Андрей Берест. Сказки моего детства
Воспоминания маленькой девочки
из далёкого, глухого, Богом забытого
хутора Михайловского
Сказки моего детства
Встреча с отцом
В сорок первом году, под крещенский мороз
на закате заря догорала.
В это время меня аист в клюве принёс.
«Не ко времени» -- мама сказала.
Каждый день в этот год слышал в рупор народ
тот припев, что могуч и суров:
«Если завтра война, если завтра в поход,
будь сегодня к походу готов!»
И ушли мужики дом родной защищать.
Путь у них был тяжёлый и долгий.
Полагали вожди за бугром воевать,
а война докатилась до Волги.
Ну, а жёнам тянуть всё пришлося самим:
дом, работа, хозяйство и дети.
Каково было им выжить в горе одним
только Богу известно на свете!
Но не вечно беде нами повевать!
Всё кончается миром когда-то.
И дорогой степной, в отчий край свой родной
потянулися с фронта солдаты.
Шли они летним днём в гимнастёрках с ремнём.
На пилотках их звёзды сияли.
Вдруг пустились бегом. Крик и слёзы кругом –
за селом их детишки встречали.
Я не знала отца, хоть и было мне пять.
Кто не виделись, те и не знают!
И подумала я ( что с меня было взять!),
что здесь дети отцов выбирают.
А отцы все к себе прижимали ребят.
И они от восторга кричали.
Я ходила одна среди всех наугад,
но меня даже не замечали.
Вот солдат с сединой держит старый кисет.
«Дочка, чья ты?» -- спросил он сквозь слёзы.
«Дорофеева я!» -- гордым был мой ответ.
«Я тебе принесла эти розы!»
Ну, а жёны в лугу все в трудах с головой.
Как услышали – окаменели.
А, узнав о мужьях, бросив косы долой,
словно птицы домой полетели.
И гулял весь колхоз все три ночи и дня.
Пели песни застольные звонко.
Закружилась у всех в эти дни голова
и от счастья и от самогонки.
А невесты затем танцевать принялись.
И по парам вдоль речки ходили.
Но не все из невест женихов дождались,
что когда-то на фронт проводили.
Сели скромно они, по одной, вдоль скамьи,
и за всеми тайком наблюдали.
Не вчера ли теплилась надежда в груди?
А сегодня солдатками стали.
Родительский дом
О, родительский дом! Сказка детства моя!
Где струился рассвет над окошком.
Там жила вся семья: папка, мама и я,
Ксенька, гуси. коровка и кошка.
Там черёмуха нежно цвела за окном.
И берёзонька рядом стояла.
Говорила со всеми своим языком.
А черёмуха ей отвечала.
Под горою синели во ржи васильки.
Петушки расцвели на опушке.
В полутёмном лесу, на изгибе реки,
куковала на счастье кукушка.
Пьяный кокуй на старой осине бузил.
Он кукушку ругал залихватски.
А Сакалкин со мной бреднем рыбу ловил
и делил, как мошенник – по братски.
За рекою Увен со старухою жил.
Дом – над речкой, а лес – за сараем.
Этот самый Увен мне щенка подарил.
И щенка я назвала Дунаем.
Я старалась, чтоб он мог удобней поспать
и мешочек клала к изголовью,
пела песни ему, выводила гулять,
а Дунай отвечал мне любовью.
Кувыркались в траве и бродили в кустах,
где друг с другом играли во прятки.
А за нами смотрели сквозь слёзы в глазах
те невесты… невесты-солдатки.
Мы с Дунаем ходили корм свинушкам давать
и в корыто его выливали.
А свинушки стремились меня подгонять –
за открытые ноги кусали.
Те свинушки в грязи, от домов вдалеке
кувыркались то вправо, то влево.
Но под вечер я всех их купала в реке,
повторяя: «Мои королевы!»
Не хотели они нарушать свой покой.
Тихо хрюкая, в речке лежали.
Но, когда я под вечер уходила домой,
дружной стайкою рядом бежали.
За свинушками гуси торопились домой.
Шли они друг за другом и спали.
С боку на бок качаясь, и вниз головой,
где за хвостик друг друга держали.
Иногда я пыталась корову доить,
но она только мать допускала.
Я тогда наряжалася в мамин прикид
и платок на глаза надвигала.
Только я собралася её подоить,
как она беспокоиться стала.
Стала морду свою на меня воротить.
Долго думала, долго гадала:
«Что за стерва тягает за дойки сейчас?
Что-то я не пойму это сразу.
Вот как двину копытом её промеж глаз!
Вмиг отцепится эта зараза!»
Наш с коровой роман был вначале нелеп,
но потом улучшался немножко.
Я ей мыла соски и давала ей хлеб.
И нашли мы друг к другу дорожку.
Спозаранку весной я кропиву рвала.
До сих пор ещё помню как было.
Я рубила её и с картошкой толкла.
Тем свинушек и курок кормила.
От того поросята росли на глазах.
Куры больше яиц приносили.
Я с утра до зари проводила в трудах.
Папка с мамой в колхоз уходили.
Я полола картошку по заданью отца
и за пчёлками тоже смотрела.
Пела песни свои целый день, без конца.
Больше я ничего не хотела.
Говорила мне мама: «Целый день-то не вой!
