,
шоколадным прозвали бароном
за железную хватку души

петербургской ячейкой «Жорж Борман»
все дела он успешно вершил,
став навек гражданином почётным
резиденции Царской семьи 

грел уют двухэтажного дома
всю семью его, всех семерых,
пять детей и супруга Федосья,
остров мира и радости их

где-то жил его брат непутёвый,
что прекрасно иконы творил,
жизнь в нужде и презренье суровом
за талант и горенье души

сенью парков, дворцов, павильонов
Царскосельская детская жизнь,
среди райских красот и узоров
с цесаревичем игры вели

здесь величием всё было полно,
мощь Российской Империи их,
от роскошностей прежних барокко
к новорусскости новых вершин

там Чесменская взвилась колонна,
знак гостям о победах былых,
галереей красот Камерона
моционы Великой текли

её парка с дворцами огромность
и лицей, где дух Пушкинских вирш,
Эрмитаж с павильонами Грота,
Александровский парк, где пруды

Арсенал и Шапеля часовня,
Белой башни дух рыцарства взмыл,
свет воинственный Ратной палаты
и китайскость изогнутых крыш

жило дружно как все царскосёлы
через будни и праздников дни
племя братьев-сестёр Глазуновых,
брат Сергей, брат Борис, Михаил

к Петербургу по утренней зорьке
уезжали Борис, Михаил,
в альма-матер их аудиторий
инженерно-врачебных светил

ждал их с сёстрами дома Серёжа,
постигавший свой школьный гранит,
их ждала «универа» учёба
через велопрогулки двоих

были счастьем семьи Глазуновых
те отцовские юности дни,
где в реальном училище словом
поражал он друзей и родных

трехсотлетье Тринадцатым годом
он докладом своим осветил,
нестроения Смутные годы
загремели из юных страниц

лики мудрые Царского дома
озарили красиво щиты,
под блистанье эпидеоскопа
проходили картины годин

молодого историка голос
им звучал из далёкой поры
и не знали, что близится скоро
апокалипсис Русской земли

восхищённые виделись взоры
всех друзей и наставников их,
что внимали вечернею мглою,
аж дыханье своё затаив

вечер кончился гимном народным,
крик «Ура!» в альма-матер кружил,
само Время музейным осмотром
им явилось в делах старины 

добровольцем Германской ушёл он
в грязь окопов со школьной скамьи
в восемнадцать командовал ротой,
в ураганы стальные водил

прочь изгнал агитаторов бойких,
призывавших Войну прекратить,
продолжала сражаться их рота,
чтоб Россию в боях защитить

словно метку с Германского фронта
свою язву в желудке носил,
из раскисших дождями окопов
в родной город вернулся больным

бросив тыла столичную вольность,
с ним ушёл воевать брат Борис,
на Германской сражался все годы,
проявляя свой патриотизм 

Революцию, вихри террора,
уголовщины страшные дни
и душившие холод и голод
в дни Гражданской Сергей пережил

в Институте двадцатых учеба,
экономики формул узлы,
его друг и учитель Сорокин,
что нашёл себя далью чужбин

звал с собою уехать Сережу,
говорил, что всё стало чужим,
но он выбрал Россию и город,
что раскинулся в устье Невы

повстречался здесь с Олей судьбою,
с петербургским дворянством былым,
в новой Красной Империи двое
из имперских блестящих картин

древний род её связан с землёю
из старинных дворянских былин,
от Любуши, избравшей из многих
мужа пахаря чешских долин

стало именем дело их рода,
чешски Флуги, по-русски «плуги»
и в соседней Баварии корни
род славянский их мощно пустил

их сородич по зову Петрову
прибыл в город у дивной Невы,
с русским войском громил под Лесною
Левенгаупта в дыме войны
   
с основания Града Петрова
древний род их России служил,
Петербург в его дивных красотах
на два века их всех приютил

принимал золотые потоки
при Монетном дворе Константин,
о монетах и викингах строки
нам оставил, узоры-стихи

жили дружной большою семьёю,
дом уютный в лесах – Дибуны,
уносил дочерей его поезд
к гимназическим стенам в те дни

ездил Репин, Андреев в вагоне
из Куоккалы к водам Невы,
Незнакомка, воспетая Блоком,
сам поэт из карельских равнин

другом Флугов художник Федотов,
написавший их предка, там был,
этот образ на многие годы
украшал стены дома у них

две фигуры, что в Ольгином роде
затмевали всех прочих-иных,
воспитатель Царя, что в народе
за свободу любовь заслужил

род Арсеньевых, предков церковных
и Прилуцких по матери был,
был двоюродным дедом Григорьев,
что кадетов столичных учил

в рукописных строках дневниковых
его годы застыли и дни,
от парадов, разводов и смотров
до голодной Гражданской войны

разрушение, голод и холод,
нищета и террор, грабежи,
спекуляции и безысходность,
свет надежды на лучшую жизнь

на плакатах - «мир, хлеб и свобода»,
что так сладко собою влекли,
а на деле война, продразвёрстка
и молчанье газетных страниц

среди грязи и разного сброда
свет знакомых из прошлого лиц,
возмужавших кадетских питомцев,
не забывших наставника их

всё же есть кусок хлеба, работа
да и самое главное – жизнь,
благодарность ему за свободу
командиров из красных лавин

так прошли эти Смутные годы,
Петроград от кошмара ожил,
вновь кафе, где так много народу,
рестораны, гульба, лихачи

изменилась жизнь древнего рода,
состояний и званий лишив,
смерть отца, что был Ольге так дорог,
разорённые их Дибуны

жизнь с нуля начиналась, две Ольги,
что сдружили ещё Дибуны,
в повседневных и трудных хлопотах,
как из тряпок им платья пошить

как в прекрасные прежние годы
белоночьем любили бродить,
вдоль по Невскому, Марсову полю,
поднимались на чудо-мосты

бесконечно вели разговоры
о былом и о том, где мечты,
в петроградских кафе средь пирожных
ароматами прежней поры …

все любили прекрасную Олю
за чудесный её артистизм,
дни текли её в скучной конторе,
вечера чарованьем любви

с ней встречался прекрасный художник,
их роман был так нежен, красив,
среди марева Град белоночный,
красоту им с Ильёю дарил

а потом была встреча с Серёжей,
что так страстно её полюбил,
они были судьбою похожи
в новой жизни из бывшей Страны

лишь характеры были несхожи,
полный шуток её артистизм,
он учёный-мудрец и философ,
жёсткий профиль со сталью внутри

ей бы где-то летать где звёзды,
над пучиной стихий парить,
он в конспектах, средь слов и формул,
семинаров и лекций жизнь …


Глава II

После вешних ручьёв и звонов
ясный червень красой пьянил,
под сиянием летним солнца
сын Илья этот мир открыл

было много хлопот по дому,
распашонки, кровать, цветы,
на извозчике из роддома
первый путь его у Невы

впечатления, первый образ,
лёгкость с накипью синевы,
уходящая вдаль дорога
в дебри леса под пенье птиц

среди летнего жара-зноя
и ромашек лугов хмельных
будто кто-то сказал в высотах,
дал толчок и огонь:  «Живи!»

среди зелени дачный домик,
где будил петушиный крик,
старых царских газет обои
и плакаты за коммунизм

изумрудных лугов раздолье
и вечерний туман реки,
тишь заросших садов в заборах
со смородиной, кровь малин

тёмных омутов блеск стрекозный,
силуэты коней вдали,
приносила разлуку осень
у алевших кистей рябин

через годы текущий Волхов,
где курганы и зов былин,
поселений славян осколки
и пещеры в земле  - «ходы»

после сельских картин привольных
их встречал Ленинград Невы,
бесконечье кварталов строгих,
пешеходов, огней, машин

там Дворцовый и Зимний, Мойка,
где великий поэт творил,
поражавшие мощью воды,
что плескались в гранит Невы
   
небольшой деревянный домик,
где великий строитель жил,
его китель, рука и компас,
указавший маршрут Страны

здесь открылись России годы,
что в минувшую хмарь ушли,
Эрмитажа красы полотна,
стены Русского для души

очарованный Васнецовым,
дивной сказочностью Руси,
где поющий Боян героям
и былинные витязи

здесь гуляли с отцом в те годы,
где дух прошлого всё пронзил,
в неизвестность зовущий Волхов
слил их с миром седой Руси

у Плуталовой окна дома,
где в кофейне стихи лились,
здесь печалилась Незнакомка,
что осталась в огнях страниц

здесь Серебряный век был молод,
обещавший всем новый мир,
в нём искали поэты Бога,
но лишь отблеск его нашли

на Матвеевской мир трёх комнат,
новый адрес для их семьи,
мама с папой и дядя Кока,
мама мамина обжились

над кроватью её икона,
что прошла всех Прилуцких жизнь,
в иероглифах дядя Кока,
где федотовский Флуг стены

крики вечного управдома:
- «По жировкам пора платить!
Вы не платите, Глазунова,
мы оставим вас без воды»

дни рожденья, подарков годы,
книги, ружья, страницы книг,
прибавлявшихся с каждым годом
от любимых своих родных

самым главным был праздник ёлки,
приносивший Илье дары,
ожидание Дед Мороза,
повелителя вьюг зимы 

Рождество среди хвои колкой
как в былые царёвы дни,
будто не было вихрей новых,
что Россию как смерч прошли

баловала Ильюшу Ольга,
все минуты делила с ним,
наряжала в игрушки ёлку
и дарила огонь любви

возникали с Сергеем споры
из-за шалостей всех Ильи,
был сторонником мер суровых,
все знакомы Илье углы

небогато у Глазуновых,
свет дворянской большой семьи,
помогал дядя Миша добрый,
три рубля для Ильи дарил

чтобы был барабан и сабля
у Ильюши в день именин,
но отдали те деньги маме
на еду как отец просил

серебро своё с монограммой
относили они в Торгсин,
получая печенье с маслом
за наследие старины

драгоценности все стекались
Петербурга из дней былых,
брошки, чайники, портсигары
словно в ящик Али Бабы

навсегда уже расставались
с составлявшим дворянский быт,
уносившимся в переплавку
Красной эры, в иную жизнь 

жил по-прежнему царскосёлом
со своею семьёй Борис,
приезжали к Сергею с Ольгой
на Матвеевской погостить

занимался стальной Дорогой,
инженером-путейцем был,
жил дыханием животворным
из рапсодий, кантат, сюит

сам рождал красоту мелодий
за роялем, что так любил,
колдовал над сплетеньем формул,
математики высшей мглы

как-то папа принёс коробку
серных спичек, Илью спросил:
- «Дядю видишь в усах, с бородкой
среди пламени тех палитр?»

- «А к чему эти все вопросы?»,
голос мамы отца спросил,
- «Написали на них доносы,
образ Троцкого, дескать, был!

Сам директор их арестован,
пропаганду в огнях пустил,
через спички врагов народа
продвигал, где один Кумир»

так врывались тревожно ноты
в Ленинградский уютный мир,
закружил уже «чёрный ворон»
по проспектам у вод Невы

напряжённей отцовский голос
среди серой вечерней мглы,
взяли снова его знакомых,
ждали стука в ночной тиши

год прожили так Глазуновы
спал в одежде отец в те дни,
чтобы встретить гостей суровых
и достойно для всех уйти

- «Не предстану в белье их взорам,
одеваясь при них, чужих,
буду участи ждать спокойно,
будь, что будет, Господь хранит!»

апокалипсис Тридцать седьмого
всю страну ураганом накрыл,
миновала судьба Глазуновых,
изломав миллионы других

было счастьем для них обоих
это время, их каждый миг,
в играх, чтеньях и разговорах,
полноты бытия для них

Серж любил свою страстно Олю,
артистизм её красоты,
окружал их прекрасный город,
царство вод и ветров Невы

о полотнах мечтала Ольга,
что творить будет кистью сын,
как родной его дядя Кока,
чей Ильюша альбом любил

там великих творцов полотна
в репродукциях он хранил,
Тициан и Ван Дейк, Джорджоне,
Караваджо и Рубенс в них

покупала Илье альбомы,
акварели своей мечты,
уже виделся ей художник,
создающий свои миры

над столом их висел Федотов,
что их предка изобразил,
галереи прекрасных копий
и китайских картинок мир

Эрмитаж, этот мир огромный
вместе с мамой Илья открыл,
непонятный, великий, строгий,
что так взоры к себе манил

на столе как картины детства
корешки их любимых книг,
о России больших победах
и героях веков былых

в песнях бабушки колыбельных
слышал русской судьбы мотив,
ямщиках и крестьянах бедных,
солдатушках в дымах войны

засыпая, огни сражений
возникали в глазах Ильи,
ратоборчество двух светлейших
Измаилом, Бородиным

собирателем стал историй
с Бонапартом большой войны,
галерею её героев
в Эрмитажных стенах узрил

и второй был кумир – Суворов,
что во славу России жил,
под Варшавой, в степи широкой,
у Альпийских седых вершин

так в былинах и песнях гордых
проносился поток картин
о бескрайних просторах вольных,
где трудился народ Руси
 
лихолетье тридцатых фоном,
пятилеток стахановских,
сеть дымящих в огнях заводов,
льды челюскинцев, Чкалов-вихрь

европейских фашистских громов,
высекавших потоки искр,
что со временем в стрелах молний
вспыхнут пламенем мировым

а пока красоты огромность
по изгибам Большой Невы,
счастье с матерью, милой Ольгой,
их прогулки, слова, мечты …

на Васильевском, там где волны
колыхались в его гранит,
у египетских сфинксов тёмных
до вечерней бродили мглы

там светились огни напротив
Академии всех палитр,
всё мечтала, чтоб в этих окнах
продвигался к вершинам сын

там витал ещё дух эпохи,
где Империи русской стиль,
её предков пути-дороги,
что с народными разошлись

Малой Невкой Ильи уроки
детской школы искусств пошли,
в бывшем Витте-премьера доме,
натюрморты, в узорах гипс

его первый кумир – Орловский,
что великих штрихи любил,
мастеров приносил полотна
и свои их творить учил

его первый портрет – Расковой,
не сходившей со всех страниц,
журналистской плеяды слово,
ликование всех родных

его первая в жизни школа
на Большом рядом с домом их,
слёзы мамы и дядя Кока,
утешавший печаль сестры

всё боялась за сына Ольга,
что он станет для них чужим,
ярость красных идеологий,
в белоснежном дворянстве их

долго помнил Илья все годы
как «Чапаев» сиял в те дни,
столкновенье идеологий,
ярость красных и белый пыл

помнил образ во тьме отцовский,
что вставал как и брат Борис,
видя белых атаки строем
в полный рост под свинцовый вихрь

так и жили осколки мира,
что в прошедшем давно почил,
среди новых идей, кумиров,
их великой большой Мечты

но недолго спокойства лира
осеняла семейный быт,
разразилась Гроза над миром,
дым коричневой злой чумы …


Глава III

Всем по радио объявили
о начале большой Войны,
крик в толпе немой: «Задавили!»,
человечьей глухой стены

Киев с Минском уже бомбили,
Севастополь в огнях стальных,
Город белых ночей покинув,
в стенах Вырицы лета дни

в этой сельской глуши так тихо,
будто вовсе и нет Войны,
синей лентой течет неслышно
узкий Оредеж луговин

здесь всё также грустили ивы,
кроны елей, берёз лесных,
уносила вода их мысли
к грому Лужских боёв стальных

там в грохочущих смертью взрывах
враг движение прекратил,
встали намертво немцев клинья,
натолкнувшись на рубежи

ленинградцы в любви великой
ополчением бились в них,
собирались большие силы,
чтобы Город их защитить

в дачной Вырице жизнь глубинки
среди солнечной тишины,
молоко, урожай клубники,
огороды, кусты, сады

возносил здесь свои молитвы
старец Вырицкий Серафим
о победе над вражьей силой,
о столице ветров Невы

Глазуновы с ним рядом жили
и не знали, кто рядом был,
вся съезжалась к нему Россия,
чтобы помощь его просить

но кипящая сталь лавиной
докатилась до тех краин,
вместе с армией отходили
Глазуновы к путям стальным

их стальные дожди косили
что на бреющем к ним неслись,
среди тысяч брели Россией,
чтоб в последний состав вскочить

дым воронок, тела, руины
и безвластие тишины,
позади свет надежд наивных
и тревожный туман вдали

встречу пригород подаривший
девушке словно перст судьбы,
незнакомец явил актрисе
то, что скоро ей предстоит

"Будешь кушать чуть-чуть, молитву
Божьей Матери заучи,
тем спасёшься и будешь жить ты,
будет трудно - меня проси

Николаем зовут в России
меня, помни слова мои -
верь в спасенье твоё для жизни
и усердно всегда молись"

так сказал и за угол скрылся,
свекровь крикнула: "Догони!,
это ж сам Николай Мирликийский
нам явился и предупредил!"

Люба бросилась за ним быстро,
побежала - да след простыл,
словно в воздухе растворился
незнакомец пророческий

в храм пришедшая на молитву,
вдруг узнала чудесный лик -
Николай Чудотворец зривший
на иконе в огнях свечных

дни тревоги всё изменили,
в милом городе у Невы,
безмятежность былой Пальмиры
унеслась в довоенный мир

их встречали другие лица
и Бадаевских чёрный дым,
баррикады и рвы, зенитки
и на окнах полос кресты

Медный всадник песком засыпан
и за досками блеск витрин,
затемненье во всех квартирах
и на улицах патрули

как и в мирные дни былые
ждал любимый их книжный мир,
вот «Большие надежды» - Диккенс,
паруса, что зовут вдали

вновь уехать им предложили
в Самарканд, где тепло и тишь,
но остаться они решили там,
где жили и родились

отказался отец покинуть
белоночный мотив Невы:
- «Это улицы нашей жизни,
чтобы ни было, будем жить!

Это нашей страны столица,
город предков, кварталов их,
мы не можем его покинуть,
удаляясь от красоты

Не допустят сюда фашистов
наши дальние рубежи,
а потом их прогонят быстро,
так зачем же нам вдаль спешить?"
 
изменялся их Город в битвах,
вовлекаясь в военный ритм,
в небо аэростаты взмыли,
комендантский час, патрули

всюду слово "осада" слышно,
даже днём - пропускной режим,
все прогулки теперь забыты,
страх, тревога, закон войны

очи окон в ночах сокрыты,
маскируя свои огни,
в полосатых узорах блики
от ударов взрывной волны

по ночам в чёрном небе рыщут
крылья вражеские лучи,
разрываются высью вспышки,
вой сирен и глухая тишь

на приколе весь флот Балтийский,
к суше мощь свою обратив,
всюду улицы в бескозырках,
марш к окопам передовых

шли колоннами непрерывно
к ним балтийские моряки,
свою удаль, смекалку, хитрость
добавляя на рубежи

храмы города - место силы,
как духовные родники,
испытанья вели к апсидам
ленинградцев в безвременьи

там в мерцании свечном лики
помогающим им святых,
испытанья вели к молитвам
за любимых своих, родных

исчезали продукты быстро,
меньше нормы осенней мглы,
из фруктовой воды творили
самодельные кисели

клей обойный в супы варили,
а желе давал глицерин,
пищевой была древесина,
жмых и отруби, желатин

а потом и про них забыли,
замерла магазинов жизнь,
все прилавки стоят пустые,
только карточки доз ржаных

клей столярный стал дефицитным,
только редко давали жмых,
крик "Дуранду дают!" мог сдвинуть
умирающих в эти дни

лица девушек изменились,
лучезарность исчезла в них,
строгость, сдержанность, деловитость
и тревога в глазах сквозит

все учёбы теперь забыты,
многим форму пришлось сменить,
гимнастёрки, береты, китель,
юбки хаки, шинель, ремни

фронт и голод всё ближе, ближе,
ледяные ветра зимы,
регулярность дежурств на крыше,
«зажигалки» небес тушить
 
рядом бомбами дом разбили,
слёзы, крики людей, дымы,
равнодушно листал страницы
Тициана борей руин
 
метроном как биенье жизни,
доносившее: "Город жив!",
всех тревоживший быстрым ритмом,
расслабляя на медленный

Илье вспомнились залы – Зимний,
всех гигантов огни палитр
и часы, что ещё ходили,
побеждая огонь руин

всё длиннее ночей величье
мириадами звёздных искр,
смерть несущие вражьи крылья,
вой сирен и ножи-лучи

сжали клещи врага стальные,
перерезали все пути
от бушующих волн балтийских
и до Ладоги, где свои

Север в дотах, траншеях финских,
с юга Лееб и Кюхлер врыт,
захлебнулись в крови фашисты,
не смогли в Град Петра войти

предсказанье сбылось для фрицев,
что святитель им всем открыл,
разговоры стенами Выриц
вспоминались в окопах им

осень, зиму сраженья длились,
чтобы стену врага пробить,
но отчаянные попытки
не смогли коридор открыть

Красной Армии сила билась
ураганом у Ладоги,
но могущества не хватило,
угасали надежд огни

среди снежных круживших вихрей
над стихиями Ладоги
заискрилась Дорога жизни
до сиявшей Большой земли

порты, гавани суетились
берегами лесной глуши,
к ним полоски железных линий
протянул жадно Град Невы

по "Ледянке" живые нити
протянулись до Родины,
вдоль по трассе заправки вились,
пункты помощи и еды

затаившись, по дну в пучинах
шли живые артерии -
голоса телефонных линий,
сила Волхова и бензин

вопреки всем слепым стихиям,
вражьей злобе потоки шли -
шоферами и постовыми,
цепь девчонок, солдат-мужчин

офицеры, телефонистки
и обычные грузчики,
властелины пучин глубинных
и учёные их мужи

незаметно угас творивший
фантастическим словом мир,
оказавшийся вражьим тылом
одинокий людской кумир

Александр Беляев живший
вечно в мире большой мечты,
среди голода стужи зимней
и фашистских уродов сник

помогавшие людям выжить
репродукторами стихи,
голос Ольги Берггольц был слышен
среди смерти - призыв борьбы

звуки музыки здесь парили
Шостаковича, что дарил
веру, жертвенность безгранично,
блеск победы и свет любви

враг симфонию эту слышал,
понял - Город непобедим,
за день сломлен был дух фашистов,
ощутивших могучий вихрь

морозильником все квартиры,
только звёзды в ночной дали,
чарованье безбрежной силы
приносилось в кошмар Земли

ветры северных льдов кружили
у голодных людских руин,
приносили одним бессилье
и надежды с Большой Земли

сохраняли трагизм событий
беспристрастные дневники,
погружённых в Блокаду мысли,
словно чётки страданий их

Люба тихо плелась как призрак
вдоль по улице до своих,
остановкой облокотилась,
уже не было сил идти

к ней старик бородатый вышел,
с добротой карих глаз своих:
- "Не печалься, иди по жизни,
тебя ждёт свет большой зари

Станешь очень известной в жизни,
тебе будут светить лучи,
миллионы узнают имя,
будет слава дорог земных"

молвил так и исчез гласивший,
предсказавший пути судьбы,
она вспомнила образ дивный,
на иконе старинной лик

эту зиму и Валя Пикуль
с мамой там у Невы прожил,
каждодневно сражаясь с жизнью
ради светлой морской мечты

семью Путиных разделили
эти годы блокадных зим,
умер с голоду сын их Виктор,
муж едва лишь остался жив

оба брата в боях погибли,
для него - госпитальные дни,
где бывала его Мария,
с ней тайком свой паёк делил

Глазуновы как прежде жили
среди царства морозной мглы,
сотрясавших кругом разрывов
и тянувшейся долго тьмы

вся квартира их – холодильник
замороженной в ней беды,
здесь как призраки люди жили
без уюта, тепла, еды

голод отнял у них все силы,
все лежали, глаза закрыв,
одеялом на окнах скрылись
от ветров и лучей дневных

все лежали в одежде зимней
среди вечной морозной тьмы,
свет буржуйки лишь тускло лился,
снег двора их водой поил

обострилось теченье жизни,
звон в ушах, будто вата в них,
чьи-то образы проносились
прошлой жизни и фильмов, книг

дни январские к ним явились,
ветка ёлки в бутылке их,
даже в этом аду творила
мама праздник для всей семьи

будто призраки выходили
к этой ветке из мрачной тьмы,
словно страшные маски лики
из кошмарных как сон картин

у огарков свечей застыли
среди жуткой смертельной мглы,
по измученным лицам лились
слёзы горечи и любви

сквозь столетье смотрел с картины
Ольгин предок в грядущий мир,
ужасаясь лихим годинам,
что постигли потомков их

никогда больше им не видеть
глаз друг друга, таких родных,
опираясь на палки, вышли
умирать, погружаясь в сны

долго слышались папы крики,
что в голодном психозе был,
дядю с бабушкой смерть настигла
среди будничной тишины

только двое живых в квартире-
холодильнике, мать и сын,
в дверь внезапно вошёл водитель
дяди Миши с Большой Земли

они тихо вдвоём простились:
- «Я приеду, поправлюсь, жди
и на счастье иконку деда,
что спасла ему жизнь, возьми»

бесконечные слёзы лились
исхудавшим лицом Ильи,
по дорогам в сугробах стылых
уводили в другую жизнь

через жуткий мороз и взрывы
они к Летнему саду шли,
на квартире у дяди Миши
живописность его картин

собирался домой водитель,
восхищенье в глазах Ильи,
в блеске люстр отражались книги,
где палитры больших картин 

сквозь ветра в ледяной пустыне
на «полуторке» вдаль неслись,
знаменитой Дорогой жизни
через взрывы к живым рвались

вот и берег, что снами видел
долгожданной Большой Земли,
у перронов стальные нити
и толпа мертвецов живых

вновь дорога в снегах России
уносила их шестерых,
он с тёть Тоней спиной к кабине,
где Федосья и трёх чужих

вся округа в сожжённых избах
и разбитых домах стоит,
там разбитые танки фрицев,
ураганы большой войны

стал могилой для немцев Тихвин,
не пробились туда, где Свирь,
сохранили Дорогу жизни,
по которой их всех спасли

проезжали Кончанским мимо,
где великий Суворов жил,
вспомнил битвы его из книжек,
Альпы, Рымник и Измаил

видел дом его в соснах дивных,
где фельдмаршал гулять любил,
рядом церковь, где глас молитвы
полководческим пеньем взмыл

пролетели у Мсты Боровичи
до Валдая, где фронта тыл,
здесь их встретил их дядя Миша,
обогрел, приютил, накормил

месяц госпиталем лечился,
а потом на восток, где тишь,
восхищавшая всех Великим
и красотами чащ лесных

столько прелести нежной, тихой
в этих всплесках лесной воды,
где шумят на ветру осины
и шуршат, клонясь, камыши

здесь расскажет земля былины
и преданья веков седых,
о деяниях прежде живших,
что в безвестность давно ушли

разливаются трели птичьи
у сосновых ветвей вершин,
тишина и покой разлились,
будто вовсе и нет Войны

в деревушке Гребло вселились
в возвышавшийся барский дом,
что стоял на холме-вершине
у сбегавших аллей берёз

здесь любил отдыхать от жизни
дядя Миша с его женой,
покорённый ветвистой тишью
захолустной красы земной

здесь весенняя ярь открылась
в первозданной глуши лесной,
свою нежную грусть размыла
в бесконечность земли родной

половодье в простор разлилось
гладью озера синевой,
береговье стихией скрылось,
всё носившей хрусталь собой

всех хозяйка их приютила,
жили дружной большой семьёй,
всем, что было, с Ильёй делилась,
молоком стороны глухой

здесь печальная весть настигла
- нет на свете его родной,
что так много любви дарила
и была для него мечтой

одиночество захватило его
душу в капкан стальной,
среди волн его чёлн носило
между жизнью и вечной мглой

он оглох, ничего не слыша
кроме крови внутри живой,
эта лёгкость Илью манила
уплывания в мир иной

так знакомо Блокадой было
это чувство зовущей тьмой,
так неслышно его томило,
зазывая за грань собой

вдруг природа заговорила
с ним могучей своей красой,
тростники, облака и ивы
утешали его собой

словно тайну свою явила,
дух и разум её живой,
в плоть вошла его мощной силой,
возвращая на путь земной

эта мощная жизни сила
затянула его собой,
круговертью селянской нивы,
огородов, лугов волной

там пастушьих забот рутина
и картошка осенней мглой,
синеокого льна картины
и грибы стороной лесной

и походы порою зимней
через озера гладь гурьбой,
там в Кобоже они учились
всей округой своей глухой

там друзья его юности были,
Саша-Птица, романтик-герой,
обожавший красивые вирши,
лиру Пушкина с Лермонтовской

здесь связавшие нитями книги,
Нечволодов, Лесков и Толстой,
о воителях русских великих
и мечты про Суворовский строй

деда Ключу в чащобе он видел
с бородою и гривой седой,
будто Пан на пенёчке застывший
средь стихии ветвистой лесной   

дед Матюшка поведал картины
своей жизни в столице лихой,
как работал мальчонком он в Зимнем,
окровавленный царский покой

Александр, израненный взрывом,
умирал на глазах у него,
а потом дед Матюшка брал Зимний
после залпа «Авроры» Невой 

тётя Ася Илью не забыла,
рой открыток и письма горой,
возникал в них чарующий Питер
с несравненной Невы красотой

новгородские дни завершились,
новь Столицы встречала зарёй,
гигантизмом своим восхитила
и неведомой силой былой

он один в этом красочном мире,
где салюты с Кремлёвской стеной,
в этих вспышках народ-победитель
отмечал путь побед боевой

переулки Арбата, апсиды
у Собачьей площадки былой,
Новодевичий и лабиринты
громыхавшего в рельсах метро

там бродил он по храмам старинным
с разноликой и пёстрой толпой,
просветлённые дивные лица,
устремлённые к высям с мольбой

было странно военных здесь видеть
с орденами за путь боевой,
помолившись, звеня, выходили,
уезжая в свой край фронтовой

листопады всё ближе и ближе,
пролетевшее лето Москвой,
как же хочется вновь возвратиться
в город детства, омытый Невой!

за измученный Город молилась
проповедница веры святой
у престола Господнего Нина,
орошая слезами его

и Всевышняя воля свершилась
словно милость угоднице той,
день крушенья Блокады фашистской
слился с памятью Нины святой ...


Наконец, Ленинград!

До вокзала не доехал московский состав,
проводница ему наказала:
- "Смотри в оба, парнишка - война!
В Ленинград въезд гражданским заказан,
закрыт город приезжим пока..."

Атмосфера мрачна ...

Шёл по шпалам с чемоданом мальчишка Илья,
суматоха в воротах вокзала,
проскочил, ведь кругом пропуска

малый рост тут помог затесаться,
напирала повсюду толпа -
вот она "Ленинград-Товарная",
о которой так долго мечтал

тётя Ксения сухо встречала,
о дальнейшем житье рассказав,
тётя Ася его ожидала и
ворота искусств – СХШ

вышел в город, тосклив и подавлен,
обезлюдевший Невский гигант,
изумлявшие звуки шарманки
раздавались в колодцах-дворах

фронтовые калеки играли
свои песни о прожитых днях,
шёл за ними, их пенью внимая
под дождём из монеток Илья

опустевший от горя Блокады,
возрождавшийся Город Петра,
заживавшие страшные раны,
тени тех, кто ушёл навсегда

огороды всех скверов и парков,
морковь, брюква, картофель, свекла,
кочанами цветная, кольраби,
помогавшие жить в те года

к тёте Асе доехал трамваем,
его ждал Ботанический сад,
как родного слезами встречали,
кровоточащей памятью ран

в бывший двор он зашёл лишь однажды,
снова ужас семьи испытав,
окна комнат, где все умирали,
развернулся и прочь убежал

поселился у Нины и Аллы,
что сроднила Блокадой судьба,
фотографии папы и мамы,
одиночество в белых ночах

часто детство своё вспоминали,
дом под Лугой, озёра, леса,
довоенную детскую сказку,
где все живы и счастье в глазах

были сёстры родные их мамы,
обе в братской могиле лежат,
юность надвое их разорвала
налетевшая вихрем Война

оперетты сестру увлекали,
смех во фраках, шампанских фонтан,
в этом блеске кошмар забывали,
всё как в светлые счастья года

в магазины поход как в сказку,
что как будто всегда в пирах,
на прилавках навалом яства,
роскошь пиршества во дворцах

вина, фрукты и ананасы,
птица, овощи и икра,
сыр, копчёности и колбасы,
торты, соки и шоколад

вид забывшегося какао,
кексы с вафлями, мармелад,
пастила и халва, цукаты -
и всё дёшево, нарасхват

это время так врезалось в память,
город Невский себе открывал,
все красоты дворцовых ансамблей,
шорох парков сквозь дождь и туман

бесконечен и неисчерпаем
город детства в нависших мостах,
лабиринты чудесных кварталов
вдоль каналов, Невы рукавах

всё ожившим, разумным казалось
в фантастических белых ночах,
словно душу, сокрытую в камнях,
открывал на Балтийских ветрах …


Глава IV

Новой жизни пора начиналась
под раскаты далёкой войны,
там, где русские гнали на Запад
недобитков фашистской чумы

знаменитые «Десять ударов»,
что очистили землю Страны,
дух Победы всё громче являлся,
вести с фронта уже у чужбин

оказался в Божественном храме,
где служили Искусству жрецы,
красоты и гармонии залы,
дух державности с классикой слит

композиция, первый экзамен,
где ожили лугов пастухи,
собрались для познания тайны
дети разных кровей и краин

Войцеховский, чьи мысли совпали
с пониманием мира Ильи,
одиночество судеб блокадных,
холод прошлого, чудо зари

не поддаться влиянию Майи,
жить искусством, струящимся в мир,
дух античности и Ренессанса изучая,
писать и лепить

жить, красоты вокруг создавая,
вырывая себе каждый миг,
горизонты в душе открывая,
что даёт одинокая жизнь

жить, к природе себя приближая,
бесконечности буйных стихий,
тайну жизни в холстах воплощая,
света истины и доброты

как же долго идти к горним далям,
к миру гениев, сколько творить,
дух великих к себе приближая,
лабиринтами путь проложить

жизнь как поезд стальной надвигалась,
всё сметая на этом пути,
но навстречу ему поднималась
его сила – бороться и жить

за мечту, против лживых писаний,
за большую духовную жизнь,
против плоских бытийных желаний,
усреднённых, стандартных, простых

он уехал на Лугу с холстами
и писал от зари до зари,
шёл за Солнцем, меняя пейзажи,
возвышая в творениях кисть

там природа в картинах титанов,
что собой будут страстно манить
и холсты, где с бессильем сражаясь,
он оттачивал русскую кисть

всё стремительно в жизни менялось,
гром Победы в салютах Москвы,
отгремели ветра ураганов,
Знамя славы за взятый Берлин
 
Ленинград в незалеченных ранах,
среди горя, потерь и руин,
а в блистательных «Репинских» залах
засиял лучезарный Олимп

боги древней могучей Эллады
в век Двадцатый явились из тьмы,
крылья «Ники» как символы славы
победившей великой Страны

фараоны с таинственным взглядом ,
Нефертити канон красоты,
мощь борений алтарных Пергама,
дух Геракла, Север потрясли

он упорно талант раскрывает,
с Перепёлкиной учится кисть,
«Петербург Петра Первого», «Замок»,
моряки, что к врагам ворвались

у причала дрова разгружает,
приплывавшие в баржах Невы,
чтобы стены теплом наполнялись,
обучавшие юную кисть

первый год без Войны открывает,
двери Русского, чудо-холсты,
лето в Сиверской краски рождает
и любимого дяди черты

у ворот Зоопарка встречает
сочинителя уличных вирш,
что на пиво монеты всё клянчит,
предлагая в оплату стихи

наслаждаясь прозаикой кваса,
слушал лирику сложной судьбы,
про Сережку Есенина стансы,
что своей головы не склонил

Новый год и заснеженный Таллин,
где дух древности в камне застыл,
Тоомпеа Илью восхищает,
стены улочек, башен и кирх

с другом Выржиком всюду сновали,
отражая бумагой тот стиль,
в грязных свитерах очень смущались
за столами кофеен чудских

всюду слышалось: «Русише малерн!»,
уважительно, хоть о чужих,
вся почтенная публика рядом
уважительно смотрит на них

лето Лугой в этюдах встречает,
осень в улицах праздной Москвы,
Третьяковка Илью восхищает,
древний Киев осенней поры

в стенах Лавры Печерской решает
жизнь в молитвах свою провести,
старец Тихон его наставляет
жизни с кистью себя посвятить

здесь он Прахова речи внимает
о Владимирском ярких палитр,
о творивших красу «соборянах»,
Васнецова и Врубеля кисть

зимней сказкою Луга встречает,
вешней Углич у волжской воды,
юбилей комсомола статьями
одаряет и выставками

вновь Бетково его привечает,
на этюдах терзающих кисть,
здесь любовь свою Нюру встречает,
восхищенье его на всю жизнь

проходила, сверкая очами,
Рафаэлевой свет красоты,
коромысло с водой за плечами
и босые святые следы

его очи её провожали,
презиравшую юную кисть,
в пыль дорожную капли спадали
словно смальта у ликов святых

на пригорке черты исчезали
за стенами убогой избы,
на дороге следы оставались
ног царицы прекрасных босых

оставалась лишь воспоминаньем
той чудесной их юной поры,
всё закончилось их расставаньем,
не оставив божественный лик

дед Матюшка остался на ткани,
что запомнил трагический миг –
Александра в шинели кровавой
в залы Зимнего скорбно внесли …

красота, ширь полей Луговская,
что этюдник Ильи уловил,
Пожарищенской древа и камни,
что дадут свет Карельской земли
 
«сехешовцы» с волнением ждали
когда мэтры искусства к ним шли,
сединой убелённые главы их
работам внимали с вершин

приходили Грабарь, Иогансон,
Лактионов - пастели магистр,
сам Герасимов, судьбы свершавший,
Федоровский, властитель кулис

Платунов с чистяковским талантом,
рисовальщик Абугов старик,
старый Фогель в берете Рембрандтом
и Крестовский, лепивший черты

говорили о вечном гиганты,
об Искусстве, цветах красоты,
как писал Тициан и Веласкес
и творил Леонардо холсты

Грабаря чуть не сбивший однажды
коридорами шалостей их,
Платунов погрозил ему пальцем
добродушно, улыбочку скрыв

- «Сколько лет Вам?», - спросил он
однажды
 - «Мне шестнадцать»
- «А я и забыл, когда мне  было тоже шестнадцать
и туман моих чаяний плыл …»


Глава V

Время юности ветром умчалось,
что в балтийских штормах приходил,
стены «Репинки» ждали крылатых,
что сразили талантом своим

на вступительных всех поражает
отражённый бумагой «Старик»,
Платунову работы являет,
дарит Мыльников тайны свои

мастеров он копирует старых,
Рафаэлеву школу Афин,
пишет Вржосека, слыша рассказы,
начинает «Дороги войны»

Академия! Мама мечтала
здесь увидеть работы Ильи,
Императорской школы «Анналы»,
глубина мастеров вековых

все века и эпохи впитала
эта школа от древних Афин,
поколеньями передавала
все уменья в твореньях своих

Чистякова и Репина взгляды
здесь витали во всех мастерских,
реализма основы ковались
для дерзающих вновь молодых

лето в Юкках, колхозный телятник,
где рождается новая жизнь,
там библейские вспомнились ясли,
где родился Спаситель земли

«Поклоненье волхвов» в Эрмитаже
воссоздал, чтобы тайны постичь,
образ Берхман рисует монаший,
выезжает у Волги творить

снова письма любимому дяде,
что его словно сына любил,
его деньги Илье позволяли
посвящать живописности пыл

забегал как всегда к тёте Асе,
в одинокий причудливый мир,
где омытая память слезами,
строчки виршей в порывах души

дневниковые мысли терзали
об искусстве, о жизни, любви,
об искании жизненной правды,
столкновеньях большой глубины

гармоничный покой Тициана,
Рафаэля величием свит
и стихийность штормов океана -
Микеланджело жизненный вихрь

мир контрастов в полотнах Рембрандта,
Леонардо загадочный стиль,
там вселенского духа пыланья,
что художника вдруг озарил

постижение жизненных знаний,
овладев мастерством красоты,
лицезрение духа метаний,
что в народных глубинах сокрыт

продвиженье к вершинам сияний,
свои страсти внутри приглушив,
круговерти любовных терзаний,
нелюбимая, ты нелюбим 

он увит между Адой и Надей,
что готова на всё на всю жизнь,
здесь он царь, там не нужен подавно
и готов каждый взгляд заслужить

он могучий плывущий корабль,
что идёт океан покорить,
обрастая ракушками дамских
бесконечных капризов-интриг

как бывает тоскливо и тяжко
нелюбимой возлюбленным жить,
но ему эта дивная сказка
дарит силы искусство творить

третий курс, зимней стужей январской
древний Киев Илью окружил,
храм Софии, Печерская Лавра
и Крещатик сияньем палитр

хоровая капелла и Надя,
что безумно и страстно любил,
черноокая дивчина стала
идеалом его красоты

вслед за нею в их странствиях дальних
серой тенью влюблённой  скользил,
стены Риги, Москвы, Ленинграда,
где чарующий голос парил

весть Столицы пришла ураганом,
умер Кормчий великих ветрил,
без билета на поезде мчался,
чтобы видеть Истории сдвиг
 
в Академии люди рыдали,
плакал Выржик: «Конец нам, старик!»,
с Женей Мальцевым сухо шагали,
ни слезинки о нём не пролив

вышли к улицам питерским мрачным,
где тоскливого неба порыв:
- «Времена, видно, новые грянут»
и к вокзалу, увидеть те дни

образ девушки встретился страшный
- седовласой боярыни лик,
настороженно очи сверкали,
за спиной годы странствий тайги

жизнь в обычное русло вливалась,
снова мысли о смыслах палитр,
целиком видеть замысел надо,
содержание в образ вложив

понимать всех героев звучанье,
душу автора, чувствовать жизнь,
отразить на полотнах метанья
персонажей, сюжетную нить

гласа свыше его ожиданья,
что давал ему силы творить
и Подруги, что скрасит терзанья
и на новую кисть вдохновит

твёрдость духа, работа, старанье,
чтобы стала волшебною кисть,
не обманет иллюзия Майи,
деньги тоже сумеет добыть

где найдёт вдохновенье пыланьям,
что кипят в воспалённой груди,
его Волжские звали пейзажи,
Левитана и Репина кисть

привлекали безбрежные дали,
что простёрты у волжских вершин,
это древнее слово «прастара»,
что пришло из далёких глубин

необъятность тоску порождала,
дерзких помыслов пламенный пыл,
в этой вольности с криками чаек
столько дивных рождалось картин!

тишина и покой овевали
в неба выси и дебрях лесных,
в изумрудьи бескрайнем лугами,
очертаниях храмов и изб

сколько песен, легенд и преданий
колыхалось у поймы Реки,
берег низкий, а там берег правый,
что вознёсся обрывом крутым

взор студента на палубе старой
по окрестным красотам скользит,
нагадала трефовую даму
ему Роза у Невской воды

на ветру одиноко стояла
в длинной юбке, где грезится Инд,
в облегавшем цветном полушалке,
что так много историй хранит

сколько раз он встречал этих странных,
говорливых скитальцев вдали,
сколько песен, поэм посвящали
их гаданьям поэты Руси

встретил берег сгустившимся мраком
с диким танцем цыганской крови,
у ночного костра развевалась её
юбка в оборках цветных

ночь провёл он с прекрасной цыганкой
у плескавшейся волжской волны,
озаряло пылавшее пламя
опьянявшую страстную жизнь

здесь Шаляпин и Горький гуляли,
Левитановский гений творил,
тут Коровин и Репин рождали
чудеса на полотнах своих

древний Нижний, где с Волгой сливаясь,
сквозь Мещёру Ока к ней спешит,
колориты торговых скитаний,
что Кустодиев нам подарил

сколько дивных приволжских пейзажей
здесь Илья на холсте отразил,
глубину и пронзительность дали
в свою душу и кисть заронил

первой школой художников частной
Арзамас здесь Страну одарил,
здесь Крамского и Врубеля краски
засияли искусством вершин

начинали здесь Минин с Пожарским
избавленье Российской земли,
в мир явились здесь Нестеров, Чкалов,
покорители высей больших

тут у Волги, где берег Самары
он этюды о стройке творил,
экскаваторы, дно котлована
и строители Новой Зари

там плотина Реки создавалась,
где зажгутся энергий огни,
галерея портретов рождалась
на бумаге рукою Ильи

ещё долго ему вспоминалась
ночь прощанья у вольной Реки,
до утра пела песни цыганка
у ночного костра о любви …

новым летом пленэр – Украина,
древний Канев в палитрах картин,
злато-медной порой возвратился
к берегам своей Невской судьбы

в Академии шумной с друзьями
темноокую он повстречал,
незнакомая с Блоковским взглядом
в царство книжное царственно шла

подошёл: «Как зовут, кто такая?»,
- «Я студентка, звать Нина меня,
я историк искусства из рода
Виноградовых и Бенуа»

тут и вспомнил цыганки гаданье
и трефовую даму в руках,
сердце ёкнуло, сбилось дыханье,
неужели и вправду она?

не входила любовь в его планы,
лишь работа с темна до темна,
он не должен на страсть отвлекаться,
путь Художника – цель велика!

были раньше другие забавы,
но теперь уже понял – пропал,
темноокой всего восемнадцать,
хмель осенний Илью чаровал

ленинградские встречи, каналы,
этот Город его обвенчал,
здесь гуляли они вечерами,
каждый душу свою открывал

совсем юной по паркам гуляла,
Петроградской родной стороны
и о встрече с любимым мечтала,
чтобы вместе все годы пройти

пробужденьем весенним казалось,
что мелькнёт его образ вдали,
в зеленеющем ветреном парке
повстречается рыцарь мечты

и она его всё же дождалась
златомедьем чудесной поры,
романтичного, с запахом краски,
порождавшего образов мир

темнота в старом парке осталась,
золотые прудами круги,
впереди Петроградской сиянье,
его новая бурная жизнь

третьим курсом учёба венчалась,
ждали двери больших мастерских,
он пошёл против воли начальства,
Иогансона выбрав мотив

путь суровой и жизненной правды,
где Коровина высилась кисть,
его взор мастера привлекали
Ренессанса и новой поры

на портретах грустит тётя Ася,
пианистка трагичной судьбы,
из колодца-двора вырывалась
её музыка вечной весны

после Стужи страна пробуждалась,
город пел о мечтах и любви,
так постичь эту тайну мечталось,
возрождение судеб людских

Академия их наставляла -
для себя что-нибудь сотвори,
в тесной комнате с видами сада
он весну свою начал творить

одиночество, грусть и мечтанья,
ликованье у вечной Невы,
чья-то в сумерках страстная тайна
и размолвка у невских перил

одинокий автобус страданий,
уносящий её среди тьмы,
старость с детством весенье
встречают - колесо человечьей судьбы

двое новую жизнь начинают
и уже не одни среди тьмы,
чьи-то судьбы по окнам мелькают,
а они своё счастье нашли

окрылённый домой возвращался,
видя новые смыслы палитр,
новой жизни стезя начиналась,
новый путь простирался вдали

диссонансами краски звучали
с тем, что вёсны в палитрах несли,
не такого в стенах ожидали
альма-матер от кисти Ильи

вновь весна, где Кумира свергали,
чудо-Кижи их с Ниной свели,
Русский Север прекрасных пейзажей,
русский гений резной красоты

его звали Сибирские дали,
где народные лица былин,
там энергия жизни живая,
виды русских лесов и равнин

здесь красоты земли открывались
в окружении вод и тайги,
Енисея могучие скалы,
голубые Саяны вдали

сколько типов – глаза разбегались,
ясноокие лики Руси,
все столетия вмиг испарялись,
только кисти бери и пиши

здесь жил Суриков – дом за оградой,
что пристанищем стал для Ильи,
Енисей открывал свои дали,
берега первобытных картин

все места как картины смешались
по теченью великой реки,
от верблюжьих тропинок Саянских
до бескрайностей тундровой мглы

здесь исконная Русь сохранялась,
её древние корни, черты,
всё здоровьем и силой дышало,
чарованьем девичьей красы

рукоделия волны плескались,
сарафанов узор, шушуны,
вышиванья пылали на пяльцах
и мундиры казачьи средь них

к красоте колоссальная тяга
от наличников окон резных
до икон и саней с бубенцами,
коромысел и дуг расписных

там увидел огромные дали,
распростёртые в душах людских,
на картинах их лица остались,
что домой в Ленинград увозил

даровал настоящего князя
Оболенского друг Минусинск,
судьбоносным свидание стало,
Достоевский вошёл в его жизнь

там открыл древнерусский оазис
изумительных русских палитр,
мир икон, живописных загадок,
концентрация духа своих

мир энергий сродни Ренессанса,
отражённый духовности мир,
в дивных красках идеи являлись,
потаённый Евангельский смысл

но пришло Илье время прощаться,
вдалеке оставалась Сибирь,
образок потемневший под лаком,
Достоевский в глубинах души

Новый мир начал им воплощаться,
что давно его душу пронзил,
годы юности в этих романах
восхищения краски несли

фантастический мир декораций,
Город белых ночей у Невы,
где герои влюблялись, страдали,
где рождались и гибли мечты

персонажи бесцельно скитались
по кварталам его, мостовым,
здесь Мечтатель бродил над мостами,
встретив образ из грёз золотых

белоночья огромных кварталов,
что трагедий и счастья полны,
уносились в страницы романов
и оттуда в просторы Страны

жил князь Мышкин чудным идеалом,
что Настасью так страстно любил
и Рогожин с разнузданной властью,
треугольник трагичной судьбы

между ними она выбирала
в истеричной и властной любви,
для того недостойной считала
и царицей держала с другим

Верховенский, мятущийся Шатов,
клоун Лямшин в бесовские дни,
всё в картинах Ильи отражалось,
все безумные пропасти их

в тишине потрясённой стояли
у его достоевских картин,
те, кто память о нём сохраняли
на квартире отцовской Москвы

восхищенье своё не скрывали,
изумляясь единству души,
ленинградский художник,
писатель петербургской далёкой поры

на всю жизнь стали памятной датой
за портретом московским часы,
там Анциферов в красках остался,
петербургский явитель красы

поэтесса Некрасова в красках,
что скиталась по стенам чужим,
Ледяная блокада в кошмарах,
что как призрак бродила за ним

город Невский и пятьдесят пятый,
на Охте у Федосьи гостил,
на квартире её седовласый
незнакомец встречал – сын Борис

дядя Боря вернулся из далей,
из ГУЛАГовских сложных годин,
те края его труд опоясал
пролегавших полосок стальных

- «Ну же, здравствуй, Илюша-племянник!
Ты последний в роду, мне как сын,
помни, я, как и все мои братья
больше жизни Россию любил»

его дети с женой избежали
этой участи трудной судьбы,
путь чужбин и изгнанья избрали
уносившей второй их волны

все лишения там испытали,
унижений и тягот круги,
«остарбайтеров» сирых бесправных,
унесённых ветрами  Войны

стал им домом чужой Илье Запад,
где с годами в трудах прижились,
новой родиной стали им Штаты,
о любимых-родных не забыв …

летом новая в жизни отрада -
Злата Прага звала его кисть,
образ Фучика стенами ада
отразил их духовную жизнь

они жили в годах Ленинграда,
их родной Петербург не забыв,
их душа свои корни искала,
что пытались тогда обрубить

своё русское в жизни начало,
что могло их холсты озарить,
его образы сказов-преданий,
что их кисти могли вдохновить

вдвоём с Ниной в Москву приезжали,
чтоб в столице большой погостить,
у друзей и знакомых бывали,
что связали потом на всю жизнь

выходя на балкон ресторана,
дали клятву России служить,
стала местом сакральным их «Прага»,
где открылись картины Москвы

возрождать старину её в храмах,
деревянные стены в глуши,
красоту всю в вещах, одеяньях
собирать, прославлять и хранить

там Гран-при получил он нежданно,
его имя в просторах страниц,
Глазунов – далеко прозвучало
от советских чинов и столиц

новой жизни их с Ниной причалы,
чтобы вместе в Искусство уплыть,
Старой Ладогой жизнь обвенчала,
где истоки былинной Руси

снежной вьюгой она их встречала,
очертаньями стен крепостных,
им старушка о них рассказала:
- «Юрик строил, все силы вложив!»

как Снегурочка Нина стояла
в одеяньях ветров ледяных,
бесконечная снежность лежала,
где гуляние вольной пурги

вдруг вдали «Болеро» зазвучало
из мятущихся зимних стихий,
нереальность двоих чаровала
и за Волховом изб огоньки

на продавленном старом диване
начиналась волшебная жизнь,
в сельском клубе под ликами Маркса
воедино пути их сплелись

в Ленинграде тот год завершая,
лик французских актёров творил,
Товстоногова личность свершая,
Европейский успех заслужил

открывала далёкая Прага
ему двери советских столиц,
впереди неизвестность пугала,
мрак провала иль всполох зарниц

призывала искусства плеяда
свой талант перед всеми раскрыть,
то, что ярко душа создавала
показать всему миру в ЦеДРИ

зимней стуже Столица встречала,
персональная - тут уж держись!
только лучшее, восемь десятков,
словно дети Ильи разбрелись

ночь последнюю глаз не смыкал он,
на кону его красками жизнь,
нежно Нина на ушко шептала:
- «Ты сильней их и ты победишь!»

дух мятущийся крепко держала
его ангел-хранитель мечты,
жизнь любовью его окружала:
- «Кто откроет всё, если не ты?»

неизвестный студентишко в ванной,
где пустили знакомые жить
и огромные выставки залы,
что не в силах пришедших вместить

мощь Манежа, искусств элитарных
у могучей Кремлёвской стены,
только лучшие здесь выставлялись
живописцы Советской страны

постоянно толпа прибывала,
чтобы видеть волшебную кисть,
словно волны стихия людская
прибывала из улиц Москвы

после пышно-партийных парадов
и рабочее-крестьянских палитр
люди видели тонкие краски,
хоронившие соцреализм

здесь мотивы любви и блокады,
одиночества, грусти, тоски,
Достоевского с Блоком рулады
и трагичность «Дороги войны»

на морозе часами стояли,
чтоб увидеть его реализм,
милицейские всадники сжали
тяготенье огромной толпы

всё казалось немыслимой явью,
миражём из таинственной мглы,
величайшее автора счастье
видеть жажду искрящих картин

рассыпалась тоска от объятий,
разрывавших душевный надрыв,
уносилось от рукопожатий
одиночество в прошлую жизнь

приходил сам министр Михайлов
и дерзанье Ильи похвалил,
Евтушенко и Белла взирали,
Паустовский с Олешей бродил

но успеха Илье не прощали,
слово «зависть» сжигало миры,
разрушеньем канонов признали
его тонкий душевный порыв

исключали и вновь принимали,
Иогансон предал и забыл,
в мастерской на Неве отказали,
указав на забвенье глуши

его классы Иваново ждали
и Ижевских картин чертежи,
ситуацию там понимали,
закрывая ворота свои

после шума и страсти пыланий
он вернулся на берег Невы,
он познал весь восторг чарований,
зависть, ненависть в лаве любви

из родных его улиц изгнали,
все пути на Неве перекрыв,
своё дело загонщики знали,
начиная искусно душить

но не даром бойцовский характер
в нём родили дороги Войны,
все удары судьбы не сломали,
пробивался к сиянью Москвы

он покинул родные пенаты
и вернулся в громады Москвы,
на Всемирном большом фестивале
всех приезжих портреты творил

молодёжный искрящийся праздник,
где сливались посланцы Земли,
атмосфера больших ликований,
новых связей и страстной любви

вновь картины Ильи засияли,
задвигая искусство других,
снова козни, нападки и зависть,
чтоб сломить глазуновскую кисть

здесь сводили дороги с друзьями,
что потом ему так помогли,
ставропольский улыбчивый парень
за портретом к нему приходил

комсомолец за двух итальянцев
с Фестиваля Илью попросил:
- «Нарисуй их, Илья, во как надо!»
- «Хорошо, Горбачёв Михаил»

иностранцы Илью выбирали,
отразившего образы их,
а творенья других пропускали,
не вобравших их дух и черты

увозила в Парижские тайны
его образ богиня кулис,
восхищала изогнутым станом,
своим ликом, что звали «на бис»

наклонилась к портрету как пальма
под ветрами, что уголь творил,
комплиментов поток даровала,
получил поцелуй и мерси

не простили коллеги таланта,
что посмел их при всех обойти,
был в изгнанье оттуда отправлен
- стены студии царство чужих

собирали с женой чемоданы,
громы Питера, грозы Москвы,
но Дико, его верный товарищ
поддержал и не дал им уйти

МГУ-шные стены «общаги»,
пара комнат, где жил и творил,
стены первой в палитрах сияли,
во второй его дух ворожил

снова грозы Илью настигали,
вновь народ к нему валом валил,
в телефонные трубки орали:
- «Глазунов фестиваль нам затмил!»

много новых людей узнавали
о таинственной кисти Ильи,
именитый знаток-итальянец
его славил в земле Апеннин …


Глава VI

Отшумели Москвы карнавалы,
златомедье кружило свой вихрь,
позади восхищенье и травля,
неизвестности мрак впереди

сирота, без прописки и связей,
в океане бурлящих интриг,
без работы, жилья и заказов,
лишь с надеждой на милость судьбы

стены комнаты лишь оставались
МГУ-шной «общаги» у них,
там всю осень вдвоём обретались
с верной Ниной в свой двадцать один

когда красок порой не хватало
для творений прекрасных Ильи,
свою кровь она тайно сдавала,
чтобы мог он искусство творить

всё открылось однажды случайно,
когда выпал талончик еды,
лишь тогда ему стала понятна
её бледность и слабость в те дни

она верила в силу таланта,
видя жар его страстной души,
пусть родня её не понимала,
не любившая лёгкость Ильи

он у грохота рельсов вокзальных
привозимое тяжко грузил,
кочегаром ходил наниматься
безуспешно – мечта лимиты …

каждый вечер к себе возвращались
в этот шумный студенческий мир,
им незримо друзья помогали,
о правах его «птичьих» забыв

в выходные чугун штурмовали,
словно Зимний октябрьской поры
и однажды художник сорвался,
с забинтованной кистью бродил

а порой Ленинградским вокзалом
плыли ночи влюблённых двоих,
среди вечно спешащих куда-то
пассажиров стальных верениц

одиночество в Граде гигантском
на скамейке метро ощутил,
наблюдая как жизнь-эскалатор
разносила людей вверх и вниз

там с друзьями часы пролетали
в постижениях жизненной мглы,
с Неизвестным там строили планы
и мечтали все стены пробить

жил чем было - так мало, случайно,
иллюстрации, лики палитр,
от Калинина враз отказался,
не умея душою кривить

Всесоюзный идёт на рыбалку
с развесёлой гурьбой детворы,
не для этого в Питерских классах
шлифовал свою дивную кисть

подвернулась работа однажды
- киноленту собой озарить,
не сложилась с Лиозновой драма,
молодой и горячий он был

ни прописки он, ни гонорара
за картину тогда не срубил,
с Дионисио свёл их Макаров,
что каморку свою уступил

декабрём переехал в «мансарду»,
в коммунальную пошлую жизнь,
сквозь летящий поток снегопада
сонм картин его дружно несли

коммуналка, теперь Поварская,
рядом море заснеженных крыш,
навсегда сохранил благодарность
приютившим в те страшные дни

лишь кровать и светившая лампа
были мебелью новой семьи,
свет от воина шёл непрестанно,
натянувшего лук тетивы

очень тёплые чувства к испанцам
на всю жизнь с этих пор сохранил,
они пели как парень прощался,
уплывая в далёкую жизнь

все картины приют постоянный
у Алисовых быстро нашли,
галереей творениям стали,
собирая восторги Москвы

здесь любовь его вспыхнула к Чайке,
дочь хозяйки, чей образ творил,
стала вечной прекрасной загадкой,
что Илья никогда не раскрыл

на Кутузовском часто бывали
все искавшие новую кисть,
новый мир для себя открывали
после тьмы и гонений былых

выживал лишь в портретах случайных,
что с московской богемой пришли,
то, о чём он мечтал было счастьем,
рисовать было смыслом Ильи

безнадёжность больших ожиданий,
тяжелейший период души,
Мегаполис огромных стяжаний
и отчаянной жизни борьбы

было временем дивных познаний
той ушедшей исконной Руси,
её образов, стен и преданий,
открывавшихся взору Ильи

петербургские путы и чары,
уводившие в западный мир,
чужеродное всюду встречали,
воплощённое в «камнях святых»

поэтичные музы вещали,
что Серебряный век подарил,
его душу собой заточали
лабиринтами улиц Москвы

в дни борьбы и больших испытаний
он открыл прелесть старой Москвы,
что сияла ещё островками
в океане бетонной судьбы

Новодевичий здесь открывали
и Донской, где обломки святынь,
Храм Спасителя прежде венчали
на фасаде былой красоты

у надгробий, в снегу утопая,
пробирались к подножью стены,
где на битву Московского князя
Сергий Радонежский проводил

уезжали в Посадскую Лавру,
что сияла в своих куполах
и в Великий Ростов их потрясший
дивью храмов и мощью кремля

стены Боровска их восхищали
красотой православных пространств,
несравненные русские дали,
где шумят за полями леса

любовался ещё в Ленинграде
тем, что Нестеров кистью создал,
здесь задумал Россию восславить
всей палитрой своей полотна

здесь их души родным задышали,
свою русскость открыв для себя,
лишь в Москве они русскими стали
в её древних могучих стенах …

… Свет забрезжил во тьме ожиданий
когда гость к ним в каморку входил,
«Дядя Стёпа» увидев мансарду,
Глазуновых к себе пригласил

- «Да, однако, у вас тесновато!»,
иронично он им заявил,
увидав их четыре квадрата,
где кровать да бумаги-холсты

они ехали в мир упований
неизвестной элитной Москвы,
дверь открыл знаменитый писатель,
что мог многие стены пробить

сын Андрон рассказал о таланте,
что завистливый мир не простил,
в мир квартиры, где площадь Восстаний
неуверенно с Ниной входил

познакомились с их сыновьями,
кровь дворянская как и у них,
живописцы родными кровями
- Кончаловский и Суриков в них

их жилище напомнило дядю,
всюду красная мебель в ампир,
полки с книгами, люстры с орлами,
живописные стены картин

Кончаловский, где смотрит хозяин,
бюст Конёнкова ликом жены,
там великий Василий Иваныч,
где раскинулась вольно Сибирь

здесь их радость с теплом окружали,
дух дворянской культурной семьи,
все они за бортом оказались
новой жизни, сметавшей чужих

благородство в их душах осталось
и решимость в борьбе победить,
в новой эре своим помогали,
в ком Всевышний огонь воспалил

в Подмосковье так вольно дышалось
у Николиной дачной горы,
там сияли бескрайние дали
и речное сверканье Москвы

здесь Тарковский с Андроном писали
свой исконный Рублёвский мотив,
там впервые услышал о Славе,
что дарил музыкальный порыв


Глава VII

Неизвестность вдали загоралась,
в окоёме туманном огни,
телефонный звонок в коммуналке
растревожил житейство Ильи

твёрдый голос, металл интонаций,
приглашение в «сталинку» МИД,
о житье его бедственном справки
и задание - образ творить

фрекен Сульман, жена дипломата
и княгиня из русской мечты,
Оболенская в прошлом когда-то,
что должна среди русских гостить

под ветвистыми ветвями сада
исповедалась в годах лихих,
о голодных кровавых двадцатых
и о холоде шведских чужбин

всё о жизни своей рассказала,
о борьбе с неприязнью родных,
о страданиях в русских пенатах,
что увидеть её не могли

она многое сделать желала
для России, для русских родных,
положение шведки сковало
благородство порывов души

их судьба словно в сказке менялась,
коммунальность уже позади,
однокомнатным счастьем вдруг стала,
что в Ананьевском друг им открыл

переезд на Ромэна Роллана,
телефон, что заказы дарил,
на Кутузовском жён дипломатов
он азам живописным учил

- «Я о Ваших тревогах слыхала,
Вы как свежего ветра порыв,
рядом с Вами я вновь ощущала
дуновенье родимой земли»

создал образ Давидо Альфаро
прямо в номере пышной «Москвы»,
всего десять минут – улетал он
в Мексиканские дали свои

одиночество душу пронзало,
отражаясь в палитрах картин,
одинокий глубин эскалатор,
бесконечность ступеней вершин

завершался бег пятидесятых,
что принёс всем дыханье весны,
свет забрезжил в холодных кварталах
незнакомой огромной Москвы

никаких от Союза заказов,
лишь портретов случайных мотив,
мир писательский и театральный
за талант Глазуновский платил

Михалков, благодетелем ставший,
Луговскую, Хикмета творил,
Рыбаков, свой талант пробивавший,
лик, пронзавший в «Летят журавли …»

гость Италии, голос «Ла Скала»,
покоривший громаду Москвы,
встреча с оперой, шторм триумфальный,
гром оваций и образ Ильи

появился певец гениальный
в их Ананьевском – образ дарить,
на пространстве, где лишь восемнадцать
разговоры тянулись «за жизнь»

он просил его с пламенным жаром
показать ему краски Руси,
её образы, фрески и храмы,
одеяний старинный мотив

поражён был, о Нине узнавший,
что связала незримая нить,
их Николо, театр украшавший
был двоюродным дедом жены

вышла книга в Неаполе славном
о творениях кисти Ильи,
звали в Польшу «Дооколо свята»,
в неизвестный таинственный мир

его образы всех покоряли
городами славянской страны,
посетил его сам Генеральный,
наплевав на опальность Ильи

Катовице и Краков, Варшава,
вернисажи как праздники шли,
очи пани Тышкевич пылали
и Равицкого в красках палитр

начал словом сраженье в журнале,
защищая родной реализм,
против мути абстрактных кривляний,
что затмила художества мир

здесь свела их дорога с друзьями,
в ком живые души родники,
попросил Солоухин сияний
глазуновских для книжных страниц

Вознесенского образ опальный
возникает рукою Ильи,
его первые вирши «Мозаик»,
где царит глазуновская кисть

он пытался свой дух нестандартный
миллионам Страны донести,
лабиринтами трудных исканий
свой особенный путь обрести

был художником камня крылатым,
свои зодчие образы вил,
живописно-творящим собратом
возносивше-ломавшей судьбы

разошлись их дороги, однако,
Русь и Запад собою влекли,
равнодушным к корням оказался
архитектор – их Антимиры …

снова Русь Илью старая манит,
что Ростов Ярославский хранит,
его кремль и собор кафедральный,
что над озером Неро парит

древний Боровск его восхищает,
дух провинции русской разлит,
вся история зодчества в камне,
ароматы ушедшей поры

возвышается ввысь куполами,
колокольнями храмов-апсид,
Рождества, Благовещенский, Спаса,
староверчества дух бередит

здесь как будто бы Время стихает,
Девятнадцатым веком застыв,
старых улочек тихая радость,
уходящая в глубь старины

Русский Север чарует снегами,
кружевным Вологодьем пурги,
где резные в домах палисады,
дух купечества славный царит

Ферапонтов, Кириллов предстали
куполами пред взором Ильи,
старорусского быта уклады,
деревянные стены былин

Белозёрского стены сверкали,
его храмовых стен изразцы,
Белоозера гладь под снегами,
где с дружиною Синеус жил

Каргопольские дивные храмы
в белокаменных сводах апсид
с невесомыми будто шатрами,
белоснежная быль старины
 
пять веков у Онеги сияли,
храмы-вехи на долгом пути,
зимней сказкой чудесной сливались
с акварелью небес синевы

времена будто сон застывали,
открывая красоты Руси,
каргопольской игрушкой был славен,
мастерами иконописи

старожитность купеческих лавок,
земляные былые валы,
Девятнадцатый тихий домами,
весь в наличниках дивной резьбы

переливы поморских преданий
берегами прекрасной Двины,
молчаливые люди в цибаках,
что Никола Угодник хранит

от Поморья к Рязанскому краю
пролегала дорога Ильи,
где Мещёрские дивные дали,
что Есенинский дух озарил

видел кремль он и храмы Рязани,
Рождества и Успенского высь,
православных обителей старых
обветшалость под властью чужих

на творенья Илью вдохновляли
эти виденья Русской земли,
«Князь Владимир», его «Ожиданье»,
«Русской песней» свой дух отразил

первый год из Шестого десятка,
век Двадцатый, что многих сломил,
он упрямо врагам не сдавался,
не желая пропасть в забытьи

за мечту и за веру сражался –
стать художником Русской Зари,
показать красоту стародавней
и могучей былинной Руси

ополчились по кисти собратья,
чтобы «выскочку» враз раздавить,
в свой Союз ему дверь закрывали,
где заказы, возможность творить

но другие Илью понимали,
не давали сломать его кисть,
шаг за шагом ему помогали,
не позволив талант загубить

после русской исконной Рязани
в Малороссию звали пути,
с благодетелем ездил он в Харьков,
где таинственный доктор лечил

был надеждой учёных исканий,
старик Бехтерев крепко хвалил,
рисовал Петербург вечерами,
классы Рериха цветом палитр

исцелявший от многих страданий,
заиканий и болей людских,
возвращавший безвестно пропавших,
радость жизни и счастье души

«Казимиром Кронштадским» прозвали
отвергавшего их атеизм,
лихолетья ГУЛАГа сковали,
но сломить его дух не смогли

на глазах у Ильи исцелялись,
говорили, читали стихи,
к счастью жизни своей возвращались,
забывая тяжёлые дни

за столом они долго общались,
о годах, что прошли по Руси,
о молитвах, что жить помогали
и о силе добра и любви

о бескрайности мощи и знаний,
что сокрыты в просторах людских
и о тех, кто в беде помогает
силой веры всё зло победив

подкрепившись своим шоколадом,
смял рукой серебристость фольги:
- «Кто такие, кто всем помогает?»
- «Те, кто верует», - встал Казимир

поражённые прочь уезжали,
в свои дебри далёкой Москвы,
его руки углём начертали
образ доктора трудной судьбы

новый образ апрельский – Гагарин!
Вихрем славы окутали дни,
он прорвался дорогой мечтаний
в бесконечность Вселенских глубин

два ровесника здесь повстречались,
кисть романтика с сыном Земли,
на бумаге навечно остались
отворившего Космос черты

его труд и старанья сказались,
Илье двери Союз приоткрыл,
стал в их братство Илья кандидатом,
рисовал и надеждами жил

летним зноем Москвы фестиваля
его звёзды экрана нашли,
несравненная Джинна де Сантис
и Висконти в гостях у Ильи

два часа на бумаге остались,
породив приглашение в Рим,
Голливудские звёзды сверкали,
что углём виртуозно творил

во Владимире встреча случайна,
отреченье принявший Шульгин,
две эпохи, единые взгляды
о величии Русской Земли

монархист, дух России спасавший,
жизнь с любовью к России прожил,
много ведавший и рассказавший
Глазунову о годах былых

но влекли Илью синие дали,
просиявшей в легендах земли,
о воспетом в мечтах Светлояре,
что град Китеж в глубинах таит

край Заволжский, сокрытый лесами,
где рассеяны в дебрях скиты,
подневольные в чащи сбегались,
дерзкой вольницы волжской гонцы

переливами русских сказаний
весть о Китеже-граде летит,
где от орд басурманских скрывались
православные Русской земли

он сокрыт был от мира веками,
направляя посланцев своих,
приходили известья-бумаги,
наставляя всех дольнюю жизнь

отражаются водами храмы,
терема с небогатостью изб
и проносится звон над волнами,
чтобы души людские будить

поздней осенью белые дали
пронеслись перед взором Ильи,
он стоял у недвижимой глади,
где берёзками берег увит

и доныне людей согревают
эти тайны лесной стороны,
красотой наши дни овевают,
светом истины и доброты

путь Пожарского там повторяли
вдоль верховий великой Реки,
стрелку Нижнего вдаль провожая
к Ярославлю до самой Москвы

в Городец по плотине въезжали,
что резной красотой покорил,
деревянные кружева-шали
в каждом доме с венца до земли

расписные узорами прялки,
вышиванки одежд, рушники,
хохломские увитые травки,
что разлиты посудой Руси

оживает Семёновской сказкой,
что красоты узоров хранит,
сочетания чёрных и алых,
что на золоте ярко горит

тут и мебель селений такая,
что столичных эстетов сразит,
мир игрушек с простым обаяньем,
что растили потомков Страны
 
всех музеем своим окрыляет
удивительный красочный мир,
деревянных подносов и чашек,
всех посудин, игрушек цветных

там высоты открыли случайно
стародавний раскольничий скит,
жили люди в летящем Двадцатом
по обычаям старой Руси …

по далёким краям разливает
все красоты Заволжье свои,
русский дух заграничьем пылает,
озаряя сердца и умы

к душам детским игрушки взывают,
чтобы сказками теплилась жизнь,
чтобы стойкими, добрыми стали,
уходя в неизвестность зарниц

Новый год зимней стужей встречает
и надеждами душу пьянит,
свою битву Илья продолжает
на просторах журнальных страниц

круг знакомых-друзей расширяет,
чьи порывы и думы близки,
в них опору в борьбе обретает
за воскресшее чувство Руси

вновь Есенинский край посещает,
«Огоньковский» большой коллектив,
Аджубей и Сафронов сближают
его с миром печатных страниц

там поддержку Илья получает,
«Чем гордиться…» - в «Известиях» крик,
длинный путь к старине начинает,
создавая его ВООПиК

голос правды «Москва» поднимает,
беспокойным талантом манит
и Смирнова статья о таланте,
что безумцами в землю зарыт

Переславль-Залесский встречает,
чудо дивное Древней Руси,
шесть обителей, храмы шатрами,
что Двенадцатый век огласил

изумрудье Успенского храма
и Плещеева озера вид, где
Петруша на ботике плавал
и Синь-камень в веках ворожит

Золотого кольца панорама
открывается в этом пути,
восхитительный Кремль над полями,
где родился спаситель Руси

здесь обителей видел громады,
слева Горицкий, Фёдоровский,
там Никольского стены-палаты,
что Корсунским крестом знаменит

путь на Волхов лежал, где начало
государства Великой Руси,
воплотилась история славы
в монументе могучей поры

здесь София его вдохновляет,
где тринадцать веков пронеслись,
силуэты кремля Ярославля
и обителей древних мотив

здесь идею единства славянства
Рюрик с братьями нам принесли,
чтобы видели силу германцы,
покорить никогда не смогли

белокаменной сказкой осталась
церковь Спаса в палитрах Ильи,
что как Феникс из праха восстала
после бури ушедшей Войны
 
с молодёжью в ЦК выступает,
об ушедшей Руси говорит,
сохранять её ткань призывает,
«Князя Игоря» дивно творит

едет в Хельсинки, в финских палатах
выставляет полотна свои,
здесь в Империи бывшей когда-то
земли финские пышно цвели

вдохновлялись в чащобах и скалах
Калевалы России творцы,
у озёр и лугов озарялись,
в сон туманов себя погрузив

в Териоки затеряны дачи,
где Андреев и Репин творил,
к его озеру с чащей съезжались
петербуржцы, забывшись в тиши

Вересаева, Гарина дачи,
Менделеева с Павловым мир,
Максим Горький, Куприн здесь бывали
и Серов своей кистью творил

вновь Москва в свою жизнь погружает,
где палитры портретов за мир,
в Русский клуб молодёжь собирает,
сам Конёнков их благословил

новой жизни глава начиналась,
завершившая время любви,
муза кисти Илью покидала,
уходя в лицедейства свои

своё имя она оправдала,
лёгкой Чайкой небес воспарив,
над стихиями жизни витала,
над страстями и буйством Ильи

слишком много любви и страданий,
подозрений ревнивых Ильи,
её страсти, тревог и метаний,
достоевский искрящийся вихрь

тяжелы были дни расставаний,
снова ссоры и слёзы одни,
завершили их мама и Вадик,
та по-женски, а он по-мужски …

третий год из шестого десятка,
он не признан Кремлём, тридцать три,
вырывали его итальянцы для портретов
в божественный Рим

нелегко та поездка давалась,
«капстрана», «чуждый западный мир»,
из Союза не всех выпускали,
а тут этот бездомный кумир

все два года вояж пробивали,
в первый раз пересёк рубежи,
его встретили земли титанов,
Ренессанса великих картин

здесь творил Тициан с Леонардо,
Рафаэль, Микеланджело кисть,
Флорентийская с Венецианской
живописцев к вершинам вели

их наследники муз итальянцы
восхитились искусством Ильи,
петербургские корни сказались,
Императорской школы вершин

его Джинна на вилле встречала,
где отряды Спартаковцев шли,
Виа Аппиа Антика мчалась
из ушедших латинских глубин

красотой своей дивной сражала
уроженца страны Апеннин,
петербуржца Москвы восхищала,
воплощаясь в палитрах Ильи

атмосфера его вдохновляла
в окружении ваз и картин,
дух этрусков, где всё начиналось,
их загадочной сказкой манил

здесь элита кино открывала
неизвестную русскую кисть,
Федерико, Мазина, Адамо,
Микеланджело в красках зажглись

их родство реализма сближало,
правда жизни, суровый трагизм,
полнота мощных чувств подкупала,
повседневный цветной реализм

его ждало знакомство в Ла Скала,
где великий Николло творил,
театральная муза витала,
повстречавшись с роднёю жены

его выставка всё увенчала,
сумасшедший успех поразил,
всех глубокая страстность пронзала:
- «Достоевский высоких картин!»

его слово над Римом звучало,
отвергая весь авангардизм,
подчеркнул христианства начало,
где сияние вечной зари

Русь исконная взгляд привлекала,
что Заволжье лесами хранит,
в чистоте всех своих идеалов
стороною Кержецкой в глуши

со времён когда Русь создавалась
не ступали здесь ноги чужих,
белоснежие стен Китеж-града
и церквей в куполах золотых

кисть Печерского мир описала,
что по древним обычаям жил,
персонажей, обычаи, нравы,
их пейзажи и краски жилищ

те, кто жили по старым обрядам
здесь убежище веры нашли,
от крестьян до купцов поднимались,
наживая свои барыши

дом большой, его прочный фундамент,
обиталище русской семьи,
все вопросы и беды решались
в «боковушках» и стенах жилищ

красотой и достатком дышало
обиталище в окнах резных,
устремлялось к Руси идеалу,
просиявшему в недрах души

жили чисто, искусно, опрятно
у Заволжской лесной стороны
обитатели-старообрядцы,
Волги-матушки вечной сыны

жизнь Чапурина и домочадцев,
дочерей и Аксиньи-жены,
их трагедии, поиски счастья
и просторы широкой души

крепость веры, её идеалы,
радость жизни, взаимной любви,
разрушающий блеск капиталов,
самодурство сменявший цинизм

уходившую патриархальность,
где дела все по совести шли,
барыши и обман заменяли -
Смолокуровых жизненный мир

уносившие радость несчастья
настигают героев в пути,
возникают из прошлого тайны,
чьи-то беды, обеты, грехи

Смолокуров, пропавший ударом
и Чапурина старость в тиши,
дочерей горе их вертопрахи,
ложь сектантов и козни интриг

мать Манефа в слезах своих тайных,
давшей Флёнушке бойкую жизнь,
встреча с прошлым тяжёлым ударом,
грех Филагрии, поиск судьбы

всё почувствовал, образ представил,
дух Печерского в кисти Ильи,
«Возвращение Дуни», причалы,
«Бунт», «Манефа» и «Отче и сын»

о минувшем для внука рассказы,
«Поярков» и «Красильниковы»,
в тёмном женщины-старообрядцы
и «Княжны Таракановой» вихрь

по Заволжью Илья проезжает,
«Огонёк» иллюстраций страниц,
год Икаром Руси завершает,
первой премии радость-корысть

«Огонёк» его вновь привлекает,
воплощения ждущий Куприн,
«Поединок», «Жанета» и «Яма»,
кровь «Брегета» и «Молоха» дым

пошлость жизни и свет идеала,
романтизм и жестокий цинизм,
тяготенье стального Ваала,
одиночество горьких чужбин

честь и доблесть – армейские нравы,
беспробудное пьянство игры,
отравление смрадом казармы
и зловоние мелких интриг

блеск чудесного цвета граната,
возвышающей душу любви
и прогнившая грязная яма
копошащихся пошлых блудниц

разорённые жизнью мечтанья
о призванье искусство творить,
каждодневные службы страданья
у железного чудища тьмы

опьянявшей природы исканья
за чертой монастырской стены,
мир свободы бушующей тайной,
что мальчишку стихийно манит

воплотил галереей кавказской
эти образы гений Ильи
и творивший поэзию автор
проступил из портретных палитр

дым пожарища в небе – «Два князя»,
русский город пылает вдали,
древнерусской истории связи,
созидание в годах борьбы

продолжает борьбу за признанье,
пишет книгу тяжёлой судьбы,
шум «Известий» в поддержку таланта
и закрытых от взоров картин

в Менделеевском вечер за правду
среди майской цветной кутерьмы,
клуб любителей русских исканий
и в Манеже блокадный прорыв

вновь успех после мглы и молчанья,
на которые кисть обрекли,
снова толпы людей, их пыланья,
семилетье тяжёлой борьбы

шум открытия с громким скандалом,
друг Валерий и крики толпы,
замминистра, примчавшийся с жаром,
кавалерия, радостный взрыв

вновь Манеж, распахнувший объятья
для гонимых глубоких картин,
снова вызов сановным собратьям,
что Илью раздавить не смогли

его новых работ очертанья,
лики, храмы, «Дороги войны»,
рядом с властною площадью Красной
у могучей Кремлёвской стены

вновь работы Руси иерархов,
полотном патриарх Алексий,
галерея портретов Ла Скала,
что гостила на сценах Москвы

осень года в интригах-нападках,
разложили все карты враги,
он для них только «Сфинкс без загадки»,
был, остался и будет чужим

в ЦДЛ рубит жёсткую правду
как Есенин врагами убит,
- «Как он смеет!», - кричали из зала,
но он знал, что сказал Казимир

не простили рязанскому парню,
что Россию так страстно любил,
васильково-льняная, ржаная
она пела из пламенных вирш

одиночество непониманий
вновь в картинах Ильи так сквозит,
но в народе он силу черпает,
пишет образы лучших ткачих

словно громом октябрь оглушает,
завершая Хрущёвские дни,
десять лет бесконечных метаний,
крупных дел и больной болтовни

завершалась эпоха страданий
Русской церкви, гонителей тьмы,
ленинизма тиски ослаблялись
для истоков Руси коренных

в феврале клуб Ильи возникает,
всех чинов обойдя этажи,
имя «Родина» гордо сияет,
чтобы русское русским нести

Моссельпром мастерскую вселяет,
в этих стенах отныне творит,
этажи, где ведёт винтовая
к новым высям горящей души

жаркий липень мечту исполняет,
утвердили страны ВООПиК,
то, что в ветхость годов превращалось,
будут люди надёжно хранить

Русский Север Илью привлекает,
путь на Волхов Ильменский лежит,
там исконная Русь сохранялась,
колыбелью стихий вечевых

Новгородский детинец стенами
и древнейший Софийский парит,
Спас Нередицы ввысь возмывает,
ожерельем увит вековым 

здесь дорога, ведущая к Храму,
сквозь каменья в коврах луговых,
мир земной и небесный взывают
изумрудье, небесная синь

возникает деревня Кулига
и Кириллов её монастырь,
всюду веет огромная сила,
мощь духовная Русской Земли

мглой осенней является книга,
на страницах художника жизнь,
городские являет картины,
образ «Мцыри» в печати возник

минул год, на вершину взлетает
его детище  - член ВООПиК,
в Датских землях портреты ваяет
всемогущего Крага семьи 
 
 
Глава VIII


Год седьмой из шестого десятка,
годовщина огней Октября,
его имя всё больше витает,
утопая в заботах-делах

Новый год он в надеждах встречает,
бастион его недругов пал,
он в Союз живописцев вступает,
вьюжный просинец всё увенчал

десять лет бесконечных страданий
и терзаний от мести своих,
боль борьбы и высоких мечтаний,
обещаний, витаний судьбы

завершалась эпоха скитаний,
полумира и полувойны,
появлялся какой-то достаток
и надёжность, искусства тылы

три вершителя судеб сказали
своё слово в поддержку Ильи,
гневных окриков не испугались,
признавая волшебную кисть

смелый Нисский, просторы писавший
и Верейский, что в книгах творил,
знаменитый насмешник, пронзавший
своей кистью врагов – Кукрыникс

жизнь звала Илью к странствиям дальним,
месяц лютый, ворота Страны,
от Приморья до джунглей Вьетнама,
где земля от бомбёжек горит

письма дяде из порта прощаний,
что там ждёт за грозой впереди?
В неизвестность с женой отправлялись
вместе с хлебом от Русской Земли

жил в сраженьях Вьетнама огнями,
создавая те образы-дни,
как когда-то творил Верещагин
на далёких чужбинах войны

дым окопов и стон госпитальный,
искалеченной в бомбах земли,
взгляд суровый на лицах солдатских,
где читается: «Мы победим!»

разбудили их крики однажды,
друг Высоцкий: «Илья, посмотри!»,
разворочена бомбой лужайка
у гостиницы той, где он жил

вновь судьба его смерть отгоняла
невзорвавшейся сталью машин,
для чего-то Илью сохраняла,
для каких-то сокрытых вершин

три недели в огнях пролетали,
воплощаясь в десятках картин,
что в Ханое народ наводняет -
«Дни и ночи Вьетнама», их цикл

вновь Москва его в путь провожает
в златомедья осенние дни,
во Вьентьяне король привечает,
на портретах все лики семьи

жизнь лаосцев, Меконга пейзажи,
крыши пагод и хижин в глуши,
всё в полотнах Ильи оседает,
орден Вишну блестит на груди

на портретах их лики остались,
гордо зрящих в наш суетный мир,
о судьбе своей страшной не знали,
что настигнет их в джунглях глухих

всё исчезнет под натиском «красных»,
гармоничной монархии мир,
всё сметёт на пути Патет Лао,
так знакомо то предкам Ильи …

здесь всемирность Илья проявляет,
широту своей русской души,
всё чужое в себя принимает,
Достоевского с Пушкиным жизнь

там известье его настигает,
дядя Миша оставил наш мир,
уходил после многих страданий,
добрых дел и тяжёлой судьбы

дебри пагод чудных оставляя,
он вернулся на берег Невы,
в опустевшей квартире у дяди
вспоминал их минувшие дни

тихо в комнатах сумрачных стало,
где так часто с любовью гостил,
опустели кругом анфилады,
многотомные мыслей ряды

упакованы в дальний Саратов
все полотна великих картин,
там Кустодиев с Рерихом ждали,
Бенуа, Сомов и Головин

он так многим был дяде обязан,
вырвав жизнь у голодной судьбы,
дал увидеть поэзию края -
Русский Север волшебных былин

красоту в дивных северных сагах,
что воспета Галленом, любил,
удивительный мир «Калевалы»
в своих образах миру явил

доставалось Илье за пейзажи,
мелкотемие ранних картин
- «Посмотри, красота то какая!
Вьются реки в просторах лесных!

Вот, учись, как великий Саврасов,
Левитан и Горбатов творил»,
обнял нежно, с улыбкой прекрасной,
как отец в довоенные дни

тётя Ксения письма держала,
приходившие к ним от Ильи:
- «Дядя Миша тобой восхищался,
верил в дар твой и очень любил …»

много юных  творений пропало
в те тяжёлые смертные дни,
руки тёмных соседей гаражных
его краски бездушно сожгли

они были для них просто хламом,
что так бережно дядя хранил,
до обидного мало осталось
от того, что он нежно творил

непривычно с жары возвращаться
сразу в холод Российских равнин,
две недели он с гриппом валялся
ноги Нины болели в те дни

вновь в борьбу он за Русь погружался
галереей утраты святынь,
тех, что сгинули варварской властью
вместе с болью нацистских руин

приравнял преступленья германских
и советских служителей тьмы,
на одном полотне сотни храмов,
что крушили России враги

была подана сверху команда –
Глазуновское дело закрыть,
клубу «Родина» русских талантов
его смелостью больше не быть

но работу Илья продолжает,
древнерусской истории нить,
заблистали в них грани коллажа,
время Смуты в палитрах картин

царь Борис и царевич Димитрий,
Белозерского купола штырь
и портрет древнерусской княгини
и простой деревенский мужик

всё, кто «Родине» честно служили
на Крутицком призванье нашли,
те палаты и храмы ожили
их трудами, воскреснув из мглы

в древний город Илью пригласили,
что у Сены огнями разлит,
в ароматах кофейной ванили,
алых роз и безумной любви

«звёзды» Франции кисть оценили,
что блистала в холстах Апеннин,
к воплощеньям его пригласили
легендарной фигуры страны

Шарль де Голль – знаменитое имя!
Патриот, что для Франции жил,
под огнём в испытаньях великих
своей Родине верно служил

дух апреля в цветущем Париже
его негой своей окружил,
одиночество, лица чужие,
в русский храм на Дарю поспешил

в ночь на Пасху вступил под апсиды,
где изгнанники первой волны
утешенье своё находили,
от великих до самых простых

проигравшие бой за Россию
жизнь влачили свою за гроши,
уваженье к себе заслужили,
не знавали в полиции их

он впивался глазами в их лица,
глядя в чуждый Совдепии мир,
в позабытых осколках России
скорбь и веру с надеждой ловил

благодатно пасхальное пенье
разносилось сквозь ладанный дым,
колыхались церковные свечи
в уголке сохранённой Руси

здесь стояли все три поколенья
уносившейся русской волны,
сохранившие верность и веру
и чарующий Русский язык

видел лиц молодых выраженья,
словно сшедших с толстовских страниц,
дивно схожих на князя Андрея,
то на Петю Ростова зарниц

наполняло Илью вдохновенье
от представленных в храме картин,
миллионы вот в эти мгновенья
шепчут русские строчки молитв

было много там встреч и общений,
сын Столыпина, Вырубов был,
Юрий Анненков, кисти коллега,
чаепития с графом Толстым

в Сен-Жермен разговоры в кофейне,
страстный Рутченко сложной судьбы,
вспоминали о дяде Борисе,
вместе судьбы их в годах сплелись 

петербуржец, земляк их семейный,
их духовный провидец – Ильин,
его мысли о патриотизме,
русской вере и русском пути

видел вихрь пламенеющей битвы
и затихший от страха Париж,
в баррикадах, осколках витринных
и кострах отблеск Красной Зари

люди в кожанках, флаги, «коктейли»
- будто снят Революции фильм,
жуть крикливых листовок по стенам 
и с портретов кумиры-вожди

тут явилась картина-виденье,
весь Двадцатый в оттенках палитр,
набросал себе то откровенье,
дух вершителей судеб людских

свёл Париж его с Жаном Ле Пеном,
его образ он в красках творил,
восхищавшийся русским победам,
громом маршей российских былых

удивился винилам коллекций
Русской армии лет боевых,
это тронуло русское сердце
среди улиц французских чужих
 
портретировал глав Кабинета,
в Сен-Жермене палитры картин,
замышляет «Мистерию века»,
а де Голля лишь издали зрил

в сентябре его ждёт Русский Север,
Белоозера дивная ширь,
изумрудья последних мгновений,
златомедья осенних палитр

Белозерский, обитель-твердыня,
возникавший как маленький скит,
отражавший годины лихие,
возносивший стихии молитв

катят серые волны порывы
и сгибаются вод камыши,
на другом берегу белокрылом
звон обители к миру летит

милый вересень в прошлое сгинул,
жёлто-рыжее в кронах лесных,
горечь грусти с тоской на картине,
дальней кромкой полоска стены

вновь бескрайний простор как обычно,
бесконечно-небесная ширь,
вознесённый как будто над миром,
устремлённый к Творцу монастырь

всё устроилось в жизни их с Ниной,
есть заказы, приют для картин,
только детского смеха доныне
не звучало в квартире двоих

к Зеравшанским хребтам пригласили,
где бушует стихия реки,
триста метров в горах возносились,
заградившей путь Вахшу стены

возносилась плотина над миром,
дав энергию людям страны,
лики зодчих остались в палитрах
прилетевшего в горы Ильи

мир Востока открылся им с Ниной
в ароматах базаров и лиц,
колоритные люди-картины,
тюбетейки, халаты, чалмы

на Волхонке июньской открылись
переливы прекрасных картин,
Дом культуры строителей мира
в свои стены Илью пригласил

снова звали художника книги,
что творили стране «Огоньки»,
граф Толстой Алексей Константиныч
возникал на картинах Ильи

в центре мира – свободная личность,
что стремится к вершинам своим,
дух романтики, сердца порывы,
идеалы из древних былин

кто-то душу любви посвятивший,
кто-то вере, уйдя в монастырь,
кто-то власти, их мир погубившей,
кто служенью любимой страны

тонкий лирик изысканных виршей
в поэтической сказке мечты,
где шептания дебрей речные,
дымка озера, кисти рябин

всё размыто штрихами картины,
лик любимой разлитой косы,
чей-то облик давно позабытый
мокрых листьев опавшая ширь

всё смешалось в душе его дивной
- Малороссии страстный порыв
и могучесть России глубинной,
Разумовских, Перовских, Толстых

князь Серебряный, воин Отчизны,
отвергавший царя деспотизм,
государев слуга, не опричник,
рыцарь чести, добра и любви

вдохновенный поэт, уходивший
за предел монастырской стены,
песнопенья свои возродивший,
славя высь – Иоанн Дамаскин

верность долгу Василий хранивший,
отдавая здоровье и жизнь,
князь Андрей, государя коривший,
благородный Михайло Репнин

человечьи пороки бранивший,
Малороссии юмор вложив,
своим острым пером слов игристых,
афоризмов Пруткова Козьмы

знаменитой трилогии вихри,
три царя, что до Смуты дошли,
твёрдый Грозный кровавых опричнин,
мудрый Фёдор, трагичный Борис

самодержец, мораль позабывший
и моральный цепями интриг,
к счастью, славе Россию стремивший,
своей власти на детской крови

мыслеобразы духом постигший,
отразил на полотнах своих,
глубь веков из палитр осветивший,
их приют идеалов людских

шёл октябрь, рождение сына,
принесла ему осень плоды,
одарила их первенцем Нина,
не решались и вот дождались

как положено в храме крестины ,
его крёстные, чтенье молитв,
дали сыну старинное имя,
быть Иваном, быть русской крови      

изумлялись столичные фифы,
что за имя седой старины:
- «Анатолий, Валерий возьмите,
не в деревне глухой родились!»

в том же ЗАГСе шептали другие:
- «Ну и правильно, вот молодцы!
С русским именем будет мужчина,
без наплывшей чужой кутерьмы»

началась их семейная нива,
постирать, поиграть, накормить,
долгожданным любимым кумиром
ещё крепче их узы скрепил

Новый год, семь десятков скругливший,
сорок лет его вдаль унеслись,
снова образов ждали палитры,
дух Некрасовской вечной Руси

всё величье её уловивший
чрез народную горькую жизнь
и могучесть и скорбь совместивий,
что впитал из корней Русский Мир

мир крестьянской семьи отразивший,
всю историю вечной Руси,
слёзы Дарьи в просторах России,
смерть кормильца и горе вдовиц

причитанья, обряды, былины,
где народная жизнь изнутри,
где духовные скрыты глубины,
вековые источники сил

боль страдания старой Орины
и тепло материнской любви
и несжатой полоски кручины,
хвори павшие в месяц страды

там «Железной дороги» долины,
что страданья и муки несли,
тени строивших путь и забытых
вдоль дороги под слоем земли

возвращенье в пенаты родные,
что страданье и горе несли,
нежность скорбных очей материнских,
терпеливость смиренной души

бубенцы сквозь колосья ржаные,
что уносят с собою мечты,
жадно очи глядят молодые
в неизвестную яркую жизнь

деву дали зовут голубые,
там просторов небесная ширь,
здесь колодки её бытовые,
где завянут красоты в глуши

в тот же год он вернулся в былые
времена ленинградской любви,
где по улицам с Ниной бродили,
в одиночестве тайной мечты

вдоль каналов бесцельно бродили,
улетая в мечтаньях своих,
ему грезились чудо-картины,
ей неведомый рыцарь мечты

так близки ему были страницы,
где Мечтатель с любимой сошлись,
белоночий прекрасной Столицы,
где гуляли они у Невы

одиночество в собственном мире
у домов, где дыханье души,
все они для него как живые,
есть любимцы, приятели лишь

пустота и бесцельность по жизни,
бесконечная тяжесть тоски,
лишь фантазии в улицах вились,
голубые витали мечты

встречи с Настенькой словно зарницы
над течением мрачной судбьы,
расставания горечь с любимой
и опять у каналов мечты

образ Неточки, мрака картины,
разность жизни вдоль улиц одних,
бесконечная бедность под крышей,
крах надежды во мраках хмельных

после горькой и страшной судьбины
луч надежды, что в стенах иных,
путь взросления, жизненной силы,
мир фантазий, что в книгах цветных

от мечтаний туманно-наивных
в мир добра, красоты и любви,
через козни и сплетни, интриги
пробиваясь талантом своим

долго образ искал он картинный,
чтобы Неточку в нём воплотить,
были сотни их – не подходили
героине чудесных страниц

но однажды увидел в квартире
свет испуганных детских глазниц,
цепким взором увидела Нина   
прототипа для кисти Ильи

из далёких краёв пригласили
образ женщины дивной творить,
восходившее имя Индиры
над их древней страной вознести

звали кисти творенья кумира,
что Серебряный век озарил,
жаждал весть обновления мира
и своей вдохновенной судьбы

видел знаки в природной стихии
того мира, что оку незрим,
что открыл прародитель Афинский,
двоемирия огненный пыл

верил в лирику горнего мира,
воспаряя над тленом земным,
Соловьёвская мудрость манила
красотою видений иных

Вечно-Женственной грезилась лира
озарённой поэта судьбы,
смутный образ далёкой любимой,
что является миру открыл

воплощенье земное увидел
жарким летом в сияньи Любви,
дева-свет идеального мира,
подмосковного царства мечты

звук певца уходящего мира,
старых гнёзд дивной русской глуши,
восходящее солнце кумира,
его Музы, софийной Жены

новой музы чудесная лира,
лицедейской тревожной судьбы
красотой его дух озарила
в снежном городе устья Невы

в «Снежной маске» и в цикле «Фаина»,
его «Сказке» и в «Песне Судьбы»
восхищенье певца отразилось
черноокой загадкой души

жизнь земная поэта кружила,
опьяняя безумьем любви,
холод Питерский с южным порывом
в его лирике дивно сплелись

восхищение барда любимой
живописец в себе уловил,
черноокой красы, уловившей
его волю, углём отразил

вспоминали берёзы и липы,
дух поэта, что вирши творил,
их прогулки этюдные с Ниной,
где пейзажи Илья отразил

застучали в цехах линотипы,
разливая в страницах стихи,
засияли по книгам картины,
что творились рукою Ильи

Новый год наступал в снежных виршах,
«7» и «2» засветили огни,
в Город детства, где изгнаны были
его звали картины явить

пролетели пятнадцать как вихри
в лабиринтах державной Москвы,
в чёрно-белых и ярких палитрах
пробивалась их новая жизнь

город юности в красках Пальмиры
вновь открыл им объятья свои,
налетавшие Финским заливом
ветры Балтики, светлой Невы

он приехал к великой могиле,
где духовный учитель почил,
его память, великие мысли
он в заснеженной Лавре почтил

его образы в облике книжном
чаровали в палитрах Ильи,
петербургского мира картины,
где как Мышкин когда-то бродил

на Литейном дом русского стиля,
что Семнадцатый век возродил,
его стрельчатых окон старинных,
вознесённый в безбрежное шпиль

холод березня звал всех к картинам,
потянулись к цветам земляки,
опоясали улицей длинной,
день и ночь за палитрами шли

залы Дома собой запрудили,
жадным взглядом ловили весь смысл,
то, что где-то дремало в глубинах,
находили в палитрах картин

то, что долго в их душах давили
возродилось в красотах былин,
в его образах, взорах открыли
позабытый давно Русский Мир

живописца толпой окружили,
рой вопросов, живые огни,
русский дух здесь родной ощутили,
по Истории русской прошли

снова звали далёкие были,
цвет могучей единой Руси,
князь Олег, его первенец Игорь,
что единство славян воплотил

«Летописца», «Перуна» палитры,
животворных истоков ручьи,
меч и память их книги хранили,
что о силе народной рекли

по Венетскому морю приплыли,
чтобы братьев единству учить,
князя Вещим в земле окрестили,
что жестоких хазар разгромил

он в Грядущее царственным оком
через тернии времени зрил,
перед боем взмывал в небо сокол,
вои знали – то Вещий парил

ленинградский триумф не простили,
эти толпы враги-земляки,
двери Дома картинам закрыли,
но остался в сердцах их порыв

вышла первая русская книга
о творениях кисти Ильи,
здесь впервые талант оценили
и открыли для многих других

на Олимпе советском забыли
все гоненья его и грехи,
«небожителей» лики явились,
что вершили все судьбы Страны

звали вновь живописца чужбины,
за Атлантикой в Андах страны,
океанской полоской стихии
с жарких джунглей до снежной земли

океан её, прозванный Тихим,
омывал этот пояс земли,
две могучие силы там бились,
чтобы Чили себе подчинить

в это жаркое время он прибыл
- баррикады, шум взрывов, бои,
сокрушённые мачты и вышки,
жизнь без света, тепла и воды

у продмагов людей вереницы,
всё застыло, остались такси,
на замках все заводы, больницы
и засады, где гор серпантин

он рисует, не глядя на риски
лики Чили в те грозные дни,
взмах Альенде: «Pueblo unido!»
в Ла-Монеда, где будет убит

вид Сантьяго и Андов вершины,
черноокой красавицы лик,
металлурги, студенты, министры
обезумевшей в схватке страны

галереей простёртые лики,
вся столица в гостях у Ильи,
восхищённые лица чилийцев,
сочных красок палитры-огни

возвращенье, Нью-Йоркские виды,
мистер Мэхони гордо глядит,
разговоры в Москве у министра:
- «Сколько Чили ещё простоит?»