Как собачка. Забытая… С голоду…
Чтоб не сбылась примета, что счастье своё
пропоёшь ты, Беляночка, смолоду!»
Ой вы, песни мои, -- это сказочный сон!
Что на свете быть может прелестней?
Как Сакалкин в окне заводил патефон,
я бежала к нему – слушать песни.
Хождение по людям
Вот и лето прошло. Журавлей унесло
в тёплый край, где всегда светит солнце.
А зимою дома вьюгой так замело,
что под снегом не видно оконцев.
Хуторской ребятне не помеха мороз.
Помню дома никак не сиделось.
Кувыркалися с горки. Тёрли щёки и нос.
И на печку – домой не хотелось.
Как ни злится зима, не убить ей мечты
о весне и о солнышке красном!
И в проталинах снега появлялись цветы.
И цветы эти были прекрасны!
Журавлей принимал местный наш «Сахалин.»
Птичьим криком простор оглашался.
Этот крик порождался за тайгой, из долин.
И на хутор от гор отражался.
Эта песнь журавля приходила любя,
в наших детских сердцах отзывалась.
Я дружила с девчонками старше себя.
С однолетками – даже не зналась.
Промелькнула весна белой дымкой садов
и черёмухи сладким дурманом.
Вот и лету конец. Видно август готов
покориться осенним туманам.
Школа где-то в Мунае была семилеткой.
В эту школу подруги пойдут в первый класс.
Ну, а мне было – шесть. Я была малолеткой.
Что же делать, подруги? Не могу я без вас!
В первый день сентября вдохновенье царило.
Мы с подругами вместе пошли в первый класс.
Как я рада была, когда мне подарили
в первый день, в этой школе, простой карандаш!
После школы мы лесом бежали домой.
Это – пять километров дорога.
Было жутко в лесу. Страх нас гнал за собой.
А бегом – веселее немного.
В этот памятный день сердце билось сильней.
Я с тетрадкой домой прибежала.
«Мама, я была в школе!» -- поведала ей.
Так как мама об этом не знала.
А ещё мне хотелось карандаш показать.
Но куда ж то сокровище делось?
Я могла по дороге его потерять!
Было горько и плакать хотелось.
Осень быстро прошла и зима замела
те пути, что мы в школу ходили.
Чтобы дальше я с Ксенькой учиться могла,
на квартиру нас с ней поместили.
На квартире мороз щиплет щёки до слёз
и рисует узоры на шибке.
А вокруг – лишь снега! Больше нет ни фига!
Только ветер играет на скрипке.
А у мамы тепло. Можно снять барахло,
что осталось в наследство от Ксеньи.
Мама варит обед. Спит отец. Ксеньки нет.
В русской печке пылают поленья.
Но всё это – лишь в праздник, что ниспослан судьбой,
как спасительный жест провиденья.
Вдруг приедет отец. Заберёт нас с собой.
Вот тогда запылают поленья.
В этой школе мунайской я училась легко.
Букварей никогда не зубрила.
Тем не менее знала всё так глубоко,
что в отличниках даже ходила.
Через несколько лет я подруг завела
тех, кто песню любил и свободу.
Мы бежали на лыжах от села до села
и концерты давали народу.
Одноклассник Федун не спускал с меня глаз.
Хоть на чучело, разве, годился.
Я за это его ткнула пёрышком в зад,
чтобы рядом со мной не садился.
К сожаленью, ничто не пошло ему впрок,
А пера оказалося мало.
Я дождалась, когда прекратился урок
и за шиворот снег натолкала.
День за днём проходил и бежали года.
Мы учились и горя не знали.
Но однажды, в седьмом, вдруг случилась беда,
когда нас в комсомол принимали.
Я на радостях маме пришла сообщить.
Мама сильно в то время хворала.
Ей казалась тогда, что не долго ей жить.
И она мне такое сказала:
«В лихолетья войны был вопрос: «Жить – не жить?»
Не смогла я креститься с тобою.
Как ты будешь по миру некрещённой ходить?
А свой грех унесу я с собою.»
Я пошла утром в церковь. Беда-не беда!
Покрестилась. Душа ликовала.
И поставила свечку за маму тогда,
но об этом вся школа узнала.
И пошло… Педсоветы, собранья до слёз…
Перед школой я тоже стояла.
Я стояла одна. По спине шёл мороз.
Никому не покажется мало!
Разъярённый директор, большой как сарай,
заорал: «Нам достаточно сраму!»
Комсомол или церковь? Одно выбирай!»
Я сказала, что выбрала маму.
«Для тебя – это в жизни суровый урок» --
так сказала учителька метко.
Наступившей весной был последний звонок.
До свиданья, моя семилетка!
Чтобы дальше учиться – чемодан собрала
и в Прокопьевск в тот год укатила.
Там я школу нашла. Документы сдала.
И восьмой класс сама поступила.
Я в Прокопьевске также жила на квартире,
где под утро в ведре замерзала вода.
Там простилася с детством – этим сказочным миром,
что жило в моём сердце, но ушло навсегда.
Улетели года, не оставив следа,
то ли худо жилось, то ли круто.
Пусть проходят года, ты со мною всегда,
сказка детства – Михайловский хутор!
Свидетельство о публикации №116121107743