- «Две недели», слова живописца
разъярили чиновника, крик:
- «Вон отсюда! Режим Чили вечен!»,
в сентябре Пиночета блицкриг   

повинился могучий министр,
Благодетель Илье позвонил,
в кабинете они помирились,
говорили о смысле судьбы …

всё окрасилось красками рыжей,
золотистой мечтаний поры,
закружили прощальные листья
свои танцы в преддверьи зимы

он покинул узоры Столицы
и вернулся в те грозные дни,
когда вырванный Ладогой к жизни
в Новгородской учился глуши

дивным озером в лодке к ним прибыл,
тот же берег и те же мостки,
тридцать лет пролетели как птицы,
та же женщина сельской избы

он бродил по полям-луговинам,
дух России глубинной ловил,
бабье лето в этюднике дивно
оставалось в рассветах палитр

сенокос и уборку здесь видел,
в деревенские избы входил,
радость с горечью смешаны были
когда в мире остался один

вновь звонок на Кремлёвском Олимпе,
намечается важный визит,
дорожит очень дружбой Индийской
вождь великой Советской страны

прилетели в жар Индии с Ниной
из морозной ноябрьской Москвы,
будто в жаркой духовке палили
их экзотики сказок лучи

на индийском базаре факиры,
заклинатели змей, мудрецы,
древних храмов прекрасные виды,
горы, джунгли и чудо-дворцы

города их вели в лабиринты
незапамятной древней поры,
оставались их стены в палитрах
на картинах прекрасных Ильи

свои тайны им сари открыли,
что так схожи с убранством Руси,
той же вязью их ткани увили,
что и в русской селянской глуши

своды храмов, что в небо возмыли
словно Кижи, Казанский Москвы,
деревянные храмы Придвинья
так похожи на пагоды их

в школах Индии звуки пленили,
что принёс им их древний санскрит,
будто русскую речь им явили
эти стены из вечных былин

Налбандян неудачливый выгнан
и портрет свой назад получил,
для творения лика Индиры
русский гений на крыльях парил

начались их сеансы с Индирой,
фоном горы, родной ей Кашмир,
подчеркнула, что род их арийский,
белый лотос рукою застыл

золотистое сари обвило
с алым верхом её на груди,
элегантные белые нити
на прическе как в жизни легли

восхищенье её охватило –
дар Советской великой страны,
в Президентских покоях хранился
её образ, творенье Ильи

вновь Россия Илью возвратила,
её нивы, леса так влекли,
снова звали страницами книги,
что великий Лесков подарил

открывалась могучая сила
необъятностью Русской Земли,
мощь стихийная Русского Мира
всех оттенков, слоёв и палитр

развернулась в просторах картина,
где кипела народная жизнь,
с Малороссии и до Сибири,
от Кавказа до Северной мглы

годы детства в Орловской глубинке
среди спелой некошеной ржи,
на росистой траве под овчиной
на гостомельском выгоне жил

с детворою крестьянскою игры,
их ночного степные костры,
погруженье в пучины стихии
сил таинственных и колдовских

знал огромность и силу России
не из скучных журналов и книг,
по торговым делам колесили
его годы нелёгкой судьбы

от Саратова к Пинской трясине,
с устья Волги до устья Невы,
где встречался Шевченко, Никитин,
всех сословий и званий сыны

потрясавший соборами Киев
древнерусской своей красоты,
домонгольские фрески в апсидах
и искусных ремёсел творцы

восхищавшие иконописцы
и редчайших работ кустари,
киевлян образованных сила,
что звала в неизвестность глубин

всё записывал, видел и слышал,
растворяясь в магический мир,
дивь мужицкого чудного быта,
его сказов, преданий, былин\

ожерельем народным сложились
все творенья Лесковской души,
словно чётки причудливо вились
по просторам Российской земли

шли без нити какой-то единой
океаном страстей и борьбы,
по сословиям, говорам, бытам,
многоцветием русских равнин

петербуржцы с их жизнью закрытой,
нигилисты, кружащие мир,
православные с жизнью забытой
и загадочность женской души

землепашцы и воры-бандиты,
аферисты, дворяне, купцы,
колдуны и монахи, святые,
вольнодумцы и странники шли

Божьи храмы, раскольничьи скиты
и театры и монастыри,
петербургские островитяне,
персонажи из сельских глубин

колыхание Русской Стихии,
беспредельность народной мечты,
ураганы страстей разносивших
топи зла и вершин доброты

всё хотел своим взором увидеть,
всей России пройти уголки,
до небес свой народ не возвысил
и не бросил валяться в грязи

и большое и мелкое видел,
бесшабашность ухарскую в них,
потрясавшую ум алогичность,
полаганье на волю судьбы

в океане народной стихии
свет надежды искал, маяки,
неприметные люди сокрыты,
их «просторного сердца» лучи

«Обойдённые» светом Столицы,
«Соборяне» местечек глухих,
«Очарованный странник» грешивший,
всех сословий и мест чудаки

Солигаличский праведник скрытый,
Шерамур с благородством души,
неподкупный Фермор, поразивший
и искусство чудное Левши

свет Варвары, народной княгини,
края света в лесах дикари,
отец Савва и люди святые,
где огонь христианский горит 

у прибоев огромной Стихии
её автор её автор песчинкой стоит,
очарованный мощью и силой,
неизвестностью, что предстоит

на картинах Ильи – Катерина,
запечатанный ангел в тиши,
очарованный странник и нищий
и тупейный и мастер «Левши»

живописец огромного мира,
что живёт по законам своим,
в разноцветных волшебных палитрах
отражается тайная жизнь

то магичный, то страстно-лиричный,
то спокойный, то в бурях лихих,
волей случая далью носимый,
ореолом прекрасной мечты

бесконечности Русского Мира
расплескались в просторах страниц,
предсказал он крушение мира,
столь прелестного сердцу Ильи

бурный год обновления жизни,
крики Веры, вошедшей в их мир,
в древнем храме в молитвах крестины,
продолжение рода, семьи

Новый год, где в конце «семь четыре»,
майской премии радостный пыл,
награжденье за музыку Чили,
что в палитрах своих воплотил

летом выставка в Шведской столице,
живописно-графических вирш,
к ста восьмидесьти толпы спешили,
видеть отблески русской души

в Дроттнингхольме портреты творились
Карла-Густава, ждут короли,
по Стокгольму лирично бродили
они с Ниной – каналы, мосты

так похоже на сказочный Питер,
всей поэзией грёз островных,
блеском водной шумящей стихии,
белоночием улиц морских

возвращенье, в «Советской России»
к миллионам газетный призыв,
для народных творений-открытий
Дом музейный навеки открыть

с другом-зодчим проект сотворили
для поэзии красок Руси,
дивный Палех музеем России
будет толпы в красоты манить

но в чиновных стенах завалили
образ Дома для русской души,
в типовые черты не вложились
все узоры Музея Ильи

проектировать лишь под копирку
нужно баню, музей, магазин,
никому не нужны их палитры,
где исконного зодчества смысл

вновь полотна, где краски «Былины»,
«Иван Грозный» - опричнины вихрь,
Смоктуновский глядит рядом с ними,
миллионов великий кумир

вновь стихи дух Ильи бередили,
что явились в верховьях Донских,
озарённый степями Никитин,
красок сельских и стен городских

одинокий поэзий вершитель,
вдохновенных творений ночных,
горькой доли своей утешитель,
бремя мелочных дней дворовых

клокотала безвестная сила,
воплощаясь палитрами вирш,
чарование Русского мира
в разноцветиях строчек простых

его вирши – признанье России,
беспредельная сила любви,
к её ликам, просторности синей,
где вершатся круженья судьбы

первых виршей полёт романтизма,
ночь у моря, погост, монастырь,
восхищенье природной стихией
и презренье людской суеты

неустроенность дольнего мира
и великий божественный вихрь,
размышленья о вечном парили,
христианского духа порыв

жизнь народа рвалась в его вирши
сквозь кружения судеб людских,
появлялись страницами лица
из просторов Российской земли

всё отдельно и неповторимо -
пряха, столяр, ямщик, мещанин,
открываются частные жизни,
цепь событий в дорогах земных

приближенье к народной стихии
сквозь звучания песенных лир,
музыкальные волны разлились
по узорам Никитинских вирш

описание русского быта,
чародейских дымов колдовских,
свежесть утра в цветах колорита,
чарованье родной красоты

проницанье в народа глубины,
где бушует жестокая жизнь,
две поэмы все драмы вместили,
свет и тьму, злое с добрым сплелись

«Кулака» и «Тараса» судьбины,
к лучшей доле их страстный порыв,
заплутавшей России картины,
крах надежд и расчётов людских

путь спасенья в народности видит,
сила с удалью, труд до зари,
в беспредельности веры глубинной
и стремлении в мир красоты

оскорблённая участь трагизма,
на обочине жизни Лукич,
что затерянным странником жизни
среди тягот Российских пылит

стал триумфом финал его жизни
после тягот земной суеты,
ярким светом любовь озарила
уходившие в Вечное дни

на последнем приюте поэта
как и прежде живые цветы,
помнят строки прекрасных сонетов
от степей до полярной зари

ворвались эти жизни-палитры
в иллюстрациях книжных Ильи,
черно-белые, где-то цветные,
распростёртая прелесть былин

белоснежные дали России,
храм и мальчик у тихой реки,
затихающий вечер красивый
и косарь на просторах родных

его ждали в суровой краине,
крае чащ и озёр голубых,
берегами прибоев балтийских,
где дыханье прибоев морских

здесь творенье свое завершил он,
образ Калева, образ страны,
горизонтов за дебрями финских
и народа Суоми главы

зимней сказкой в стенах «Тайдехалли»
он открыл свой сияющий мир,
бесконечные толпы внимали
его образам русской души

никогда ещё в землях финлядских
не бывало страстей у картин,
сорок тысяч, пылая, сновали
у творений высоких Ильи

петербуржцам она как родная,
столько милых их сердцу картин,
белоночий балтийского края
и спокойных озёрных равнин

на границе родство ощущаешь,
начиная с одной колеи,
больше века под гербом двуглавым
край Суоми по своему жил

столько русских примет замечаешь,
куполов православных родных,
блеск пузатых в кафе самоваров,
русских слов и имён у витрин

на окраине Невского Града
начиналась Финляндии жизнь,
в край лесов и озёр, водопадов
приезжала богема творить

в Девятнадцатом всё начиналось,
когда канули шведские дни,
разношерстные русские массы
потянулись до шведских равнин

появились купцы и крестьяне,
гарнизонов и флота огни,
люд чиновный, ремесленный разный
и искусства узоров жрецы

Синебрюхов, Ситков на Аландах,
Ушаков из графьёв крепостных
состояния здесь создавали,
забывая порой свой язык

столько финнов России на благо
отдавали все знанья-труды,
сад Никитский в Крыму устрояли,
Монрепо и стальные пути

Агафон Фаберже и Карл Фацер,
Маннергейм верой-правдой служил,
свои вирши творил Саволайнен
и добро Николаи дарил

Валаам две страны почитали,
свет обители в душах светил,
к берегам его все приплывали
и с Российской и с Финской земли

Гельсингфорс так похож на Сенатской
на столицу Российской земли,
россияне её созидали,
повторяя их невский ампир
 
в Петербурге всегда уважали
уроженцев соседней земли -
ювелиры, купцы, капитаны,
что суда к Валааму вели

поэтичный узор «Калевалы»
чаровал и России умы
и в Финляндии песни звучали
русских весей, их дебрей и нив

на Сенатской стоит Император,
возвеличивший финский язык,
там шумит Алексантеринкату,
чтится память российских цариц

Николаевский взмыл куполами,
финский «Смольный», что властность явил,
Свято-Троицкий, дар православным
и Успенский огнями молитв

вдохновенье поэты черпали
в чаровании Финской земли,
её дебри, луга, водопады
воплощались палитрами вирш

Баратынский, что звал «финским бардом»
дивный Пушкин и Батюшков жил,
Соловьёв, Брюсов, Анненский, Гарднер,
Мандельштам вили рифмы свои

красоту диких скал воспевали,
что забыты во мхах вековых,
холод водных пространств,
водопадов, низвергающих радуги брызг 

блеск величия озера Сайма,
шум Иматры, суровый гранит,
чарованье болотного царства
и задумчивых дебрей лесных

в русских очерках Сумь отражалась,
что изгнаньем Куприн одарил,
музы Пушкина в воспоминаньях
о красотах Иматровых брызг

в русских красках страна восхищала,
её дебри, народы и быт,
Карл Беггров, Мещерского слава -
дух пейзажей финляндских разлит

Бенуа и Серова пейзажи,
Левитан там полотна творил,
Илья Репин живал здесь годами
и Приладожье Шишкин любил
 
дивный Рерих творил свои саги
среди финской суровой земли,
у карельских озёр в Сортавале
создавая свой сказочный мир

петербуржцы всегда отдыхали
на полоске озёрной земли,
где легенды о Сампо витали
и слова новгородских былин

край, что Ладога с Финским зажали,
дремлют гряды, холмы, валуны,
спят озёра, болотные хмари
и искрятся речушки-ручьи

зеленеют там хвойные чащи
приозёрные в дивной тиши,
изумрудье полями, лугами
расстилается в чудной глуши

уроженцы Невы забывали
здесь про горести-беды свои,
сотни дач и поместий стояли,
чтоб гармонию мира дарить

Сестрорецк и Куоккала ждали,
Териоки в усадьбах лесных,
петербургских гостей привечали
поэтичных, картинных, кулис

собирали богему Пенаты,
где палитрами Репин творил,
парк в аллеях, беседки с прудами,
шум прибоя – их Финский залив

здесь Андреев и Стасов бывали,
Маяковский и Горький бродил,
свои арии пел им Шаляпин,
жил Есенин, Чуковский, Куприн

петроградцы от вихрей спасались,
что принёс им Октябрьский взрыв,
свой язык и свой дух сохраняли,
что до новой России дошли

…Вновь дела и заботы вращали,
он из Хельсинки в Дели летит,
здесь награду Индиры вручают
за портрет и за дружбу страны

вновь Москва и работа, а в мае
его ждёт вечный праздник – Париж,
Серж Лифарь его здесь ожидает,
воскрешая ушедшую жизнь

открываются двери Германий,
летом выставка – Лейпциг, Берлин,
пишет образы тех, кто прославил
- Эрнста Буша и многих других

снова толпы к Илье собирались,
Ганса Пишнера он поразил,
постановку любую в Штатс-Халле
русских опер Илье предложил

Глазунов – маг кистей театральных,
немец понял в палитрах картин,
декорации опер витальных
как никто он сумеет творить

загорелся Илья – «Годунова»
он хотел бы в палитрах творить,
но поставлен уже, было поздно,
стал «Князь Игорь», что дал Бородин

угадали таланты в Штатс-Халле,
сокровенные струны Ильи,
что затронули в детских спектаклях
накануне Великой войны

был «Фельдмаршал Кутузов» поставлен,
на подмостках Ленкома в те дни,
видел образ героев у рампы
и огни героических битв

привела его тётя однажды
за кулисы как в сказочный мир,
драпировки, солдаты, канаты
и фельдмаршал, мальчишек кумир

эта магия жизни театра
всколыхнула так душу Ильи,
из коробки театр домашний
для родителей он сотворил

букиниста старинные книги
и открытки героев войны,
шли спектакли в их новой квартире
и исчезли в «буржуйке» зимы

в сочинениях школьный учитель
задал тему: «Кем я хочу быть»,
«Театральным художником с кистью»,
вывел почерк решимость Ильи

тут же был договор с ним подписан
- декорациям к «Игорю» быть!
Начинали обдумывать с Ниной
свои образы Древней Руси

в ноябре ждал их Запад Берлина,
«Дом Делёра», огромность толпы,
сто работ, восхищённые взоры,
нет отбоя, пришлось всё продлить

здесь успехи Ильи оценили,
дали знак «Золотой» их страны,
два народа, что огненно бились
он мостами картин единил

его звали просторы Сибири
магистралью великой страны,
продолженье стального Транссиба
от Байкала к Амуру вести

он хотел это чудо увидеть,
ритмы века душой уловить,
появлялись в морозах портреты
тех, кто строил великую нить

замерзая у насыпи стылой,
видел строивших их новый мир,
что откроет дыханье России
путь к Востоку и свет кладовых

снова дома, в любимой Столице,
Мастерская, где жил и творил,
уголок красоты на вершине,
где Калашный с Кисловским слились

двухэтажность уютного быта,
винтовые ступени вели
к неизвестным искусства вершинам,
открывавшимся кистью Ильи

резервация Русского Мира,
клуб русистов, живой старины,
собирались единые мыслью,
чтобы спорить, ругать и хвалить

о  седой старине говорили
и о том как её защитить,
возрожденьи великих традиций
живописных, что смял модернизм

красоте православных традиций,
что студентов могла одарить,
русских мыслей и русского смысла,
чтобы юных творцов вдохновить

самовары, иконы, картины
до вершины по стенам цвели,
живописности русского быта -
прялка, чаши, лампадки, кресты

хомуты и горшки, коромысла,
где узоры цветные вились,
деревянные кресла резные
и столешницы и сундуки

всё, что мог, собирал по руинам
и по свалкам сносимой Москвы,
зеркала, люстры, стулья, камины
для грядущей России спасти

находил по далёким равнинам
что-то ценное в русской глуши,
по сугробам в морозы любые
для спасенья святыни тащил

в деревеньке сказал стороживший:
- «Завтра спалят иконы, кресты,
всё, что храм украшало старинный,
от злодеев хоть что-то спаси!» 
 
уголок их семейных идиллий,
где их дети незримо росли,
Ваня с Верой в красоты входили,
что дарил им родительский мир

с винтовой по ступеням скатившись,
Ваня мир Мастерской вдруг открыл,
сквозь туман зрил родителей лица,
что глубокий испуг поразил

так впервые почувствовал в жизни
как им дорог и ими любим,
у подножия лестницы жизни
понял силу сыновней любви

от всего голова закружилась,
вновь паденье своё пережил,
созерцая лампады и лики,
взор портретов и зов старины

с этих пор его в Башню манило
как в волшебный загадочный мир,
неизвестная тайна кружила
в этих стенах, где папа творил

всё загадочно и хаотично,
драпировки, стремянки, холсты,
разноцветные гаммы палитры
и предметы седой старины

ароматов смешения дивных -
растворители, краски и пыль,
дым табачный и лаки, морилка,
запах воска свечного, духи

бесконечные полки дарили
мир журналов, альбомов и книг,
где сияли творенья великих
живописной исконной Руси

неизвестные странные лица,
проводившие в спорах часы,
бородатые в чёрных рясинах,
Ване боязно было при них

чудный дядька, что светлые лики
проявлял из веков черноты,
разодетые дамы входили,
неизвестные их языки

заполняя пространство, парили
звуки Всенощной, что так любил,
а потом, когда все расходились
воск столешницы Ваня скоблил

звуки арий в той Башне царили
итальянских и русских своих,
в них Карузо с Атлантовым вились,
Неморино и Юрия их

друг за другом менялись пластинки,
открывая таинственный мир,
только с музыкой кисти творили,
вдохновляя палитры Ильи

стены Башни так много вместили
- мастерская, музей старины,
Русский клуб, островок реализма,
дух титанов, искусства вершин

здесь о стенах веков говорили,
православности школьной стези,
возрождении старых традиций
живописных Имперской поры

об огромных морях приходивших
к живописным твореньям Ильи,
о пылавших на выставках лицах
и вершинах народной любви

свой рубеж семь десятков пробили,
серединный шестой наступил,
о «разрядке» экраны трубили,
сверхдержавы делили весь мир

уходили осколки России,
что разрушил Семнадцатый-вихрь,
приезжал Илья в древний Владимир,
проводил Шульгина в «Байгуши»

снова шумный успех за гарницей,
дух Германии к русским приник,
от баварцев до тихих голштинцев
вдоль по стенам полотна Ильи

отразил обаянье Коринны,
тонкой ветви больших воротил,
на картине букеты и скрипка,
боль трагедии их впереди

рассказал на волнах журналистских
о великом искусстве пути,
о Двадцатого века разрывах –
всё сметавший как вихрь модернизм

Возрожденье идей живописных,
восхожденье к истокам Руси,
возвращенье основ реализма,
в императорский академизм

в древнем Кёльне в покоях гостиниц
он «Мистерию века» свершил,
на огромной как Время картине
век трагедий больших отразил

всё, казалось, наметилось в жизни,
говорили – придворный кумир,
ордена, зарубежья визиты
и заказы, что слали «верхи»

но характер по жизни ершистый,
не для тихой людской колеи,
выражал свои чувства и мысли
так как видел сквозь призму палитр

век как Чудо невидимой силы,
что художник в цветах воплотил,
век Двадцатый величия триптих
русской кисти навек подарил

грандиозная мощь панорамы,
мыслеобразов, символов ширь,
режиссёра кулис пентаграммы
и метафоры значимых лиц

Николай-Самодержец печальный,
ярый Ленин кровавой зари,
сокрушённой Империи тайны,
закружившие вихри стихий

Муссолини и Фюрер фатальный,
Черчилль, Рузвельт огнями Войны,
погружённый в кровавое Сталин
на руинах Берлина почил

вознесённый к величию Мао,
Адэнауэр новой мечты,
Фиделито и лик Че Гевары,
ужас Кеннеди, мира «Битлы»

Голда Меир из Обетованной,
дух надежды их Новой земли
и суровая правда Даяна,
разгромившего недругов их

Солженицына скорбная рана
буквой «Щ» полонённой груди,
его вечная дума о драме,
«Колесом» закружившей весь мир

бесконечная мука исканий,
тех истоков, корней и причин,
что Россию внезапно взорвали,
ввергнув в тьму её мрачных пучин

трагифарс мировой балаганный
- революции, войны, вожди,
цвет искусства, науки гиганты,
небоскрёбы и ядерный гриб

дольний мир беспощадно-кровавый,
бесконечной всемирной борьбы,
горний мир - бесконечность галактик
и Спаситель, парящий вдали

восемь лет как Париж баррикадный
эти образы в душу вложил
и два года, что их воплощали,
воедино сюжеты сложив

первый зритель «Мистерии» - Штраус,
консерватор Баварской земли,
потрясённый стоял пред талантом,
что Эпоху в огнях отразил

оставалось творение тайной,
жизнь катилась в свои колеи,
получил свой портрет Югославский
и Всемирный Совет наградил

вновь остаться Илье предлагали,
выбирая свободу чужбин,
деньги, шумный успех и награды
ожидали, поток похвалы   

неизменно ответ получали -
лучше нары, где воет Сибирь,
чем чужбины холодные дали,
где застывшие краски души

златомедьем московский «Октябрь»
фильм о жизни Ильи освятил,
интервью, Мастерской панорамы,
его взгляды на время и мир

завершился тот год триумфально,
клевету «Девяти» победив,
защитили Илью чужестранцы
от помоев, что лили «свои»

новый год для Ильи начинался,
две семёрки – удачу сулил,
на станке его китель парадный,
Шеф милиции образ просил

орден Дружбы на лацкане ладном,
киносъёмка, почёт и вожди,
уваженье, большие заказы -
наслаждайся, спокойно плыви

на Кузнецком просторами зала
долгожданное время картин,
до сгустившейся тьмы ожидала
там толпа предстоящий вердикт   

расходиться просили часами
его зрителей – те не ушли,
был им Мастер всегда благодарен
за любовь и сиянье души

много лет они с Ниной так ждали
эту выставку в центре Москвы,
окончательным знаком признаний
после мрака, препон и вражды

но «Мистерия» всё разрушала,
отказался убрать её лик,
бушевала огромным скандалом
живописным стихия Москвы

«голоса» на волнах надрывались,
разжигая эфиров костры,
слухи-сплетни повсюду рождались,
исчезая в пространствах людских
 
всемогущий клиент, получавший
лишь недавно портрет от Ильи,
позвонил ему в светлую Башню
и Сибирь за «колючкой» сулил

его лик в милицейском мундире
всем сиял с кабинетной стены,
а хозяин, указ получивший,
живописцу решёткой грозил

через Нину Илье говорили:
- «Солженицына хоть убери,
Голду Меир как знак сионистский,
пусть сияет там Брежнева лик»

всё затихло в их шумной квартире,
телефон не смолкавший молчит,
наконец Благодетель явился
- всё бросай и стрелою в Сибирь!

предлагалось партийным Синклитом
Глазунова изгнать из страны,
голос Суслова всех пересилил -
хватит нам диссидентов плодить!

свой суровый вердикт огласили
престарелые кремлевожди,
легендарную стройку Сибири
на палитрах Ильи осветить

о согласье Илью не спросили
на поездку в таёжность долин,
пусть за ссылку ту скажет спасибо
- не решётки и горечь чужбин

с ним отправился Дмитрий Васильев,
завкультурой из «Новой зари»,
то, что делал Илья на картинах
он ловил чутко в свой объектив

шум турбин, блеск серебряных крыльев
и просторы огромной Страны,
Подмосковье, Поволжье пронзили,
блеск Иртышский, Оби, Ангары

их встречала столица Сибири,
край суровый Российской земли,
где Распутин с Вампиловым жили
и Астафьев и Мамин, Шукшин

настороженно встречены были
руководством Иркутской земли,
Старый город, где ссыльные жили,
декабристских метелей вожди …

снова воздух серебряных крыльев,
океаны зелёной тайги,
где суровый култук с баргузином,
харахаиха и верховик

от Великого моря Сибири
до Амурской стихии воды,
развернулось грохочущим ритмом
пробиванье стальной колеи

здесь наследники славы предстали
Транссибирского рельсов пути,
Девятнадцатый век и Двадцатый
в глухомани таёжной сроднив

никакой себе власти не знали,
«голоса» без глушилок у них,
изобилие западных марок –
шмотки, видики, чудо-TV

здесь лентяев и пьянь не держали
бригадиры – тайги короли,
молодёжь боевая слеталась
заработать и ярко пожить

Илье списки героев вручали -
кандидатов полотенных лир,
но глаза его сами искали
тех, кто душу его зацепил

пропадал на таёжных делянках
и у насыпи в рельсах пути,
вечерами крутился на танцах
в молодёжной стихии любви

жил в таёжном посёлке с бригадой
среди дикой лесной чистоты,
шли о русском искусстве рассказы
фильмы с танцами клубными мглы

лето тёплое в дебрях ласкало
среди горных хребтов и долин,
у таёжных красот Удокана,
где искрились Алдан и Витим

приходили к Илье вечерами,
чтобы души свои освятить,
жизни-образы здесь оживали
среди полок журналов и книг

предводитель танцорок с Урала
о девчонках ансамбля спросил
и поведал о старом подвале,
что Романовых род прекратил

разговор их на этом прервался
потрясеньем душевным Ильи,
об Ипатьевском доме не знали
поколенья Советской страны

месяц с лишним в трудах воплощались
- двести образов в красках Ильи,
здесь романтикой звёздной остались
лица зодчих стального Пути

Печеницын и Лакомкин, Кнапик,
образ девушки с фоном тайги,
в горизонт уходящая насыпь,
романтический БАМовский цикл

галерейные лики пронзали,
бесконечные толпы к ним шли,
благодарности и телеграммы,
улетавшие в стены Москвы

о скандале с «Мистерией» знали,
«голоса» всё поведали им
и Илье как могли помогали,
чтоб вернуть живописца страны

с ним в Иркутске тепло попрощались,
Евтушенко, Распутин пришли,
в его ликах себя узнавали,
гнев начальства от бунта смягчив

он вернулся в родные пенаты,
его встретила Нина с детьми,
полыхавшая красками Башня,
растворявшийся август Москвы

впереди новый путь иллюстраций,
что он должен для книг воплотить,
галереей роман «Карамазов»
предстояло России открыть

Илью Оптиной стены встречали,
где молился их автор-кумир,
Лев Толстой и Тургенев бывали,
Гоголь, Вяземский, Пётр Ильич

маршал Жуков, Конёнков бывали
и Ахматовой пламя молитв,
он хотел, чтобы чувства совпали
с вечным странником северной мглы

завершил с Поликарповым Палех,
чтобы Русское чудо хранить,
золотые и алые краски
русской славы по миру нести

в этом крае иконописаний
свой сложился особенный стиль,
всей Россией пред их образами
свои боли и нужды нести

чудо-росписи стен Палешанских
в Грановитой палате цвели,
украшали соборы и храмы,
Новодевичий, Сергиев в них

снова звал Илью путь иллюстраций,
Девятнадцатый – мощный порыв,
Гончаровские образы начал
создавать – легендарный «Обрыв»
   
город волжский покоя и страсти,
развернувшийся образ страниц,
неприкаянный ищущий Райский,
вечный странник прозрений души

образ Родины патриархальный,
устоявшейся русской среды,
Бережковская прочность дворянства,
неприятие новшеств чужих

нигилист, всё и вся отрицавший,
мир поэзии и красоты,
жизнь устоев родных презиравший,
проповедник «свободной любви»

гармоничность наивная Марфы,
её верность устоям земным,
из глубинной Руси идеалам,
дух поэзии и красоты

образ Веры – мерцанье и тайна,
чарование звёздной поры,
устремлённая ввысь, неземная,
в мир безбрежности искр и мглы

для провинции вечно чужая,
что так тягостен прочности быт,
миром книжных страниц окрыляет
свой простор бесконечной души

потрясенье греховного ада,
дух крушенья великой мечты,
ночь обмана и жарких объятий,
увлекающий в пропасть обрыв

просветленье для нового царства,
возрождённой и светлой мечты,
муки Веры – дороги страданий,
возвращенье к истокам своим

всё в картинах Ильи отражалось,
дух провинции русской разлит,
вот извозчик, гуляние пары,
цвет барокко и церковь вдали

взгляд Веруши, в простор уходящий,
что над Волжскою синью парит,
скрытый образ под тёмною шалью
и небесная вечная ширь

лунной ночи над Волгой сиянье,
искры звёздной безбрежной дали,
зачарованный думами Райский,
дальний берег, его огоньки

снова Вера в раздумьях печальных,
тёмный образ вечерней зари,
свет над Волгой торжественно-яркий,
что сиянье несёт в чудный мир

и доныне «Обрыв» окрыляет
глубиной своих ярких страниц,
души юных к мечтам вдохновляет
и сюжетами страстно пьянит

в наши дни кисть Ильи возвращает,
шумный Город, что в сумерках слит,
одиночество в серых громадах
без порывов, тепла и любви

у сиянья речного Русанов,
уходящая даль луговин,
в светлых сумерках месяц сияет,
всё застыло в безбрежной тиши

их семейная лирика счастья
у берёзок и елей родных,
где струится дорога земная,
акварели красот неземных

здесь стихали все ветры ненастья,
остров счастья для всех четверых,
где звучали Рахманинов, Калласс,
удивительный русский ампир

их красивая добрая мама,
живописный кружащийся мир,
в бесконечных делах разрывалась
- гости, папа, эскизы, звонки

детство часто болевшего Вани,
звон браслетов так ждал у двери,
будут сказки о пэри крылатых
среди знойных персидских пустынь

то старинные русские сказки
с ней врывались простором мечты,
Сивка-бурка, Снегурочка, Марья,
чудеса у Хрустальной горы

в Исторический с маленьким Ваней
так любила всегда приходить,
там кольчуги сияли и сабли,
так захватывал мир старины

в изостудии там занимался
продолжатель искусства Ильи,
его залами после занятий
нагуляться никак не могли

а однажды приставили дядьку,
его Ваня сперва невзлюбил,
очень странный Василь Александрыч,
что на службу в Загорск привозил

зимней стужей во тьме Ярославский,
к ранней службе он с дядькой спешил,
поражавшая Сергия Лавра,
вид Покровской, в Рогожском кресты

с Верой в детских костюмах играли,
сарафаны, рубахи, мечи,
в русских песнях их души звучали,
с детства русский родник их поил

позатихли «Мистерий» скандалы,
завершились опалы Ильи,
снова ждали огромные залы
и властители тонкую кисть

за Атлантикой город встречает,
небоскрёбами рвущийся ввысь,
портретирует Курта Вальдхайма,
дар великой Советской страны

дух Венеции Американской
островами в бетоне разлит,
всё сверкает неона огнями,
отражаясь в пространстве воды

поражён процветаньем державы,
видеть лики пытался живых,
но лишь толпы пустые сновали,
чтобы золоту верно служить

символ жизни пустой Микки Маус,
примитивность без смыслов души,
всё ушло в бесконечность прилавков,
драматической гонки за жизнь

яркий червень Манеж открывает,
где четыреста смотрят картин,
снова толпы к себе привлекают,
вдоль Манежной людские хвосты

снова вдаль его кисти позвали,
«Князя Игоря» ставить в Берлин,
авангардную муть отметая,
доктор Пишнер Илью пригласил

вспоминал разговор с Николаем,
дядей Нины, любимой жены,
об искусстве былых декораций,
тех, что в Русских сезонах цвели

отвергали убожества фабрик,
серых штампов готовой игры,
создавали свой образ спектакля,
уникальный сценический мир

мастерские великих театров
воплощали эпохи эскиз,
содержание оперы с драмой,
отражая художника мысль

здесь мечтания детства творились,
грёзы юности нежной сбылись,
показал его с Ниной эскизы,
чтобы сценой Берлинской творить

вылетая, Илья волновался,
снова ждал театральный Берлин,
там восторги его ожидали
и вопросы – а как  воплотить?

о возможностях сцены мечтали
режиссёры театров Москвы,
дивный строй механизмов германских
он заставил сценарий творить

воплощенья эскизов предстали,
педантизмом германским сразив:
- «Всё не то!», переделывать начал,
отдавая свой русский порыв

поменял все места декораций,
старый хлам и стандарт удалив,
облакам, что свисали как вата,
придавал их эпический вид

начинал с затемнения рампы,
чтобы музыку света творить,
световой партитурой спектакля
мир минувшего вновь оживить

не терпел над собою диктата,
где искусство пытались убить,
за кибитки кипчаков сражался,
что сдвигал режиссёрский каприз

он решил живописца задачу -
воссоздать дух и правду Руси,
век Двенадцатый, «Слово …» восславить,
музыкальность, что дал Бородин

здесь простор живописных фантазий,
удивительный древний Путивль,
терема его, башни и храмы,
преломлённый в Руси византизм

храм, украшенный ликом Оранты
и бескрайний простор позади,
совершенство из белого камня,
устремлённое в синюю высь

быт из терема свет-Ярославны,
двор Владимира дивной резьбы,
расписной украшавший орнамент,
диво-крыльца от зодчих Руси

там чужая земля ковылями,
в половецких узорах шатры,
где кровавый закат полыхает,
ночь крадётся, степные костры
 
чужеземьем в делах театральных
древний остров балтийский манил,
где когда-то живали руяны,
основатели Русской Земли

всё казалось пейзаж Ярославский
вдоль дороги к Руяну бежит,
где шумели берёзы ветвями,
грусть полей среди дебрей лесных

поразил Илью остров славянский
первобытной природой глуши,
неприступные дикие скалы
разбивавшихся волн вековых

здесь когда-то Аркона стояла,
где хранили богатства жрецы,
возвышались могучие валы
и обрывы в стихиях морских

восхищали великие храмы,
что паломников света влекли,
разорили их алчные даны,
свет Арконы навек погасив

здесь родился русин Одоакр,
покоривший заносчивый Рим,
Вечным городом правил годами,
свою мудрость и строгость явив

поразила Илью берегами,
в даль минувшего дух погрузив,
проплывали года облаками
у Венетского моря стихий

здесь студенты Илью повстречали,
открывавшие древности мир:
- «Как же жалко, что Вы опоздали,
не увидев славянской ладьи!

Тут на днях мы её закопали,
век Девятый землёю закрыв,
всё прошли мы, слоя за слоями,
лишь славянское остров таит …»

- «Как же вы ту ладью закопали,
Ведь она как свидетель гласит !?»

- «Никому не нужны артефакты,
равнодушны столпы из Москвы»

подарили Илье на прощанье
отголосок далёкой поры,
из Восьмого пришло черепками
чувство связи славянской земли

мир учёный столицы Германской
ему тайны руянов открыл,
есть Хранилище с бытом славянским,
их томами бесчисленных книг

потому лишь на землях славянских
был фундамент Германский залит,
ширь славянства и точность германства
дали Пруссии мощный прорыв

дополняли великие расы
все достоинства бывшие в них,
широта и упорство славянства,
скрупулёзность германской души

сколько этих фамилий осталось,
что хранили их корни земли -
Бюлов, Вирхов, Рендулич и Гатов,
маршал Браухич, Бравхич былых

Геншов, Глазов, фон Бредов и Белов,
Бесков, Буков, Карл Гусов палитр,
Круков, Летов, Копелов, фон Лютцов,
Томас Панков, фон Красов у них

их далёкие предки держали
всю Европу под взором своим,
все народы венетами звали
предков Русской великой земли

с вечным Римом они воевали,
вся торговля морская у них,
города, что на мысах стояли,
поражали богатством своим

дух Венеции, Вены, Патавы,
мощь Италии северной – их!
растворились в латинстве с годами,
свой язык и свой дух позабыв …

но в названиях годы остались,
дух венетов-славян сохранив,
Вена, Венгрия, Вентспилс у балтов,
«вене» - русские (финский язык)

от Байкала до Вены курганы,
где единство народов лежит,
обитала Арийская раса,
что веками не знала войны

свой Германский вояж завершая,
зов ЮНЕСКО Илья получил,
вклад народов страны приглашали
интерьерам Парижа творить

вновь Россия на крыльях встречала
узкой лентой бетонной земли,
суета, громадьё терминалов,
что связали искусства пути

снова Нина с детьми повстречала,
его Башня, наброски картин,
разных мелких забот ниагары -
отыскать, написать, позвонить

создал образ посла Самаранча,
и прекрасной испанки-жены,
вот Наташа, увитая шалью,
мудрый Лемешев-экономист

как и прежде богатства спасает
из сносимых кварталов Москвы,
исчезавших дворянских усадеб,
лик убранства столичных квартир

за иконой бросается в пламя,
чтоб потомкам её сохранить,
за рукав там начальник хватает Глазунова:
- «А ты, что, баптист?»

магазины, базары и свалки
ему дарят свой дух старины,
чердаки, антикваров прилавки
и подвалы московских руин

достаёт, покупает, меняет,
получает порой как дары
люстры, стулья, картины, диваны,
канделябры, шкафы и столы

сарафаны, понёвы, шугаи,
вековые потёртости книг,
из далёких краёв эмигрантских
прилетали в квартиру Ильи

дети изгнанных всё сохраняли,
что с далёкой Россией роднит,
то, чем предки себя окружали,
мир исчезнувшей Русской Земли

снова образы детства витали,
годы юности в камне Невы,
век Серебряный вновь пробуждали
его белые ночи души

на Плуталовой улице жили
Петроградской своей стороны,
здесь свою героиню впервые
встретил вестник Прекрасной поры

мост на Выборгской, снежные вихри,
Её образ сгущавшейся мглы,
воплотившийся в чудные вирши,
где земное с небесным слились

столь знакомые с детства, родные
те места с Незнакомкой свели
и в палитрах Ильи воплотились
петербурженки чудной черты

так нежданно с кометой явилась,
пролетевшей над Градом Невы,
нереальным виденьем космичным
в наш земной серый сумрачный мир

всё блуждала в мирах галактичных,
по пространствам Вселенских краин,
в бесконечности звёздных провинций,
в царстве истины и красоты

и теперь чьей-то волей всевышней
прилетела из горней дали,
звёздной девой наш мир осветила
своим светом вселенских вершин   

как виденье неясное вплыла
в атмосферу земной суеты,
светлый образ – ранимый и чистый
среди душных кабацких низин

петербургских поместий картины,
её свет через мрак – Озерки,
у Плуталовой, где они жили
фиолетовый цвет её был

его Образ, когда-то единый,
распадался на лики-стихи,
где прекрасные образы жили,
сочетавшись с обычным земным

её образ таинственный видим,
шляпу в перьях и в кольцах персты,
взгляд очей её томно-тоскливый
среди серой и пьяной гульбы

тёмный образ погоды унылой,
её жизни каналы-мосты,
очертанья её неземные среди
дольней земной суеты

серый сумрак туманной картины,
чудный Город зеркальем Невы,
проступающий образ мистичный
Незнакомки у каменных плит

Русь, что смотрит из тайны былинной,
растворённой в безбрежной дали,
юной девушки образ старинный 
из безвременья в вечность глядит

встреч так много нежданных в Столице,
тьму ночную звонок огласил,
Юрий Шерлинг к ним в Башню явился,
чтобы гений Ильи пригласить

декорации к их «Кобылице»
для еврейских подмостков творил,
где либретто писал Илья Резник,
Хаим Бейдер и Шерлинга пыл

воссоздал им Илья как картину
сцены древности – Ветхой поры,
где дворец их и львы, трон Давида,
возрождённый Иерусалим

в трудных хлопотах лето свершилось,
встретя дивь златомедной поры,
путь-дорога иная открылась
живописная в жизни Ильи

в легендарные стены России
пригласили искусству учить,
имя Суриков здесь освятили,
чтоб величье сквозь время нести

здесь Перов и Саврасов учили,
Васнецова с Поленовым кисть,
Левитан и Коровин, Архипов
даровали свой путь молодым    

Грабаря наставляли палитры,
Покаржевский с Дейнекой творил,
Иогансон, Грицай, Кибрик, Мызин,
Рукавишников, Томский, Шурпин

молодые сюда приходили,
не слыхавшие имя Ильи,
посылали глубины России
их таланты, чтоб к свету вести

Мастерская портрета открылась,
что связала как прочная нить
настоящее с прошлым в вершинах,
дух России ушедшей хранить

на беседу к Илье приходили
пожелавшие лики творить,
его цепкие взгляды ловили
их задатки -  искусство дарить

в его стенах они ощутили
все различия школы Ильи,
что не в Суриковский поступили,
а в Союз возрожденья картин

возрожденье великих традиций,
Императорской школы-стези,
словно тайное общество жили,
чтобы некую мистику скрыть

возрождение русской картины
как романов великой поры,
не рассказов, этюдов страничных,
а величье, где судьбы сплелись

Мастерская была пограничьем,
будто остров советских стихий,
где палитры текли заказные,
а художник прислугой лишь был

их этюды прекрасными были,
тех, кто власти покорно служил,
но иное вещали картины, что
«идейность» в Манеже несли

Мастерской глазуновские мысли
приходили к творцам молодым,
о романах, что чувства будили
состраданья, поддержки, любви

всё, что русские перья творили
- Иисус Богоявленный в мир,
Достоевский и Гоголь великий,
Гончарова с Лесковым миры

там Иванов «Явленье Мессии»
и Крамского Учитель пустынь,
вечный Нестеров иконописный,
яркий голос святого Руси

Глазунов исповедовал мысль,
что духовность должна отразить
православную их живописность
Русской церкви, традиции нить

приучал их иконопись видеть,
Возрождения гений ценить,
Тицианову кисть, Рафаэля,
Тинторетто и Джотто любить

каждый день они в библиотеке,
изучали классический стиль,
биографии-краски великих
от истоков к исходу палитр

об истоках гласили титаны,
что учили их кисти творить,
о Мазаччо, Сандро Гирландайо,
завещавших их веру хранить

в Мастерской проецируя слайды,
он поэзию видеть учил,
что сияла полотнами славы,
композиции тайны открыл

повторял даровавшего имя:
- «Я великих картины любил,
а потом начал видеть их в жизни»,
- так Илья им девиз подарил

в Третьяковскую часто ходили,
чтобы технику кисти учить,
передвижников, академистов,
композиций искусную нить

Восемнадцатый стартом обычно,
там с икон начинали бродить,
древнерусскую тайну открыли,
дух художников ошеломив

в Эрмитаж каждый год их возили,
всё на личные деньги Ильи,
здесь искусство великих копили
в своих душах, полотнах своих

Рембрандт, Рубенс, Ван Дейк и Мурильо
открывали им тайны свои,
оставались на копиях мысли,
чувства гениев давней поры

Петербург представал перед ними
всем величьем имперским своим,
красотой Царскосельской манили
те дорожки, где Пушкин бродил

будоражили годы России
живописцев приезжих умы,
эти улицы и мостовые,
что простёрлись у гордой Невы

Валаамские скалы крутые
их встречали в стихии воды,
монастырские храмы и скиты
и прекрасные чудо-сады

живописностью кисти манили
эти россыпи вод островных,
полтораста годов их палитры
восхищали в полотнах былых

Девятнадцатый век серединой
пароходной тот остров открыл,
потянулись творцы вереницей
осязать дивный край красоты
 
с побережья Имперской столицы,
наслаждаясь теченьем Невы,
через Ладогу грозной стихией
к Валааму пути пролегли 

приплывали сюда помолиться
и простые и сами цари,
к благодати веков приобщиться
и совета спросить у святых

неприступно-суровые скалы
над простором холодной воды,
кроны сосен и елей шатрами,
и небес распростёртая высь

здесь Давыдов творил пейзажи,
свою Гине медаль заслужил,
Ознобишин этюды оставил
островные у кромки воды

здесь секрет красоты постигали
живописцы грядущей поры,
из Столицы сюда приезжали
Академии русской птенцы

стала классом земля Валаама
для студентов имперской поры,
обязательной частью программы,
обучавшей природную кисть

там труды свои Шишкин оставил,
пять сезонов красоты творил,
скалы, сосны у вод валаамских
стали школой великих палитр

с ним друзья в этот край приезжали,
чтобы кисти свои озарить,
Балашова и Джогина краски -
воды, скалы и мхи, монастырь

здесь творил валаамские виды
его друг и его ученик,
вместе с мастером Фёдор Васильев
восхищал переливом палитр

с Валаама свой путь на вершины
начинал и великий Архип,
самым лучшим его пейзажистом
стал Куинджи за Ладожский вид

пять сезонов оставил в палитрах,
где природу так тонко постиг,
освещённые солнцем граниты,
даль лесная, небесная высь

ученик Академии высшей,
Бондаренко, здесь школу открыл
рисования, внёс живописность
в жизнь обители давней поры

отдал братии свет колорита,
композиции тайны вручил,
что во храмах потом воплотили
Валаамской обители их

здесь творил свои Рерих картины,
обожавший налёт старины,
древнерусские зрились мотивы,
Русский Север волшебной красы

«Святой остров», где скал исполины,
«Скалы», «Север», «Ещё не ушли»,
на полотнах осталось величье
первозданности русских стихий

мир искусства надолго покинул
этот остров у Ладожской мглы,
с Глазуновым сюда возвратились
мастера живописных палитр

Валаамом с Ильёй отворились
им секреты природной красы,
воедино связались их нити
с прежней жизнью Имперской поры

древний Новгород в стенах великих,
что веками богатства хранил,
все обычаи их вечевые,
русский дух, что всю Русь озарил

купола белокрылой Софии,
устремлённые в вечную высь,
опоясавший город Детинец,
Ярославова Дворища кисть 
      
стены Пскова, что крепость хранили,
все нашествия вражьи отбив,
мощь Изборска, его Городище,
его храмы у Птичьей горы

время Псково-Печерская лавра
замедляла посланцам Ильи,
никогда не стихал куполами
его голос чудесных молитв

их встречал как жемчужина Павловск,
его парки, Дворец и пруды,
красота берегами Славянки,
где душа живописца парит

интерес пробуждали к России,
всем великим свершеньям былым,
приносил Илья редкие книги,
недоступные взглядам иным

в них глубинную память России
в мастерских постоянно будил,
там историки правду открыли
о Российской империи их

через лекции к ним приходили
запрещённые авторы книг,
Нечволодов, Ламанский, Булгаков,
Гедеонов, Ильин, Гильфердинг

там иное студенты учили
о славянах, величии их,
о монархах, деяниях славных,
православном духовном пути

и всё это в Застое вершили,
где всю жизнь подчинил «ленинизм»,
как их только тогда не прикрыли
знает только Всевышний один …

возрождение старых традиций,
что родной Институт позабыл,
свет, гризайль, рисование гипсов
и срисовки великих картин

среди стали конвейерных линий
не творили они «реализм»,
Русский Север стал местом идиллий,
воплощавшихся в красках картин

Валаам средь озёрной стихии
и Изборск у Жеравьей горы,
там, где Новгород взвился Великий,
Ярославль и Ростов старины

Новый год начинался в их жизни,
что седьмую декаду свершил,
к новым целям их кисти стремились
направлявшей рукою Ильи

березеньем в Иваново высил
галереей работы свои,
два альбома в издательстве вышли 
эхом БАМа и книжных страниц

шестьсотлетье в палитрах встречает
Куликовской великой грозы,
на полотнах Илья отражает
дух великой победы Руси

мощным «Заревом» ночь полыхает,
хан Мамай озлоблённо глядит,
вдаль княгиня войска провожает,
Пересвет, что врага поразит

полк Засадный на битву взирает,
где великие силы сошлись,
дух победы собой воплощает,
возрожденье Великой Руси

осень в новых палитрах венчает,
возводя навсегда в короли,
Барселона с Мадридом вручают
Академий изящных ключи

златомедьем Манеж приглашает
его краски явить у Невы,
но внезапно гроза налетает
недовольных партийных вершин

запретил их Василий Захаров,
возглавлявший партийный Олимп,
разговор двух людей состоялся
о великом искусстве любви

- «Вот скажите, Вы любите Палех,
Гусь-Хрустальный, мир сказов-былин?
Жизнь народа, что поднял Некрасов
и прекрасные Блока стихи?
Мир Лесковской народной стихии,
Гончаровских героев порыв,
Петербурга  прекрасные виды,
славных витязей Русской земли?»

- «А к чему это Вы говорите?»

- «А к тому, что об образах их
и пишу я с любовью картины,
чтобы людям свой зов донести!»

Замолчал на секунды партийный
Ленинграда большой властелин
и закрытые двери картинам
глазуновским в Манеже открыл

вновь успех, снова толпы спешили
к его образам вечных картин,
снова он на искусства вершине
у родной и прекрасной Невы

вновь запреты Илью не лишили
видеть радость общения с ним,
всё купить можно сильному в мире,
кроме дара народной любви

ветры грудня Илье открыли
неизвестный ему Берлин,
чаровали его картины
за пределом большой Стены

начинаются съёмки фильма
о просторах его души,
о великом пути России
от истоков по наши дни

от славянских вождей великих,
что по зову родных пришли,
обо всех испытаньях, битвах,
православных огнях молитв

всё не нравилось в этом фильме
руководству Совет-TV,
слишком много церквей в молитвах,
свечи, лики, монастыри

но особенно возмутила душу
Лапина сцена-взрыв,
Храм Спасителя в клубах дыма
исчезавшей былой Москвы

так и эдак хотел Васильев
с Глазуновым тот фильм спасти,
лишь рассорились два русиста
и дороги их разошлись

Лихачёва он гнев накликал,
за славянскую суть руси,
за разгром его норманизма,
антизападный дух Ильи

упрекал мудрец живописцев,
что минувшее не для них,
не доступны им светом истин
годы давних путей Руси

не смущался филолог мысли   
об Истории всем нести,
только Западный путь развитий,
по которому нам идти

так расправились с русским фильмом
глазуновские земляки,
две картины, две ярких жизни,
не постигших глубин Руси

вновь картины Руси возникли
в иллюстрациях прежних вирш,
снова Блока героев видит
неуёмная кисть Ильи

возникающим трёхкартиньем
видит лики большой любви,
где осенние жгут мотивы
дух поэта, его палитр

дух осенней сырой России,
что несёт аромат тоски,
принесёт ли ей свет Спаситель
в этой грусти, несущей вихрь?

бушуют осенней палитрой
сомненья и страсти души,
угрюмая старость в ланитах
и вечные искры вершин

холодные ветры осинья
не снимут порывы любви,
всё так же пылает с любимой
скиталец у звёздной межи   

прекрасные образы дышат
цветущей весенней души,
вечернею сказкой сирени
виденье любимой в тиши

и снова виденье любимой
в стенах ресторанных с чужим,
надменного взора глубины
средь песен цыганских ловил

остались прекрасные вирши
палитрами кисти Ильи,
полотнами в книжных страницах
к стихии читательской шли


Глава IX

В день Пушкинский светлый июня
признанье заслуг получил,
«Народный художник Союза»
 - подарок ко дню именин

он признан в Советском Союзе
и в мире высот властелин,
ценителей кисти чаруют
красоты и мудрость картин

придворным порой именуют,
про старый обычай забыв -
лишь лучшим из лучших даруют
возможность великих творить

заказы идут в Мастерскую,
награды блестят на груди,
с ним ищут знакомства и дружбу
и жаждут его похвалы

единственным «Мерсом» в Союзе
владел, что не мог и министр,
не то живописца волнует -
Искусства чарующий мир

однажды его Мастерскую
изысканный шарм озарил,
звезда, покорившая души
французов и русских, весь мир

Мирей Матье образ французский
являлся рукою Ильи,
чарующий взгляд её жгучий,
души её страстной черты

с характером пылкой натуры
родной Провансальской дали,
где ясность сменяется гулом
в дождях налетевшей грозы

что сменит вдруг пасмурный сумрак
в туманах и облачности,
с ветрами стихии могучей,
вновь ясность в лучах синевы

скользила по стенам искусства
в иконах старинной поры,
картины, где русские души,
неведомый Западу мир

cвятых образа отовсюду,
трагичная строгая жизнь
и свет непонятного чуда,
идущий от этих палитр

открылся ей красками Русский
простор осенённых равнин,
все мысли, эмоции, чувства
старалась постичь у Ильи

попала в чудесное русло
загадочной русской реки,
молилась всегда в храме русском,
бывая в кварталах Москвы

она сохранила то чувство,
всю веру из детской поры,
хранила так преданно дружбу
с ходившими к храму людьми

ей помнились первые службы,
где пели в костёле они,
дарованный голос как чудо,
спасенье огромной семьи

Чайковского музы колдуют
звучаньем одной из вершин,
там Пушкинский гений рисует
сюжеты далёких картин

историю карточной страсти
задумал поставить Берлин,
губительной алчности-власти,
мистических тайных глубин

стояла большая задача,
эпоху Великой явить,
картины столицы Российской,
трагедию падшей души

кулисы творил для спектакля,
где Зимний замерзшей Невы,
по мрачному небу три карты
те - тройка, семёрка и пик

картинами бальная зала,
театр имён крепостных,
Останкино там засверкало
с Архангельским кистью Ильи

Покровского воля меняла
семёрку сюжетных картин,
с одним промежутком-антрактом
- задача для кисти Ильи

задачу успешно решала
когорта берлинская с ним,
столица России предстала
всем блеском имперским своим
 
вся гамма оттенков сияла
творивших лучей световых,
мистерия сцены и зала
дополнила яркую кисть

могучая сила пронзала
на сцене представшую жизнь,
всё действо собой возвышала,
чаруя сердца и умы

даёт настроение рампа,
детали лучами явив,
среда - это мир декораций,
а авторский смысл – софит

вводили в единый фарватер
спектакля на сцене лучи,
звучали цвета декораций
с сюжетом по нотам одним

цвет залы графини менялся,
рисуя сюжетную нить,
и вдруг изумрудье во мраке
- фигура графини стоит

вот Герман в окно проникает
к любимой при свете луны,
поэзия дивных свиданий,
цвет розовый в ночь у Невы

не фабрика сцен театральных,
не цех из шаблонных рутин,
единство блестящих спектаклей,
звучанье либретто картин

стихия мелодий и танца
в палитрах прекрасных картин,
творения Рериха, Бакста,
Шаляпин, Серов, Головин

систему создал Станиславский,
на Севере Дягилев жил,
костюмы собрал для спектаклей,
для Русских сезонов в Париж

в лучах партитурой театра
художник творит его мир,
писал Бенуа с Добужинским
и Нина в спектаклях Ильи

с Покровским они препирались
в стенах театральных стихий:
- «Отравлены русским театром!»,
- «Убийца ваш авангардизм!»

он снова свой цикл продолжает
о подвиге Русской Земли,
где русская рать побеждает
у Дона стихию Орды

огромный простор с небесами
степной, где сойдутся враги,
кровавая «Битва» пылает
и взгляд Евдокии апсид

жестокая «Ночь после битвы»,
где горнее с дольним слились,
две вечности – поле убитых,
бескрайность Вселенской дали …

и снова «Князь Игорь» пленяет
эскизом своим боевым,
за храмом безбрежность степная,
молитвы и небо – Путивль

огромной задачей пылает
душа живописца в те дни,
великим панно завершает
всю прелесть осенних палитр

текущая слева направо
как русло теченья реки
России великая слава
чредой выдающихся лиц

могучая сила предстала
с истоков её вековых -
от Рюрика, скифов, Бояна
до звёздных ракетных вершин

красоты Руси православной,
где Кижи и Троицы лик,
парение русских Икара
и диво апсид на Нерли

столица Империи славной,
где Всадник и шпиль у Невы,
прославленный русский писатель,
что духа глубины постиг

учёный Поморских окраин,
Кобзарь Малоросской земли,
задумчивый автор «Тараса»,
что «Мёртвые души» творил

светило поэзии нашей,
Онегинской дивной строфы,
великих чарующих сказок,
что поднял до звёздных вершин

великих романов создатель,
потрясших Россию и мир,
творец чудных опер и арий,
что сказочный мир оживил

Серебряный век восхищавший,
что гениев русских дарил,
Рахманинов, Чехов, писавший 
о Даме Прекрасной стихи

вселенскость Большого театра,
балетных великих вершин,
сольфеджио опер прекрасных
и яркий Гагаринский лик

творенье веков многогранных,
талантов Российской земли
от имени Родины нашей
ЮНЕСКО Илья подарил

портреты творил как награду
знакомцев известных больших,
Громыко и М`Боу сияли,
он с Ниной в ветрах дождевых

Финляндия снова встречала
его озарённую кисть,
и снова толпа осаждала
в столице полотна Ильи

закончился Восьмидесятый,
цвета Олимпийской Москвы,
дух праздника жизни угасли,
вернувшись в привычную жизнь

двенадцатый стукнул Ивану,
в «художку» как прежде ходил
и школьная жизнь начиналась
для Веры – учёба и кисть

Столица из восьмидесятых -
шумы, рестораны, огни,
богема в «вопросах проклятых»,
русисты и западники

толпа у дверей ресторанных,
кафе молодёжных шумит,
закрытые к полночи залы,
где полные тайн «ночники»

великие фильмов плеяды
зажгли на экранах лучи,
страницы минувшего, сказки,
грядущее, лики любви

любимой «Астория» стала
для дружных вечерий Ильи,
его красота окружала
любимых, знакомых, родных

Рахманинов, Чехов, Шаляпин
гуляли здесь в годах былых,
здесь нимфы Илью окружали,
оставшись в полотнах живых

богатые люди вдыхали здесь
сладостной жизни мотив,
богатства свои прожигали
неведомых сфер теневых

в роскошных одеждах гуляли
под пение «звёзд» до зари,
поэты в стихах воспаряли,
общение, страсти любви

там Невский проспект, Исаакий
и вечность могучей Невы
в былое Илью возвращали,
в дни радости, скорби, борьбы

июньские дни освящали
с друзьями в пылу именин,
день ангела их возвращает
в родные пенаты свои

вечернее «Время» сияло
в сюжетах успехов страны,
плотины, дома, урожаи
и старты до звёздной дали

дряхлеющий Брежнев в наградах,
кремлёвских старпёров синклит,
туманные слухи про главных
и тайнах их властной борьбы

пустевшие полки и «связи»,
дававшие лишь «дефицит»,
идейных высот ритуалы,
поток славословий пустых

нужда в измененьях настала,
стал сказкой дурной коммунизм,
страна идеалы искала,
увидела корни свои

успехом дела увенчались,
усилия духа Ильи,
подписаны властью бумаги,
Музею народному - быть!
 
в Москве суета начиналась,
найти, привезти, разместить,
ремонты, отделки терзали,
чтоб Дом Делегатской открыть

директором в марте назначен,
Илье все дела здесь вершить,
в июле открыты палаты
народной большой красоты 

красоты к Музею стекались
из русских народных глубин,
костюмы, шкафы, самовары,
игрушки, фарфор и платки

шкафы и столы появлялись
из дивных былых мастерских
Абрамцево краски сияли,
Талашкино княжеский стиль

крестьянская мебель резная
из русской обычной избы,
сороки, понёвы, шугаи,
узорочье дивной Касли

шкатулками лаки сверкают,
уральский резной малахит,
наборы посуды стеклянной
и полки диковинных книг

и снова театр Илью манит,
где Чёрное море шумит,
балетная ставится драма,
узор декораций творит

как прежде на сцене загадка,
увитая красная нить,
ведущие к пропасти карты,
плетущийся их лабиринт

обманы, корысти и жадность,
коварство и цепи интриг,
любовные страстные чары,
возмездие старой игры

все тонкости цвет декораций
и свет словно кисть отразил,
эскизы костюмов являлись
рисунками Нины, жены 

готовит поток иллюстраций
двенадцатитомной судьбы,
великий провидец-писатель,
художник, что дух воплотил

готовится блеск «Маскарада»,
что жаждет любой одессит,
закрутятся сценой шарады,
где гений Арама гремит

профессором кафедры стал он,
родной Институт наградил,
готовит цвета альманаха,
воздвигшего патриотизм

в Берлине с успехом громадным
спектакль в эскизах Ильи,
явление «Пиковой дамы»
в костюмах любимой жены

и снова их Башня в Калашном,
работа, заботы семьи,
советы в картинах Ивану,
растущая юная кисть

их много тогда возникало
в причудливых гаммах людских,
палитры, оттенки, пространство,
советских времён лабиринт

учили там странным пейзажам,
где с храмов пропали кресты,
без винных бутылок и хлама,
привычной земной суеты

причалом седого Мурмана
исчезли с флагштоков кресты,
орнамент норвежского флага
учитель велел удалить

остались безликие стяги,
носившие их корабли,
на волнах суровых качались,
утратив романтики лик …

сомненья, что душу терзали,
к отцу вечерами носил,
слова того всё объясняли,
дух ясности, мудрость и смысл

свобода и цельность сияли,
причудливый внутренний мир,
удары судьбы отражали
огромной культуры пласты

росли живописности Вани
в квартире их дружной семьи,
в стенах Мастерской возрастали,
в музеях, где с мамой бродил

все праздники вместе справляли,
особо - Пасхальные дни,
Рождественской хвоей венчали
круженья январской пурги

родители часто бывали
в пространствах московских апсид,
горели их души свечами,
в молитвах Всевышнему взмыв

всё время в делах пребывали
- полотна, визиты, звонки, 
общения с ними искали
их дети вечерней поры

иконы в квартире сияли,
спасённые в грудах руин,
в окладах огни полыхали
и всюду цвета старины

и снова дела увлекали -
зима Итальянской земли,
сияют картины в Милане,
где дух Возрождения жил

премьера под звуки Арама,
в декорах Ильи «Маскарад»,
костюмы на сцене блистали,
что Нина в палитрах зажгла

всё там же, где пена морская,
весенней Одессы ветра,
полотна Ильи засверкали,
где Дюк и Приморский бульвар

восхищение сцен «Маскарада»,
вечной драмы страстей и борьбы,
одиночество душ гениальных
среди серости светской толпы

горечь страстности самопризнаний
и возвышенной грусти мотив,
отвержение светских желаний
и протест против пошлой судьбы

пустота и бесцельность скитаний,
грязной фальши столичных интриг,
независимость воли и взглядов,
острый ум и пыланье любви

декорации, что погружают
в годы Пушкинских дней золотых,
Девятнадцатый строгих тридцатых,
время поисков, взлётов, борьбы

облачения, что сохраняют
точность лет за балетностью их,
персонажей черты отражают,
интерьеров старинных мотив

декорации улиц спектакля,
Петербургской заснеженной мглы,
стен домов, «машкерадные залы»,
блеск салонов, их светская жизнь

дом Арбенина, Звездича, Штраля,
гости, слуги, князья, игроки,
всё в эскизах Ильи оживало,
погружая в таинственный мир

на улицах города славы,
где с жаром трудился Левша,
картины сраженья с Мамаем
Илья подарил тулякам

у бухты морской Балаклавской,
овеянной славой в боях,
полотна Ильи восхищали
морскую столицу в ветрах

и вновь Достоевского тайны
являет для книги Илья,
палитра его иллюстраций,
двенадцать томов «Огонька»

винилы «Мелодия» дарит,
где главы Ильи говорят,
как исповедь книгу читает,
в былое задумчивый взгляд

год третий из восьмидесятых,
цвета иллюстраций прервал,
задание срочное «Правды» - 
полёт за Атлантики даль

страна меж стихий океанов,
тропической душной жары,
бедняцких трущобных кварталов
и нищей селянской глуши

страна, что с врагами сражалась,
стрелявших по воле чужих,
за свой идеал, свою правду,
грядущую лучшую жизнь

полмесяца лишь продолжался
опасный и трудный визит,
работы Ильи - пять десятков,
«Никарагуанский дневник»

Ортега и Максимо Санчес,
«Вулкан» и «Масая» средь них,
танцовщица Бланка Гвардадо
и множество ликов простых

в Манагуа выставки залы,
его телеграммная нить,
Ортега, его генералы,
их люди в рисунках Ильи

и снова Россия встречала
легендой из Древней Руси,
просторы Большого театра,
где будет творить его кисть

Роман Тихомиров, Светланов,
костюмы в эскизах жены,
десятки актёрских талантов,
искусство больших мастерских

давно всех и вся убеждал он
родное в театр возвратить,
дух древнего Русского царства
на сцене большой возродить

идею Ильи поддержали
прорусские власти верхи,
десятками лет разрывали
в минувшее дивную нить

чарующей музыкой звали
в узорочье Древней Руси,
бескрайние русские дали
чащоб и красот луговых

былинность великого края,
природы и дивной мечты,
красотами Русского Рая
дать образ духовных вершин

могучие русские чащи
и гладь Светлояра у них,
загадка сокрытого Града,
нашествие полчищ чужих

живущая дебрями тайна
неравной и страстной любви,
могущество древнего дара,
способного всех исцелить

бесчисленны полчища вражьи,
предательский грех Кутерьмы,
явленье незримого Града,
открытого душам благим

победа над силами ада,
бежавшие в страхе враги,
Феврония в свадебном платье
и Всеволод-княжич жених

град Китеж явился в сиянье
с хоромами чудной резьбы,
свет неба над крышами яркий
и море сияющих лиц

впервые в советском театре
явился загадочный мир,
богатство души православной,
легенд и сказаний Руси

работа в Большом месяцами,
пространство в эскизах творил,
фантазии Нины на тканях,
разлитые краски души

манёвры его декораций,
поднять, повернуть, опустить,
поток световых иллюстраций
- бордовых, небесных, златых

традиции Русских спектаклей
Илье удалось возродить,
имперских столичных театров
в советских стенах воскресить

искусство больших декораций,
ворота пространств временных,
театры, людские порталы
для связей эпох вековых

их пышность сейчас умерщвляет
убожества конструктивизм,
простым «оформлением» давят
великое таинство их
 
на сцене Большого так мало
классических русских страниц,
хранителем русско-державных
традиций в веках ему быть

потоки оваций и «Браво!»
на сцену с цветами лились,
улыбки, сияние славы
бесчисленных радостных лиц

отметило их Государство,
три сотни в карманы легли,
признало их лучшим пространство 
за годы в театрах страны

так странно хвалой прозвучали
слова от коллеги Ильи:
- «Всё то, что мы рушим годами,
в спектакле Илья возродил.
Под поезд их бросить бы надо,
чтоб русскость страны удавить!»

работе всё время мешали
безвестные скрытно враги,
пустые придирки терзали,
но путь до триумфа прошли

в круженье эскизов спектакля
работы питомцев ЦеДРИ,
ценителей муз восхищали
- блестящая школа Ильи

портрет его кисти создали
писателя Русской земли,
её красоты и печали,
затерянных весей вдали

сказителя доли крестьянской,
текущей в бескрайней глуши,
в заботах-трудах постоянных,
её православной души

свой труд они вместе создали
как строчкам и краскам творить,
«Писатель-художник» назвали
и рядом два имени их

воспел своей прозою русскость,
Россию в годинах былых,
гоненья терпел Солоухин
за правду и веру земли

выходят альбомы в печати
о годах работы Ильи,
портретах никарагуанских,
«Художник и время» жены

здесь вся его жизнь отразилась
в картинах – «Начало пути»,
история судеб Российских,
стихов и романов палитр

глазами художника видим
огромный причудливый мир,
бескрайность неведомой силы,
великой к России любви

дни жизни - его мастерские,
в которых творил и учил,
в Калашном во славу России,
в портретной для новых светил

дни штудий Ильи завершились,
дни лета в Столицу пришли,
их ждали дороги России,
земля, где основа Руси

летели просторы родные
в лесах и коврах луговых,
«Икарус», в рассказах учитель,
студенты, внимавшие им    

их Новгород встретил Великий,
где Рюрик с дружиной руси
с Руяна явился на Ильмень,
чтоб новой державой зажить

шар-колокол, память России,
великих свершений людских,
из бронзы отлитые лики
творивших в летах временных

они защищали Россию,
молились в годинах былых,
великие строки творили
и звуки бессмертия их

как здесь воспитать гражданина
из новых плеяд молодых,
вложить в них уменья и мысли,
живительный патриотизм

под Псковом твердыня России
дорогой студентов Ильи,
Изборские стены хранили
картины сражений былых

Печорская встретив обитель,
открыла таинственный мир,
где службы, посты и молитвы
и дух благодати разлит

там души студентов поили
России былой родники,
другими они возвратились
в круженье безумной Москвы

Приволжские дали манили
красотами взоры Ильи,
цвели Ярославские были
по странствиям летней поры

вновь храмы его вдохновили
в красотах шатров и апсид,
на встречах горящие лица,
вопросы Российских глубин

прислужников авангардизма
в речах ярославских громил,
народность красот живописных
он душам людским отворил

Введенскую церковь увидел
и Фёдоровский монастырь,
воспел Вознесенья апсиды
и стен Богородицы ширь

Кольцо Золотое России
в Тутаеве древнем открыл,
собор Воскресенский в палитрах
остался картиной Ильи

осенние дни уносили
в далёкой чужбины огни,
на Остров Свободы кубинский,
в романтику Красной зари

там встретил Илью Фиделито,
любимый народный кумир,
отказывал всем живописцам,
ему лишь часы подарил

и следом полёт к Апеннинам,
где вечными водами Тибр,
там сам Алессандро Пертини
картины его пригласил

на родине самых великих
титанов палитры явил,
на улицах Вечного Рима
он душу России открыл

повсюду с ним верная Нина,
прогулки, приёмы, дворцы,
портрет президента Пертини,
огонь Ватиканских молитв

огни Лиссабона сменили
пристанище красок Ильи
и снова прибои людские,
пришедшие Русь отворить

Поволжские ветры России
о выставке вести несли,
места, что овеяны в былях
и сонмы палитр Ильи

им жил Ярославль и Нижний,
что Горьким тогда ещё был,
внимали красотам марийцы,
великой провинции жизнь

«Гимн героям» кровавого моря,
Лаокоон трагичной судьбы,
человеческий бунт Вавилона,
устремлённый спиралью вершин

техногенное рацио воет,
человеческий стон заглушив,
свет надежды, быть может,
откроет им Спаситель идущий вдали

одинокий задумчивый клоун
на забытом портрете глядит,
чьи-то роли и образы фоном,
завершенье спектакля судьбы

два портрета любимцев народа,
что творили искусство страны,
детективщик, прославленный словом
и создатель экранных былин

был Сергей так особенно дорог,
одногодок Блокадной зимы,
одинокие годы сиротства,
нить Вьетнама, сводившая их

Бондарчук и писатель Высоцкий
на полотнах явились Ильи,
завершалась в метелях эпоха,
ждали люди прихода Весны …

пятилетье прозвал похоронным
наш народ - уходили вожди,
компроматы, «дела» и разборки,
слухи, сплетни -  поди разбери 

годы Брежнева строгий Андропов,
не терпевший воров, заменил,
прокатились аресты-погромы,
время страха пришло на «верхи»

всю торговлю, обкомы-райкомы,
всех завхозов, завскладов трясли -
чистота, дисциплина и строгость
и изломанных судеб мотив

год Черненко прошёл в анекдотах,
роскошь пира во время чумы,
всё пустее прилавки и полки,
всё острее людей языки

что-то строилось, высилось гордо
- мощь заводов, дорог и плотин,
уносившие к звёздам полёты
и виденья тревожных картин

надвигалась в страну Перестройка,
вешним паводком яркой зари,
слово «гласность» и лик Горбачёва,
свет надежды на лучшую жизнь

открывалась иная дорога,
что рисует свободная кисть,
возвращение к прежним истокам,
в императорский академизм

в Институте всё было непросто,
многотрудность в заветном пути,
стали шорами страшными квоты,
не дававшие русским пройти

для далёких союзных народов
коридоры процентов ввели,
этим двадцать, тем тридцать и сорок,
всё по нормам, а русским – нули

оставалась Россия за бортом
растеряв все таланты свои,
проходила бездарность по квотам,
русский гений не мог поступить

он решил с этим злом побороться,
Глазуновский характер явить,
написал предложений основу -
как Искусство в стране возродить

вдруг увидел, что старый знакомый
молодой Фестивальной поры
стал всесильным Генсеком огромной
и могучей Советской страны
 
с той запиской пришёл к Горбачёву,
сам хозяин Илье отворил:
- «Вот так встреча, Илюха, здорово!
Ну, давай, в кабинет проходи!»

здесь увидел не Мишу былого
из студенческих лет боевых,
что в «общаге» просил Глазунова
написать итальянцев двоих

он увидел Партийного бога,
что взошёл на великий Олимп,
кабинета громадного своды,
телефоны больших паутин

это был знаменитейший «Горби»,
всколыхнувший идеями мир,
начинавший «прораб Перестройки»,
миллионов пророк и кумир

как их жизнь разбросала за годы,
кто-то вверх улетел, кто-то вниз,
он всемирно известный художник,
тот - Советской страны властелин

был он Мишей когда-то с Ильёю,
а теперь только с отчеством клич,
сев на краешек стула смущённо
тот поведал о планах своих

рассказал о мечте Горбачёву,
императорский стиль возродить,
чтобы тайны творцов посвящённых
как наследство отдать молодым 

взять классический стиль за основу,
от идей Ренессанса идти,
развивать петербургскую школу,
Чистякова и Репина стиль

его слушал внимательно «Горби»,
обещал Илье орден вручить,
но услышал ответ Глазунова,
непреклонность в словах уловив

- «Нет, конечно, спасибо за орден,
буду с честь его я носить,
но пришёл я просить за иное
- Академии жизнь возродить»
 
получил одобренье и орден,
Красным Знаменем грудь озарив,
что такое всевластие понял,
все вопросы в минуты решив

понимал - намерение только,
но он брешь в обороне пробил,
впереди их сраженье большое,
первый шаг до Великой мечты

как и прежде он чувствовал стойкость
своих предков, могущество их,
голос генов из древней эпохи,
что всё время «Борись!» говорил

развернулась страной Перестройка,
он поверил, что свет впереди,
диктатура Партийная дрогнет
и свобода страну возродит

разольётся здесь вольное слово
и энергии частной порыв,
засияет России духовность,
её вера и патриотизм

все клеймившие труд Глазунова
вдруг решили его пригласить
показать всесоюзно полотна
среди строивших соцреализм

только два разрешили пристроить,
мол, на  этом спасибо скажи,
вспоминались слова про былое,
о мешавших ваять коммунизм

выбрал «Детство Андрея Рублёва»,
«Воскрешения Лазаря» кисть,
до Манежа тащил со знакомым,
чтобы главам Искусства явить

знал о казусе он с Горбачёвым,
что на выставке храмы хвалил,
и смущенье с испугом Ткачёва,
что новаторский курс «не словил»

рассказал Илье старый знакомый:
- «Времена то иные пришли!
Будет легче теперь нам, возможно»
- «Может будет, ещё поглядим»
 
Илью встретили холодно взоры
живописных начальников их,
отобрали Угаров с Ткачёвым
лишь одно полотно для стены

он ловил в ненавидящих взорах
их желание всё запретить -
возрастание духа народа,
краски Русского в них заглушить

день открытия - вход Горбачёва,
Генеральный со свитой «своих»,
шли по Выставке длинной колонной,
созерцая полотна страны

вдруг раздался вопрос Горбачевой:
- «Где же кисть Глазунова Ильи,
самый наш знаменитый художник,
а полотен не видели мы»

тут же голос раздался Ткачёва:
- «Как же, есть он в палитрах своих!
Лишь одну он представил работу»
и всю свиту назад проводил

пять минут созерцали «Рублёва»
Генеральный и взоры жены:
- «Посмотрите, какая духовность
и пронзительный психологизм!»

восхищеньем сияли их очи,
уже утром министр позвонил,
пригласил в кабинет Глазунова,
с восхищеньем о нём говорил

рассказал про восторг Горбачёва
от «Рублёва» волшебных палитр,
восхищенье жены от колора
и желание приобрести

Худсовет заседал по «Рублёву»
и покупку его «зарубил»,
ни рубля не давали из фонда,
мог сто тысяч тогда получить …

видел лица «великих знакомых»,
живописцев советских Олимп,
Налбандян и Решетников снова
и Кеменов со Шмариновым
 
 он увидел расстройство Попова,
что не мог огорчения скрыть:
- «Дескать, ценности нет у «Рублёва»,
голоса только «против» у них …»
 
вновь Министр корил Глазунова:
- «Сколько раз я тебе говорил,
чтоб умерил характер свой сложный,
за словами своими следил»

- «Я даю, Пётр Нилыч, Вам слово,
ни о ком плохо не говорил,
просто не было случая, чтобы
Генеральный мой труд похвалил»

вздох Министра в ответ Глазунову:
- «Всё, что в силах тебе предложить
это деньги за «Детство Рублёва»,
навсегда в «Третьяковке» царить»

лишь четыре Илье заплатили
вместо ста из положенных «тыщ»,
так коллеги ему отомстили
за любовь его Русской земли

мог теперь одну треть от всех сборов,
что давали картины Ильи,
в галерейных стенах на просмотрах
получать на все нужды свои

знали все - не корысть его гложет,
а желанье России служить,
покупал он наследие прошлых
русских лет, чтобы людям явить

покупал, где и как только можно
всё наследие Русской земли,
собирались по миру красоты,
с миром прошлого дивная нить

ровно треть, все от выставки сборы
Петербургской родной стороны
перевёл на отлитье решётки -
Александровский сад возродить

жизнь тем временем шла чередою,
открывал Глазунова Мадрид,
в Мастерской запылали повторно
в его красках «Дороги войны»

на земле, даровавшей свободу
в дни лишений, нападок и лжи
снова люди стояли подолгу
у явившихся в Риме картин

там в Музее искусств и традиций
засияли две сотни картин,
избалованных в стенах «Уффици»
восхищало искусство Ильи

снова жизнь в новых красках открылась,
яркий облик творить для страны,
предложил его руку Громыко,
дух России испанцам явить

дал свободу министр всесильный,
внешний облик, убранство внутри
по своим убежденьям российским
в его стенах навек отразить

все иные проекты отвергли,
бань турецких фасад-колорит,
глазуновский дизайн утвердили,
всем по нраву рисунки пришлись

все запомнили фразу Громыко:
- «Хватит бункеры в мире плодить!
Пусть явление русского лика
будет в стенах Посольства парить»

отвели для посольского вида
всеми брошенный старый пустырь,
там цыганская масса Мадрида
разгоняла столичную пыль

он творил для фасада эскизы,
по которым явил чертежи
архитектор великий Мадрида,
мастер Кароль - кремлёвский мотив

Глазунов уговорами МИДа
в цвет России его пригласил,
видел Суздаль, Москву он и Питер,
ореол её древней красы

тот, прощаясь, сказал им открыто:
- «Видел много былой красоты
и не думал, что в дальней России
я увижу такие черты»
    
Глазунов в интерьерах Мадрида
два начала хотел всем открыть,
допетровской Москвы и России
Петербургской имперской поры

там в Кремлёвских палатах светились
его своды, цвета, витражи,
в Петербургском имперский российский
дух явился в эскизах Ильи

продолжались творения кисти,
карамазовский вечный мотив,
лик Спасителя и Инквизитор,
многозначимый триптих Ильи

ликом детство Андрея Рублёва,
озарённое светом свечи,
добрый ангел Спасителя фоном
и грядущего свет впереди

Новым годом выходят альбомы,
отражённая временем кисть,
его думы, сомненья, невзгоды,
Достоевского образов жизнь

страшной вспышкой ночного
Чернобыль испытанье принёс для Руси,
прогремевшее русское горе,
неизвестность пронзающей мглы

как в былинные грозные годы
толпы беженцев, слёзы и крик,
блики пламени адского тьмою,
свет упавшей судьбинной звезды

всё по прежнему было в их доме,
месяц травень Москвою кружил,
сын Иван их заканчивал школу,
в новых планах Илья уже жил

майский день был один среди прочих,
в Мастерской он палитры творил,
только что разговор телефонный -
как там в школе, что детям купить

он хотел её видеть с собою,
Мастерскою одной на двоих,
но умаялась Нина в хлопотах,
разминулись их жизни часы

он приехал - толпа перед домом
и метания Веры в тиши:
- «Папа, папа, она ещё дышит!»,
тело Нины, простёртое ниц

подошёл сын Иван к нему строгий
и словами Илью укрепил,
дальше всё как в тумане – уколы,
чьи-то лица, допросы, врачи …

- «Никогда!», в третий раз это слово
словно меч ворвалось в его жизнь,
не вернуть ему краски былого,
всех ушедших в заоблачный мир

была в жизни надёжной опорой,
его спутницей в мир красоты,
его нежною музой, Авророй
со студенческой яркой зари

удивительный женственный облик
и железная воля внутри,
укрепляла порой его волю
и решимость бороться, творить

была любящей, верной женою,
нежной мамой для детства двоих,
нерушимой могучей стеною,
ограждающей мир их семьи

она с третьего курса с Ильёю,
с петербургских аллей у воды,
где в круженьях осенней листвою
он явился ей – рыцарь мечты

всё, что было потом плохо помнил
в круговерти большой суеты,
протоколы и «скорая помощь»,
цвет погон и бездушье толпы

через несколько дней он вернулся,
контур тела асфальт сохранил,
чёрной кошки глазам ужаснулся,
что смотрела из смертных границ

в полусон-полуявь обернулся,
как в Блокадные страшные дни,
это странное времени чувство
- в бытии или в небытии …

отомстили ему за искусство,
за огромную силу любви,
через Нину свершили кощунство,
чтобы душу Ильи поразить

злобно били его за Россию,
за прославленный им Русский Мир,
не простили могучую силу
русской жизни, что миру явил

отплатили жестоко и сыну,
в грудь заточку у сердца вонзив
и расправиться с Верой грозили,
смерть ходила вокруг их семьи

человек Илью как-то окликнул
среди шумной галдящей толпы:
- «А я знаю кто выбросил Нину,
я вёл следствие Вашей жены.

Знаю тех, кто ей шапку надвинул
на глаза, чтоб не видела лиц.
Мне сказали, не лезь в эту дыбу,
не твоё это дело, пойми,
и из «органов» вмиг удалили,
чтобы дело не смог я раскрыть

А Вам  шапку её предъявили
меховую, что с нею нашли?»

- «Никакую я шапку не видел,
такой не было в стенах семьи»

постепенно те дни уносились,
оставляя лишь память троим,
за оградкой пристанище милой,
проносившийся горький мотив

позади время дивных идиллий,
скорбным фото их новая жизнь,
напряженье с тоской в этих лицах
и решимость по жизни идти

он остался один в этом мире
с обожавшими Нину детьми,
они были ему словно крылья,
чтобы снова над миром парить

он не сдался и не покорился
всем тяжёлым ударам судьбы,
снова к жизни из тьмы возвратился
как в Блокадные мрачные дни

летней сказкой в Манеже картины,
тридцать лет словно вихрь пронеслись,
бесконечность у стен Боровицких,
Моховая из страждущих лиц

снова даль ожидающих линий
вдоль огромной Манежной стены,
снова толпы в палитрах кружили
как в тот год, когда был молодым

вересеньем кружащихся листьев
его кисти у вечной Невы,
бесконечных полотен палитры
и безбрежность явлений людских

так приятно в тот год ему было
видеть пламя в пенатах родных,
весь к Манежу стекавшийся Питер,
где шестьсот рвавших душу картин

в тех столичных «Манежах» открылись
имена всех питомцев Ильи,
Мастерская портрета светилась,
его силу учителя вскрыв

началась эпопея в Мадриде
стен Посольства в эскизах Ильи,
несуразности бюрократизма
и глухой подковёрной борьбы

декабрём интерьеры Сибири
озарились в картинах Ильи,
галерея Иркутска светилась
от очей приходивших в те дни

пишет новые смыслы-картины
- «Мать героя», портрет их семьи,
его триптих про род Гостомысла,
«Ярославна», «Прощанье», «Костры»

похоронна «Прощания» тризна,
уходящая правда Руси,
идеалом сияющий Китеж,
что до срока волнами сокрыт

вход Господень на фреске апсидой,
осквернение в тушах мясных,
бесконечность дорогою зимней,
где застрявшей страны грузовик ... 



Глава X

Он доказывал необходимость
возродить Академии жизнь,
всех великих и славных традиций,
выдающийся академизм

две реки во единое слились -
Академия в устье Невы
и московской души живописность,
уникальный блистательный стиль

чистяковская школа светилась,
где Серова и Репина кисть
и московская прелесть в палитрах,
что кудесник Перов утвердил

передвижников вылилась сила
на просторы огромной страны,
в каждом зале при кистях маститых
начинающих краски картин

небывалые выси достигло
их Училище в недрах Москвы,
только лучшие в стенах учили,
стало вузом пристанище их

в Восемнадцатом всё разгромили
- коминтерновский авангардизм,
всех источников жизни лишили
живописцев, чей стиль - реализм

из осколков скульптурных мостили
ленты улиц в двадцатых лихих,
разрезались картины великих
в подмалёвки, агитки-холсты

лишь в тридцатых продолжились нити,
сохраняя искусство былых,
ленинградско-московские кисти,
сохранявшие академизм

возрождение старых позиций,
где высокий лежит реализм,
уваженье народных традиций,
где красуется наш Русский мир

не раскованность «творческих мыслей»,
самодеянный дилетантизм,
красота и величие мира,
его страсти, надежды, трагизм

возрожденье Великой России,
что душили богатств грабежи,
живописных высоких позиций, 
куда доступ для русских закрыт

- «Ну зачем тебе эти вериги?»,
вопрошали не раз у Ильи,
- «Ты инфаркты с инсультами хочешь
от мечтаний своих получить?

Всё крошится страною на части,
мастерскую проблема открыть,
а ты хочешь огромное зданье
прямо в центре Москвы отхватить!

там кругом оборонное царство,
двадцать ведомств секретных больших,
позабудь ты про это несчастье
и в своё наслажденье живи»

не таков Глазуновский характер,
чтоб советам таким уступить,
вышла первого марта бумага - 
Академии творческой - быть!

Дом Юшкова им дан легендарный,
что Баженова гений творил,
любовался его колоннадой,
воплощённый в стенах классицизм

говорили: «Там разум для армий,
засекреченных куча НИИ,
оборонных систем автоматы,
никогда ты не выселишь их»

- «Через месяц увидите сами,
как мы Дом этот освободим,
все конторы вмиг повылетают
и начнутся работы вестись»

подключил Горбачёвские связи,
приезжал Лигачёв всех громить:
- «Выселяйте всех, газ отключайте,
чтобы духу их не было вмиг!»

Дом Юшкова Илье передали,
званье ректора он получил,
Академия лишь на бумаге,
вся работа ещё впереди

получить недостаточно зданье,
где в тотальном развале найти
реставрации чудной финансы,
где занятия будут вестись?

ужаснулся от вида развала
окружающих мрачных руин,
моря мусора, грязного хлама
и зияющих стенами дыр

вот такое наследство оставил
Всесоюзный проектный НИИ,
будто здание их штурмовали
в проносившихся годах войны

но уже в помещеньях сновали
те, кто жаждали Храм Красоты,
в суете и всеобщем развале
дух Искусства народу явить

и пока силы зодчих пытались
Академию здесь возродить,
приютившие стены снимали,
чтобы к знаниям путь проторить

три дороги в стенах открывались,
где питомцам искусство творить,
живописных и зодчих, ваяний,
чтоб таланты свои применить

повышения квалификаций для
учащих творящую кисть,
знатоков древних тайн реставраций
и искусства всезнающих нить

а тем временем жизнь продолжалась
за пределами бурной Москвы,
в древнем Лондоне кисть открывалась
- свет загадочной русской души

Дюссельдорф Илью в мае встречает,
Арно Брекера образ творит,
замечательный мастер ваяний,
воплотивший могущества стиль

восхищавшийся духом Эллады,
Ренессанса титанов поры,
возрождённой скульптурой мечтавший
толпы улиц страны поразить

человеческий гений из стали,
воплощение всех его сил,
мощи духа, ума и таланта,
побеждающий тьму исполин

одарённость его потрясала,
отражался весь внутренний мир
в мастерской сквозь металлы и камни
чародейством горящей души

Прометей, Одиссей и Геракл,
дискоболы, атлеты, борцы,
Ницше, Лист, Гёте, Шиллер и Вагнер,
романтичные образы нимф

потрясавший, влюблённый, страдавший,
открывавший пространства палитр,
сотворявший и нежно звучавший
он навечно Илью покорил

дух Империи в нём ощущался,
озарявший всё сердце Ильи,
сочетавшийся с музыкой зданий
и ансамблями черт городских

летом Кипр Глазунова встречает,
Никосия в цветах красоты,
собирается остров гречанский
ойкуменой прекрасных картин 

Хризостомус Илью привечает
в православных покоях своих,
разговоры о вечном за чаем,
русско-эллинских тайнах души

древний город любви и мечтаний,
что огнями Эйфеля парит,
Елисейскими встретил полями
в окруженьи осенних палитр

звёзды Франции здесь окружают,
кутюрье и звучанье вершин,
покорившие Сену южане - 
авиньонка, художник Кардин

жгучий образ Мирей воплощает,
а с Карденом сидит как с родным,
театральный художник по тканям,
воплощающим краски души

дивной музой была его Майя,
что костюмы для сцены дарил
Нины, Анны и Дамы с собачкой,
русских образов женственных стиль

приезжает на виллу в Лугано,
в край чудесных альпийских долин,
пишет Тиссенов, Ханса  и Кармен,
дух германо-испанской семьи

их искусство и дружба связали,
Ханс палитры великих ценил,
живописность его открывает
дом в Мадриде рядами картин

вышла лента палитрами кадров
о тяжёлой дороге Ильи,
осветил его годы Русанов,
путь триумфов, трагедий, мечты

снова образы драмы витают,
незажившие раны судьбы,
хрупкость жизни «Волна» накрывает,
одинокая в сумерках жизнь

неизвестная венецианка
с карнавальных веселий глядит,
образ радуги, мир космонавта,
воплощённой в полёте мечты

создаются полотна гигантов,
что прославили словом свой мир,
от Москвы и Твери до Байкала -
журналистский, писательский, вирш

Новый год, знаменованный датой,
изменившей страну, наступил,
стал народу и церкви наградой
- год Крещенья Великой Руси

возвращались обители, храмы,
возрождалась церковная жизнь,
то, что узкосемейным казалось,
прогремело в просторах страны

засияли июньскими днями
литургии во храмах Руси,
сонм подвижников русских прославлен
на Соборе во ликах святых

столько было имён легендарных
- и Донской и Рублёв среди них,
Брянчанинов, Амвросий, Макарий
и блаженная Града Невы

торжества стен Большого театра,
делегации, съёмки молитв,
от Москвы и Днепра до окраин
звуки всенощной к Дню всех святых

ровно Тысячу лет христианство
разливало свой свет на Руси,
переломным то празднество стало
для огромной Советской страны

торжества широко освещались,
весть Союз на экранах следил,
началось возведение Храма
в честь Крещения Русской Земли 

из Белграда, Тбилиси, Эллады,
Палестинской библейской земли
православные братья съезжались,
чтобы душу Руси воскресить

обновлялись и строились храмы
после мерзости светской поры,
планетарии, клубы и склады
уходили из нефов-апсид

стали новыми книжных прилавки
светом истин библейских страниц,
непривычных церковных журналов,
в чудесах изумлявших житий

в Русском мире большом утверждалась
единения русского мысль,
отмечали Крещение в храмах
на пяти континентах Земли

отмечали и старообрядцы
эту веху на вечном пути,
воедино три ветви смыкались
разделённых скорбями молитв

к новой жизни страна устремлялась,
возвращаясь к истокам своим,
засияли лампады во храмах,
купола, устремлённые ввысь

Перестройка в стране разрасталась,
бушевало искусство Ильи,
то, что раньше цензурой каралось
выражала полотнами кисть

его имя опять засверкало
на фронтонах великой Москвы,
вновь запружены толпами залы
и огромная очередь к ним

во Дворце молодёжи сияли
в новых красках полотна картин,
две особо людей призывали,
что скрывали свет новой зари

век Двадцатый мистерий кровавых
души зривших как смерч уносил,
прорвались из запретных подвалов
его образы к взорам людским

но иная картина пылала,
все иные собою затмив,
вся Россия собою предстала
от истоков древнейших своих

«Сто Веков» у Ильи называлась,
архаичность Руси утвердив,
не от Рюрика Русь начиналась,
от арийских преданий седых

всё, что в жизни Ильёй создавалось
он картиной одной обобщил,
небывалая встала задача -
на одном полотне путь Руси

всю энергию мук, испытаний,
мощь духовной большой глубины,
самобытность и силу деяний,
о которых поведал Ильин

до Ильи живописцы пытались
по отрывкам тот путь отразить,
Ге, Перов, Васнецов, Верещагин
- галерея трагедий и лиц

не пустое безвольное стадо
у царей, направлявших плетьми,
созидатель Российского царства,
лик народа России явить

небывалая стала задача,
он не знал как её разрешить,
вдруг «Афинская школа» предстала,
Рафаэлевый гений постиг

два студенческих года потратил,
отражая пространство Афин,
постигал композиции тайны,
как эпохи времён совместить

пред началом её созиданья
к Рафаэлю подолгу ходил,
тот открыл ему некие тайны,
путь к творенью Илье осветил

словно следуя Гёте преданью
он снял шляпу пред гением сим
и стоял восхищённый часами,
проникая в заложенный смысл

и однажды картина предстала
перед взором и духом Ильи
и творенье её начиналось,
он виденье своё воплотил

засияла в углу Хараити,
снежным блеском небесных вершин,
начиналось в эпохах арийских
время русских - быт, вера, язык

низверженье кумиров Ведийских,
новой веры явленье Руси,
храм Софии возмыл византийский,
торжество православных стихий

путь речной от варяг к византийцам,
православные храмы Руси,
явь чудесного Града в долине,
испытаний отеческих дым

Первозванный Андрей просветитель,
предков русских и Скифской земли,
путь прошёл по грядущей России
от Тавриды до Невской воды

величавая Ольга-княгиня,
что отвергла языческий лик,
самой первой из русских крестилась,
призывая собою других

время тягот Ордынского ига,
годы павших, пожарищ, интриг,
торжествующий вражий властитель
и невольничий рынок княгинь

перелом – Куликовская битва,
собирание сил для борьбы,
с Челубеем схватившийся инок
и победный Донской обелиск

путь времён от разгрома ордынцев
до кровавой Октябрьской зари,
всенародного Крестного хода,
проявившего русскости смысл

православная вера народа,
что веками народ наш ценил,
не хозяйство, престолы и войны
наполняли просторы души

в том звучанье могучего хора,
видим образы русских святых,
лик монархов, больших полководцев,
мудрецов и творцов красоты

Сергий Радонежский и Саровский,
князь Владимир и Нестор, Борис,
Гермоген и святой Пётр Московский,
Стефан Пермский и Волоцкий риз

укрепившие веру народа,
веру в силы, призванья свои,
возвышавшие душу в невзгодах,
их виденья – грядущего дни

самый близкий молитвенник Бога,
что на острове Финского жил,
уваженье с любовью народа
за деянья свои заслужил

Достоевский - мыслитель огромный,
светский праведник Русской Земли,
стал одним из Российских сокровищ,
открывавший людские миры

консерваторы - Победоносцев и Леонтьев
острее других Революции зрили природу,
яд учений Антихристовых

государственник мощного рода,
Всероссийский державный министр,
путь России вершин разработал,
потрясенья её удушил

власть России крепилась сословно,
каждый слой свою мощь привносил,
те трудами, те силой, мошною
Государство России крепил

лики тех, кто ковал оборону,
защищая просторы страны,
Пётр Великий, Нахимов, Суворов
- все, кто жизнь за неё не щадил

слой мыслителей тонкий и сложный,
разночинцы, учившие жить,
прославлявших Отечество хоры
и хулителей Русской земли

буревестники русского Грома,
футуристы грядущей зари,
вечно Горький, чекист Маяковский
с проповедником мутным Толстым

Петроград, запружённый народом,
красным заревом небо над ним,
Революция, ужас террора,
ураганы Гражданской войны

Апокалипсис - русская тройка,   
в ней свихнувщийся псих-гармонист,
демонический Сталин и Троцкий,
что с короною царской летит

мощь науки, полей и заводов,
гром Победы великой Войны,
покорённый ракетами Космос,
Перестройка прорывом плотин

те, кто духом служил Музеону,
гениально искусство творил,
Пушкин, Мусоргский, Чехов, Чайковский
и народа любовь заслужил

сквозь века всех эпох и историй
мы святыню свою сберегли,
уходящего Китежа звоны,
в тёмных дебрях душой обрели

Светлояра сокрытые воды,
око чистое Русской земли,
воскресенье отсюда начнётся,
собирание сил для борьбы

он представил творенье народу,
что Дворцом молодёжи застыл,
приходили огромные толпы,
чтобы видеть величье страны

восхищеньем горящие очи,
изумленье открытых картин,
изученье открытых героев,
запрещённых в годинах былых

узнавали картиной о прошлом
героических славных страниц,
пробуждалась палитрами гордость
и энергия жить и творить

лиц ряды во Дворце молодёжи,
обсуждение зримых картин,
возвращение к вечным истокам,
всем корням, что питают стволы

закружившая листьями осень
приглашала к картинам Ильи,
снова страждущих бурное море
у дверей галереи Невы

приходил его Северный город
прикоснуться к палитрам живым,
в земляках его виделась гордость
за успехи и славу Ильи

как и прежде огромные толпы,
разговоры о судьбах Руси,
бесконечные споры-вопросы,
жажда знаний на лицах людских

вновь успех у морского прибоя,
город вольный у южной волны,
вечной Ольвией был очарован
и она от пыланий Ильи

был «Град Китеж» Ильёю основан,
живописный кооператив,
шёл с теченьем коммерческим в ногу,
чтобы кисть поддержать молодых

в новых образах явлена осень,
блеск Испании их окружил,
кисть Веласкеса, Греко и Гойи,
краски «Прадо», вечерний Мадрид

через «Спутник» он вывез питомцев
к Пиренеям и в блеск Апеннин,
ему были наградой их очи,
рост могущества дивных палитр

не забыть как рассветное солнце
осветило прощальный Мадрид,
целовали Веласкеса ногу
продолжатели дела Ильи

интервью АВС Глазунова,
где открыто он всё изложил,
воспевал монархизма основы
и громил на чём свет коммунизм

он сказал о Столыпине слово,
что России так верно служил,
вёл к спасенью рукою суровой
сквозь коварные трудные дни

пишет новые жизни полотна -
«Заратустра» у снежных вершин,
знаменитейший огнепоклонник,
что Арийский народ просветил

в нём древнейшие русские корни,
от сияния северной мглы,
от полярных ветров Беломорья
до индийских лесов и равнин

«Чёрный пруд», отражённые кроны,
первый снег наступившей зимы,
затопившие озером слёзы,
его память о годах былых

свет «Окна» одинокого солнца,
что сияет сквозь холод у крыш,
замерзающий бедный прохожий
со своими мечтами из тьмы

завершался бег восьмидесятых,
ураган Перестроечной мглы,
разрушался могучий фундамент
старой власти под новую жизнь

снова выставки, толпами залы,
год Девятый уже наступил,
полыхали картинами краски
в стольном городе Малой Руси

древний Киев к музею стекался,
метры Кирова все запрудив,
протянулся сквозь холод январский
к живописности страстный порыв

длинной нитью поток растекался,
чтобы видеть картины Ильи,
он своим и родным ощущался,
живописцем всей Русской Земли

так огромен успех оказался,
он добился решенья судьбы
позабытой надолго могилы,
где от пули Столыпин почил

времена здесь иные настали,
дань величья хотел возвратить,
засверкала плита за оградой,
чтобы помнили в годах иных

возвратила Печерская Лавра
уваженье к деяньям былым,
приносили сюда киевляне,
россияне живые цветы

снова грозные дни вспоминают,
где решалась судьба их страны,
революция, взрывы и свары,
что пытался Премьер победить

зимней стужей встречал его Гамбург,
устье Эльбы как устье Невы,
две Венеции этой германской
петербуржца тогда покорил

чета Винтер Илью там встречала,
для которой портрет сотворил,
приезжал туда с сыном Иваном
и полотнами всех поразил

начинаются выставки странствий
на просторах огромной Страны,
ярь весенней палитрой в Донбассе,
осень Ялты и Новосибирск

все доходы от встречи в Сибири
отдал зодчим часовни у них,
что отметила центр России,
пополам всю страну разделив

вновь вернулся к посольству в Мадриде,
чтобы облик его сохранить,
архитектор с кончиной Громыко
изменил Глазуновский эскиз

побывав у «строителей» МИДа,
сразу понял коварный мотив -
русский дух уничтожить старинный,
всё турецко-арабским сменив

всё, что смог он исправил в Мадриде,
зал приёмов, фасад изменил,
дозвонился до Главного МИДа
и подробно вопрос изложил

тот «строителя» главного вызвал
и разносы ему учинил:
- «Почему указанье Громыко
своевольем своим изменил?»

стиль фасада они изменили,
дух испанский в бетон воплотив,
вид Кремля в чертежах удалили,
от эскизов Ильи отступив

два начала явить всем входившим
надлежало искусству Ильи,
два этапа державы Российской -
допетровской и Града Невы

дух великой Империи сильной
Петербургский собой воплотил,
витражи в Глазуновских эскизах
восхищали входивших в тот мир

он писал для Посольства картины,
где сияли роскошно дворцы,
на Юсуповский с Павловским зрили
и Архангельское у Москвы

вид Невы Петербургской гостиной,
где фрегат у причала застыл,
Незнакомка, воспетая в виршах,
вдоль по Невскому в вечность спешит

стены холла творились в эскизах,
создававшихся кистью Ильи,
восемь росписей циклом единым -
все столетья Кремлёвской стены

«град Москов», что двенадцатым веком
Боровицким холмом вдруг возник,
«стольный град», собирающий силы
под главенством богатств Калиты

выезд славной Донского дружины
на сраженье с махиной Орды
и венчанье на трон Михаила,
что Романовым путь проложил

путь Испании, полный величья,
пред Кремлёвским дворцом Теремным,
ополченцы, что к сердцу России
не давали французам пройти

после грозных Октябрьских событий
вновь правительство в стенах Москвы,
день Победы салютами мира
после страшной жестокой Войны

так пришла долгожданная осень,
подарившая новую жизнь,
возродившая в Доме Юшкова
Академию - храм красоты 

листья жёлтые бурной эпохи
отворили ворота судьбы,
живописный, ваяния, зодчий -
воскрешён императорский стиль
 
позади интерьеров ремонты,
горы мусора, хлама руин,
мир искусства, что был арендован
и подбор тех, кто будет учить

там не все захотели раскола,
устремляясь в пенаты Ильи,
часть ушли под крыло Глазунова,
возрождая былой реализм

среди тех, кто вошёл в его холлы
знаменитого ректора сын,
продвигался он к цели упорно,
как отец знаменитый учил

начинавший свой путь Мастерскою
по канонам великой стези,
открывал восхожденье с Восьмого
в живописности «Суриковки»

был очаг живописный воссоздан,
где в основе лежит реализм,
уваженье традиций народных,
европейской духовности мир

три столпа его, прочных основы,
факультетами старой поры,
живописный, скульптурный и зодчий,
«трёх знатнейших искусств» маяки

та система была очень жёсткой,
ход ученья для всех был един,
но различными были полотна,
их скульптуры и храмы, дворцы

в Петербургской сидели бок о бок
представители этих стихий,
живописец, ваятель и зодчий,
дополняя искусства свои

времена, когда зодчий эскизы
интерьеров и мебели вил,
а сейчас он в слугу превратился
для бездушных бетонных могил

была строгой система учивших,
шаг за шагом задания шли,
рисованья античные гипсов,
анатомия, тайны картин

возродили основы традиций,
мастерские по жанрам свели,
где творились просторы родные,
чьи-то лики и дух старины

мастерством не ваяется личность,
что не ведает взгляда на мир,
остаются убогими кисти
без культурной большой широты

курс истории Русской включили
и искусства своих и чужих,
философской объемлющей мысли,
мифологии, веры и вирш

самых лучших к себе пригласили
просвещать молодые умы,
зарубежных и наших российских,
чтобы в душах пылали огни

стародавний обычай решили
дальних странствий красот воскресить,
где грядущих высот живописцы
освящали виденьями кисть

в Императорской лучших светила
направляли к учению в Рим,
отражая строенья великих,
возвышаться в пространствах палитр

постигая богатства России,
все просторы её посетить,
достижения зодчих большие
и музейные клады узрить

всё советами предков вершили,
что красоты родимой земли
звали съездом своим Всероссийским
как безбрежную тайну постичь

городами Руси начинали
в Академии путь проходить,
древний Киев, Чернигов встречали,
живописный поток из Москвы

храм Софии, Владимирский стали
образцом, идеалом у них,
Васнецова и Врубеля память
озаряла их души с апсид

нигде в мире уже не осталось,
той системы, что он возродил,
в Академии лишь сохранялся
русской школы большой реализм

Эрмитажа прекрасные залы
открывались студентам Ильи,
кисть Рембрандта и дух Тициана
превратили в полотна свои

они стали источником знаний
живописным гостям молодым,
открывали великие тайны
композиций, аккордов и рифм

диалог сквозь века с мастерами,
проницанье в их внутренний мир,
постиженье искусства гризайли
по античным скульптурам былым

все Брюллова и Репина тайны
постигали с музейных картин,
там их Суриков с Врубелем звали
подниматься до звёздных вершин

композиции вечной загадки,
королевы больших дисциплин,
образ мыслей творца отражает,
его взгляд философский на мир

позабывший давно о ней Запад
ремеслу живописцев учил -
как быстрее заказы состряпать,
ничего не творя для души

по иному в России писали,
выражая свой внутренний мир,
понимания рая и ада,
силы зла и тепла доброты

лишь в России в творцов превращались,
ремеслом зашибая на жизнь,
все заказы легко выполняли,
мастерством изумляя своим

мастеров их очаг выпускает
с широтой своей русской души,
в Двадцать первый воротами классик
живописец лишь может пройти

композицию там изучают,
усложняя задачи свои,
с двухфигурных себя поднимают
к многочисленным сложных картин

необычна дорога занятий,
чтобы дух композиций постичь,
вводят в новое мощные «встряски»,
открывая иные миры

неожиданность разных заданий,
мощь энергии раскрепостить,
быстрота полотна пониманий,
чтобы образов суть воплотить

видеть будущий образ в сознанье,
все палитры в глубинах узрить,
целиком до мельчайших деталей
дух картины - и людям явить
 
из студента могучую личность
галактичных масштабов раскрыть,
как великий сказал Достоевский -
«образованной русскости ширь»

день субботний зарёю витальной
собирает людей молодых,
глазуновская встряска пылает
для студентов из всех мастерских

вот Учитель их дверь открывает,
задавая стремительный ритм,
класс во тьму тёмных штор погружает
- будет ярче сиянье картин

Итальянская школа пылает
на экране из белых холстин,
появляются дивные слайды:
- «Первый, всем видно?», голос Ильи

заждалась их рисунков бумага,
заготовлены карандаши:
- «Что сияет у нас на экране?
Расскажите сюжетную нить!»

старшекурсник сюжет открывает,
«Тайной вечери» дивную кисть,
вечер трапезы, римская стража
и изменник Иуда средь них

как же создал шедевр итальянец,
что в картине своей применил,
рядовой образованный мастер,
коих много в земле Апеннин

пятикурсник красивый с усами
молодых в тот сюжет посвятил,
развернулась дискуссия в зале
о важнейших законах картин

визуальность цветных восприятий,
плоскостное строенье картин,
вертикали и горизонтали,
рифмы, паузы, точки холстин

- «Посмотрите как волнообразно,
итальянец сюжет отразил,
потолок в форме полуовала,
свет апостолов белой волны»

две метафоры, вечных начала,
диалектика света и тьмы,
Иисус в обрамлении арки -
это Космос, светящийся нимб

круглый хлебец, просфора во длани
Иисусовой в красках палитр,
это наша Земля, где мы живы
ценой жертвы, что Он приносил

так сложна, велика, многогранна,
символична художника кисть,
открываются дивные дали,
если знаешь, где скрыты ключи
 
живописность великая тайна,
могут образы слово затмить,
тот в полотнах поэт, тот прозаик
- выразительность, ширь, символизм

как в поэзии рифма играет,
вот Иуда, отпрянув, стоит,
ему в рифму апостол печальный,
обратившийся к центру палитр

сочетание белых и красных
повтореньем аккордов цветных,
создают на полотнах звучанье,
что чарует людские умы

подошло обученье к финалу,
все рождают картинный эскиз,
только главное здесь отражают,
голос Джильи всё громче звучит

снова «Вечеря», но - Гирландайо,
всё по-своему он изложил,
 его фреску студенты читают,
открывая сокрытый язык

снова десять минут на заданье,
у младенца с дарами волхвы,
мастер Рубенс у них на экране,
вновь подробный разбор предстоит

его рифмы Эль-Греко сменяет,
снова споры о смыслах палитр,
вот Пуссена уже обсуждают,
вновь находки, сравненье картин

не даётся великое знаньем,
не достаточно веданья рифм,
начинается с переживаний
появленье великих картин

дал Илья им иное заданье -
о любимом художнике их
написать небольшие доклады
под водительством курсов больших

полетели эпохи и страны,
Васнецова и Репина мир,
Рафаэль, Тициан, Леонардо
заиграли в оттенках палитр

кто-то был озарён земляками,
Гриша Г. из Смоленской земли
написал о Талашкинском рае,
дух княгини его воспалил

снова Лейла свой дар проявляла,
человека трагичной судьбы
на страницах своих описала -
Семирадского сложная кисть

вновь Илья переходит в атаку,
письма другу их исповедь ждут,
чётко, коротко, грамотно, ясно:
- «Через тридцать минут я приду»

Глазунов им две темы оставил:
«Почему мой художника путь»,
«Впечатления летних деяний»,
Лист с Шопеном звучанье дадут

- «Я вернулся, сонет выключаем,
на трибуну идёт первый курс!»,
слово взял застеснявшийся парень,
старшекурсники больно «клюют»

уступает трибуну Айдару,
он читает эссе о любви,
о чащобах, где краски играют
и журчанье ручьёвой воды

красоте их Приволжского края,
что в отходах хотят загубить,
о народных корнях, что питают
миллионы из дальней глуши

светлый Дмитрий рассказ излагает
о Михайловском в летние дни,
духом Пушкина всех озаряет,
образ барда творит его кисть

это время интимных признаний,
Николай Украиной грустит,
там столетний старик своей палкой
листья-годы землёй ворошит

- «Молодец!», - Глазунов его хвалит,
- «Дух поэта в тебе говорит,
уловил чудный образ метафор,
будет холст , а пока что эскиз»
         
тот «Несенье креста» открывает,
дух Рибейры его поразил:
- «Всем, кто будет творить в Эрмитаже
нужно вжиться в палитры картин»
 
открывать для себя музыкальность,
что незримо в палитрах звучит,
«Лебединое» слушать в театре
и звучания в красках творить

завершил Глазунов свою «встряску»,
пять часов, но никто не спешит,
новичков «старички» здесь узнали,
те вошли в их пространство «семьи»

все барьеры той «встряской» убрали,
здесь единый большой коллектив,
общий принцип молоденьким ясен -
слушай старших, смотри и учись

«Глазуновка» - пылающий факел,
освещающий сумрачный мир,
что к России любовь зажигает,
уваженье минувших годин

не копилка запрятанных знаний,
а огонь, чтобы души будить,
пробуждая пыланье желаний
узнавать, понимать и творить …

Девяностый! В Манеже палитры
- все четыреста кисти Ильи,
снова жажда огромною нитью
вдоль по улицам древней Москвы

побывавшие первые лица,
популярный народный кумир -
мощный Ельцин и верная свита,
депутаты, министры, TV

в Ленинградском Манеже толпится
его Город прекрасной Невы,
оценила вторая столица
новый голос в палитрах Ильи

разлетелись Россией картины,
воплотившие годы судьбы,
Верхневолжье и выси Донские,
галереями Алма-Аты

Академия только открылась,
начиная в Искусство шаги,
дверь в Европу для них отворилась,
итальянская новь Апеннин

пригласили их иезуиты,
древний Орден, что веру хранил,
златомедной порой совершили
путешествие к вечности в Рим

со студенческой шумною свитой
отправлялись коллеги Ильи,
он остался один с Папой Римским,
а они по стране разбрелись

никогда не позировал кисти
Предстоятель небесных вершин,
лишь Илье его двери открылись,
чтобы образ он смог сотворить   
 
славянин написал славянина,
путь Российской и Польской земли,
в Вечном городе соединились
две в жестоких ударах судьбы

а питомцам Ильи Апеннины
открывали богатства свои,
Рим, Венеция, Капри и Пиза,
лик Сорренто в прибоях морских

галерейные выси Уффици
во Флоренции их потрясли,
стены зодчих из Древнего Рима,
Ренессанса, барочной поры

в семинарах их мысли струились,
свет дискуссий их дух озарил,
создавались картины, эскизы,
впечатленья чужой стороны

итальянский философ-мыслитель
открывал им искусство Ильи,
в центре лекций полотна-былины
путь России - тяжёлой судьбы

конференцией приняты были
об испанце, что Орден воздвиг,
«Глазунов и Лойола» как титул,
что сошёл с философских страниц   

засияли над Римом картины -
«Папа Римский», творенье Ильи
и полотна студенческой кисти,
их учителей вместе слились

принимал их Великий Понтифик,
близок им православия мир,
говорили по-русски о смыслах
и путях европейской судьбы

уезжал в Люксембург их Учитель,
вновь портреты монархов творил,
лик Великого герцога Жана
и супруги в палитрах Ильи

его новые вирши-картины
засияли твореньем руки -
«Ветер», «Гавань», «Иосиф Давыдыч»,
«Апокалипсис», Нины цветы

завершил свой трагический триптих,
что «Мистерией» начал творить,
путь тяжёлых страданий России -
век Двадцатый в палитрах Ильи 
 
сверхгигантским в крови катаклизмом
прогремел Революции взрыв,
зарожденье, господство и гибель
той Эпохи Илья отразил

в левом верхнем Великой России
начертал благородственный лик,
возвышался в апсидах Спаситель
над огромным пространством Москвы

Крестный ход и знамёна России,
все сословия вместе слились,
лик Царя и царицы, Столыпин,
что желает страну защитить

возносилась над миром Россия,
богатела в стремленьях своих,
умножала хозяйственно силы,
полыхали от злости враги

смерч Гражданской, огни и мундиры,
кровь террора, что всё затопил,
его жертвы, владевшие Зимним,
что в Уральской земле полегли

большевистских правителей лики
в ореоле их Красной звезды,
гром заводов и строек великих
и Победа над миром чумы

Байконурские всполохи взвились
ярких стартов в бескрайней степи,
сталь ракет, Юрий наш ясноликий
и московских высоток огни

суматоха в штормах Перестройки,
триколоры России толпы,
её мощный воинственный лидер
и «друзья» атлантических сил

раздающийся крик петушиный,
блик рассвета забрезжил вдали,
возрожденье России великой
после крови, страданий и тьмы 

так ещё одна цепь завершилась
из восьмого десятка судьбы,
в девяностые жизнь пригласила
к испытаниям новым своим

березенье встречал в Апеннинах,
город Аквила дар оценил,
серебром на груди засветилась
их медаль за сиянье картин

снова к зрителям вышли картины,
Верхневолжье с Уралом пленив,
на Кавказе, в степях украинских
говорил языками палитр

в ноябре его двери открылись
живописцам грядущим в Перми,
на Урале очаг реализма
засиял по заветам Ильи

их творенье в Мадриде свершилось
в интерьерах узоров-картин,
засияла далёкой чужбиной
красота нашей Русской земли

Королевство Бурбонов открылось
златомедьем кружившей поры,
Сарсуэла, творенье Филиппа,
стала местом творенья Ильи
 
Хуан Карлос и донна София
пригласили в пенаты семьи,
здесь предстал в королевском величье
тот монарх перед кистью Ильи

гордый образ в военном мундире,
трон и мантия древней поры,
за окном устремлённые к выси
купола христианских святынь

подарить этот образ решили
королю от Советской страны,
но внезапно все планы сменились
из-за фразы скандальной Ильи

живописца России спросили,
кто главнейший преступник для них,
он ответил в газете открыто -   
это Ленин, что власть захватил

Глазунову тех слов не простили,
отказавшись картину дарить,
преподнёс де Бурбону палитры
сам художник как личный порыв

вышел фильм на экраны России
о твореньях и жизни Ильи,
там слова «Глазунов» и «Россия»
через имя картины слились

жизнь детей его так изменилась
в первый год девяностых лихих,
детство с юностью их завершились,
начиналась их взрослая жизнь

путь в искусство их Вера открыла
в Мастерской Института Ильи,
под началом отцовским творила
живописную новую жизнь

третий курс, путь Ивана к вершинам
в Мастерской, где отцовская кисть
и нежданное чудо любимой,
две судьбы, что навеки сплелись

путь в Столицу её из Сибири,
Енисейских Саян красоты,
в лицедейских мечтаниях ГИТИС
воплощения жизней чужих

дни учёбы её завершились,
дверь «Ленкома» - актёрская жизнь,
однокурсница в свадебном пире
закружила подружек своих

здесь Иван голос Юли услышал,
спор об огненных годах былых,
защищала геройское имя,
познакомиться твёрдо решил

его Юлия так удивила,
покоритель полярных стихий,
Адмирал, что пошёл из Сибири
на Москву, её так покорил 

так на свадьбе чужой всё решилось,
были встречи вечерней Москвой,
живописец с сибирской актрисой
стали новой российской семьёй

удивительной стала их близость,
дух старинной Отчизны родной,
бесконечные дали России,
что манили их души собой

в двадцать два он почувствовал силу,
что звала его вдаль красотой,
порождала желание жизни,
чаровала безумной мечтой

что толкает к палитрам и кисти,
порождает пыланье душой,
ощущенье трагичности жизни,
пониманье России родной

он нашёл то, к чему так стремился,
этот дивный таинственный мир,
тот, что с детства лишь сказками снился
в русской музыке так ощутил

здесь дышало пространство провинций,
дух старинной былинной Руси,
первозданный простор сохранился
в колыхании вечных стихий

вдохновлявший великие кисти
на цвета  поэтичных картин,
здесь творили Грабарь и Билибин,
Верещагин в палитрах лесных

свои образы здесь находили
русской прозы великой творцы,
«Очарованный странник» былинный
и раскольничьи в дебрях скиты

здесь могучие звуки услышал
гений Мусоргский, классикой взмыв,
далью буйные ветры колышат
его опер и арий мотив

бросив всё, он Столицу покинул
и с друзьями рванул в этот мир,
чтоб не пряничность и сувенирность
видеть -  подлинность старой Руси

костромские просторы открылись
руслом Унжи, Приволжской сестры,
целый месяц скитались-бродили,
в её дебрях по весям глухим

в одиноких погостах деревни,
где века покосившихся изб,
деревянные старые церкви,
угасающий русский мотив

тут же сказочных дебрей сиянье,
блеск речной их чистейшей воды
и шатёрное небо как в храме -
дивных северных мест колорит

та поездка его изменила,
каждый год приезжал как к родным,
Русский Север манил его дивью -
край Печоры, Онеги, Двины

было время тревожных событий,
рухнул Красной Империи мир,
проиграли свой бой коммунисты,
бросив гордость под грудой руин

страшным Августом всё изменилось,
Белый Дом, баррикады и Крым,
тихо алое знамя спустилось,
триколору флагшток уступив

новым знаменем всё озарилось
у декабрьских Кремлёвских вершин,
засиявшее имя «Россия»,
новый путь Глазунова страны

времена испытаний России,
унижений и бед, нищеты,
всех заводов и фабрик закрытий,
криминальной кровавой войны

время изгнанных русскоязычных,
ставших чуждыми в землях иных,
их культуру и речь запретили
«незалежники» новой поры

в куполах засверкали святыни,
засияли на солнце кресты,
началось возрождение жизни,
света ярких сердечных молитв

там, где высились только руины
и бурьяном одни пустыри,
возвращались обители к миру,
возрождаясь из мрачных руин

зазвучали стенами молитвы,
лавры, пустыни, схимы, скиты,
Валаамский и Свято-Данилов,
Соловецкий и Оптинский взмыл …

Новый год наступил в его жизни,
окрыливший дыханьем любви,
незнакомка по имени Инна
появилась в палитрах Ильи

он не мог позабыть свою Нину,
дух терзая огнями молитв,
одиночества годы душили,
жаждал родственной рядом души

белокурую деву увидел
среди пёстрой московской толпы,
к Храму музыки шла по Никитской,
красотой своей русской сразив

словно Древняя Русь в ней явилась
светлоокая в прядях льняных,
в ней сияла незримая сила,
тот загадочный русский мотив

подошёл живописец великий,
о портрете её попросил,
шестьдесят Илье стукнуло с лишним,
двадцать семь незнакомке Москвы

с этих пор неразлучны по жизни,
открывая друг другу миры,
и жена и модель на картинах
и помощница трудной судьбы

она стала источником жизни,
ярким светом горящей звезды,
одиночества мрак осветила,
что сдавило дыханье Ильи

вновь делами Илью закружила
Академия - дело мечты,
все фасады лесами покрылись,
возвращая божественный лик

возрождалась их жизнь на Мясницкой
в центре стольной державной Москвы,
там, где в лавках порою старинной
голосили в торгах мясники

созидаются снова картины,
где дыханье седой старины,
легендарный певец и сказитель
своей вечной фигурой возник

поднимавший всех воев на битву,
когда шли к нам с оружьем враги,
воспевавший их подвиги в рифмах
своих вечных могучих былин

и ещё один лик знаменитый -
отче Сергий, молитель Руси,
смотрит в нас с обагрённой картины
среди талой весенней земли

зорким ликом глядит Достоевский
в петербургских снежинках весны,
Иисус в Гефсиманском безбрежье,
что в молитве кровавой застыл

пишет властные города лики,
мэр Столицы в палитрах возник,
они стали друзьями по жизни,
красотою связавшая кисть

третий год девяностых быстрых,
переломно-взрывных, лихих,
возвратил Илью в юность чистых,
одиноких сороковых

пролетал вертолётной высью
над пейзажем прилужских нив,
что творил на холстинах кистью
восхищение воплотив

здесь в устах затаив улыбку,
проходила в ветвях ольхи
его юных годов царица
Рафаэлевой красоты

неприступная горней высью
отказала холстам Ильи,
всё являясь сквозь годы в мыслях,
образ юной его любви

попросил он друзей спуститься
у часовни Бетковской их,
в талый снег винтокрылой птицей
прилетел к землякам своим

посредине деревни вышли,
стали люди сбираться к ним:
- «К нам Илюша приехал!», - слышал,
узнавали его они

подходили уже в морщинах
те, кто юность его пьянил,
в серых ватниках говорили
о прекрасных годах былых

Поля, Марфа, Капитолина,
вспоминали глаза Ильи
и вдруг Нюра, его царица
в нему вышла из той толпы

в том же ватнике, вся в морщинах
изрубивших её годин,
он узнал её лик в лучистых
и бездонных очах младых

так нежданно всё это было
для стоявших друзей Ильи,
засверкали в глазах слезинки,
видя встречу людей простых

- «Ты помог бы с водой, Ильюша,
нету сил за водой ходить,
приезжай к нам порой цветущей,
будешь в лодке как в детстве плыть …»

истекало их время быстро,
попрощался и в небо взмыл,
поднимался всё выше, выше
до небесной дали вершин

он с волненьем смотрел из выси
на стоявших людей земных,
этих женщин, смотревших снизу
на полёт в облаках Ильи …

Снова жизнь его возвратила
к его бренным делам земным,
Академия на Мясницкой,
интерьеров его эскиз

из кровавой дали возникло
дело Царской большой семьи,
неизвестные их могилы,
что суровый Урал открыл

в них останки святых явились
укоризной в делах земных,
возвращали в года былые
из сегодняшней суеты

не поверил Илья открытьям,
не увидел в них царский лик,
оставляя грядущим биться
над раскрытием тайны их

отголоском былых событий,
словно эхо Гражданской был
грохот взрывов в осенних листьях,
Белый Дом, почерневший вмиг

две страны, два пути схватились
в страстной битве за правды их,
реки крови остановились
у теченья Москвы-реки

новый год наступал в России
после Смуты осенней мглы,
год надежды в метелях зимних
на тепло и приход весны

Академия его жизни
превращалась в цветах красы
в Храм искусства, дом живописцев
по эскизам в руках Ильи

вот он березнем на Мясницкой
пред фасадом работ стоит,
в окружении живописцев,
фон цветов красоту таит

наступил для них жаркий липень,
стен Манежа большой Москвы,
здесь предстали его картины
и птенцов Академии

как и прежде восторг картинный,
наводненье морей людских,
снова очередь лентой длинной,
обсужденья Ильи палитр

вместе в мэтром свои картины
принесли и питомцы их,
Академии лучших кисти
засверкали в стенах Москвы

экспозицию посетили
Президент и глава Москвы,
Федерико Майор - ЮНЕСКО!
восхитился игрой палитр

самой яркой звездой светилась
Глазуновская «Моя жизнь»,
вся судьба его в звёздных вихрях
от красот берегов Невы

лик родителей, Град идиллий,
Петропавловка, Зимний, Шпиль,
ужас голода, предков гибель,
годы юности сироты

Академия, встреча с Ниной,
мастерская в цветах палитр,
Вани с Верой из детства лики,
благолепие их семьи

Красной Эры тревожной блики,
где боролся и победил,
одиноких ступеней выси,
уходящих до звёзд вершин

вакханалия дней России,
лик любимых, друзей, родных
и над радужным светом символ
- воскресающий монастырь

измождённые скорбные лики,
разрушенье и страстный призыв,
воин с девушкой, сила с молитвой,
сонмы предков – «Россия, проснись!»

отражение осени взрывов,
Белый Дом опалённый, дымы
и кровавое небо России,
отражённое в водах Москвы
 
Петербург белоснежно-красивый
за окном как ушедшая жизнь,
где впервые увиделись с Ниной,
полюбили, явленье мечты

белоночья им счастье дарили,
Петроградской родной стороны,
на Васильевском в парке кружили,
исповедав все тайны свои   

одинокий Пьеро у палитры,
символ бренности - бабочки синь,       
золотое кольцо с пальца Нины,
знаком памяти пламя свечи

рисовал и других он красивых,
но её лишь безумно любил,
заменить её были не в силах
его нимфы, что вверила жизнь

цвет Венеции, южной Пальмиры,
город страсти и вечной весны,
отражённая в водах старинность,
образ Инны в цветах красоты

образ вечно зовущей картины,
двое изгнанных райской мечты
в города, где бетонные глыбы
и бездушье одно лишь царит

разорённые лики России,
бесконечье холодной зимы,
победители в нищем обличье,
что уносят данайцев дары

вечный Пушкин, свет Невской Пальмиры,
алый отблеск кровавой зари,
возвращенье к истокам старинным,
вечной правде, источникам сил

Иисус, что стоит средь пустыни
городов заражённой земли,
своё Слово вновь людям открывший,
чтобы к свету и жизни вести

снова образы дивной России
светом веры грядущей весны,
березенье, плывущее в льдинах
у подножия храма Нерли

древней Вологды снежные виды,
небосвод заалевшей весны,
купола, устремлённые к выси,
свет надежды и веры горит

два портрета, где лики родные,
самых близких Илье, дорогих,
его Ваня в церковном обличье,
его Вера во Граде Невы

годы в «Суриковке» завершились,
сын Иван этих стен выпускник,
мастерская дала ему силу
красоту и глубинность творить

на четвёртом учение Веры
в академии стенах родных,
постиженье великих творений,
бесконечность её мастерских

чёрный дым заклубился Россией
у Кавказских отрогов седых,
запылали сражений картины,
оборвавшихся нитей судьбы

девяностых лихих середина,
засиял Академии лик,
живописцев её первый выпуск,
что должны возродить реализм

дни великих трудов завершились,
воплощённых эскизов Ильи,
красотой озарённые выси -
Храм искусства в столице возник

все фасады его оголились,
про «леса» навсегда позабыв,
засияло вершинами имя -
«Глазунов», что создал этот мир

его кисть оценила Россия,
«За заслуги» Илью наградив,
славный орден на ярком порфире
засияли на русской груди

по Указу сменившая имя
Академия в летние дни,
будет ректором вечно отныне
Глазунов, чтобы к свету вести

завершением жаркого липня
важным гостьям он двери открыл,
Храм искусств посетила Наина
с Леонидой, двух ветвей главы

две супруги, где символом имя,
две эпохи России сплелись,
дух монархии царской России,
постсоветская новая жизнь

за труды его благодарили,
за спасённый в боях реализм,
показавший величье России,
вехи времени в ликах картин

вновь палитры Ильи осветили
берега его детства – Невы,
в Петербургском Манеже открылись
те, что он и питомцы творил

рядом вывески – громкое имя,
их Учитель с безвестностью их,
имена красоты реализма,
Академии ученики

Возрожденьем основ реализма
всю Россию они потрясли,
свет истории вечной Отчизны,
её веры спасительной нить

патриоты её, духовидцы,
свет молитвы и ярких житий,
лик блаженных, скитальцы святые,
жизнь подвижников Русской Земли

вновь холстом расплескались палитры,
необъятная Русская жизнь,
бесконечье небесною синью,
белый храм за рекою вдали

эпос вечной трагичной России,
век Двадцатый, где кровь и кресты,
свет небесный, что дарит Спаситель,
путь надежды на новую жизнь   

образ Волги могучей и дивной,
что течёт через русскую жизнь,
необъятные выси России,
мощь земных и небесных стихий

пишет образы новой России
из газетно-словесной среды,
Павел Гусев с Колодным в холстине,
образ власти, что слову даны

сын Иван годы вольности жизни
в бесконечности поисков жил,
корни древности Русской Отчизны
Русским Севером в дебрях открыл

те глухие пространства таили
мир исконной былой красоты
от Печоры до Сухоны чистой,
что Двиной к Беломорью бежит
 
от Онежья, где Волго-Балтийский
и Увалов к прибоям морским,
край лесных белоночий лучистых
живописца столицы манил

покидая удушье Столицы,
месяцами в чащобах бродил,
жил в глухих деревнях неказистых
словно свой, а не пришлый турист

с рюкзаком за спиной без машины
постигал этот девственный мир,
чтобы местные душу открыли,
красоту этой вечной земли

невозможно сыграть, притвориться,
кем-то выдать себя среди них,
это край архаичных традиций,
где нет пришлых, есть только свои

нет рядов и витрин сувенирных,
псевдорусской лубочной среды,
только подлинность прежней России,
среди весей глухой стороны

смог понять эти дебри лесные,
их почувствовать и полюбить,
видел связь с миром русских традиций,
его образной речью картин

здесь старинный язык он услышал,
что преданья и сказы хранил,
что хрустальным источником лился
полным смысла, любви, доброты

он любил те прекрасные вирши,
что Набоков и Бунин творил,
что пропитаны негой России,
её чащ и цветов луговых

помнил строчки, где Бродского гений
теплоту его встреч сохранил
с миром северной русской деревни,
обретаясь в ударах судьбы

в те года его так восхитила
эта музыка русской души,
что на Севере звон сохранила
затерявшихся слов старины

та поездка его изменила,
каждый год пропадал он в глуши,
открывая в узорах старинных
красоту исчезавшей Руси

после первой поездки открытий
только с Юлией странствовать шли,
стали образы сельские ближе
после съёмок на студии «Ритм»

воплощенье далёких событий,
что нам Пушкинский гений дарил,
образ девушки Юлией сыгран
из деревни, что создал «Мосфильм»

Русский Север супруги открыли,
удивительный девственный мир,
трактора, самолёты, машины
и пешком в бесконечность тайги

в стенах весей давно позабытых
открывали тот дух старины,
в сундуках, что железом обиты,
растворялись в богатствах льняных

сарафаны с шугаями ждали,
рушники и кокошники их,
из хранилищ они доставали
всю историю вечной Руси

словно здесь к старине прикасались,
что видали лишь в красках картин,
в этих вышивках древних читались
сто веков нашей Русской судьбы

старину деревнями спасали,
ткань костюмов и русскости быт,
нить историй житейских за чаем
в тихих сумерках гасшей зари

о сказителях прежних слыхали,
что предания словом несли,
сотни сказок, былин оживали
в их устах как палитры картин

помнил Север Марию преданий,
чаровавшей преданьями мир,
знала Киев с его площадями,
град из канувшей Древней Руси

они с Юлей таких заставали
посреди девяностых лихих,
их сказанья о прошлом слыхали,
погружаясь в чарующий мир

даром свыше им встречи являлись
с пережившими горе людьми,
в их чертах благородство, страданья,
мудрость предков годами сплелись

среди дебрей они пробирались,
руслом Пинеги девственной шли,
среди красок лесов глухомани
на деревню одну набрели

о ночлеге спросили встречавших
в час вечерней таёжной зари,
дом Филипповны им указали,
одинокой и горькой судьбы
 
в её жизни года отражались
всей Истории трудных страниц,
от ушкуйников, что заселяли
Русский Север по руслам речным

от арийцев, что свет зажигали
и отсюда по миру несли,
что в преданиях древних остались
да названьями здешней земли      

на глазах её церкви ломались,
дух общинный колхозный сменил,
лютый голод, детей их забравший,
муж, ушедший под лёд, фронтовик …

подошли, кто такие сказали:
- «Повалю вас в дому, заходи!»,
эта встреча из тех, что запали
ему в душу в просторах тайги

здесь обычаи предков остались,
что явились из древности тьмы,
когда в дом незнакомых пускали,
дом незапертый в сутках стоит

когда люди с зарёю вставали,
чтобы ягоды им положить,
а в печи млеют жаркие шаньги,
русский дух в этих весях разлит

все истории здешних расскажут,
весь фольклор, глубины колорит,
засверкают палитры преданий,
что народ в своих душах хранит

их хозяйка в старинной рубахе
пела песни старинной поры,
тёмный вечер дождливую слякоть
нёс им в окна под вой из трубы

среди многих запомнился важный
о библейской истории стих
о страданьях Христа рассказавший
и Марие, идущей с горы

каждый год он с женой отправлялся
в эти дебри таёжных палитр,
сундуки, рушники, сарафаны
пополняли коллекцию их

ощущенье его наполняло
возвращенья к картинам родным,
будто эти деревни видал он,
так манил дух исконной Руси

позади половина осталась
девяностых кроваво-лихих,
где Россия дорогу искала
после странствий советских своих

новый образ страна обретала,
возвращая державности лик,
под орлом своим властным двуглавым,
стягом неба, снегов и зари

Кремль - сердце Российской державы,
что величие в стенах хранит,
в его башнях, дворцах, пышных залах
дух Империи прежней разлит

«царь Борис», век Двадцатый свершая,
мощь Кремля пожелал возродить,
в знаменитейших Тоновских залах
дух обкомовских лет истребить

позвонил Глазунову Пал Палыч,
легендарный Кремля властелин,
изложил президентские планы
и на конкурс работ пригласил

с девяносто четвёртого планы
Глазунов напряжённо творил,
пролетели два года трудами
возрожденья узоров былых

вырос с детства в стенах-колоннадах,
воплотивших стиль «русский ампир»,
перестроить кремлёвские залы
в духе предков имперских решил

возродить стиль Дворца Николая,
русский дух с византийским сплести,
в белокаменных новых палатах
допетровскую Русь оживить

так потребовал царь-император,
гений Тона красу уловил,
Николай Бенуа помогавший
дерзкий замысел тот воплотить

дни решенья для зодчих настали,
Президент лично суд им вершил,
безымянные ватманы ждали
выносимый суровый вердикт

на полу пред Верховным лежали
архитекторов звуки души,
всех отверг он и вдруг обозначил:
- «О! Вот этот у нас победил»

тут же бас Глазунова поздравил
телефонный, был рад Бородин:
- «Ну, Сергеич, тебя поздравляю!»
- «С чем?»
- «С победой. Твой выбран эскиз»

он стоял пред деяньем гигантским,
дух России в Кремле возродить,
интерьер Президентской палаты
и Большого дворца обновить

видел блеск прежних Тоновских залов
он страницами царственных книг,
на палитрах былых литографий,
где двуглавые были орлы

в БКД Илью ждали два зала,
Гостевой, что над храмом стоит,
кабинетная муть Аванзала,
что проходом меж ними служил

дал приказ Глазунову Пал Палыч,
зная опыт печальных годин,
без Ильи разрешения в залах
чтоб гвоздя не посмели забить

в красоте Президентской палаты
архитекторы лезли в эскиз,
изменяли, корёжили взгляды,
чтобы замысел весь исказить

предстояла большая задача
как былое Дворцу возвратить,
ничего от красот не осталось,
разделили простор этажи

вешним звоном встречает Саратов
половодье в картинах Ильи,
Глазуновых в Саратове знают,
дядя Миша палитры дарил

в Девятинском огни зажигает
Мастерская искусства Ильи,
резиденция здесь возникает
живописца в осенние дни

«Современник» Илье открывает
своё поле журнальных страниц,
его жизнь разлетается в главах
с детских лет у могучей Невы

вновь палитрами дух осеняет,
взгляд «Пророка» средь шумной толпы,
новых лиц возникает сиянье,
он и дочь по фамилии Ким

вновь Кремлёвский Илью занимает,
видит образ, что прежде царил,
чертежами эскизам внимает,
что в музее Кремля находил

там работа вовсю закипает,
воплощая эскизы Ильи,
всё сложнее уже с Аванзалом,
с зоной «Е», что зовут Гостевым

всё с нуля здесь должно создаваться,
сохраняя величье картин,
в духе Тона и Русского царства,
чтобы вился гармонии стиль

девяносто седьмой начинался,
воплощался Кремлёвский эскиз,
сдал проект Президентской палаты,
в Оренбурге цветёт его кисть

по заслугам приходят награды,
дух России ЮНЕСКО дарил,
в Академию принят изящных
и Госпремию Кремль вручил

две картины наполнили рамы,
его вечные темы души,
вознесённый над бренностью ангел,
вечность Царского – парки и тишь

каждый червень сюда приезжает,
подаривший художнику жизнь,
в тех аллеях тоску забывает,
погружаясь в восторг красоты

здесь он корни свои обретает
его деда, что в Царском служил,
с цесаревичем бегавших дядей,
с миром нынешним слившийся мир

снова прошлое жизнь озаряет,
Подмосковье уютной глуши,
здесь в красотах селянского рая
расцветало блаженство души

опустело то место с годами,
грохот трассы нарушил их тишь,
там, где был их заросший фундамент
новый дом Глазуновых возник

Вере помнились эти пейзажи,
где прошла её детская жизнь,
возвращала желания память
снова дом в тех местах обрести

они вместе проект выбирали -      
двухэтажный классический вид,
получила от папы подарок,
что гармонию ей подарил

этот год и Илье дал подарок,
радость встречи с потомком прямым
Солнца русской поэзии славной,
правнук Пушкина встречен им был

разговор с давним другом случайный,
лик жены отразившая кисть,
двухсотлетье Поэта возглавил,
славы Русской великой земли

о всех бедах Илье рассказали,
что могиле поэта грозит
в Святогорском приюте печальном   
и о Пушкинском доме в глуши

о потомке поведали тайну,
что в забвении годы влачит,
внук любимца отца – Александра,
генерала Российской земли

его помнили Крым и Балканы,
где сражались России сыны,
золотое оружье «За храбрость»,
благодарность славянской земли

потрясённый Илья на Арбате
всех подарков потомку купил,
вот и дом его многоэтажный
новостроечных блочных квартир

отворяется дверь, их встречает
правнук Пушкина и Натали,
средний ростом старик худощавый,
аккуратный пробор седины

облик Пушкина взгляд привлекает,
проступают поэта черты,
одинокая «двушка» встречает
Глазунова, где теплится жизнь

на стене распростёрт лист бумаги,
древо Пушкиных предков хранит,
Гончаровы, де Торби, Ланские,
Меренберги, Бартеневы в них

родовое гнездо их – Лопасня,
Гончаровской усадьбы-земли,
здесь Григория жизнь начиналась,
полной риска опасных пучин

жизнь в борьбе, где бандитские «хазы»,
пламя Финской, Великой войны,
шум станков по цехам типографским
и рассказы о предках своих

было почестей в жизни немало,
встреч, друзей, выступлений, цветов,
Аникушин, Толстой и Некрасов,
Президент и славист  Лихачёв

рой вопросов Ильи разливался
о Поэте, дуэли, родных,
о его биографии славной,
одиночестве в годах седых

славный род его сыном прервался,
не оставив потомков своих,
уходя, с ним тепло попрощался
живописец Российской земли

только фото на память осталось,
два потомка, два древа живых -
тех, кто словом Россию прославил
и в палитрах прекрасных своих

вновь дорога Илью увлекала,
Глазунова извечный мотив,
ждали хлопоты царственных залов
и палитры прекрасных картин

образ «Русской зимы» возникает,
уходящая вдаль её синь,
бесконечное грусти дыханье,
белый саван уснувшей земли

в нём дорога куда-то петляет,
окоём светом дивным горит,
у берёзы красавица взглядом,
полным таинства грёз, ворожит

воскрешённый Учителем Лазарь,
возвращённый из гибельной тьмы,
тридцать лет слово Божье в Ларнаке
киприотам в устах доносил

в перерывах нечасто бывавших
приезжал в город детства Невы,
жёлтым вальсом встречал Илью Павловск,
его парков уютный мотив

здесь у берега тихой Славянки
вместе с Инной в мечтаньях бродил,
красота её дух чаровала
в колоннадах далёкой поры

девяностой восьмой открывает
с каждым месяцем яркий эскиз,
за Кремлёвской стеной проступает
им задуманный лик красоты

возрождённые залы сияют,
зал Андреевский – мощь красоты,
золотые колонны пылают,
устремлённые ввысь потолки

золотое и синее в зале
гармоничным ансамблем слились,
императорским троном венчает,
что вернулся из прошлых годин

красота Александрова зала,
где разлита небесная ширь,
всех гостей его ошеломляет
в куполах и колоннах своих

золотое и красное стало
знаком мощи огромной страны,
блеск паркета и люстр, колоннады
восхищали богатством своим

оставалась беда Аванзала,
убивавшая дух красоты,
громоздилось ячеек немало
кабинетно-подсобно-складских

он привлёк сюда сына Ивана,
архитектор Ванеев творил,
живописный талант проявлялся
Кузнецова и Штейна палитр

вид колонн и плафонов ваяли,
люстр и мебели дивной эскиз,
все узоры лепнины сияли,
что отлиты в цехах Апеннин

итальянская мебель и ткани
привносили им свой колорит,
вид лепнины они отливали
редким способом – в форм пластилин

на торцах Аванзала сверкали
барельефы батальных картин,
благоверного Невского славы
и Петровских победных былин

галереей Истории стало
это место для царских картин,
в малахитовой зелени мрамор
алым цветом им фон подарил

восемнадцать картин изваяли
тех, кто силу России крепил,
золочёные рамы объяли,
держат цепи могучие львы

Гостевого эскиз претворяли - 
Николаевско-Пушкинский стиль,
зал Петровский, Зелёный и Красный,   
дух ушедшей далёкой поры

там картины Ильи засияли,
два пейзажа, где Верина кисть,
кисть Шанькова, портрет Николая,
что Слепушкин стенам подарил

лик Петра-императора в латах,
что Иван Глазунов сотворил,
дух победы – «Гангут» и «Полтава»,
Кузнецова и Штейна палитр   

дни и ночи следил неустанно
гений кисти как льётся эскиз
по стенам его роскошью в залах
у могучей Кремлёвской стены

не терпел посторонних вмешательств,
правду прямо в глаза говорил,
если надо - был твёрдым как камень
и высоких чинов не щадил

и начальник Кремлёвской охраны
Глазуновский урок получил,
указанья по росписям залов
разлетелись от гнева Ильи

в высших сферах тому изумлялись
- живописец кремлёвца отшил!
но в душе они все понимали
- красоте Глазунов лишь служил

засияла Дворцовая слава,
русский гений себя проявил,
мастерство его, опыт и знанья
оценили Россия и мир

наступил девяносто девятый,
Двадцать первый в зарницах пылал,
что хранил сокровенные тайны,
в окоёмах о чём-то шептал

по опросам Народного мненья
самым лучшим в поэзии стал
живописной в Двадцатом столетье,
получив от ЮНЕСКО медаль

вышло Мэрии постановленье
о создании в центре Москвы
Глазуновской большой галереи,
где откроется свет красоты
   
орден Сергия, первая степень
засиял на груди у Ильи
за спасённые образы, церкви,
что к потомкам сквозь годы дошли

весть пришла из далёких галактик,
там в одной, что наш разум открыл
его имя планете отдали,
что несётся в сиянье светил

в бесконечьи космических далей
Глазуновское имя горит
и быть может тот мир обитаем,
там бушует безвестная жизнь

кто-то мыслит, мечтает, страдает
за пределом неведомой мглы,
его имя в глубинах сияет
среди звёздной Вселенской страны …

он работу свою завершает
над полотнами русской судьбы,
о трагедиях в бурных двадцатых
и беде в девяностых лихих

пишет образ трагической драмы
и глубинный источник причин,
свою мощь живописного дара
он в «Пасхальную ночь» воплотил

тридцать лет как душевную рану
этот образ картины носил,
в мир России врывается банда
Коминтерновских диких громил

две стихии столкнулись под рамой,
силы света, добра с силой зла,
в русском храме в начале двадцатых
развернулась за веру борьба

ночь Воскресшего, празднество Пасхи
и ворвавшийся в храм комиссар,
разношерстная пёстрая банда,
что глумиться и грабить пришла

тут матрос с пулемётом для казней,
«пролетарий» с свиньёй из мешка,
две блудницы в награбленных «цацках»
и в венчальных коронах «семья»

кровожадная чёрная масса
инородцев и русских своих
вдруг обрушилась в радостный праздник
русских знатных людей и простых

здесь священник, юродивый, пахарь
и чиновник и воин стоит,
православное русское царство
на свирепую массу глядит

узнаваемость всех персонажей,
мир ушедшей России из лиц,
что любили, боролись, искали
и остались в альбомах семьи

в них черты Глазуновых мерцали,
дед, родители в ликах Ильи,
больше ста настоящих, реальных,
переживших те страшные дни

дивно утварь описывал Мастер,
что собрали во храмах страны,
каждый образ - судьба,
все детали не случайны,
в них собранный смысл

там сюжеты Евангельской драмы,
Страшный суд и Иуда из тьмы,
Воскресенье Господне и Лазарь,
символ света, что смерть победил

из ревущих и грозных двадцатых
в девяностые вносится кисть,
век Двадцатый страна завершает
лихолетьем бурлящих страниц

сформированный Новый Порядок
захлебнувшейся грязью мечты,
вороватых дельцов-олигархов,
шоу-биза, масонов, блудниц

ты не то, что ты есть, что нахапал,
наплевав на законы и стыд,
не нужны ни стихи, ни романы
поколенью душевно больных

царство денег, рекламной заразы,
отравившей людские умы,
Микки-Маус культурной пластмассы,
овладевшей простором страны

мир с космическим живший размахом
вдруг зажали в стальные тиски,
в одеянья по чуждым лекалам
позабывших про корни свои

стали знаком грядущего краха
взрывы Башен Нью-Йоркских больших,
ясновиденье кисти сказалось
за два года до страшной беды

но надежда и вера осталась
на просторах огромной страны,
живописец представший с плакатом:
- «Где вы, новой России сыны?»

третью часть его кисть завершает,
драмы Века, что ход свой открыл,
надвигалась картина другая
новых тайн, испытаний, вершин

в новых образах кисть расцветает,
сам художник нам в очи глядит,
за спиной его вешним дыханьем
березенье любимой Руси

речка воды несёт, исчезая
в необъятной прекрасной дали,
словно надвое жизнь разделяя,
то, что было и что предстоит

воедино себя он сливает
с этой негой полей-луговин,
смотрит пристально в нас,
вопрошая у берёзок: - «А вы каковы?»

тишина одинокой усадьбы,
краски жизни и осень любви,
льётся музыка грёз и мечтаний,
над озёрною гладью кружит

в этих нотах так много звучаний,
одиночества, грусти, тоски,
ярких красок окутавшей шали,
что так много в узорах таит

на картине два лика сияют
так похожих и всё же чужих,
Сына Божьего взгляд озаряет
воплощенья добра и любви

взгляд врага его злобу скрывает,
напряжённо с прохладой глядит,
лик Христа крест и нимб окружают,
а другого – масонской звезды

они очень похожи как братья,
но имеются всё же черты
по которым глаза отличают
силу света от образа тьмы

в наше время людей соблазняет
эта схожесть, сбивая с пути,
помнят мудрые слово Писанья
о намереньях адских благих

за окном мгла осенняя тает,
небо Вечности в тучах манит,
лист последний на ветке ветрами,
жизнь со смертью в тех стенах сошлись

зимней стужей кружащей декабрьской
заискрился Манеж от картин,
снова толпы творца окружают,
жаждут в холоде краски палитр

вновь позвали далёкие страны,
Президент у Тянь-Шанской гряды
и ваятель Хуан де Авалос -   
дух фламенко в испанской груди

у подножья вершин Алатау
лабиринтами Алма-Аты
Илью встретил сердар Назарбаев,
его образ в палитрах застыл

закружившийся вьюгой февральской
год Двухтысячный в силу входил,
у Невы его венецианской
ширь «Манежа» в картинах Ильи

и ещё одна жизни картина
озарила былое Ильи,
«Вода чёрная, белая льдина»,
оживившая юные дни    

юбилей – семь десятков пробило,
захотелось года осветить,
посетил он Бетковские нивы,
там, где детство и юность прошли

как обычно Имперской столицей
он собрал всех в июньские дни
в зал «Астории» вечно любимой,
день рожденья у милой Невы

петербуржец в московское время
и москвич в петербургские дни,
так прошло это жёсткое стремя
меж могучих российских столиц

здесь настигло внезапно известье,
за заслуги в искусстве страны
высшим орденом длань Президента
наградила творящую кисть

на одном из приёмов всесильных
он услышал вдруг голос вдали,
кто-то тост о Великой России
окружавшим его предложил
 
он спросил всех о том кого слышал,
этот тост его душу пронзил,
- «Это Путин!», пришло ему свыше,
- «Твой земляк из кварталов Невы» 
 
он сказал: «Мы душою едины!
По идеям, во всём – земляки,
его должен вблизи я увидеть,
уваженье своё проявить»

подошёл к нему в зале старинном
в море шумной высокой толпы,
единились могучие кисти,
длани власти и вечной красы

среди многих тот взгляд петербургский
Глазунова тогда поразил,
чистый, ясный и главное русский,
вдаль ему наш корабль вести …


Глава XI

Новый год, новый век вихрем бурным
в днях январских тогда наступил,
Новой Эры неясный и мутный,
лик трёхтысячной новой зари

в днях морозных, где буйствовал лютый,
засияли палитры в ЦеДРИ,
показали народу искусство
Глазуновские ученики

вновь картины высоким искусством,
гаммой искренних чувств потрясли,
жизнь России вовсю развернулась
многолюдьем больших и простых

снова очередь в двери тянулась
как всегда где полотна Ильи,
люди чувствуют русскую душу
в переливах живущих палитр

и Учитель мучительно трудно,
но победно тот год завершил,
в Академию с русским искусством
он как равный отныне входил

палитрой природы и судеб
полотна Илья озарил,
«Вечернего звона» звук чудный
и «Жуковка» в песнях весны

и снова в годину лихую
картиной себя возвратил,
в Блокадную зимнюю стужу,
где сорок второй погубил

он вспомнил свою дорогую,
что в памяти вечно хранил,
любимую Ляку родную
и год, что их жизнь разрубил

год второй Двадцать первого века
над Россией весенней кружил,
отмечал юбилей человека
Храм Христа, его взгляд у апсид

середина хмельного апреля,
его образ в картинах Ильи,
он в парадном своём облаченье
у окна кабинета стоит

за спиною огромное небо,
Александровский с ангелом взмыл,
Триумфальная арка победы
и Дворцовой огромная ширь

одолеет недуги и беды
только твёрдость Имперской руки,
отведёт от разверзшейся бездны
путь реформ, что Столыпин явил

там, зарёю Двадцатого века
взлёт России весь мир поразил,
втрое выросла в рельсах «железка»
и стальные потоки, угли

«птица-тройка» Столыпинской эры
устремилась в грядущие дни,
своим сказочным дивным разбегом
все народы-края поразив

создаёт для Большого соседа
грандиозной работы эскиз,
лик великой страны Поднебесной
за покоем Великой стены

и работа вокруг закипела,
Ильи верные ученики
начинали огромное дело -   
на панно весь Китай возвести

посетила высокие стены
Академии – Храм красоты,
Белый Дом позабыв, Матвиенко
Валентина, землячка с Невы

третий год от начала  Столетья
в размышленья Илью погрузил,
о трагичных страницах империй
и великих культурах руин

за чащобами даль заалела,
окоёмом кровавым костры,
что там ждёт неизвестным пределом,
что готовит Семнадцатый им?

здесь столкнулись два мира враждебных,
мир гармонии и красоты
с неизвестной ордой налетевшей,
всё сметавшей как буря в пути

вышла девушка в платье вечернем,
будто траурном русской красы,
взор уносится далью безбрежной
там, где всполохи Красной Зари

уголок тихой русской усадьбы,
чашка чаю и в вазе цветы,
парапета узор ограждает
мир сегодняшний с тем, что вдали

образ Инны опять восхищает,
его музы, подруги, жены,
красоту свою русскую дарит
всему миру в палитрах Ильи

от России в Вечерние страны
кисть художника взоры манит,
полыхающий алым закатом
мир Европы угасший лежит

силуэты былого остались
тусклым фоном великих картин,
омертвевшие облики зданий,
дух унынья, печали, тоски

декорацией прошлого стали
эти камни легенд и былин,
лишь туристов чужих развлекают,
что снуют по кварталам былым

всё в Европе остыло, угасло,
стали деньги мерилом судьбы,
всё Искусство исчезло как сказка,
пустота здесь лишь – tu es fini

этот образ Пьеро заслоняет,
потрясённый Закатом земли,
тихо бродит в тоске и печали
среди мрачных духовных руин

снова память Илью возвращает
в новгородские детские дни,
берег озера, домики, чащи,
где дух детства в стихиях Войны

незнакомец Илью посещает -
Илья Флуг из Поволжской земли,
Волгоградский их родственник дальний,
устремившийся в Западный мир

хочет счастье чужбиной наладить,
взял финансы на новую жизнь,
обещал всё писать в благодарность
и ни строчки с тех пор для Ильи …

старый друг в Мастерской навещает
из далёких Парижских годин,
дух России его восхищает
красотой Глазуновских палитр

дух единства друзей окрыляет,
что веками Европу хранил,
что в сегодняшних днях исчезает,
сохраняясь в мечтах Жан-Мари
   
дочь Марин его путь продолжает
против злой глобалистской чумы,
дух надежды страну озаряет,
христианской истории нить
 
летний день перед осенью тает,
на Волхонке Дворец красоты
рядом с Храмом Христа возникает
у могучей Кремлёвской стены

сотни образов нам открывают
путь России в картинах Ильи,
со второй половины Двадцатый,
Двадцать первый, что Время творит

иллюстрации русских писаний,
мир портретов людской глубины,
театральная мощь декораций,
исторических русских картин

уникальный музейный оазис
стариной в свои стены манит,
древнерусских икон, медных складней,
мебель века – Серебряный лик

дух России здесь дышит веками,
преломляясь в палитрах Ильи,
всю Страну мастерством привлекает
Галерея, где стен лазурит

здесь могущество гости вбирают,
силу страстной к России любви,
дух единства в стенах обретают,
озаряющей мир красоты

в днях осенних «Великим Китаем»
Поднебесную он поразил,
на гигантском панно три этапа
историчных Илья отразил

основания – Цинь Шихуана,
что раздробленность царств победил,
«Век могущества», цветший при Танах,
всплеск науки, искусства и вирш

современность Китая взмывает,
блеск Шанхая, «высоток», машин,
мощь заводов, дорог-магистралей
- всё, что сила народа творит

Хуанхэ колыбелью Китая
у Великой Китайской стены,
воедино эпохи сплетают,
ветви персика – вечности в них

снова в памяти детство всплывает,
Ленинграда блокадные дни,
он как будто навечно остался
в том кошмаре, забыв о живых

на палитрах голодных осталось
это время, что ходит за ним,
«Волга», «Волки», где новые тайны,
колорит его новых картин

над Россией две тысячи пятый,
Академии бурная жизнь,
юбилей его семьдесят пятый,
бьётся в стенах научная мысль

о загадках таланта гадают,
что волнует людские умы,
на страницах учёных докладов
вьётся Время в палитрах Ильи

в рожденья Илью награждают
на Тверской, где вершина Москвы,
за картины, что в душах пылают
и зажжённый в них патриотизм

вересением в Омске встречают
у великой сибирской реки,
в стенах Врубеля тридцать названий
озарённых душою палитр

златомедья огни засияли
во Дворце у Кремлёвской стены,
в этих стенах Илью награждали
за таланты его и труды

в красоте, сотворённой руками
по эскизам прекрасным Ильи
«За заслуги» награду вручали
перед Родиной, верой, людьми

много знатных людей посещают
Галерею полотен Ильи,
Примаков, задававший фарватер
внешних курсов великой страны

приходил из Торговой палаты,
как Столыпин был – первый министр,
говорил Говорухин, Проханов
у шедевров о русском пути
 
год Шестой Двадцать первого рядом,
ровно семьдесят вечной любви,
снова Нину Илья вспоминает,
Новодевичий их монастырь

здесь когда-то они пробирались
по сугробам к истокам Руси,
красоту её здесь открывали
у излучины древней Москвы

петербуржцы себе открывали
удивительный внутренний мир,
унесённые ветром изгнаний
с берегов европейской Невы

в снежный студень их Храм открывает
Президент как очаг красоты,
дух великих в палитрах витает,
что в палитрах Илья сохранил
 
он пронёс мастерство их и тайны
через годы, вручив молодым,
дух Российской истории с нами
через краски прекрасных картин

очень многое с гостем сближает,
детство, юность во Граде Невы,
оба с боем наверх пробивались,
став своими в кварталах Москвы

отняла у обоих Блокада
часть кого-то из близких-родных,
у обоих душа Ленинграда,
Петербурга доныне в крови

только что в Королевстве Испанском
побывали, вкусив монархизм,
в Сарсуэле и Эскориале
дух Европы былой озарил

березеньем Манеж открывает
живописность прекрасных картин,
здесь искусство своё проливали
те, кого вдохновлял и учил

самых лучших, талантливых взяли
Глазуновской плеяды вершин,
что ещё ремесло изучали,
мастерство даровавшие им

двадцать лет пролетевших трудами
с первых росчерков властной руки,
помещений, что где-то снимали,
пока Храм не восстал из руин

шаг за шагом они продвигались,
украшая свой Храм красоты,
воплощая там в холлах и залах
озаренья эскизов Ильи

всех входящих встречает Парадный,
что античность в себе воплотил,
строгость с пышностью Конференц-зала,
зал ученья хранящихся книг

красота Галерейного зала,
где овалом палитры картин
и Гостиная, что принимает
посетителей разных краин

Русский зал, где великая тайна
и религия духа Ильи,
хомуты, коромысла и прялки,
вьются взоры узором души

сундуки и столешницы, чаши,
расписные декоры дверьми,
образа и парсуны стенами
и палитры на тканях льняных

стены холлов, что всех привечают,
озаряя в палитрах картин,
перед Русским и Актовым залом
смотрят лица минувших годин

зал Музейный, Копийного класса,
где шлифуется юная кисть,
Зал рисунков с Баженовским залом,
Кабинет самый главный – Ильи

одного им пока не хватает -
Галереи прекрасных картин,
открывающей миру пространства
озаряющих душу палитр

здесь у власти Ильи Мастерская,
те, кого он искусству учил,
Симферополь и брянская Навля,
Курск, Столица, седая Сибирь

живописность Москвитин вручает,
направляя разливы палитр,
окружающий мир отражает,
пропуская сквозь волны души

всё в картинах его оживает -
жизнь людей и природных стихий,
дух России в картинах пылает,
лик царей и героев былин

Арсенюк, сын прекрасной Украйны,
всеми жанрами душу открыл,
дух старинных картин освещает,
мастеров вековой красоты

там Афонин в пейзажные тайны
посвящает студенчества кисть,
Русь просторы свои открывает,
бесконечностью  душу пронзив

зелень чащ и полей овевает
голубая небесная высь,
мощь небес над землёй нависает,
будто тайну в глубинах таит

Валаам в его красках сияет,
остров Дивный, что в скалах застыл,
в Двадцать первом он путь продолжает,
что Куинджи и Шишкин торил
 
живописности Штейн обучает,
светотени, объём, колорит,
чтобы яркие образы, краски
помогали им выразить жизнь

композиции вечные тайны
сын Иван подаёт молодым,
их ошибки палитр поправляет,
дав картинам явить саму жизнь

об акцентах и рифмах расскажет,
про опорные точки картин,
визуальности их восприятий,
вертикалей и пауз мазки

все каноны рисунка вручает
мастер Сидоров в стенах Ильи,
все ошибки картин подмечает,
поправляя нетвёрдую кисть

реалист необычного взгляда,
ученик Левитана, Дали,
анатомию кисти театра
открывает Штыхно для своих

Щербаков и Зубрилин ваяют
здесь скульптурную поросль их,
все каркасы в трудах возвышают
тех, кто будет искусство творить

здесь иконы из тьмы возникают
и палитры забытых картин,
кисть Захаровой, кладези знаний
изливаются в дух молодых

пыль веков образа покрывает -
слой левкаса и темперной мглы,
снова гаммой палитры сияют
как награда отдавшим труды

на бумаге, в бетоне и камне
сила зодчих красоты творит,
из руин возрождённые храмы
и усадьбы российских глубин

здесь узоры творит чертежами
архитекторов будущих кисть,
лабиринты Потаповой знают,
что приводят к сиянью вершин

возникает усадьбы звучанье
на бумаге – Танеева жизнь,
возродится в стенах музыкальных
живописность грядущих палитр

возникали романсы, кантаты
в этих стенах у русла Сестры,
засияют красоты усадьбы,
дух провинции в русской глуши

чертят руки студенчества планы,
чтобы Храм под Борками творить,
о крушении поезда память
и спасении Царской семьи

Храм Христа на бумаге сверкает,
возрождённой в стенах красоты,
его купол опять засияет
и узоры прекрасных апсид

дух России здесь всем прививают,
неказённой, душевной любви,
путь Отчизны  в веках открывают,
чтобы гордость в сердцах поселить

цвет Искусства студентам являют
от древнейшей до нашей поры,
в жизнь великих творцов посвящают,
чтобы новых на труд вдохновить

учат тайнам творения камня,
красоты, что являют резцы,
возникают людей очертанья,
лик зверей, птиц, узоры-цветы

малахиты, нефриты сверкают
продолженьем традиций Руси,
вазы, чаши, шкатулки ваяют
и обличия стен теремных

лики, торсы из гипса рождают,
оживляя сырьё из земли,
будут в классах их белым сияньем
освещать путь творцам молодым

мастерство на суровом Урале
отдают как Хозяйка горы
в глазуновском Перми филиале,
где восходит сиянье зари

отдают живописные тайны
из Столицы простором страны,
у марийцев, самарцев и брянцев
полыхают их знаний огни

Академия – детище страсти
и огромных усилий Ильи,
беспримерности самоотдачи
и потоков огромной любви

всё отдать Глазунов ей согласен
ради пламени русских картин,
где душа мастерством полыхает,
опыт кисти и мысли вершин

отчисленья от выставок дарит,
из поездок привозит дары -
драпировок прекрасные ткани,
книги, гипсы, палитры картин

его гордость - хранилище знаний,
что таятся страницами книг,
многотомные полки изданий,
что несут просвещенье в умы

потрясенье в умах испытали
её гости, романов творцы,
семь десятков их тысяч стояли,
что Распутина взор охватил

и каким же звучал диссонансом
в Итальянскую землю визит,
в Академии Венецианской
вспоминали лишь: «Tout est finie!»

разговор начинался с рассказа
что такое российская кисть,
мастерах Академии славной,
что такое сейчас реализм

в шок повергли слова итальянцев:
- «Нет искусства, нет школы страны»,
всё разорвано в семидесятых,
нет наставников в их мастерских

нет натуры природных пейзажей,
не копируют старую кисть,
только серая скудость поп-арта
остаётся ветрам молодым

словно нехотя им показали
помещения их мастерских,
там фигуры людей в диаграммах,
звёзды, конусы, пятна, кубы

то ли плакать им, то ли смеяться,
потрясенье и горечь сплелись,
вспоминался им автор «Заката
стран Вечерних», чьи мысли сбылись …

не поддались в России обману,
не пошли по кривому пути,
ложь иллюзий творцов авангарда
не дала им себя захватить

их картины в Манеже сияли,
больше тысячи новых палитр,
двадцать лет Академии славной,
что несёт миру свет красоты

отшумела весна их признаний,
восхищений потоков людских,
путь к Столице культурной держали
их питомцы, где вечность картин

Летний сад с Эрмитажем встречали,
прелесть Города тихой Невы,
к высоте мастеров приобщались
у великих и вечных картин

в разговор с мастерами вступали,
постигая секреты вершин,
их традиции там изучали,
что идут из далёких глубин

всё, что в муках рождалось веками,
получают они как дары,
пред полотнами их преклоняясь,
отдавая работе труды

в родном городе вновь побывал он,
помогая студентам своим,
тут поярче, здесь краски убавить,
лессировкой свой труд завершить

вновь дорога звала Илью в дали
городами былинной Руси,
воплощённая вечность стенами,
её свет куполов и апсид

воды Неро и Волжские дали
объезжал в зарисовках своих,
здесь Ростов с Ярославлем встречали,
их великие храмы Руси

Семибратово стены встречали,
дух преданья о братьях семи,
Ярославские чудные храмы,
Иоанна Предтечи любим

вместе с Инной всю Русь объезжали,
сохранившую прелесть глубин,
путь-дорогу в былое держали
среди фресок, церквей и руин

Вологодье картины встречало
о России с любовью Ильи,
от святого Андрея награда,
что за веру и верность вручил

среди вьюги и стужи декабрьской
Патриарх Алексий посетил,
с юбилеем творенья поздравил,
в красоте Галереи бродил

новогодье Восьмого встречая
он Владимиро-Суздальский лик,
с живописностью красок сливая,
украшал галереей картин

на полотнах палитры остались,
что привёз из Ростовской земли,
там узорочье белого храма
и небес - куполов голубых

а за ними безбрежность веками,
стаи птиц, где распластана синь,
бесконечные русские дали,
где земное с небесным слились

Русский Север – загадочность края,
что Ивана давно покорил,
его чудная дикость веками,
первозданность родимой земли

ширь небес и могучие дали,
где бескрайность чащоб-луговин,
русский дух над простором витает,
что всю силу свою сохранил

красота Прионежского края
и Печоры, что к морю бежит,
Юг и Сухона с Вычегдой малой
льются в дебрях потоком Двины

вновь влекла его лирика края
в Новом веке, что дверь отворил,
как и прежде в ушедшем Двадцатом
Русский Север с женой проходил

но теперь, когда дети рождались
он хотел им те дали открыть,
что искрились Двины берегами,
зорь вечерних и утренних сны

Ольге с Глашей земля открывалась,
деревенская русская ширь,
продуваема лета ветрами,
вьюговеем, дыханьем весны

высь могучих небес облаками,
ледоходы пьянящей поры,
деревенские избы с клетями,
деревянные церкви Руси

всё в палитрах Ивана осталось,
что с натуры пейзажной творил,
ради них мёрз и мок под дождями,
комаров в дивных дебрях кормил

первый снег на Подвинье лесами
вдоль текущих по времени льдин,
стаи ветреных птиц небесами
и бескрайне-небесная ширь

Пермогорской Двины величавье,
деревенька и хмурая высь,
берегами дремучие чащи
и ограда забытых могил

златоосени грустной звучанье,
волчий вой из заснеженной мглы,
в перелесках явившийся травень
и туманные летние дни

стены старых заброшенных храмов,
заколоченных северных изб,
колокольни, что воют ветрами
и обетные в дебрях кресты

сколько их на Поморье осталось
в деревеньках угасших, живых,
колокольня Цивозера с чаем,
храм в Едоме Никольский стоит

в красках Пинежья Фёдор Абрамов
вдохновенную музу поил,
там, где Махонька в северных сказах
затерялась по весям своим

там творенье старинного храма
он в Семёновском с Юлей открыл,
она долго его умоляла
век Семнадцатый в стенах спасти

привезли и в Москве воссоздали
это чудо Поморской земли,
храм в Коломенском снова сияет,
красотой привлекая живых

разливаются дивные ткани
этой северной русской земли,
Олонец с Каргопольем сияют
на девичьих телах в наши дни

те узоры их души меняют,
завороженность в них затаив,
сколько чувств в очарованных взглядах,
дум и образов в летах былых

возникали в картинах Ивана
эти образы русских зарниц,
что из прошлого нам полыхают
в одеяньях своих расписных

там поэзия дивная красок,
всех узоров игры колорит,
в них вся женская суть неземная,
где Божественный замысел скрыт

облачала его Мастерская
в старину приходивших гостить,
словно в прошлое их возвращая
из романов былых героинь

но особо тем Северным краем
он сияние рек полюбил,
что теченье Двины порождают,
старый город, что Русь сохранил

здесь торговые нити смешались,
Европейской и Русской земли,
путь британцы в насадах держали
к Вологодью и Волге по ним

город Устюг Великим прозвали
за богатство его красоты,
состоянья свои наживали
устюжане на торжищах их

был прославлен в годах мастерами,
что так дивно творили финифть,
волшебством серебро освящали
и узорами травными жизнь

все ремёсла у них расцветали,
дело зодчих достигло вершин,
их трудами дома вырастали,
купола христианские ввысь

здесь святого Руси почитали,
что пришёл из Немецкой земли,
новгородцам богатства оставил
и по городу нищим бродил

поражённый красотами храмов,
благочестием Русской земли,
стал своим на Руси, православным
и Христовым лишь именем жил 
 
Новгородскую землю оставил
и у берега Сухоны жил,
почитали его устюжане,
чудеса их Прокопий творил

был в Хутынском пострижен в монахи,
стал юродивым Русской земли,
круглый год ходил в рваной рубахе,
сапоги без подошвы носил

от морозов со стаей собачьей
он в часовне приют находил,
и у Сухоны «камнем сидяще
о плывущих молитву творил»

прежде всех ураган прозревавший
устюжан со слезами корил,
к покаянью в грехах призывавший
для спасенья от бедственных сил

на картине Ивана остался
его подвиг прозренья судьбы,
от стихии молитвой спасавший
перед образом Девы святым

и доныне гостей привлекает
город Устюг, что с Сухоной слит,
красотой своей провинциальной,
тихих улочек дивный мотив

эта русских глубин двухэтажность,
что творили мещане, купцы,
век Семнадцатый стенами храмов,
Восемнадцатый вил классицизм

Девятнадцатый в улочках старых,
двухэтажная лавочность крыш,
фонарями старинными манит
прогуляться в годинах былых

всё на улочках этих смешалось,
вся история Русской земли,
уходили Дежнёв и Хабаров
к Океану, пройдя сквозь Сибирь

сотни их развивали Аляску,
острова Алеутской гряды
как Неводчиков для прирастаний
барышей и Российской земли

Булдаков своей мощью компаний
обогнул «кругосветками» мир,
Русский Форт в Калифорнии ставил,
на Аляске Россию крепил

Новый век древний город встречает,
красотой своей сказки манит,
Дед Мороз в свой Дворец приглашает
всех гостей Вологодской земли

из далёких краин прилетают
в порт небесный устюжских равнин,
сувенирные лавки пылают
красотой их трудов расписных

Русский город у Сухоны плавной,
сохранивший следы старины,
белой ночи туманные тайны,
небеса в облаках слюдяных

по особому высью сияет
и искрится всей ярью палитр,
видишь грозы, что движутся с Вятки,
жар небесный над руслом Двины

там в Прокопьевском свечи пылают
и обитель Гледенская зрит
белоночьем минувшего дали,
эту вечность текущей реки

там виднеется лагерь Шемяки,
поле битвы Мамаевой тьмы,
соколиная княжеской знати
и Прокопия камень Двины

здесь свой дом, свой очаг у Ивана,
где с семьёй и друзьями гостит,
не гостит, он домой приезжает
в край исконной былинной Руси

здесь питомцев своих заражает
красотой, что в просторах царит,
Русский Север хранит свои тайны,
что раскроются гаммой палитр

до сих пор прилетают к Ивану
письма-весточки дальней земли,
вместе с клюквой, сухими грибами
- от Филипповны старой дары

много раз ему слышались фразы
о «нехитрости» русской красы,
её «скудных» земных пейзажей
и «неяркости» русских палитр         

почему же тогда эти дали
так взрывают тебя изнутри,
так, что трудно дышать,
восхищая, опьяняя в красотах своих

будто вновь ты домой попадаешь
в край родимый из долгих чужбин,
исцелит в луговых ароматах,
словно в детство тебя возвратит

ты, родившись на Новом Арбате,
в суете миллионной Москвы,
только здесь полноту обретаешь,
чувство жизни и свет красоты

и поэтому важно Ивану
передать шум дождя старых крыш,
вой осенних ветров деревнями,
свежесть утра, тумана с реки

не вместить все красоты пейзажу,
пусть услышит лишь пение птиц
на рассвете июньской прохладой,
белой ночи туманность сменив

по одной лишь неяркой детали
вспомнит зритель сиянье души,
испытав, всё, что жизнь посылает,
открывает он мир красоты
 
красота, что тебя окрыляет,
входит в детскую душу как вихрь,
с листопадами, стужей, снегами,
вешней ярью и шумом грозы

потому она так опьяняет,
красотой своей душу щемит,
на творенья тебя вдохновляет,
что зовут одарённую кисть

потому он так любит пейзажи
необъятной могучей земли,
что извечной гармонией тянет,
воплощаясь в полотнах картин

не работает он с фотографий,
не даёт ему силу творить
этот пошлый гламуровый глянец,
лишь природа бескрайних зарниц

лишь с этюдником всюду блуждает,
чтобы чувство восторга прожить,
уловить ту созвучность пейзажей,
тот пронзительный дивный мотив

жаркий Крым и Мещёрские дали,
Русский Север и солнечный Крит,
кипарисы холмистых Италий,
всё вместит глазуновская кисть

всепреемством звал Фёдор Михалыч
широту нашей русской души,
что своё с европейским сливает,
край рассветный с закатным сроднив

всё как в символе русском двуглавом,
что над Русской землёю парит,
свет Востока и Запада слава,
мудрость русских туманных глубин

Бенуа, его родственник славный
не сумел нашу Русь полюбить,
Петербург обожал лишь державный,
зов чужой европейской души

европейская кровь у Ивана
с русской кровью московской слились,
в этих улочках Венецианских
он так любит подолгу бродить

византийство с барокко смешались,
кони Марка в античность рвались,
гладь зелёная мутных каналов
не желает ход Времени зрить

здесь ходил Тициан и Вивальди,
много мамы и Веры родных,
здесь родители в счастье гуляли,
так близки им каналы-мосты …

он любил очертанья Сан-Марко
в серой утренней дымке ловить,
от Скьявони гондолой вплывая
в этот призрачный сказочный мир

любит рыбного рынка гулянье,
православный Сан-Джорджио стиль,
Богородицы взгляд из Donate,
мозаичных церковных апсид

есть три места, где дышится славно,
где творит глазуновская кисть,
дебри Пинежья, Венецианство
и Кремлёвские чудо-дворцы

историчность волнует Ивана
- Палестина, Италия, Крым,
Крит напомнит ему об Икаре,
Минотавре и Кносса холмы

его вечно минувшее манит,
что толкает палитры творить,
в чьи-то судьбы его погружая,
жития наших русских святых

Евдокия, по мужу Донская,
подвергалась злословью Москвы,
под одеждой вериги скрывая,
исцеляла слепых и больных

её образ загадка и тайна
понимания русских годин:
- «Только Бог все влечения знает,
все движения тайной души»

атмосферу эпохи желает
он картиной своею постичь,
вещи быта не сонм декораций,
а живой и причудливый мир

как для пушкинской милой Татьяны
дом Онегиных тайны хранил,
повествуя своими вещами о хозяине,
чувства будил

так волнует Кремлёвская чаша
с отпечатками царской руки,
впечатленья картиной сияют,
дух ушедшей былой старины

мир портретов - ещё одна тайна,
чьи-то образы держат холсты,
сквозь столетья до нас долетают
те минуты, где автор творил

не мила ему гладь заказная,
напускное величие лиц,
простота и открытость людская
взгляд художника светом пронзит

он и радости с грустью внимает
и печали, что вдруг налетит,
то нахлынувшим воспоминаньям,
то усталости в душах людских

будто Время на них замирает,
сохраняя для вечности жизнь,
всё вокруг в неизвестность сметая,
сохраняя мгновения лик 
 
в жизнь минувшего мы проникаем,
сквозь палитры волшебных картин,
их звучания и ароматы,
где живёт остановленный мир

потому ждёт доверия мастер,
чтобы образ творимый раскрыть,
чтобы внешняя схожесть чертами
отразила духовную жизнь

вот жена его жизнь ожидает,
дачный день, где босые шаги
его дочек весь дом заполняют,
нужно шарм тех минут уловить

слово «жанровость» не принимает,
ограниченный натурализм,
реализм, достигающий знака,
воплощённый идеями стиль

связь времён полотном возникает,
не в костюмных коллизиях лиц,
бессознательной связью с богатством
мира духа, добра, красоты

связь с минувшим не только вещами,
мир былинных героев святых,
с ним родство сквозь века ощущаем,
всех подвижников Русской Земли

так у каждого в жизни бывает,
фраза, песня вдруг память пронзит,
кисть художника к душам взывает,
открывая далёкие дни

для него самый яркий - Саврасов,
его вешних берёзок грачи,
чувство Родины, прошлого знает
не в громадах батальных картин

нет картин «исторических жанров»,
живописных работ прикладных,
есть лишь тайна чудесных талантов,
что рождают героев былых

если чувствуешь ты сопричастность,
есть щемящее чувство в груди,
если кажется, что ты соавтор,
значит, автор палитр победил

несмотря на историй ненастья,
революций, пожаров костры,
нам остались в наследие храмы,
их сакрально-церковная жизнь

византийские образы в красках,
императорский академизм,
петербургское храмов убранство,
простоватый крестьянский наив

всё в Серебряный век оборвалось,
краски русский модерн поглотил,
нет преемственной нити с бывалым,
возвышавшим церковную кисть

поколеньями передавались
все секреты творцов молодым,
в мастерских Оружейной палаты,
в дивном Палехе, в Граде Невы

как творить современникам в храмах,
чтобы дух этих стен сохранить,
сочетая с эпохой, пространством,
будто так и должны они быть

не впадая в обман стилизаций,
их смешений и всех вкусовщин,
без повторов заученных правил
наносить живописность палитр

каноничности импровизаций
возрождают ушедшего лик,
даром свыше талант направляют,
по наитию следуя им

первый опыт творения в храме
на Никитской, что в сердце Москвы,
Вознесения Господа Малый
расписала Иванова кисть

с детских лет на Никитской бывал он,
рос в соседнем Калашном – дворы …,
на глазах его храм возрождался
из забытых закрытых руин

здесь он с Фёдором часто бывает,
продолжает династию сын,
среди стен им расписанных храма
живописец детей окрестил

его фрески людей восхищают,
принимая за подлинный вид,
их Артемий Владимиров в храме
не признал за Иванову кисть

много стен его кисть расписала
Подмосковья, Урала, Москвы,
Храм Державный на Ганиной яме
расцветила художника жизнь

век Семнадцатый - время Ивана,
восхищенья его и любви,
все красоты убранства и тайны
он задумал в стенах воплотить

возрождение Русского царства,
его мощи, границ, красоты
в восстановленных царских палатах,
где Коломенский терем стоит

поначалу все насмех подняли,
закружился культурный снобизм,
все горазды работать словами,
а ты сам-то поди потрудись

начинали со схем, чертежами,
что хранила архивная пыль,
на эскизах красоты сияли,
чтобы Время само победить

здесь два стиля, культуры смешались,
Европейской и Русской земли,
ощущение пушкинской сказки,
украшающей дивностью жизнь

чудом света Дворец называли,
восхищались купцы и послы,
вся Европа и Азия знали -
мемуары, полотна, листы

начинали с Престольной палаты,
где престол и рычащие львы,
потолки из библейских преданий,
договоры, приёмы, послы

кабинет, где работал Державный,
разбирая дела всей Руси,
челобитные, грамоты слали,
чтобы судьбы людские решить

вся в узорочье царская спальня,
светят окна блестящей слюды,
стены сукнами - ромбы, квадраты
и голландская мебель резьбы

чудеса из Столовой палаты,
где Вселенские звёзды-шатры
утверждали могучесть Державы,
власть земную с небесной сравнив

дух молитвы Крестовой палаты,
свет икон, их лампады-огни,
гобелены французов, фламандцев,
вещи времени давней поры

говорило входящим убранство
о единстве всей Русской Земли,
Русь Великая с Белой и Малой
здесь сверкала в палитрах картин

год за годом Дворец возрождали,
всей артелью трудились они,
под водительским оком Ивана
три десятка ходивших за ним

современников он восхищает,
красоту тех времён передав,
в атмосферу свою погружает,
забывая о нынешних днях

как-то в странствиях Севера дальних
он заброшенной весью бродил,
вдруг откуда-то вышедший парень
рассказал о мечтаньях своих

- «Слышь, Орла у нас видел во храме,
взять бы трос и на берег Двины,
что вдали от нас где-то сияет
улететь над простором земли!»

вот бы трос такой дивный Ивану,
чтоб от Устюга к стенам Москвы
улететь и до Киевских храмов,
до Царьграда, Венеции их …

год Восьмой новым веком ступает,
много нового людям сулит,
свет надежды даёт и пугает
Глазуновым и миру Руси

Галерею Ильи посещает
гость высокий из дальней земли,
всей Америки русского пастырь,
православный глава и русин

Ладомирово детство в Карпатах,
эмиграция и монастырь,
жизнь чужбиной монашества в Штатах,
возвышение и Джорданвилль

две сестры - русских церкви сливал он,
что Двадцатый огнём разделил,
две болевшие русские драмы
Лавр бумагой одной примирил

нестроения их отравляли,
сергианство и экуменизм,
прославление муки принявших
от гонителей веры Руси

приходили к единству годами,
находили в сомненьях пути,
с петербуржцем основу искали,
возглавлявшим Россию в те дни

всё во Храме Христа подписали
и как братья в любви обнялись,
стали церкви едины во Храме
на пяти континентах Земли

Галереей как Русью гуляли,
Русский Мир в здешних образах жил
и общением русским за чаем
день во Храме искусств завершил

здесь историку гости внимали,
что открыла им книгу Ильи,
им Татьяны Таболиной знанья   
разобраться в годах помогли

рядом Инна им чай подавала,
осеняя уютом своим,
рядом спутники верные Лавра,
среди них и отец Серафим

русский образ Илья завершает,
верной Инне его диктовав,
том второй из «России распятой»
вышел в свет, вмиг реликвией став

вновь поведал в нём Русскую Правду,
что скрывали за горами лжи,
о великом народе рассказы,
что боролся, искал и творил

завершённый землёю Испанской,
где лечились недуги Ильи,
вдоль прибоя гулял он ветрами,
чтобы сердце своё исцелить   

диктовал как обычно кусками,
без раздумий, как кистью творил,
видел образ готовый словами,
на страницах его воплотил 

в днях осенних у русла Инсара
Глазунов стены Эрзи открыл,
его образы в старом Саранске
собирали людей у палитр

песни Сирина кисти Ивана,
Алконоста в картинах неслись,
древнерусское пение счастья
озаряло сердца и умы         

в ноябре Глазунов на экранах,
вся Россия за речью следит,
самодержца представил Ивана,
что страну расширял и крепил

не позволил стихии боярской
он Россию порвать на куски
и сияющим скипетром царским
всех изменников враз укротил

не позволил как в Польше смеяться
их магнатам над троном своим
и в болото их самоуправства
не позволил страну погрузить

покорил все Поволжские ханства,
с Ермаковой дружиной Сибирь,
земли Дона и горы Урала
и просторы Ногайской Орды

начал Земских соборов призванья,
дал Судебник, чтоб споры вершить,
на великом Соборе стоглавом
все законы для жизни нашли

дал он земствам их вольности властью,
создал армию, пушки отлил,
увеличилось вдвое то царство,
что лишь княжеством было большим

чужеземцы Ужасным прозвали,
но для русских он Грозным лишь был,
для врагов и изменников царских,
что желали Россию сгубить
 
снова гостя Волхонкой встречает,
что пришёл побродить у картин,
петербуржец страной управляет,
посещая искусство Ильи

Академии имя вручает,
что фронтоном доныне горит,
земляку своему помогает,
чтобы славу России добыть

Двадцать первый Россия встречает
с именами могучих вершин,
имя Путин, где звёзды сияют,
Глазунов светом русских палитр

гость из Оптиной Илий ступает
у духовных полотен Ильи,
в Мастерской видит образы драмы
«раскулаченной» Русской земли

снова очередь вьётся асфальтом,
разноцветной полоской змеи,
Двадцать первого зрители жаждут
вечность образов русских картин

дарит новые образы масло,
манит Город из северной мглы,
Петропавловки шпили сияют
в опьяненьи вишнёвой пурги

снова юность ушедшая манит,
там, где плещется Финский залив,
здесь у берега ветреной Лахты
он когда-то в мечтаньях бродил

в жёлтых танцах берёзок встречает
гостья осень Барвихи холмы,
здесь свой дом, что Илью привечает
у неспешной Самынки в глуши

и опять Петербург в своих тайнах
увлекал Глазуновскую кисть,
Незнакомка опять ускользает
у Дворцовой в бессмертье строки

в эти годы задумал мечтанья
о Музее сословий свершить,
быт российских столпов созиданья
всем вошедшим красою явить

зимней стужей Восьмого январской
началось воплощенье мечты,
был заложен у Храма фундамент,
что красоты Ильи приютит

год тяжёлый пришёлся Девятый
- испытаний здоровья Ильи,
тяжело заболел он внезапно
и исход ему смертью грозил

он очнулся от сонного царства
и прекрасного старца узрил,
тот стоял в изголовье кровати
и молитву за здравье творил

это Оптиной пустыни старец
приезжал, чтоб Илью исцелить,
после дивной молитвы алканий
о недуге Илья позабыл

наступил год Десятый, декадный,
юбилейный для жизни Ильи,
начинавшейся летом в тридцатом,
Двадцать первый с Серебряным слив

ярым цветнем в преддверии травня
собрались всех искусств знатоки,
достиженья Ильи изучая,
уносили их знания в мир

время травня столицей Финляндской
открывалось в палитрах Ильи,
тридцать образов в стенах «Киасма»
свет искусства до серпня несли

а в Столице в Манеже Центральном
пятьдесят его новых картин,
там явил тех, кто был раскулачен,
изгнан, сослан с родимой земли

там стенами ряды фотографий,
где сияет прошедшая жизнь,
как страницы его биографий,
где два века трудами сплелись

получил к юбилею награды
I степени, что заслужил,
«За заслуги» из рук Государства
и от Церкви за свет из души

снова русская тема пронзает
глазуновскую верную кисть,
вечный Суздаль, века забывая,
нам доносит красоты Руси

все сезоны в полотнах остались,
что украсили град старины,
разноцветные в храмах пейзажи,
воды Каменки, льющей к Нерли

снова образ Христа возникает,
устремлённый в небесную высь,
он страданье собой воплощает,
скорбь и веру в воскресшую жизнь

лики птиц из небесного рая,
воплощённого в землях Руси,
дивным пением слух услаждают,
в мире горнем и дольнем звучит 

свет Жар-Птицы над миром сияет,
озаряя просторы земли,
путь к мечте в её крыльях витает,
что лелеял всегда Русский Мир

Русь страною Жар-Птицы прозвали
за сиянье её красоты,
что богатства несёт, исцеляет,
изгоняет могущество тьмы

на полотнах Ильи эти краски
нам доносят дух вечной Руси,
от былинных сказаний Бояна
к современности Русской земли

новый лик возникает в Десятом,
где учёность и мудрость сквозит,
простота и уверенность, мягкость,
дивный свет христианской любви

русский лик полотном, православный
всё из той же ушедшей Руси,
дал напутствие в жизни Крестьянкин,
что духовность России хранил

годы юности в сложных исканьях,
тяга к слову, чарующий ВГИК,
светом Псково-Печерская лавра,
где так много узнал и постиг

послушанья с молитвой мешались,
скотный двор и поленница их,
чудо-кузница с хлебопекарней
и вечерние храма огни

службы Богу в Михайловском храме,
что великие старцы вели,
простота их молитв в фимиаме
приносилась в сердца молодых

покаянья, отчитки, молитвы,
что вели Адриан, Серафим,
знаменитые братья во схиме,
песнопения, исповеди

здесь свой путь начинал отец Тихон,
уговоры отринув уйти,
к стенам древней Москвы обратился,
чтобы Тысячу лет обрести

в год крушенья Страны был пострижен
в честь святителя в годы борьбы,
был игуменом, к знаньям стремился,
что в училище нёс молодым

среди весей Рязанских трудился,
собирая земные дары,
в семинарии Сретенской бился
за людские сердца и умы

к единенью Церквей он стремился,
что Двадцатый огнём разделил,
восстанавливал церковь в Пекине
и страницами мысли роил

входит в души людей через книги -
«Несвятые святые Руси»,
об Империи снятые фильмы,
про обители Русской земли

видит образ зелёного змия,
что веками Россию душил,
своим словом, духовным призывом
хочет мрак от людей отвести
 
его слово по Сети всемирной
озаряющим светом летит,
в семинарии, храмах с молитвой
и в обычных беседах людских

его мысли и чувства едины,
его лик глазуновская кисть
навсегда полотном отразила -
один миг и прошедшая жизнь …

Вологодьем Ивана картины
под названьем «Спаси, сохрани»,
Русский Север творенья увидел,
вдохновенье, что он породил

роспись церкви, где Верхняя Пышма
он артелью своей проводил,
храм в честь Невского строил Козицын,
благодетель Уральской земли

десять лет в Двадцать первом свершились,
жаждут люди картины Ильи,
десять лет над Невой проносились
в ожидании дивных палитр

ноябрём в Галерее античной
засверкали картины Ильи,
больше ста живописных, графичных,
фотографий застывшая жизнь

тема веры, портреты, пейзажи,
рек Истории, льющих свой ритм,
глазуновцы себя показали,
мастерство на полотнах своих

часть полотен в пути досыхали,
путь проделав из дольней Москвы,
бич Христа они здесь созерцали,
что изгнал торгашей из святынь

образ Господа с плетью во храме
ученик Глазунова творил,
восхищённые люди стояли
у истории древней поры

Солженицына мысленный мрамор,
что задумчиво в кресле застыл,
ученица Ильи изваяла,
чтобы вечности душу открыть

они общей любовью едины
к их Отчизне, России сыны,
что стихии времён закружили,
всё, что дорого им, сокрушив

отразил на страницах порывы
эпопеи великой страны,
что своим «Колесом» прокатилась
по годам и по судьбам людским

галерею открыл Губернатор,
его лично Илья проводил,
репортёры всех СМИ окружали,
не стихают волненья Ильи

снова очередь к входу стоявших,
люди змейкой к творениям шли
длинным Конногвардейским бульваром,
уходящим в далёкие дни

там сто тысяч тогда побывали,
всех желавших Манеж не вместил,
на неделю показ продлевали,
вновь автографы, просьбы, цветы

размещали своими руками,
не готовы принять были их,
на подмогу студентов прислали
Академии стольной Москвы      

земляки Глазунову внимали,
о России Илья говорил,
о древнейших венетах-славянах
и величии Русской Земли
 
год Двенадцатый в жёлтом наряде
сшитом ветром осенней поры,
«Поступь русской победы» врывалась
своим шелестом книжных страниц

в Галерее их автор Проханов
о твореньях Ильи говорил,
его личности, духе и славе,
что в картинах своих воплотил

начертал он великие планы
как могущество вновь возродить,
Государство Российское к славе
и величию лет возвратить

здесь поведал огромному залу
о религии жизни Ильи -
о сиянье Российской державы,
что всегда он мечтал возродить

для Ильи она вечная тайна
и источник духовной любви,
откровенье в красотах, что манят
в свои чудные дали земли

в этот год вновь враги попытались
свои тайные планы явить,
на Болотной, Манежной искали
как Российскую мощь сокрушить

снова мрачные тени вставали
из кровавых российских страниц,
возмущенье Ильи вызывали
эти всполохи страшных зарниц

с Президентом Илья повстречался,
земляком петербургским своим,
год Двенадцатый вьюгой венчался,
говорили о планах своих

- «То, что Запад шумит, то прекрасно,
значит все мы на верном пути,
у России союзников мало -   
флот и армия, что защитит

Благодарны за помощь талантам
Академии, всем молодым
за поддержку духовной отваги
всей России, за патриотизм»

поделился Илья и о планах,
о Музее сословий мечты,
Дом дворянства, купцов и крестьянства,
что величие предков явит
 
в завершение стужи декабрьской
повстречались опять земляки,
ждал их в бронзе другой реформатор,
что так верно России служил

Конюшковская с Новым Арбатом
у подножия бронзы сплелись,
здесь у Дома Правительства стал он,
Пётр Столыпин, стремившийся ввысь

отдавал свои силы России,
чтобы краше была её жизнь,
чтоб избегнуть кровавой пучины,
но мечтанья его не сбылись …

зов потомки его оценили,
уваженье своё проявив,
станет новой, могучей Россия,
все заветы Петра воплотив

к постаменту цветы возложили
главы новой Российской земли,
о творцах монумента спросили
Академии русской Ильи

среди многих солидных эскизов
победил молодой – Бородин,
ученик Глазуновских традиций,
воплотивший его классицизм

Щербаков, Воскресенский, Зубрилин
создавали творенье души,
засверкало Столыпина имя,
идеала, кумира Ильи

в Гнездниковском Ивановой кистью
засияла усадьба красы,
Министерство культуры России
лишь ему доверяло творить          

березеньем картинным явилась
живописность у вечной Невы,
распластала Манежем палитры,
плод творений питомцев Ильи

Академия силы явила,
о снобистской Москве позабыв,
лишь в имперской столице России
наконец-то мечты их сбылись

их творения были сокрыты
для желавших увидеть их кисть,
лишь в Тринадцатом люди впервые
оценили ученье Ильи

все семьсот берегами Пальмиры
засияли в сюжетах своих,
реставраторских и живописных,
архитекторов, скульпторов жизнь

здесь открылась картина России,
всех великих эпох вековых,
её гениев чувства и мысли
и обычных - простых и земных

вот Юшмановой дивная «Пристань»,
ожидание, Севера тишь,
сельский праздник нарядный в Усть-Цильме,
что Онучкин Печорой творил

гор Кавказских могучих седины,
где с боями поэт проходил,
здесь обрёл своих виршей вершины,
путь земной в тех краях завершил

«Князь Черниговский в стане Батыя»,
что погиб в стане чуждой Орды,
Русский Север, пристанище ссыльных,
ждущих участи на Соловки 

женских образов дивная сила,
погружённых в раздумья свои
и художник, про Время забывший
среди мелкой земной суеты

мастерство и искусство великих,
что впитала студенчества кисть,
даль сибирская взглядом с обрыва,
красота среднерусских равнин

возвращённые образы зримо
проявили полёт молодых,
краски давних веков освятили
Двадцать первого бурную жизнь

снова тысячи глаз озарили
их полотна Манежной стены,
люди видели образы жизни
дней сегодняшних, давней поры

фотографии годы хранили,
двадцать пять Академии их,
будто снова весь путь пережили
до триумфа от первых руин

торжества Костромы наступили,
Дом Романовых праздник дарил,
к юбилею их рода в России
пригласили Ивана в ряды

закипела работа провинций,
что Иван направлял и будил,
живописность и яркая книжность
с сувенирно-концертной сплелись

в Галерее Ивана картины,
Русский Север могучих былин,
одеяния русских провинций
и предметы седой старины   

отмечали у Волги былинной
юбилей среди стен Костромы,
где укрылся в годины лихие
ещё отроком царь Михаил

торжества в самом центре открыли
под звучания труб боевых,
развернулись триумфа картины
трёхсотлетней Империи их

от истерзанной Смутой России
путь к Российской Империи шли,
от Варшавы к Аляске границы,
от Памира до вод ледяных

восхищение с завистью мира
вызывала Российская жизнь,
всех соперников опередила,
свою силу и мощь проявив

всю Европу пшеницей кормила,
завершила великий Транссиб,
сетью фабрик-заводов покрылась
и стучащих полосок стальных

торговала с огромным разрывом
для доходов своих золотых,
деньги вкладов народных копила,
в первой тройке была её жизнь

окружала делами благими,
сеть приютов, домов и больниц,
неимущих, сирот приютили
у Марии, слепых и глухих

свет научных открытий явила,
всему миру пути проторив,
знали все Менделеева имя,
Пирогова, Попова, других

в небеса своим флотом возмыла,
что могуществом всех поразил,
«Святогора» и «Муромца» сила,
что Сикорский в ангарах творил

сеть гимназий и курсов, училищ,
где дорогами знания шли,
альма-матер студенческих высших,
где ковалась элита страны

всех романная русскость затмила,
её повестей дивных страниц,
расходились герои по миру,
боль трагедий, метанья души   
 
всё предстало на празднествах пышных,
на аллее снегов Костромы,
будто заново люди открыли
всю историю Белой Страны

создал образ царя Михаила,
что возглавил единство страны,
полотно его лик отразило,
в судьбоносные Смутные дни

создал чудные храма эскизы
для Кубанской казачьей земли,
Краснодарский собор возродился,
сокрушённый в годинах лихих

Возненсения храм на Никитской
расписала Иванова кисть,
там Библейские сцены возникли,
Иисуса воскресшего жизнь

в стенах, сводах палитры разлились,
его фрески столетий былых,
всё, что раньше артелью творилось,
золотилось - он создал один

- «Как же фрески в веках сохранились?»,
в храм вошедший священник спросил,
не поверил, что своды творились
современником нашей Москвы

за труды его вознаградили,
«За заслуги» медаль на груди,
Государство и Церковь ценили
его дар воплотившую кисть
 
после стужи метелисто – зимней
зазвенели землёю ручьи,
зазвучала над югом России
оратория Русской Весны

чёрный дым в небесах Украины
вражьей силы  приход возвестил,
занималось с востока над Крымом
восхождение новой зари

над Донбассом звучало «Россия!»
среди шахт и заводов стальных,
поднималась великая сила
из дремавших духовных пучин

Новороссией всё забурлило
от Донца до Одесской земли,
возвратилась в Россию Таврида,
полуостров прекрасной мечты

вся История в ней отразилась,
от Библейских времён вековых,
здесь сияло апостола имя,
ученик его кровь здесь пролил

там крестился святой князь Владимир,
часть дружины его и купцы,
взяв Корсунь как оплот Византии,
императора дочь получил

триста лет русским княжеством были
до вторженья Батыя Орды,
земли Тмутаракани хранили
честь и доблесть их русских дружин

блеск Империи Екатерины
Крым России назад возвратил,
начиналась эпоха Тавриды,
её флота, курортов и вин

собиралась России элита,
цвет могучей огромной страны,
чаровали прекрасные виды
между гор и прибоев морских

все атаки врагов отразили,
Севастополь родной защитив,
себя славой бессмертной покрыли,
не позволив Россию сломить

здесь Нахимов с Корниловым гибли
среди огненных смерчей стальных,
их залитые кровью мундиры
стали памятью Русской земли

как святыни чужбиной хранили
эти ткани России сыны,
новой власти их свет возвратили,
когда сгинул во тьме большевизм

здесь творцы свой талант проявили
в строчках виршей и кистей своих,
Золотой век с Серебряным слили
среди сказочной Крымской красы

стал последней опорой России,
её прошлого Врангеля Крым,
Перекопом от красных хранили
всё, что близко и дорого им

в бушевавших сраженьях Великой
Севастополь три штурма отбил,
цвет Германии в землю зарыли,
от Столицы врагов отвлекли

после Киевской чёрной Руины,
взвилось знаменье Крымской Весны,
громогласное эхо «Россия!»
пронеслось до скалистых вершин

всё Илья это видел и слышал,
замерев у экрана Москвы,
со слезами смотрел как в Столице
подписали о Крыме рескрипт

возвращалась к Великой России
часть отторгнутой русской земли,
ликованье Илью охватило,
светом счастья тот год озарил

дух Империи с ней возродился,
Глазуновский исчезнувший мир,
русский флаг над Тавридой возвился
цвета неба, снегов и зари

всюду русских счастливые лица,
триколором весь Крым был залит,
гром салюта в Российской столице
мглу победным огнём озарил

возрожденье Великой России
начинается с Крымской земли,
всенародное чувство единства,
несгибаемый патриотизм

вновь заботы Илью захватили,
Академии бурная жизнь,
документы, покупки, интриги
и бушующий мир молодых …

их послали просторы России,
чтоб Искусство столицей постичь,
в Академии краски родные
на полотнах своих отразить

им продолжить теченье традиций
живописных Российской земли,
им усваивать чувства и мысли,
что идут из глубин вековых

завершался тот год историчный,
ждали гостя французской земли,
что в гражданство Российское влился,
став для русских просторов своим

он декабрьской стужей явился
в галерею полотен Ильи,
русский дух, его корни увидеть
жадным взглядом прекрасных картин

дух «Мистерии», «Вечной России»,
Достоевского в душу проник,
зал сияющих иконописцев
взгляд Жерара тогда поразил

- «Не придворный, живой он и сильный,
его краски все в душах людских,
Глазунов спас духовность России,
силу Веры в полотнах своих!

Вера – самое главное в жизни,
её силу я здесь ощутил,
со Вселенной огромной единство
мглой ночной в казахстанской степи

без духовных опор всё крушится
будто Римской империи мир,
непонятно, где плюс, а где минус,
где добро, настоящая жизнь

здесь я Веру в полотнах увидел,
что пылает сквозь краски Ильи,
она вечно жила, до религий
озареньем духовных глубин …»

и ещё один друг из Парижа
навестил Глазунова в те дни,
всего русского страстный защитник,
лидер Фронта борьбы Жан-Мари

они вспомнили пламя столицы,
познакомившей бурной весны,
русских маршей Ле Пена пластинки,
что двуглавым орлом поразил

рассказал о грядущих картинах,
что задумал, Илья Жан-Мари,
ураганы двух Войн мировые
и тревожный сегодняшний мир

Патриарх храм искусства и жизни
в новогодние дни посетил,
все дела ради красок картинных,
ради счастья души отложил

обошли Галереи палитры,
биографию мыслей Ильи,
говорили о судьбах России,
о духовных началах своих

- «Ваши образы – вехи России,
её вечных, тяжёлых страниц,
донесут они вихри событий
до распахнутых душ молодых …»

снова вёрсты, палитры событий
и картины в задумках Ильи,
березеньем Столицу покинул,
вспоминая минувшие дни

вновь Бетково под Лугой открылось,
где этюдами юность творил,
двадцать два пролетели как вихри
с той поры как с друзьями гостил

встретил тех, кого в юности видел,
постаревшую Музу души,
его Нюру, прекрасную нимфу,
что узнал по глазам лишь одним

снова здесь он, в просторах холмистых,
где красоты былинной Руси,
свежесть, лёгкость полями разлиты,
уходящих в бескрайность дали

он прошёлся по улочкам дивным,
но никто уж не встретил на них,
о судьбе его Нюры любимой
ему горько поведал старик

через озеро лодкой поплыли
до деревни другой за хмельным,
эти воды её поглотили,
боль утраты оставив родным

потрясённый «Что, Нюра погибла?!»
Ильи возглас раздался в тиши,
унесла нашей жизни стихия
это имя, что он так любил

он прошёлся деревней пустынной,
одинокий как вся его жизнь,
не сошлись к нему, не обступили
те, кто знал его в годах былых …

дух Венеции, им так любимой
жизнь Ивана в те дни окружил,
создал образ России старинной
из предметов, костюмов, картин

он привёз сюда всё, что копилось,
находилось в дорогах судьбы,
создавалось в просторах-палитрах,
в его странствиях Русской земли         

сарафаны в узорах старинных,
расписные шкафы, сундуки,
веретёна и прялки резные,
сани, дуги, чернь, Палех, финифть

деревянные люльки, что в избах
помогали свой род сохранить
и с двуглавым платки расписные,
одеяния давней поры

разложили пелёнки льняные,
где узоры веков золотых,
зашифрованы коды цветные,
их древнейший таинственный смысл

как детей укрывает Россия
этой тканью потомков своих,
чтоб впитали они в свои жилы
мудрость предков в эпохах седых

в ней сокрыта огромная сила,
что от предков идёт боевых,
что бороться веками учила,
не сдаваться в годинах лихих

осеняла их пеньем красиво,
звуки «Сирина» - древний мотив,
ветры Севера, русские рифмы,
дух печали, надежды, любви

голоса свои в хор этот влили
его дочери, вкус старины,
всех собрал - молодых с пожилыми   
этот вечно звучащий порыв

вечно юный и вечно старинный,
озаряющий светом души,
прилетающий ветром с вершины,
освежающий дух в наши дни 
 
Пётр Дмитриев, маг пианино,
поддержал глазуновский мотив,
в его клавишах Мусоргский вился
и Прокофьев, октав Бородин

так из образов, далей картинных
и красот бытовой старины,
дивных звуков возник для входивших
удивительный дар - Русский Мир

он, идущий из далей арийских,
края дебрей, озёр голубых,
десять тысяч в узорах разлились,
в сарафанах и платьях льняных

он напомнил Венеции имя,
основавших их город мечты,
дух венетов, создавших Россию,
ужасавших могуществом Рим

Вен - Венеция, Венгрия, Вена,
воды Венты, где Вентспилс стоит,
«Вене» - древнее русское имя
для Эстонской и Финской земли

там, где дует пронзающий ветер
и прибои шумящей волны,
от славянских до шведских провинций
там Венетское море штормит

вновь Илья в город детства приехал
островами у устья Невы,
Исаакий, Дворцовая, Зимний,
Петропавловка, Стрелка и Шпиль

заглянул он в свой парк Царскосельский,
где аллеи пьянящей весны,
где с отцом Ильи бегал Наследник
и гуляли царевны у лип

ничего нет прекраснее этих
павильонов, газонов, плотин,
там, где прошлое, дух его предков
как всегда в восхищенье бродил

вновь громаду «Астории» встретил,
где так много их дней золотых,
вспоминали друзей его вечных -
и ушедших и ныне живых

среди роскоши вечер у Лиды,
что «Асторию» верно хранит,
разговоры за чаем возникли,
лики прошлого, жизни страниц

зал, где лучшие люди России
проводили веселия дни,
где Рахманинов с Чеховым были
и Шаляпин шампанское пил

дни июньские снова дарили
поздравленья, подарки, цветы,
юбилей, где так много любимых
у стола как всегда собрались

«восемь пять» - эти цифры лихие,
что как вихри степей пронеслись,
не одна будто, сто его жизней,
где боролся, мечтал и творил

осень жизни, те дни золотые
после лета и буйной весны,
загораются в новых палитрах
воплощённые планы, мечты

на Волхонке, в Российской столице,
там, где Храма Спасителя лик,
рядом с Пушкинским в стенах ампира
воплотились мечтанья Ильи

показать мир сословий России,
три основы, творившие жизнь,
управляли, сражались, молились
и трудились с зари до зари

рубежи защищали России,
расширяя со временем их,
дух народа крестом освятили,
всем глубокую веру привив

торговали в просторах Российских,
где ремёсла повсюду цвели,
убирали их тучные нивы -
так явился для всех Русский Мир

возвратить снова силу традиций,
мир сословий, где свет красоты,
жизнь России землёю  Жар-Птицы,
что пронзает сияньем весь мир

особняк тёмно-розовый вырос,
воплотивший московский ампир,
трёхэтажный в колоннах красивых,
где двуглавый над входом парит

экспонаты и площадь пять тысяч,
микроклимат, кафе, инвалифт,
фотокомнаты и мастерские,
всех Музей своей славой манит

интерьеров убранство творили
по приёмам былой старины,
потолки, купола и карнизы
расписные в палитрах цветных

подоконники дуба резные
и порталы дверей, витражи,
драпировки оконно-стенные,
где старинные ткани пришлись

только так в окруженье красивом
будут краски сословий цвести,
будет прошлое славой великой
всем входящим свой образ нести

три культуры Великой России,
что являют собой этажи,
что узором единым сложились
среди вечных российских равнин

анфилада в классическом стиле,
дух дворянства повсюду царит,
беззаветно служивших России,
её славу и скорбь разделив

в европейских и русских картинах,
среди мебели, тканей и книг,
среди бронзы, костюмов старинных
и фарфоро-стеклянных витрин

путешествие к русской элите,
в мир усадеб, домов и квартир,
от Петра лет и Екатерины
до Двадцатого века зари

будто в прошлых годах очутился
мановеньем усилий Ильи,
дух семейный и патриотизма,
вдохновений, уюта, любви

Музыкальный, Гравюрный и Книжный
погружают в таинственный мир
русской музыки, образов, книги,
возвращая к истокам своим

полтора лишь процента их было
в океане Российской земли,
но культуру её озарили
своим светом творящей души

Восемнадцатый в платьях расшитых
и чудесных камзолах мужских,
отражённых зеркальем старинным
у диванов, шкафов и гардин

коронации в комнатах дивных,
их альбомы, скульптуры, платки,
где фигура могучей России,
плод чугунных усилий Касли

вот знамёна овеяны дымом
легендарной Балканской войны,
русских воинов смелые лики,
что славянские земли спасли

генерал русских войск знаменитый,
званый Белым за светлый мундир,
русский воин, чьё имя забыто
на портретах в годинах былых

здесь так много полотен любимых,
вечный Нестеров, Рокотов с ним,
вот Кустодиев с Рерихом личным,
что в Блокадную зиму светил

там «Мадонна с младенцем» Гверчино,
плод победы народной войны,
Бонапарт её зрил с Жозефиной,
Александр России вручил   

вся История в русских картинах
воплотилась на стенах Ильи,
Бенуа, Васнецов и Билибин,
Добужинский в цветах вековых

вот издательства Кнебеля кисти
- вся история Русской земли,
что на Невском купил в «Букинисте»,
старичок петербургский хранил

путь варягов, что Русью проплыли,
Петербург всех сословий своих,
быт крестьянский и Пётр Великий,
русских сказок волшебный мотив

помнил фразу Петра о России,
что поведал солдатам своим:
- «Не важна мне и жизнь, лишь Россия
в благоденствии славных годин!»

мир покоев дворянских фамилий,
собиравшийся жизнью Ильи,
окруженье прекрасных идиллий
тех, кто верно России служил

будуар, стол, кровати за ширмой,
шёлк обоев, что стены увил,
где сверкают роскошно картины,
стулья, «бобик», где чайный сервиз

всё карельской берёзой явилось,
её блеском янтарной зари,
секретеры, буфет у камина,
Девятнадцатый век красоты

там сверкают фарфором витрины
и стекла императорский приз,
в честь победы великой творилась
покоривших столицу - Париж

Зал священства, духовная сила
вековой православной Руси,
что народ к чистоте возносила,
направляла на Божьем пути

здесь по стенам священные лики
страстотерпцев, блаженных, святых,
что спасал он в годины лихие -
магазинчики, свалки, костры …

расписные и меднолитые,
из эмали, шитьё, изразцы,
мебель старого русского стиля,
что таит Васнецова эскиз

дух Талашкино здесь поселился,
что княгиня старалась нести,
деревянная утварь России,
где узоры исконной красы

старый стол, где Билибина имя,
канделябры и стулья, шкафы,
васнецовский диван, что творили
у княгини в её мастерских

складни-створки, где лики святые
и распятия чудо-кресты,
деревянные, меднолитые
и врезные у плоской доски

Дух крестьянской посконной России,
там, где быт деревенской избы,
помогавший веками им выжить
от степей до дремучей тайги

стол, иконы, скамейки со спинкой
и шкафы-поставцы у печи,
самовары, корчаги и крынки,
сундуки, черпаки и ларцы

красный угол, где лики святые,
Иисус, Пресвятая у них,
Николай Чудотворец Ликийский,
что внимали молитвам простым

сани, дуги стоят расписные,
чудеса городецкой резьбы,
чаши, братины, ложки резные,
где пылают огни Хохломы

поэтичной берёзы творины,
её нежной как сон бересты,
туески, короба прорезные
в украшеньях тисненья, фольги

плод творений чудной древесины,
бука, ясеня, ели, сосны,
с красотой неокрашенной дивной
на лоточках и вазочках их

вот из капа цветут сувениры,
что карельской берёзе сродни,
табакерки, шкатулки резные,
в золотистых узорах ларцы

городецкие кружева вились
деревянной резной кутерьмы,
топором и стамеской творились
украшения русской избы

рядом прялки стоят расписные
ярославской, рязанской резьбы,
теремковые и гребневые,
где молитвы, признанья в любви

в них Семнадцатый век поселился
ликом Софьи, царевичей их,
где зубец чья-то длань надломила,
подал знак тем влюблённый жених

вот станки, где ткачихи льняные,
шерстяные одежды плели,
веретёна и светцы втычные,
мир игрушек резных детворы

русских промыслов дивных величье
Гжели, Жостово и Хохломы,
чудеса из ростовской финифти,
Палех, Мстёра, Федоскино стиль

вышиванья по тканям цветные,
удивительный сказочный мир,
открывают старинные нити
перевитью ажурные швы

раскрывались там целые мифы,
птица Сирин, грифоны, орлы,
вышиванья цветных композиций,
древнерусский чудесный мотив

полотенца, рубахи расшиты,
птицы-павы и барсы на них,
цветом радуги все перелиты
из Смоленской, Калужской земли

вьёт узоры свои кружевные
Русский Север из снежной тесьмы,
шёлком, золотом нити льняные
создают фантастический мир

будто северный вихрь воплотился
в это кружево снежной пурги,
выплетали узор мастерицы
Вологодской, Рязанской земли

мир народных костюмов России
приглашает в просторы свои,
в них таится незримая сила,
что идёт из глубин вековых

от древнейших веков архаичных
одеяния эти пришли,
предков русских великих арийских,
сто веков на себе воплотив

украшали узоры цветные
кружевами и вышивкой их,
защищали хозяев носивших
от болезней и чар колдовских

женихов привлекали красиво,
красоту обрамляя девиц,
на базарах и праздниках дивных
те являлись в нарядах своих
 
сарафаны, понёвы, рубахи,
телогреи и запоны их,
приволоки и шубки, шушпаны
как мозаика Русской земли

чёла в праздники их украшали
полыхавшие в красках платки,
ткань повойников в стенах домашних
и расшитый очельник девиц

для замужних сороки с цветами,
кички красочно в праздные дни,
шапки мехом из дебрей спасали
среди воющей зимней пурги

разноцветьем всегда поражали
всех губерний, уездов своих,
все фасоны, палитры сияли
в одеяниях женской красы

новгородский шугай и кафтаны
серебристой расшитой парчи,
шубки заячьи дивный Архангельск
на базарах девицам дарил

сарафанов «хранцузские» ткани
или «аглицкой» дальней земли,
шёлк сирийский фаты коноватной,
облегавшей до самой земли
   
живописцы России съезжались,
чтобы ярмаркой диво узрить,
красоту этих русских сияний
на полотнах своих отразить

все сословия в залах сверкают,
свет Жар-Птицы из Русской Земли,
пламя истины всем возвещают
доброты, красоты и любви

многотысячный цвет экспонатов
воплощает всю страстность Ильи,
его веру в величье России,
что идёт из народных глубин …


Глава XI

Новый год, новый век вихрем бурным
в днях январских тогда наступил,
Новой Эры неясный и мутный,
лик трёхтысячной новой зари

в днях морозных, где буйствовал лютый,
засияли палитры в ЦеДРИ,
показали народу искусство
Глазуновские ученики

вновь картины высоким искусством,
гаммой искренних чувств потрясли,
жизнь России вовсю развернулась
многолюдьем больших и простых

снова очередь в двери тянулась
как всегда где полотна Ильи,
люди чувствуют русскую душу
в переливах живущих палитр

и Учитель мучительно трудно,
но победно тот год завершил,
в Академию с русским искусством
он как равный отныне входил

палитрой природы и судеб
полотна Илья озарил,
«Вечернего звона» звук чудный
и «Жуковка» в песнях весны

и снова в годину лихую
картиной себя возвратил,
в Блокадную зимнюю стужу,
где сорок второй погубил

он вспомнил свою дорогую,
что в памяти вечно хранил,
любимую Ляку родную
и год, что их жизнь разрубил

год второй Двадцать первого века
над Россией весенней кружил,
отмечал юбилей человека
Храм Христа, его взгляд у апсид

середина хмельного апреля,
его образ в картинах Ильи,
он в парадном своём облаченье
у окна кабинета стоит

за спиною огромное небо,
Александровский с ангелом взмыл,
Триумфальная арка победы
и Дворцовой огромная ширь

одолеет недуги и беды
только твёрдость Имперской руки,
отведёт от разверзшейся бездны
путь реформ, что Столыпин явил

там, зарёю Двадцатого века
взлёт России весь мир поразил,
втрое выросла в рельсах «железка»
и стальные потоки, угли

«птица-тройка» Столыпинской эры
устремилась в грядущие дни,
своим сказочным дивным разбегом
все народы-края поразив

создаёт для Большого соседа
грандиозной работы эскиз,
лик великой страны Поднебесной
за покоем Великой стены

и работа вокруг закипела,
Ильи верные ученики
начинали огромное дело -   
на панно весь Китай возвести

посетила высокие стены
Академии – Храм красоты,
Белый Дом позабыв, Матвиенко
Валентина, землячка с Невы

третий год от начала  Столетья
в размышленья Илью погрузил,
о трагичных страницах империй
и великих культурах руин

за чащобами даль заалела,
окоёмом кровавым костры,
что там ждёт неизвестным пределом,
что готовит Семнадцатый им?

здесь столкнулись два мира враждебных,
мир гармонии и красоты
с неизвестной ордой налетевшей,
всё сметавшей как буря в пути

вышла девушка в платье вечернем,
будто траурном русской красы,
взор уносится далью безбрежной
там, где всполохи Красной Зари

уголок тихой русской усадьбы,
чашка чаю и в вазе цветы,
парапета узор ограждает
мир сегодняшний с тем, что вдали

образ Инны опять восхищает,
его музы, подруги, жены,
красоту свою русскую дарит
всему миру в палитрах Ильи

от России в Вечерние страны
кисть художника взоры манит,
полыхающий алым закатом
мир Европы угасший лежит

силуэты былого остались
тусклым фоном великих картин,
омертвевшие облики зданий,
дух унынья, печали, тоски

декорацией прошлого стали
эти камни легенд и былин,
лишь туристов чужих развлекают,
что снуют по кварталам былым

всё в Европе остыло, угасло,
стали деньги мерилом судьбы,
всё Искусство исчезло как сказка,
пустота здесь лишь – tu es fini

этот образ Пьеро заслоняет,
потрясённый Закатом земли,
тихо бродит в тоске и печали
среди мрачных духовных руин

снова память Илью возвращает
в новгородские детские дни,
берег озера, домики, чащи,
где дух детства в стихиях Войны

незнакомец Илью посещает -
Илья Флуг из Поволжской земли,
Волгоградский их родственник дальний,
устремившийся в Западный мир

хочет счастье чужбиной наладить,
взял финансы на новую жизнь,
обещал всё писать в благодарность
и ни строчки с тех пор для Ильи …

старый друг в Мастерской навещает
из далёких Парижских годин,
дух России его восхищает
красотой Глазуновских палитр

дух единства друзей окрыляет,
что веками Европу хранил,
что в сегодняшних днях исчезает,
сохраняясь в мечтах Жан-Мари
   
дочь Марин его путь продолжает
против злой глобалистской чумы,
дух надежды страну озаряет,
христианской истории нить
 
летний день перед осенью тает,
на Волхонке Дворец красоты
рядом с Храмом Христа возникает
у могучей Кремлёвской стены

сотни образов нам открывают
путь России в картинах Ильи,
со второй половины Двадцатый,
Двадцать первый, что Время творит

иллюстрации русских писаний,
мир портретов людской глубины,
театральная мощь декораций,
исторических русских картин

уникальный музейный оазис
стариной в свои стены манит,
древнерусских икон, медных складней,
мебель века – Серебряный лик

дух России здесь дышит веками,
преломляясь в палитрах Ильи,
всю Страну мастерством привлекает
Галерея, где стен лазурит

здесь могущество гости вбирают,
силу страстной к России любви,
дух единства в стенах обретают,
озаряющей мир красоты

в днях осенних «Великим Китаем»
Поднебесную он поразил,
на гигантском панно три этапа
историчных Илья отразил

основания – Цинь Шихуана,
что раздробленность царств победил,
«Век могущества», цветший при Танах,
всплеск науки, искусства и вирш

современность Китая взмывает,
блеск Шанхая, «высоток», машин,
мощь заводов, дорог-магистралей
- всё, что сила народа творит

Хуанхэ колыбелью Китая
у Великой Китайской стены,
воедино эпохи сплетают,
ветви персика – вечности в них

снова в памяти детство всплывает,
Ленинграда блокадные дни,
он как будто навечно остался
в том кошмаре, забыв о живых

на палитрах голодных осталось
это время, что ходит за ним,
«Волга», «Волки», где новые тайны,
колорит его новых картин

над Россией две тысячи пятый,
Академии бурная жизнь,
юбилей его семьдесят пятый,
бьётся в стенах научная мысль

о загадках таланта гадают,
что волнует людские умы,
на страницах учёных докладов
вьётся Время в палитрах Ильи

в рожденья Илью награждают
на Тверской, где вершина Москвы,
за картины, что в душах пылают
и зажжённый в них патриотизм

вересением в Омске встречают
у великой сибирской реки,
в стенах Врубеля тридцать названий
озарённых душою палитр

златомедья огни засияли
во Дворце у Кремлёвской стены,
в этих стенах Илью награждали
за таланты его и труды

в красоте, сотворённой руками
по эскизам прекрасным Ильи
«За заслуги» награду вручали
перед Родиной, верой, людьми

много знатных людей посещают
Галерею полотен Ильи,
Примаков, задававший фарватер
внешних курсов великой страны

приходил из Торговой палаты,
как Столыпин был – первый министр,
говорил Говорухин, Проханов
у шедевров о русском пути
 
год Шестой Двадцать первого рядом,
ровно семьдесят вечной любви,
снова Нину Илья вспоминает,
Новодевичий их монастырь

здесь когда-то они пробирались
по сугробам к истокам Руси,
красоту её здесь открывали
у излучины древней Москвы

петербуржцы себе открывали
удивительный внутренний мир,
унесённые ветром изгнаний
с берегов европейской Невы

в снежный студень их Храм открывает
Президент как очаг красоты,
дух великих в палитрах витает,
что в палитрах Илья сохранил
 
он пронёс мастерство их и тайны
через годы, вручив молодым,
дух Российской истории с нами
через краски прекрасных картин

очень многое с гостем сближает,
детство, юность во Граде Невы,
оба с боем наверх пробивались,
став своими в кварталах Москвы

отняла у обоих Блокада
часть кого-то из близких-родных,
у обоих душа Ленинграда,
Петербурга доныне в крови

только что в Королевстве Испанском
побывали, вкусив монархизм,
в Сарсуэле и Эскориале
дух Европы былой озарил

березеньем Манеж открывает
живописность прекрасных картин,
здесь искусство своё проливали
те, кого вдохновлял и учил

самых лучших, талантливых взяли
Глазуновской плеяды вершин,
что ещё ремесло изучали,
мастерство даровавшие им

двадцать лет пролетевших трудами
с первых росчерков властной руки,
помещений, что где-то снимали,
пока Храм не восстал из руин

шаг за шагом они продвигались,
украшая свой Храм красоты,
воплощая там в холлах и залах
озаренья эскизов Ильи

всех входящих встречает Парадный,
что античность в себе воплотил,
строгость с пышностью Конференц-зала,
зал ученья хранящихся книг

красота Галерейного зала,
где овалом палитры картин
и Гостиная, что принимает
посетителей разных краин

Русский зал, где великая тайна
и религия духа Ильи,
хомуты, коромысла и прялки,
вьются взоры узором души

сундуки и столешницы, чаши,
расписные декоры дверьми,
образа и парсуны стенами
и палитры на тканях льняных

стены холлов, что всех привечают,
озаряя в палитрах картин,
перед Русским и Актовым залом
смотрят лица минувших годин

зал Музейный, Копийного класса,
где шлифуется юная кисть,
Зал рисунков с Баженовским залом,
Кабинет самый главный – Ильи

одного им пока не хватает -
Галереи прекрасных картин,
открывающей миру пространства
озаряющих душу палитр

здесь у власти Ильи Мастерская,
те, кого он искусству учил,
Симферополь и брянская Навля,
Курск, Столица, седая Сибирь

там Афонин в пейзажные тайны
посвящает студенчества кисть,
Русь просторы свои открывает,
бесконечностью  душу пронзив

зелень чащ и полей овевает
голубая небесная высь,
мощь небес над землёй нависает,
будто тайну в глубинах таит

Валаам в его красках сияет,
остров Дивный, что в скалах застыл,
в Двадцать первом он путь продолжает,
что Куинджи и Шишкин торил
 
живописности Штейн обучает,
светотени, объём, колорит,
чтобы яркие образы, краски
помогали им выразить жизнь

композиции вечные тайны
сын Иван подаёт молодым,
их ошибки палитр поправляет,
дав картинам явить саму жизнь

об акцентах и рифмах расскажет,
про опорные точки картин,
визуальности их восприятий,
вертикалей и пауз мазки

все каноны рисунка вручает
мастер Сидоров в стенах Ильи,
все ошибки картин подмечает,
поправляя нетвёрдую кисть

реалист необычного взгляда,
ученик Левитана, Дали,
анатомию кисти театра
открывает Штыхно для своих

Щербаков и Зубрилин ваяют
здесь скульптурную поросль их,
все каркасы в трудах возвышают
тех, кто будет искусство творить

здесь иконы из тьмы возникают
и палитры забытых картин,
кисть Захаровой, кладези знаний
изливаются в дух молодых

на бумаге, в бетоне и камне
сила зодчих красоты творит,
из руин возрождённые храмы
и усадьбы российских глубин

здесь узоры творит чертежами
архитекторов будущих кисть,
лабиринты Потаповой знают,
что приводят к сиянью вершин

мастерство на суровом Урале
отдают как Хозяйка горы
в глазуновском Перми филиале,
где восходит сиянье зари

отдают живописные тайны
из Столицы простором страны,
у марийцев, самарцев и брянцев
полыхают их знаний огни

Академия – детище страсти
и огромных усилий Ильи,
беспримерности самоотдачи
и потоков огромной любви

всё отдать Глазунов ей согласен
ради пламени русских картин,
где душа мастерством полыхает,
опыт кисти и мысли вершин

отчисленья от выставок дарит,
из поездок привозит дары -
драпировок прекрасные ткани,
книги, гипсы, палитры картин

его гордость - хранилище знаний,
что таятся страницами книг,
многотомные полки изданий,
что несут просвещенье в умы

потрясенье в умах испытали
её гости, романов творцы,
семь десятков их тысяч стояли,
что Распутина взор охватил

и каким же звучал диссонансом
в Итальянскую землю визит,
в Академии Венецианской
вспоминали лишь: «Tout est finie!»

разговор начинался с рассказа
что такое российская кисть,
мастерах Академии славной,
что такое сейчас реализм

в шок повергли слова итальянцев:
- «Нет искусства, нет школы страны»,
всё разорвано в семидесятых,
нет наставников в их мастерских

нет натуры природных пейзажей,
не копируют старую кисть,
только серая скудость поп-арта
остаётся ветрам молодым

словно нехотя им показали
помещения их мастерских,
там фигуры людей в диаграммах,
звёзды, конусы, пятна, кубы

то ли плакать им, то ли смеяться,
потрясенье и горечь сплелись,
вспоминался им автор «Заката
стран Вечерних», чьи мысли сбылись …

не поддались в России обману,
не пошли по кривому пути,
ложь иллюзий творцов авангарда
не дала им себя захватить

их картины в Манеже сияли,
больше тысячи новых палитр,
двадцать лет Академии славной,
что несёт миру свет красоты

отшумела весна их признаний,
восхищений потоков людских,
путь к Столице культурной держали
их питомцы, где вечность картин

Летний сад с Эрмитажем встречали,
прелесть Города тихой Невы,
к высоте мастеров приобщались
у великих и вечных картин

в разговор с мастерами вступали,
постигая секреты вершин,
их традиции там изучали,
что идут из далёких глубин

всё, что в муках рождалось веками,
получают они как дары,
пред полотнами их преклоняясь,
отдавая работе труды

в родном городе вновь побывал он,
помогая студентам своим,
тут поярче, здесь краски убавить,
лессировкой свой труд завершить

вновь дорога звала Илью в дали
городами былинной Руси,
воплощённая вечность стенами,
её свет куполов и апсид

воды Неро и Волжские дали
объезжал в зарисовках своих,
здесь Ростов с Ярославлем встречали,
их великие храмы Руси

Семибратово стены встречали,
дух преданья о братьях семи,
Ярославские чудные храмы,
Иоанна Предтечи любим

вместе с Инной всю Русь объезжали,
сохранившую прелесть глубин,
путь-дорогу в былое держали
среди фресок, церквей и руин

Вологодье картины встречало
о России с любовью Ильи,
от святого Андрея награда,
что за веру и верность вручил

среди вьюги и стужи декабрьской
Патриарх Алексий посетил,
с юбилеем творенья поздравил,
в красоте Галереи бродил

новогодье Восьмого встречая
он Владимиро-Суздальский лик,
с живописностью красок сливая,
украшал галереей картин

на полотнах палитры остались,
что привёз из Ростовской земли,
там узорочье белого храма
и небес - куполов голубых

а за ними безбрежность веками,
стаи птиц, где распластана синь,
бесконечные русские дали,
где земное с небесным слились

Русский Север – загадочность края,
что Ивана давно покорил,
его чудная дикость веками,
первозданность родимой земли

ширь небес и могучие дали,
где бескрайность чащоб-луговин,
русский дух над простором витает,
что всю силу свою сохранил

красота Прионежского края
и Печоры, что к морю бежит,
Юг и Сухона с Вычегдой малой
льются в дебрях потоком Двины

вновь влекла его лирика края
в Новом веке, что дверь отворил,
как и прежде в ушедшем Двадцатом
Русский Север с женой проходил

но теперь, когда дети рождались
он хотел им те дали открыть,
что искрились Двины берегами,
зорь вечерних и утренних сны

Ольге с Глашей земля открывалась,
деревенская русская ширь,
продуваема лета ветрами,
вьюговеем, дыханьем весны

высь могучих небес облаками,
ледоходы пьянящей поры,
деревенские избы с клетями,
деревянные церкви Руси

всё в палитрах Ивана осталось,
что с натуры пейзажной творил,
ради них мёрз и мок под дождями,
комаров в дивных дебрях кормил

первый снег на Подвинье лесами
вдоль текущих по времени льдин,
стаи ветреных птиц небесами
и бескрайне-небесная ширь

Пермогорской Двины величавье,
деревенька и хмурая высь,
берегами дремучие чащи
и ограда забытых могил

златоосени грустной звучанье,
волчий вой из заснеженной мглы,
в перелесках явившийся травень
и туманные летние дни

стены старых заброшенных храмов,
заколоченных северных изб,
колокольни, что воют ветрами
и обетные в дебрях кресты

сколько их на Поморье осталось
в деревеньках угасших, живых,
колокольня Цивозера с чаем,
храм в Едоме Никольский стоит

в красках Пинежья Фёдор Абрамов
вдохновенную музу поил,
там, где Махонька в северных сказах
затерялась по весям своим

там творенье старинного храма
он в Семёновском с Юлей открыл,
она долго его умоляла
век Семнадцатый в стенах спасти

привезли и в Москве воссоздали
это чудо Поморской земли,
храм в Коломенском снова сияет,
красотой привлекая живых

разливаются дивные ткани
этой северной русской земли,
Олонец с Каргопольем сияют
на девичьих телах в наши дни

те узоры их души меняют,
завороженность в них затаив,
сколько чувств в очарованных взглядах,
дум и образов в летах былых

возникали в картинах Ивана
эти образы русских зарниц,
что из прошлого нам полыхают
в одеяньях своих расписных

там поэзия дивная красок,
всех узоров игры колорит,
в них вся женская суть неземная,
где Божественный замысел скрыт

облачала его Мастерская
в старину приходивших гостить,
словно в прошлое их возвращая
из романов былых героинь

но особо тем Северным краем
он сияние рек полюбил,
что теченье Двины порождают,
старый город, что Русь сохранил

здесь торговые нити смешались,
Европейской и Русской земли,
путь британцы в насадах держали
к Вологодью и Волге по ним

город Устюг Великим прозвали
за богатство его красоты,
состоянья свои наживали
устюжане на торжищах их

был прославлен в годах мастерами,
что так дивно творили финифть,
волшебством серебро освящали
и узорами травными жизнь

все ремёсла у них расцветали,
дело зодчих достигло вершин,
их трудами дома вырастали,
купола христианские ввысь

здесь святого Руси почитали,
что пришёл из Немецкой земли,
новгородцам богатства оставил
и по городу нищим бродил

поражённый красотами храмов,
благочестием Русской земли,
стал своим на Руси, православным
и Христовым лишь именем жил 
 
Новгородскую землю оставил
и у берега Сухоны жил,
почитали его устюжане,
чудеса их Прокопий творил

был в Хутынском пострижен в монахи,
стал юродивым Русской земли,
круглый год ходил в рваной рубахе,
сапоги без подошвы носил

от морозов со стаей собачьей
он в часовне приют находил,
и у Сухоны «камнем сидяще
о плывущих молитву творил»

прежде всех ураган прозревавший
устюжан со слезами корил,
к покаянью в грехах призывавший
для спасенья от бедственных сил

на картине Ивана остался
его подвиг прозренья судьбы,
от стихии молитвой спасавший
перед образом Девы святым

и доныне гостей привлекает
город Устюг, что с Сухоной слит,
красотой своей провинциальной,
тихих улочек дивный мотив

эта русских глубин двухэтажность,
что творили мещане, купцы,
век Семнадцатый стенами храмов,
Восемнадцатый вил классицизм

Девятнадцатый в улочках старых,
двухэтажная лавочность крыш,
фонарями старинными манит
прогуляться в годинах былых

всё на улочках этих смешалось,
вся история Русской земли,
уходили Дежнёв и Хабаров
к Океану, пройдя сквозь Сибирь

сотни их развивали Аляску,
острова Алеутской гряды
как Неводчиков для прирастаний
барышей и Российской земли

Булдаков своей мощью компаний
обогнул «кругосветками» мир,
Русский Форт в Калифорнии ставил,
на Аляске Россию крепил

Новый век древний город встречает,
красотой своей сказки манит,
Дед Мороз в свой Дворец приглашает
всех гостей Вологодской земли

из далёких краин прилетают
в порт небесный устюжских равнин,
сувенирные лавки пылают
красотой их трудов расписных

Русский город у Сухоны плавной,
сохранивший следы старины,
белой ночи туманные тайны,
небеса в облаках слюдяных

по особому высью сияет
и искрится всей ярью палитр,
видишь грозы, что движутся с Вятки,
жар небесный над руслом Двины

там в Прокопьевском свечи пылают
и обитель Гледенская зрит
белоночьем минувшего дали,
эту вечность текущей реки

там виднеется лагерь Шемяки,
поле битвы Мамаевой тьмы,
соколиная княжеской знати
и Прокопия камень Двины

здесь свой дом, свой очаг у Ивана,
где с семьёй и друзьями гостит,
не гостит, он домой приезжает
в край исконной былинной Руси

здесь питомцев своих заражает
красотой, что в просторах царит,
Русский Север хранит свои тайны,
что раскроются гаммой палитр

до сих пор прилетают к Ивану
письма-весточки дальней земли,
вместе с клюквой, сухими грибами
- от Филипповны старой дары

много раз ему слышались фразы
о «нехитрости» русской красы,
её «скудных» земных пейзажей
и «неяркости» русских палитр         

почему же тогда эти дали
так взрывают тебя изнутри,
так, что трудно дышать,
восхищая, опьяняя в красотах своих

будто вновь ты домой попадаешь
в край родимый из долгих чужбин,
исцелит в луговых ароматах,
словно в детство тебя возвратит

ты, родившись на Новом Арбате,
в суете миллионной Москвы,
только здесь полноту обретаешь,
чувство жизни и свет красоты

и поэтому важно Ивану
передать шум дождя старых крыш,
вой осенних ветров деревнями,
свежесть утра, тумана с реки

не вместить все красоты пейзажу,
пусть услышит лишь пение птиц
на рассвете июньской прохладой,
белой ночи туманность сменив

по одной лишь неяркой детали
вспомнит зритель сиянье души,
испытав, всё, что жизнь посылает,
открывает он мир красоты
 
красота, что тебя окрыляет,
входит в детскую душу как вихрь,
с листопадами, стужей, снегами,
вешней ярью и шумом грозы

потому она так опьяняет,
красотой своей душу щемит,
на творенья тебя вдохновляет,
что зовут одарённую кисть

потому он так любит пейзажи
необъятной могучей земли,
что извечной гармонией тянет,
воплощаясь в полотнах картин

не работает он с фотографий,
не даёт ему силу творить
этот пошлый гламуровый глянец,
лишь природа бескрайних зарниц

лишь с этюдником всюду блуждает,
чтобы чувство восторга прожить,
уловить ту созвучность пейзажей,
тот пронзительный дивный мотив

жаркий Крым и Мещёрские дали,
Русский Север и солнечный Крит,
кипарисы холмистых Италий,
всё вместит глазуновская кисть

всепреемством звал Фёдор Михалыч
широту нашей русской души,
что своё с европейским сливает,
край рассветный с закатным сроднив

всё как в символе русском двуглавом,
что над Русской землёю парит,
свет Востока и Запада слава,
мудрость русских туманных глубин

Бенуа, его родственник славный
не сумел нашу Русь полюбить,
Петербург обожал лишь державный,
зов чужой европейской души

европейская кровь у Ивана
с русской кровью московской слились,
в этих улочках Венецианских
он так любит подолгу бродить

византийство с барокко смешались,
кони Марка в античность рвались,
гладь зелёная мутных каналов
не желает ход Времени зрить

здесь ходил Тициан и Вивальди,
много мамы и Веры родных,
здесь родители в счастье гуляли,
так близки им каналы-мосты …

он любил очертанья Сан-Марко
в серой утренней дымке ловить,
от Скьявони гондолой вплывая
в этот призрачный сказочный мир

любит рыбного рынка гулянье,
православный Сан-Джорджио стиль,
Богородицы взгляд из Donate,
мозаичных церковных апсид

есть три места, где дышится славно,
где творит глазуновская кисть,
дебри Пинежья, Венецианство
и Кремлёвские чудо-дворцы

историчность волнует Ивана
- Палестина, Италия, Крым,
Крит напомнит ему об Икаре,
Минотавре и Кносса холмы

его вечно минувшее манит,
что толкает палитры творить,
в чьи-то судьбы его погружая,
жития наших русских святых

Евдокия, по мужу Донская,
подвергалась злословью Москвы,
под одеждой вериги скрывая,
исцеляла слепых и больных

её образ загадка и тайна
понимания русских годин:
- «Только Бог все влечения знает,
все движения тайной души»

атмосферу эпохи желает
он картиной своею постичь,
вещи быта не сонм декораций,
а живой и причудливый мир

как для пушкинской милой Татьяны
дом Онегиных тайны хранил,
повествуя своими вещами о хозяине,
чувства будил

так волнует Кремлёвская чаша
с отпечатками царской руки,
впечатленья картиной сияют,
дух ушедшей былой старины

мир портретов - ещё одна тайна,
чьи-то образы держат холсты,
сквозь столетья до нас долетают
те минуты, где автор творил

не мила ему гладь заказная,
напускное величие лиц,
простота и открытость людская
взгляд художника светом пронзит

он и радости с грустью внимает
и печали, что вдруг налетит,
то нахлынувшим воспоминаньям,
то усталости в душах людских

будто Время на них замирает,
сохраняя для вечности жизнь,
всё вокруг в неизвестность сметая,
сохраняя мгновения лик 
 
в жизнь минувшего мы проникаем,
сквозь палитры волшебных картин,
их звучания и ароматы,
где живёт остановленный мир

потому ждёт доверия мастер,
чтобы образ творимый раскрыть,
чтобы внешняя схожесть чертами
отразила духовную жизнь

вот жена его жизнь ожидает,
дачный день, где босые шаги
его дочек весь дом заполняют,
нужно шарм тех минут уловить

слово «жанровость» не принимает,
ограниченный натурализм,
реализм, достигающий знака,
воплощённый идеями стиль

связь времён полотном возникает,
не в костюмных коллизиях лиц,
бессознательной связью с богатством
мира духа, добра, красоты

связь с минувшим не только вещами,
мир былинных героев святых,
с ним родство сквозь века ощущаем,
всех подвижников Русской Земли

так у каждого в жизни бывает,
фраза, песня вдруг память пронзит,
кисть художника к душам взывает,
открывая далёкие дни

для него самый яркий - Саврасов,
его вешних берёзок грачи,
чувство Родины, прошлого знает
не в громадах батальных картин

нет картин «исторических жанров»,
живописных работ прикладных,
есть лишь тайна чудесных талантов,
что рождают героев былых

если чувствуешь ты сопричастность,
есть щемящее чувство в груди,
если кажется, что ты соавтор,
значит, автор палитр победил

несмотря на историй ненастья,
революций, пожаров костры,
нам остались в наследие храмы,
их сакрально-церковная жизнь

византийские образы в красках,
императорский академизм,
петербургское храмов убранство,
простоватый крестьянский наив

всё в Серебряный век оборвалось,
краски русский модерн поглотил,
нет преемственной нити с бывалым,
возвышавшим церковную кисть

поколеньями передавались
все секреты творцов молодым,
в мастерских Оружейной палаты,
в дивном Палехе, в Граде Невы

как творить современникам в храмах,
чтобы дух этих стен сохранить,
сочетая с эпохой, пространством,
будто так и должны они быть

не впадая в обман стилизаций,
их смешений и всех вкусовщин,
без повторов заученных правил
наносить живописность палитр

каноничности импровизаций
возрождают ушедшего лик,
даром свыше талант направляют,
по наитию следуя им

первый опыт творения в храме
на Никитской, что в сердце Москвы,
Вознесения Господа Малый
расписала Иванова кисть

с детских лет на Никитской бывал он,
рос в соседнем Калашном – дворы …,
на глазах его храм возрождался
из забытых закрытых руин

здесь он с Фёдором часто бывает,
продолжает династию сын,
среди стен им расписанных храма
живописец детей окрестил

его фрески людей восхищают,
принимая за подлинный вид,
их Артемий Владимиров в храме
не признал за Иванову кисть

много стен его кисть расписала
Подмосковья, Урала, Москвы,
Храм Державный на Ганиной яме
расцветила художника жизнь

век Семнадцатый - время Ивана,
восхищенья его и любви,
все красоты убранства и тайны
он задумал в стенах воплотить

возрождение Русского царства,
его мощи, границ, красоты
в восстановленных царских палатах,
где Коломенский терем стоит

поначалу все насмех подняли,
закружился культурный снобизм,
все горазды работать словами,
а ты сам-то поди потрудись

начинали со схем, чертежами,
что хранила архивная пыль,
на эскизах красоты сияли,
чтобы Время само победить

здесь два стиля, культуры смешались,
Европейской и Русской земли,
ощущение пушкинской сказки,
украшающей дивностью жизнь

чудом света Дворец называли,
восхищались купцы и послы,
вся Европа и Азия знали -
мемуары, полотна, листы

начинали с Престольной палаты,
где престол и рычащие львы,
потолки из библейских преданий,
договоры, приёмы, послы

кабинет, где работал Державный,
разбирая дела всей Руси,
челобитные, грамоты слали,
чтобы судьбы людские решить

вся в узорочье царская спальня,
светят окна блестящей слюды,
стены сукнами - ромбы, квадраты
и голландская мебель резьбы

чудеса из Столовой палаты,
где Вселенские звёзды-шатры
утверждали могучесть Державы,
власть земную с небесной сравнив

дух молитвы Крестовой палаты,
свет икон, их лампады-огни,
гобелены французов, фламандцев,
вещи времени давней поры

говорило входящим убранство
о единстве всей Русской Земли,
Русь Великая с Белой и Малой
здесь сверкала в палитрах картин

год за годом Дворец возрождали,
всей артелью трудились они,
под водительским оком Ивана
три десятка ходивших за ним

современников он восхищает,
красоту тех времён передав,
в атмосферу свою погружает,
забывая о нынешних днях

как-то в странствиях Севера дальних
он заброшенной весью бродил,
вдруг откуда-то вышедший парень
рассказал о мечтаньях своих

- «Слышь, Орла у нас видел во храме,
взять бы трос и на берег Двины,
что вдали от нас где-то сияет
улететь над простором земли!»

вот бы трос такой дивный Ивану,
чтоб от Устюга к стенам Москвы
улететь и до Киевских храмов,
до Царьграда, Венеции их …

год Восьмой новым веком ступает,
много нового людям сулит,
свет надежды даёт и пугает
Глазуновым и миру Руси

Галерею Ильи посещает
гость высокий из дальней земли,
всей Америки русского пастырь,
православный глава и русин

Ладомирово детство в Карпатах,
эмиграция и монастырь,
жизнь чужбиной монашества в Штатах,
возвышение и Джорданвилль

две сестры - русских церкви сливал он,
что Двадцатый огнём разделил,
две болевшие русские драмы
Лавр бумагой одной примирил

нестроения их отравляли,
сергианство и экуменизм,
прославление муки принявших
от гонителей веры Руси

приходили к единству годами,
находили в сомненьях пути,
с петербуржцем основу искали,
возглавлявшим Россию в те дни

всё во Храме Христа подписали
и как братья в любви обнялись,
стали церкви едины во Храме
на пяти континентах Земли

Галереей как Русью гуляли,
Русский Мир в здешних образах жил
и общением русским за чаем
день во Храме искусств завершил

здесь историку гости внимали,
что открыла им книгу Ильи,
им Татьяны Таболиной знанья   
разобраться в годах помогли

рядом Инна им чай подавала,
осеняя уютом своим,
рядом спутники верные Лавра,
среди них и отец Серафим

русский образ Илья завершает,
верной Инне его диктовав,
том второй из «России распятой»
вышел в свет, вмиг реликвией став

вновь поведал в нём Русскую Правду,
что скрывали за горами лжи,
о великом народе рассказы,
что боролся, искал и творил

завершённый землёю Испанской,
где лечились недуги Ильи,
вдоль прибоя гулял он ветрами,
чтобы сердце своё исцелить   

диктовал как обычно кусками,
без раздумий, как кистью творил,
видел образ готовый словами,
на страницах его воплотил 

в днях осенних у русла Инсара
Глазунов стены Эрзи открыл,
его образы в старом Саранске
собирали людей у палитр

песни Сирина кисти Ивана,
Алконоста в картинах неслись,
древнерусское пение счастья
озаряло сердца и умы         

в ноябре Глазунов на экранах,
вся Россия за речью следит,
самодержца представил Ивана,
что страну расширял и крепил

не позволил стихии боярской
он Россию порвать на куски
и сияющим скипетром царским
всех изменников враз укротил

не позволил как в Польше смеяться
их магнатам над троном своим
и в болото их самоуправства
не позволил страну погрузить

покорил все Поволжские ханства,
с Ермаковой дружиной Сибирь,
земли Дона и горы Урала
и просторы Ногайской Орды

начал Земских соборов призванья,
дал Судебник, чтоб споры вершить,
на великом Соборе стоглавом
все законы для жизни нашли

дал он земствам их вольности властью,
создал армию, пушки отлил,
увеличилось вдвое то царство,
что лишь княжеством было большим

чужеземцы Ужасным прозвали,
но для русских он Грозным лишь был,
для врагов и изменников царских,
что желали Россию сгубить
 
снова гостя Волхонкой встречает,
что пришёл побродить у картин,
петербуржец страной управляет,
посещая искусство Ильи

Академии имя вручает,
что фронтоном доныне горит,
земляку своему помогает,
чтобы славу России добыть

Двадцать первый Россия встречает
с именами могучих вершин,
имя Путин, где звёзды сияют,
Глазунов светом русских палитр

Президент дал своё указанье -
помогать начинаньям Ильи,
полились его детищам гранты,
о чём раньше мечтать не могли

гость из Оптиной Илий ступает
у духовных полотен Ильи,
в Мастерской видит образы драмы
«раскулаченной» Русской земли

снова очередь вьётся асфальтом,
разноцветной полоской змеи,
Двадцать первого зрители жаждут
вечность образов русских картин

дарит новые образы масло,
манит Город из северной мглы,
Петропавловки шпили сияют
в опьяненьи вишнёвой пурги

снова юность ушедшая манит,
там, где плещется Финский залив,
здесь у берега ветреной Лахты
он когда-то в мечтаньях бродил

в жёлтых танцах берёзок встречает
гостья осень Барвихи холмы,
здесь свой дом, что Илью привечает
у неспешной Самынки в глуши

и опять Петербург в своих тайнах
увлекал Глазуновскую кисть,
Незнакомка опять ускользает
у Дворцовой в бессмертье строки

в эти годы задумал мечтанья
о Музее сословий свершить,
быт российских столпов созиданья
всем вошедшим красою явить

зимней стужей Восьмого январской
началось воплощенье мечты,
был заложен у Храма фундамент,
что красоты Ильи приютит

год тяжёлый пришёлся Девятый
- испытаний здоровья Ильи,
тяжело заболел он внезапно
и исход ему смертью грозил

он очнулся от сонного царства
и прекрасного старца узрил,
тот стоял в изголовье кровати
и молитву за здравье творил

это Оптиной пустыни старец
приезжал, чтоб Илью исцелить,
после дивной молитвы алканий
о недуге Илья позабыл

наступил год Десятый, декадный,
юбилейный для жизни Ильи,
начинавшейся летом в тридцатом,
Двадцать первый с Серебряным слив

ярым цветнем в преддверии травня
собрались всех искусств знатоки,
достиженья Ильи изучая,
уносили их знания в мир

время травня столицей Финляндской
открывалось в палитрах Ильи,
тридцать образов в стенах «Киасма»
свет искусства до серпня несли

а в Столице в Манеже Центральном
пятьдесят его новых картин,
там явил тех, кто был раскулачен,
изгнан, сослан с родимой земли

там стенами ряды фотографий,
где сияет прошедшая жизнь,
как страницы его биографий,
где два века трудами сплелись

получил к юбилею награды
I степени, что заслужил,
«За заслуги» из рук Государства
и от Церкви за свет из души

снова русская тема пронзает
глазуновскую верную кисть,
вечный Суздаль, века забывая,
нам доносит красоты Руси

все сезоны в полотнах остались,
что украсили град старины,
разноцветные в храмах пейзажи,
воды Каменки, льющей к Нерли

снова образ Христа возникает,
устремлённый в небесную высь,
он страданье собой воплощает,
скорбь и веру в воскресшую жизнь

лики птиц из небесного рая,
воплощённого в землях Руси,
дивным пением слух услаждают,
в мире горнем и дольнем звучит 

свет Жар-Птицы над миром сияет,
озаряя просторы земли,
путь к мечте в её крыльях витает,
что лелеял всегда Русский Мир

Русь страною Жар-Птицы прозвали
за сиянье её красоты,
что богатства несёт, исцеляет,
изгоняет могущество тьмы

на полотнах Ильи эти краски
нам доносят дух вечной Руси,
от былинных сказаний Бояна
к современности Русской земли

новый лик возникает в Десятом,
где учёность и мудрость сквозит,
простота и уверенность, мягкость,
дивный свет христианской любви

русский лик полотном, православный
всё из той же ушедшей Руси,
дал напутствие в жизни Крестьянкин,
что духовность России хранил

годы юности в сложных исканьях,
тяга к слову, чарующий ВГИК,
светом Псково-Печерская лавра,
где так много узнал и постиг

послушанья с молитвой мешались,
скотный двор и поленница их,
чудо-кузница с хлебопекарней
и вечерние храма огни

службы Богу в Михайловском храме,
что великие старцы вели,
простота их молитв в фимиаме
приносилась в сердца молодых

покаянья, отчитки, молитвы,
что вели Адриан, Серафим,
знаменитые братья во схиме,
песнопения, исповеди

здесь свой путь начинал отец Тихон,
уговоры отринув уйти,
к стенам древней Москвы обратился,
чтобы Тысячу лет обрести

в год крушенья Страны был пострижен
в честь святителя в годы борьбы,
был игуменом, к знаньям стремился,
что в училище нёс молодым

среди весей Рязанских трудился,
собирая земные дары,
в семинарии Сретенской бился
за людские сердца и умы

к единенью Церквей он стремился,
что Двадцатый огнём разделил,
восстанавливал церковь в Пекине
и страницами мысли роил

входит в души людей через книги -
«Несвятые святые Руси»,
об Империи снятые фильмы,
про обители Русской земли

видит образ зелёного змия,
что веками Россию душил,
своим словом, духовным призывом
хочет мрак от людей отвести
 
его слово по Сети всемирной
озаряющим светом летит,
в семинарии, храмах с молитвой
и в обычных беседах людских

его мысли и чувства едины,
его лик глазуновская кисть
навсегда полотном отразила -
один миг и прошедшая жизнь …

Вологодьем Ивана картины
под названьем «Спаси, сохрани»,
Русский Север творенья увидел,
вдохновенье, что он породил

роспись церкви, где Верхняя Пышма
он артелью своей проводил,
храм в честь Невского строил Козицын,
благодетель Уральской земли

десять лет в Двадцать первом свершились,
жаждут люди картины Ильи,
десять лет над Невой проносились
в ожидании дивных палитр

ноябрём в Галерее античной
засверкали картины Ильи,
больше ста живописных, графичных,
фотографий застывшая жизнь

тема веры, портреты, пейзажи,
рек Истории, льющих свой ритм,
глазуновцы себя показали,
мастерство на полотнах своих

часть полотен в пути досыхали,
путь проделав из дольней Москвы,
бич Христа они здесь созерцали,
что изгнал торгашей из святынь

образ Господа с плетью во храме
ученик Глазунова творил,
восхищённые люди стояли
у истории древней поры

галерею открыл Губернатор,
его лично Илья проводил,
репортёры всех СМИ окружали,
не стихают волненья Ильи

снова очередь к входу стоявших,
люди змейкой к творениям шли
длинным Конногвардейским бульваром,
уходящим в далёкие дни

там сто тысяч тогда побывали,
всех желавших Манеж не вместил,
на неделю показ продлевали,
вновь автографы, просьбы, цветы

размещали своими руками,
не готовы принять были их,
на подмогу студентов прислали
Академии стольной Москвы      

земляки Глазунову внимали,
о России Илья говорил,
о древнейших венетах-славянах
и величии Русской Земли
 
год Двенадцатый в жёлтом наряде
сшитом ветром осенней поры,
«Поступь русской победы» врывалась
своим шелестом книжных страниц

в Галерее их автор Проханов
о твореньях Ильи говорил,
его личности, духе и славе,
что в картинах своих воплотил

начертал он великие планы
как могущество вновь возродить,
Государство Российское к славе
и величию лет возвратить

здесь поведал огромному залу
о религии жизни Ильи -
о сиянье Российской державы,
что всегда он мечтал возродить

для Ильи она вечная тайна
и источник духовной любви,
откровенье в красотах, что манят
в свои чудные дали земли

в этот год вновь враги попытались
свои тайные планы явить,
на Болотной, Манежной искали
как Российскую мощь сокрушить

снова мрачные тени вставали
из кровавых российских страниц,
возмущенье Ильи вызывали
эти всполохи страшных зарниц

с Президентом Илья повстречался,
земляком петербургским своим,
год Двенадцатый вьюгой венчался,
говорили о планах своих

- «То, что Запад шумит, то прекрасно,
значит все мы на верном пути,
у России союзников мало -   
флот и армия, что защитит

Благодарны за помощь талантам
Академии, всем молодым
за поддержку духовной отваги
всей России, за патриотизм»

поделился Илья и о планах,
о Музее сословий мечты,
Дом дворянства, купцов и крестьянства,
что величие предков явит
 
в завершение стужи декабрьской
повстречались опять земляки,
ждал их в бронзе другой реформатор,
что так верно России служил

Конюшковская с Новым Арбатом
у подножия бронзы сплелись,
здесь у Дома Правительства стал он,
Пётр Столыпин, стремившийся ввысь

отдавал свои силы России,
чтобы краше была её жизнь,
чтоб избегнуть кровавой пучины,
но мечтанья его не сбылись …

зов потомки его оценили,
уваженье своё проявив,
станет новой, могучей Россия,
все заветы Петра воплотив

к постаменту цветы возложили
главы новой Российской земли,
о творцах монумента спросили
Академии русской Ильи

среди многих солидных эскизов
победил молодой – Бородин,
ученик Глазуновских традиций,
воплотивший его классицизм

Щербаков, Воскресенский, Зубрилин
создавали творенье души,
засверкало Столыпина имя,
идеала, кумира Ильи

в Гнездниковском Ивановой кистью
засияла усадьба красы,
Министерство культуры России
лишь ему доверяло творить          

березеньем картинным явилась
живописность у вечной Невы,
распластала Манежем палитры,
плод творений питомцев Ильи

Академия силы явила,
о снобистской Москве позабыв,
лишь в имперской столице России
наконец-то мечты их сбылись

их творения были сокрыты
для желавших увидеть их кисть,
лишь в Тринадцатом люди впервые
оценили ученье Ильи

все семьсот берегами Пальмиры
засияли в сюжетах своих,
реставраторских и живописных,
архитекторов, скульпторов жизнь

здесь открылась картина России,
всех великих эпох вековых,
её гениев чувства и мысли
и обычных - простых и земных

вот Юшмановой дивная «Пристань»,
ожидание, Севера тишь,
сельский праздник нарядный в Усть-Цильме,
что Онучкин Печорой творил

гор Кавказских могучих седины,
где с боями поэт проходил,
здесь обрёл своих виршей вершины,
путь земной в тех краях завершил

«Князь Черниговский в стане Батыя»,
что погиб в стане чуждой Орды,
Русский Север, пристанище ссыльных,
ждущих участи на Соловки 

женских образов дивная сила,
погружённых в раздумья свои
и художник, про Время забывший
среди мелкой земной суеты

мастерство и искусство великих,
что впитала студенчества кисть,
даль сибирская взглядом с обрыва,
красота среднерусских равнин

возвращённые образы зримо
проявили полёт молодых,
краски давних веков освятили
Двадцать первого бурную жизнь

снова тысячи глаз озарили
их полотна Манежной стены,
люди видели образы жизни
дней сегодняшних, давней поры

фотографии годы хранили,
двадцать пять Академии их,
будто снова весь путь пережили
до триумфа от первых руин

торжества Костромы наступили,
Дом Романовых праздник дарил,
к юбилею их рода в России
пригласили Ивана в ряды

закипела работа провинций,
что Иван направлял и будил,
живописность и яркая книжность
с сувенирно-концертной сплелись

в Галерее Ивана картины,
Русский Север могучих былин,
одеяния русских провинций
и предметы седой старины   

отмечали у Волги былинной
юбилей среди стен Костромы,
где укрылся в годины лихие
ещё отроком царь Михаил

торжества в самом центре открыли
под звучания труб боевых,
развернулись триумфа картины
трёхсотлетней Империи их

от истерзанной Смутой России
путь к Российской Империи шли,
от Варшавы к Аляске границы,
от Памира до вод ледяных

восхищение с завистью мира
вызывала Российская жизнь,
всех соперников опередила,
свою силу и мощь проявив

всю Европу пшеницей кормила,
завершила великий Транссиб,
сетью фабрик-заводов покрылась
и стучащих полосок стальных

торговала с огромным разрывом
для доходов своих золотых,
деньги вкладов народных копила,
в первой тройке была её жизнь

окружала делами благими,
сеть приютов, домов и больниц,
неимущих, сирот приютили
у Марии, слепых и глухих

свет научных открытий явила,
всему миру пути проторив,
знали все Менделеева имя,
Пирогова, Попова, других

в небеса своим флотом возмыла,
что могуществом всех поразил,
«Святогора» и «Муромца» сила,
что Сикорский в ангарах творил

сеть гимназий и курсов, училищ,
где дорогами знания шли,
альма-матер студенческих высших,
где ковалась элита страны

всех романная русскость затмила,
её повестей дивных страниц,
расходились герои по миру,
боль трагедий, метанья души   
 
всё предстало на празднествах пышных,
на аллее снегов Костромы,
будто заново люди открыли
всю историю Белой Страны

создал образ царя Михаила,
что возглавил единство страны,
полотно его лик отразило,
в судьбоносные Смутные дни

создал чудные храма эскизы
для Кубанской казачьей земли,
Краснодарский собор возродился,
сокрушённый в годинах лихих

Возненсения храм на Никитской
расписала Иванова кисть,
там Библейские сцены возникли,
Иисуса воскресшего жизнь

в стенах, сводах палитры разлились,
его фрески столетий былых,
всё, что раньше артелью творилось,
золотилось - он создал один

- «Как же фрески в веках сохранились?»,
в храм вошедший священник спросил,
не поверил, что своды творились
современником нашей Москвы

за труды его вознаградили,
«За заслуги» медаль на груди,
Государство и Церковь ценили
его дар воплотившую кисть
 
после стужи метелисто – зимней
зазвенели землёю ручьи,
зазвучала над югом России
оратория Русской Весны

чёрный дым в небесах Украины
вражьей силы  приход возвестил,
занималось с востока над Крымом
восхождение новой зари

над Донбассом звучало «Россия!»
среди шахт и заводов стальных,
поднималась великая сила
из дремавших духовных пучин

Новороссией всё забурлило
от Донца до Одесской земли,
возвратилась в Россию Таврида,
полуостров прекрасной мечты

вся История в ней отразилась,
от Библейских времён вековых,
здесь сияло апостола имя,
ученик его кровь здесь пролил

там крестился святой князь Владимир,
часть дружины его и купцы,
взяв Корсунь как оплот Византии,
императора дочь получил

триста лет русским княжеством были
до вторженья Батыя Орды,
земли Тмутаракани хранили
честь и доблесть их русских дружин

блеск Империи Екатерины
Крым России назад возвратил,
начиналась эпоха Тавриды,
её флота, курортов и вин

собиралась России элита,
цвет могучей огромной страны,
чаровали прекрасные виды
между гор и прибоев морских

все атаки врагов отразили,
Севастополь родной защитив,
себя славой бессмертной покрыли,
не позволив Россию сломить

здесь Нахимов с Корниловым гибли
среди огненных смерчей стальных,
их залитые кровью мундиры
стали памятью Русской земли

как святыни чужбиной хранили
эти ткани России сыны,
новой власти их свет возвратили,
когда сгинул во тьме большевизм

здесь творцы свой талант проявили
в строчках виршей и кистей своих,
Золотой век с Серебряным слили
среди сказочной Крымской красы

стал последней опорой России,
её прошлого Врангеля Крым,
Перекопом от красных хранили
всё, что близко и дорого им

в бушевавших сраженьях Великой
Севастополь три штурма отбил,
цвет Германии в землю зарыли,
от Столицы врагов отвлекли

после Киевской чёрной Руины,
взвилось знаменье Крымской Весны,
громогласное эхо «Россия!»
пронеслось до скалистых вершин

всё Илья это видел и слышал,
замерев у экрана Москвы,
со слезами смотрел как в Столице
подписали о Крыме рескрипт

возвращалась к Великой России
часть отторгнутой русской земли,
ликованье Илью охватило,
светом счастья тот год озарил

дух Империи с ней возродился,
Глазуновский исчезнувший мир,
русский флаг над Тавридой возвился
цвета неба, снегов и зари

всюду русских счастливые лица,
триколором весь Крым был залит,
гром салюта в Российской столице
мглу победным огнём озарил

возрожденье Великой России
начинается с Крымской земли,
всенародное чувство единства,
несгибаемый патриотизм

укрепился в своём монархизме,
что единство России крепил,
демократия путь к анархизму,
безответственность пёстрой толпы

идеалы его Тихомиров своей
книгой царей отразил,
только твёрдый правитель Россию
к процветанию сможет вести

вновь заботы Илью захватили,
Академии бурная жизнь,
документы, покупки, интриги
и бушующий мир молодых …

их послали просторы России,
чтоб Искусство столицей постичь,
в Академии краски родные
на полотнах своих отразить

им продолжить теченье традиций
живописных Российской земли,
им усваивать чувства и мысли,
что идут из глубин вековых

завершался тот год историчный,
ждали гостя французской земли,
что в гражданство Российское влился,
став для русских просторов своим

он декабрьской стужей явился
в галерею полотен Ильи,
русский дух, его корни увидеть
жадным взглядом прекрасных картин

дух «Мистерии», «Вечной России»,
Достоевского в душу проник,
зал сияющих иконописцев
взгляд Жерара тогда поразил

- «Не придворный, живой он и сильный,
его краски все в душах людских,
Глазунов спас духовность России,
силу Веры в полотнах своих!

Вера – самое главное в жизни,
её силу я здесь ощутил,
со Вселенной огромной единство
мглой ночной в казахстанской степи

без духовных опор всё крушится
будто Римской империи мир,
непонятно, где плюс, а где минус,
где добро, настоящая жизнь

здесь я Веру в полотнах увидел,
что пылает сквозь краски Ильи,
она вечно жила, до религий
озареньем духовных глубин …»

и ещё один друг из Парижа
навестил Глазунова в те дни,
всего русского страстный защитник,
лидер Фронта борьбы Жан-Мари

они вспомнили пламя столицы,
познакомившей бурной весны,
русских маршей Ле Пена пластинки,
что двуглавым орлом поразил

рассказал о грядущих картинах,
что задумал, Илья Жан-Мари,
ураганы двух Войн мировые
и тревожный сегодняшний мир

Патриарх храм искусства и жизни
в новогодние дни посетил,
все дела ради красок картинных,
ради счастья души отложил

обошли Галереи палитры,
биографию мыслей Ильи,
говорили о судьбах России,
о духовных началах своих

- «Ваши образы – вехи России,
её вечных, тяжёлых страниц,
донесут они вихри событий
до распахнутых душ молодых …»

снова вёрсты, палитры событий
и картины в задумках Ильи,
березеньем Столицу покинул,
вспоминая минувшие дни

вновь Бетково под Лугой открылось,
где этюдами юность творил,
двадцать два пролетели как вихри
с той поры как с друзьями гостил

встретил тех, кого в юности видел,
постаревшую Музу души,
его Нюру, прекрасную нимфу,
что узнал по глазам лишь одним

снова здесь он, в просторах холмистых,
где красоты былинной Руси,
свежесть, лёгкость полями разлиты,
уходящих в бескрайность дали

он прошёлся по улочкам дивным,
но никто уж не встретил на них,
о судьбе его Нюры любимой
ему горько поведал старик

через озеро лодкой поплыли
до деревни другой за хмельным,
эти воды её поглотили,
боль утраты оставив родным

потрясённый «Что, Нюра погибла?!»
Ильи возглас раздался в тиши,
унесла нашей жизни стихия
это имя, что он так любил

он прошёлся деревней пустынной,
одинокий как вся его жизнь,
не сошлись к нему, не обступили
те, кто знал его в годах былых …

дух Венеции, им так любимой
жизнь Ивана в те дни окружил,
создал образ России старинной
из предметов, костюмов, картин

он привёз сюда всё, что копилось,
находилось в дорогах судьбы,
создавалось в просторах-палитрах,
в его странствиях Русской земли         

сарафаны в узорах старинных,
расписные шкафы, сундуки,
веретёна и прялки резные,
сани, дуги, чернь, Палех, финифть

деревянные люльки, что в избах
помогали свой род сохранить
и с двуглавым платки расписные,
одеяния давней поры

разложили пелёнки льняные,
где узоры веков золотых,
зашифрованы коды цветные,
их древнейший таинственный смысл

как детей укрывает Россия
этой тканью потомков своих,
чтоб впитали они в свои жилы
мудрость предков в эпохах седых

в ней сокрыта огромная сила,
что от предков идёт боевых,
что бороться веками учила,
не сдаваться в годинах лихих

осеняла их пеньем красиво,
звуки «Сирина» - древний мотив,
ветры Севера, русские рифмы,
дух печали, надежды, любви

голоса свои в хор этот влили
его дочери, вкус старины,
всех собрал - молодых с пожилыми   
этот вечно звучащий порыв

вечно юный и вечно старинный,
озаряющий светом души,
прилетающий ветром с вершины,
освежающий дух в наши дни 
 
Пётр Дмитриев, маг пианино,
поддержал глазуновский мотив,
в его клавишах Мусоргский вился
и Прокофьев, октав Бородин

так из образов, далей картинных
и красот бытовой старины,
дивных звуков возник для входивших
удивительный дар - Русский Мир

он, идущий из далей арийских,
края дебрей, озёр голубых,
десять тысяч в узорах разлились,
в сарафанах и платьях льняных

он напомнил Венеции имя,
основавших их город мечты,
дух венетов, создавших Россию,
ужасавших могуществом Рим

Вен - Венеция, Венгрия, Вена,
воды Венты, где Вентспилс стоит,
«Вене» - древнее русское имя
для Эстонской и Финской земли

там, где дует пронзающий ветер
и прибои шумящей волны,
от славянских до шведских провинций
там Венетское море штормит

вновь Илья в город детства приехал
островами у устья Невы,
Исаакий, Дворцовая, Зимний,
Петропавловка, Стрелка и Шпиль

заглянул он в свой парк Царскосельский,
где аллеи пьянящей весны,
где с отцом Ильи бегал Наследник
и гуляли царевны у лип

ничего нет прекраснее этих
павильонов, газонов, плотин,
там, где прошлое, дух его предков
как всегда в восхищенье бродил

вновь громаду «Астории» встретил,
где так много их дней золотых,
вспоминали друзей его вечных -
и ушедших и ныне живых

среди роскоши вечер у Лиды,
что «Асторию» верно хранит,
разговоры за чаем возникли,
лики прошлого, жизни страниц

зал, где лучшие люди России
проводили веселия дни,
где Рахманинов с Чеховым были
и Шаляпин шампанское пил

дни июньские снова дарили
поздравленья, подарки, цветы,
юбилей, где так много любимых
у стола как всегда собрались

«восемь пять» - эти цифры лихие,
что как вихри степей пронеслись,
не одна будто, сто его жизней,
где боролся, мечтал и творил

осень жизни, те дни золотые
после лета и буйной весны,
загораются в новых палитрах
воплощённые планы, мечты

на Волхонке, в Российской столице,
там, где Храма Спасителя лик,
рядом с Пушкинским в стенах ампира
воплотились мечтанья Ильи

показать мир сословий России,
три основы, творившие жизнь,
управляли, сражались, молились
и трудились с зари до зари

рубежи защищали России,
расширяя со временем их,
дух народа крестом освятили,
всем глубокую веру привив

торговали в просторах Российских,
где ремёсла повсюду цвели,
убирали их тучные нивы -
так явился для всех Русский Мир

возвратить снова силу традиций,
мир сословий, где свет красоты,
жизнь России землёю  Жар-Птицы,
что пронзает сияньем весь мир

особняк тёмно-розовый вырос,
воплотивший московский ампир,
трёхэтажный в колоннах красивых,
где двуглавый над входом парит

экспонаты и площадь пять тысяч,
микроклимат, кафе, инвалифт,
фотокомнаты и мастерские,
всех Музей своей славой манит

образ Инны царит в этом мире,
русский кладезь сокровищ хранит,
открывает России глубины
всем входящим в чертог красоты

интерьеров убранство творили
по приёмам былой старины,
потолки, купола и карнизы
расписные в палитрах цветных

подоконники дуба резные
и порталы дверей, витражи,
драпировки оконно-стенные,
где старинные ткани пришлись

только так в окруженье красивом
будут краски сословий цвести,
будет прошлое славой великой
всем входящим свой образ нести

три культуры Великой России,
что являют собой этажи,
что узором единым сложились
среди вечных российских равнин

анфилада в классическом стиле,
дух дворянства повсюду царит,
беззаветно служивших России,
её славу и скорбь разделив

в европейских и русских картинах,
среди мебели, тканей и книг,
среди бронзы, костюмов старинных
и фарфоро-стеклянных витрин

путешествие к русской элите,
в мир усадеб, домов и квартир,
от Петра лет и Екатерины
до Двадцатого века зари

будто в прошлых годах очутился
мановеньем усилий Ильи,
дух семейный и патриотизма,
вдохновений, уюта, любви

Музыкальный, Гравюрный и Книжный
погружают в таинственный мир
русской музыки, образов, книги,
возвращая к истокам своим

полтора лишь процента их было
в океане Российской земли,
но культуру её озарили
своим светом творящей души

Восемнадцатый в платьях расшитых
и чудесных камзолах мужских,
отражённых зеркальем старинным
у диванов, шкафов и гардин

коронации в комнатах дивных,
их альбомы, скульптуры, платки,
где фигура могучей России,
плод чугунных усилий Касли

вот знамёна овеяны дымом
легендарной Балканской войны,
русских воинов смелые лики,
что славянские земли спасли

генерал русских войск знаменитый,
званый Белым за светлый мундир,
русский воин, чьё имя забыто
на портретах в годинах былых

здесь так много полотен любимых,
вечный Нестеров, Рокотов с ним,
вот Кустодиев с Рерихом личным,
что в Блокадную зиму светил

там «Мадонна с младенцем» Гверчино,
плод победы народной войны,
Бонапарт её зрил с Жозефиной,
Александр России вручил   

вся История в русских картинах
воплотилась на стенах Ильи,
Бенуа, Васнецов и Билибин,
Добужинский в цветах вековых

вот издательства Кнебеля кисти
- вся история Русской земли,
что на Невском купил в «Букинисте»,
старичок петербургский хранил

путь варягов, что Русью проплыли,
Петербург всех сословий своих,
быт крестьянский и Пётр Великий,
русских сказок волшебный мотив

помнил фразу Петра о России,
что поведал солдатам своим:
- «Не важна мне и жизнь, лишь Россия
в благоденствии славных годин!»

мир покоев дворянских фамилий,
собиравшийся жизнью Ильи,
окруженье прекрасных идиллий
тех, кто верно России служил

будуар, стол, кровати за ширмой,
шёлк обоев, что стены увил,
где сверкают роскошно картины,
стулья, «бобик», где чайный сервиз

всё карельской берёзой явилось,
её блеском янтарной зари,
секретеры, буфет у камина,
Девятнадцатый век красоты

там сверкают фарфором витрины
и стекла императорский приз,
в честь победы великой творилась
покоривших столицу - Париж

Зал священства, духовная сила
вековой православной Руси,
что народ к чистоте возносила,
направляла на Божьем пути

здесь по стенам священные лики
страстотерпцев, блаженных, святых,
что спасал он в годины лихие -
магазинчики, свалки, костры …

расписные и меднолитые,
из эмали, шитьё, изразцы,
мебель старого русского стиля,
что таит Васнецова эскиз

дух Талашкино здесь поселился,
что княгиня старалась нести,
деревянная утварь России,
где узоры исконной красы

старый стол, где Билибина имя,
канделябры и стулья, шкафы,
васнецовский диван, что творили
у княгини в её мастерских

складни-створки, где лики святые
и распятия чудо-кресты,
деревянные, меднолитые
и врезные у плоской доски

Дух крестьянской посконной России,
там, где быт деревенской избы,
помогавший веками им выжить
от степей до дремучей тайги

стол, иконы, скамейки со спинкой
и шкафы-поставцы у печи,
самовары, корчаги и крынки,
сундуки, черпаки и ларцы

красный угол, где лики святые,
Иисус, Пресвятая у них,
Николай Чудотворец Ликийский,
что внимали молитвам простым

сани, дуги стоят расписные,
чудеса городецкой резьбы,
чаши, братины, ложки резные,
где пылают огни Хохломы

поэтичной берёзы творины,
её нежной как сон бересты,
туески, короба прорезные
в украшеньях тисненья, фольги

плод творений чудной древесины,
бука, ясеня, ели, сосны,
с красотой неокрашенной дивной
на лоточках и вазочках их

вот из капа цветут сувениры,
что карельской берёзе сродни,
табакерки, шкатулки резные,
в золотистых узорах ларцы

городецкие кружева взвились
деревянной резной кутерьмы,
топором и стамеской творились
украшения русской избы

рядом прялки стоят расписные
ярославской, рязанской резьбы,
теремковые и гребневые,
где молитвы, признанья в любви

в них Семнадцатый век поселился
ликом Софьи, царевичей их,
где зубец чья-то длань надломила,
подал знак тем влюблённый жених

вот станки, где ткачихи льняные,
шерстяные одежды плели,
веретёна и светцы втычные,
мир игрушек резных детворы

русских промыслов дивных величье
Гжели, Жостово и Хохломы,
чудеса из ростовской финифти,
Палех, Мстёра, Федоскино стиль

вышиванья по тканям цветные,
удивительный сказочный мир,
открывают старинные нити
перевитью ажурные швы

раскрывались там целые мифы,
птица Сирин, грифоны, орлы,
вышиванья цветных композиций,
древнерусский чудесный мотив

полотенца, рубахи расшиты,
птицы-павы и барсы на них,
цветом радуги все перелиты
из Смоленской, Калужской земли

вьёт узоры свои кружевные
Русский Север из снежной тесьмы,
шёлком, золотом нити льняные
создают фантастический мир

будто северный вихрь воплотился
в это кружево снежной пурги,
выплетали узор мастерицы
Вологодской, Рязанской земли

мир народных костюмов России
приглашает в просторы свои,
в них таится незримая сила,
что идёт из глубин вековых

от древнейших веков архаичных
одеяния эти пришли,
предков русских великих арийских,
сто веков на себе воплотив

украшали узоры цветные
кружевами и вышивкой их,
защищали хозяев носивших
от болезней и чар колдовских

женихов привлекали красиво,
красоту обрамляя девиц,
на базарах и праздниках дивных
те являлись в нарядах своих
 
сарафаны, понёвы, рубахи,
телогреи и запоны их,
приволоки и шубки, шушпаны
как мозаика Русской земли

чёла в праздники их украшали
полыхавшие в красках платки,
ткань повойников в стенах домашних
и расшитый очельник девиц

для замужних сороки с цветами,
кички красочно в праздные дни,
шапки мехом из дебрей спасали
среди воющей зимней пурги

разноцветьем всегда поражали
всех губерний, уездов своих,
все фасоны, палитры сияли
в одеяниях женской красы

новгородский шугай и кафтаны
серебристой расшитой парчи,
шубки заячьи дивный Архангельск
на базарах девицам дарил

сарафанов «хранцузские» ткани
или «аглицкой» дальней земли,
шёлк сирийский фаты коноватной,
облегавшей до самой земли
   
живописцы России съезжались,
чтобы ярмаркой диво узрить,
красоту этих русских сияний
на полотнах своих отразить

все сословия в залах сверкают,
свет Жар-Птицы из Русской Земли,
пламя истины всем возвещают
доброты, красоты и любви

многотысячный цвет экспонатов
воплощает всю страстность Ильи,
его веру в величье России,
что идёт из народных глубин …


Глава XII

Так живут они, дети России,
ставшей смыслом, религией их,
краем дивной парящей Жар-Птицы,
бесконечной огромной любви

дом Ивана, старинно-красивый,
 голос прошлого в центре Москвы,
Девятнадцатый век воплотили
эти стены, про время забыв

в здешних улицах прежде ходили
обещавшие всех накормить,
в алых стягах своих воплотили
веру в будущность Красной Зари

в наши лета иные страницы
шелестят в иллюстрациях их,
бутики и кафе, «деловые»,
что летят в иномарках своих

но внутри в этих стенах старинных
словно замерло русло Реки,
мир веками застывших традиций,
воплощённой вокруг старины

век Семнадцатый здесь затворился,
Двадцать первый безумный забыв,
среди мебели, утвари дивной
и сияющих ликов святых

шаг в былое народного быта,
воскрешённый художником мир,
позабытые чувства и мысли
воплощённой прекрасной мечты

всё годами в их царстве копилось
кропотливой работой души,
здесь иные заложены смыслы,
что не ведает нынешний мир

мир прихожей и кухни, гостиной,
мастерской, детской, спален таит
озарение русского стиля,
изумляющей взор красоты

малый остров их Русского Мира,
осиянный лучами любви,
жизнь в гармонии счастья и быта
их большой православной семьи

петербургская кровь в этих жилах
и сибирская вместе слились,
Енисея могучая сила
с утончённостью дивной Невы
 
папа с мамой и Ольга с Глафирой,
Федя с Марфой - вот круг их семьи,
продолжение рода, традиций
их великой за русскость борьбы

отворили им дверь Апеннины,
совершенствую Ольгину кисть,
постигает Флоренцией дивной
все секреты великих палитр

продолжение рода традиций,
что идёт от седой старины,
предков Ольгиных иконописцев,
дело папы и деда Ильи

жизнь старинная им так привычна
среди пёстрой и шумной Москвы,
не коллекция, вклад инвестиций,
образ жизни те вещи для них

та любовь, что идёт от традиций,
Мастерской Глазуновской семьи,
их московской отцовской квартиры,
превращённой в музей старины

от того сундука, что в Калашном
с другом Васей они принесли,
был в купеческом доме когда-то,
в мастерской у Ивана стоит

мир икон как отец собирал он,
двадцать лет в этих поисках шли,
на Измайловский зимней порою
приезжал в шесть утра на торги

шкаф и стулья, где юный Двадцатый
всё пытался вернуть русский стиль,
от отцовского дома досталось
много русского сыну Ильи

остальное вдвоём собирали
вместе с Юлей по странствиям их,
Русский Север с Европой давали
заглянуть за туман старины

сундучок век Семнадцатый строил,
Вологодской суровой земли,
звался издавна он подголовник,
в дальних странствиях ценность хранил
 
сундук-терем, что Лондон присвоил,
он вернул в лоно Русской земли,
в нём четыреста лет Холмогоры
затаили, Ивану вручив

печь украшена плиткой резною
с изреченьями мудрыми их,
собирал их всей Русской землёю,
будто ценный и редкий сервиз

шкафчик Вологды, чудная «Повесть»
на панелях его расписных,
пробудил интерес к расшифровке
всей символики давней поры

свет гостиной, витражные окна
разноцветьем сияют у них,
подарили старинные стёкла
от дворца у Кремлёвской стены

тут кольчуга старинным покроем
вдруг напомнит о войнах Руси,
о победах и дальних походах,
шесть веков в этих кольцах лихих

к ним попала она из прихожей -
позабытый простой половик,
в русском тереме у Глазуновых
среди сабель и шлемов висит      
 
вот их кухни уютной узоры,
спинки лавочек перекидных,
деревянные шкафчики скроют
электронику нашей поры

короба лубяные стеною,
хлеб и скатерти прячутся в них,
печь из Мурома с плиткой Петровской,
дом, где Павел Петрович гостил

сына Феди из детства покои,
взгляд таинственной дамы манит,
секретер, что под краской заборной
атамана донского таил

не хватает поэзии горней
в нашем мире, где правит корысть,
восполняют старинные моды
этот дольней души дефицит

есть у русских костюмов народных
свой особый духовный порыв,
собирают их все Глазуновы,
чтобы в вечность себя погрузить

ходят дети в них часто по дому,
эта дивная в прошлое нить,
чужестранцам являются корни,
вся история Русской земли

их семья как ячейка в огромном
бурном море грехов и интриг,
остров веры, согретый любовью,
общих праздников, радостей, игр

груз родителей в детской дороге,
что должна их к вершинам вести,
быть ответственным, смелым и стойким,
самому все задачи решить

настроенья, желанья, способность
их потомства душой уловить,
развивать тайный код, что заложен,
продвигаться по жизни, творить

укреплять круг семейный не кровью,
общей жизнью, делами родных,
ветром странствий, молитвой, игрою,
интересами общими их

цепь рождений семьи - их так много,
от знакомства к венчанью судьбы,
дни рождения общих потомков,
чудеса, что пришлось обрести

приучать их к красотам церковным,
пусть не всё там поймут до поры,
образ жизни привить на все годы,
превратив всё в потребность души

отвечать им на все их вопросы,
всё о вере своей говорить -
почему перед таинством строгим 
не позволено есть или пить

непонятного много и взрослым,
что самим предстоит лишь постичь,
но идущему к свету помогут,
их наставник, отец-духовник

первый шаг тебе сделать помогут,
двери Божьего храма открыть,
в путь отправиться нужной дорогой,
сам Господь тебя знаньем снабдит

раз помог Николай Чудотворец
это чувство семьи укрепить,
видеть силу молитвы Господней,
детской веры и светлой мечты

они взяли их маленьких дочек
в город Бари, что мощи хранит,
посмотрев на диковины, в пробке
дожидались решенья судьбы

Оля с Глашей тогда помолились
Николаю, чтоб спас из беды
и в порту чудеса им открылись
- их паром всё на рейде стоит!

помогает семье их единство
увлечений, их мир красоты,
смотрят вместе, что дети творили
на бумаге, в полотнах палитр

увлеченье фольклором народным,
этой русской цветной кутерьмы,
в песнопеньях звучит «Веретёнце»,
в облаченьях красивых родных

в одеяньях расшиты узоры,
скорлупою Пасхальных яиц,
христославия кружатся хором
разноликим, всех званий и лиц

ритм жизни их вьётся особый
с Рождества до Пасхальной поры,
в разных хлопотах их подготовка
к вешней радости, что озарит

животворным питаются корни,
свет народный в просторах души,
что-то важное в русском народе
передаст богатейший язык

Дом, где детство прошло Глазуновых,
двухэтажная лирика, тишь,
чудный вид деревень Подмосковья,
что всегда возвращеньем манил

в завершенье годов девяностых
возвратились в пенаты свои,
жизнь затеплилась в новом их доме,
сила зодчих, подарок Ильи

время будней кружится в заботах
среди будней и шума Москвы,
но встречает их весью суббота,
дом-пристанище на выходных

дом их сердце, творенье живое,
вечно ждущий большой организм,
ждёт хозяев в стихиях природы,
их эмоций, подпитки души

это место для Веры родное,
её мужа, детей, всей семьи,
внешний вид выбирали попроще,
двухэтажный классический стиль

первый - кухня семьи со столовой,
гостевая, гостиной камин,
выше спальни, чердачье в узорах
- мастерская творений души

интерьер - это главное в доме,
антуражи не так уж важны,
что-то сделать иначе, просторней,
но они его любят таким

интерьеров искусство в Европе
всем явили веков рубежи,
формирует пространство художник,
обстановка, декор, этажи

этот вид глазуновского дома
предстояло для Веры творить,
без вмешательства взгляда чужого,
отраженье традиций семьи

дом - защита от мира большого,
отпечаток хозяев души,
где всё близко, любовно, знакомо,
весь богатый их внутренний мир

всё убранство, предметы декора
дом родителей ей подарил,
окружавшие с детства любовно,
мир фамильно-семейный хранит

воплощённое время в узорах,
весь Двадцатый в пространстве застыл,
помнят вещи родителей взоры,
их касания давней поры

вот буфет, где Двадцатый зарёю,
что отец Петербургом дарил,
блеск зеркальный дополнит тот образ,
лики бабушки, мамы таит
       
шкаф в палитрах Билибина сочных,
русских сказок волшебный мотив,
выжигания чудная роспись,
где талашкинский стиль мастерских

круглый столик на бронзовых ножках,
блеск столешницы в стиле ампир,
блеск камней, где китайскость комода,
что вписался в их русскости мир

собирает вечерней порою
круглый стол их в гостиной, камин,
Вера что-то рисует в альбоме,
Поля клеит, раскраски Ильи

дом художницы, святы устои,
его стены в красотах картин,
её образ особенно дорог,
что отец своей кистью творил

образ мамы, что после знакомства
создавался талантом Ильи,
дух надежды, весеннего солнца,
что светились глазами двоих

над камином картина дель Пьомбо,
что Шестнадцатый век отразил,
кисти мастера, краски которых
повторяли студенты Ильи

Девятнадцатый век их стеною,
романтичный прекрасный ампир,
словно окна картины в былое,
в колоритный усадебный мир

всё ей дорого в красочном доме,
репродукции, краски картин,
чёрно-белые фото из прошлых,
детство с юностью скрывших годин

они выросли с страстной любовью
ко всему, что впитал Русский мир,
к интерьерам, костюмам, Истории,
её дом - отраженье любви

её папа особенный создал
интерьерный традиции стиль,
где сияют дворянские гнёзда,
дух Империи, Древней Руси

прививать нужно с детства красоты,
воплощённые в мир старины,
формирующих крепко основы,
в штормах Времени ориентир

иллюстрации Вере знакомы
старых добрых открыток и книг,
что Серебряный век очарован
всей России красиво дарил

ей хотелось такие работы
рисовать для Полины, Ильи
и она вместе с новой знакомой
начала сотворенье картин

оформленье палитрами комнат
для резвящейся в ней детворы,
гармоничные краски художеств,
размышлений, спокойствия мир

для подруги, хозяйки салона
Вера сделала «Детские сны»,
разлетятся по русским просторам
её краски в порывах души

уживаются строгость с любовью
в этом доме традиций людских,
баловство, вседозволенность, споры
в гармоничной семье не в чести 

украшения - новое хобби,
драгоценностей русского стиль,
подчеркнуть чей-то образ достойно,
проявить среди серой толпы

сотворенье красот лишь ручное,
без унылых стандартов чужих,
сохраняющих душу народа,
с современностью техники слив

ещё в детстве творила красоты
в Мастерской и квартире Ильи,
рисовала царевен в три года
и творила кокошник Руси

увлеченье продолжила взрослой
ювелирностью русской волны,
отразившей историю, моду
их родной и огромной страны

золотые, жемчужные броши,
в изумрудах, сапфирах кресты,
оказались их серьги так схожи
с трёхсотлетними русских девиц

Tres Russe - это знак Глазуновой,
воплощённой их с Анной мечты,
ставший символом русский кокошник,
тот, что в детстве её озарил

блеск эмали и росписи сложен,
бриллиантовость ярких палитр,
русских сказок порыв в них заложен,
свет снежинок из русской пурги

украшением стать что угодно
может - важен фантазии взрыв,
воплотит в ювелирных красотах
все идеи бумажный эскиз

привнести своё новшество можно
в золотой, бриллиантовый мир,
эксклюзивные серьги и броши
засияют на чьей-то груди

пару месяцев в душах дотошных
и руках воплощается вихрь,
сохраняющий вечно народность,
что идёт из далёких глубин …


Эпилог

Так живут они все - Глазуновы,
достигая во всём лишь вершин,
может имя виной родовое,
всё увидеть, открыть и достичь

их питали их русские корни,
насыщая всей мощью земли,
красотой восхищала природа,
отражаясь в оттенках палитр

они верно служили народу
и устоям своим вековым,
отдавая способности рода
процветанию Русской Земли

три эпохи связал своим взором
самый яркий и сильный из них,
век Серебряный, в красных знамёнах
с Современностью новой зари

сотни храмов и зданий спасённых
и шедевров былой старины,
мебель утварь, картины, иконы,
облачения русской судьбы

Академия в Первопрестольной,
где спасался его реализм,
Галерея Ильи на Волхонке
и Музей, где сословья сплелись

дал толчок он движениям мощным,
сохраняющим свет красоты,
где витает стихия свободы,
краски правды и дух доброты

столько было сюжетных историй,
что сплетались в единую нить,
будто сто своих жизней он прожил,
изумляя наш суетный мир

приезжает в свой Северный город,
что простёрся теченьем Невы,
где волшебные белые ночи
что-то шепчут, каналы, мосты

здесь познал он и радость и горе,
потерял своих близких-родных,
здесь обрёл свою силу и гордость,
чтобы выдержать натиск судьбы

ощущает себя одиноким,
несмотря на высоты свои,
тяжким грузом прошедшие годы
не дают Илье вольно кружить

Петербург для него город мёртвых,
что прошёл через всю его жизнь,
город радостей, счастья, задора,
молодой и прекрасной поры

град надежды, грядущего зовы
видит в стенах теченьем Невы,
возрождения Русских просторов,
город красок, веселья, живых
 
и во сне Илье нету покоя,
убеждает кого-то, кричит,
за Россию он яростно спорит,
о величье её говорит

по ночам к нему гости приходят,
что потеряны в годах былых,
разговоры о прошлом заводят
и о том, что волнует живых

часто видят его у иконы,
где молитву о Нине творит,
у «Взысканья погибших» глаголит,
светлый образ ушедшей жены

путь России Илью беспокоит,
его боль живописной души,
её жизнь его радость и горе,
неразрывны навечно они

как молитва прошедшие годы
за цветение Русской Земли,
вдохновенье он в ней лишь находит,
только ей свою верность хранит …


12.06.2016 – 07.12.2016 - 19.03.2017,
25.07.2021, 05. - 08.09.2021, 08.10., 11.10.2021