ночь Лжи

В полночь я понял что заболел,
Слова сбились в кашель, мысли сдавило,
Чувства не могут дойти по хляби к душе.
Лежу. Больно, ведь я солгал, и – заболел с непривычки.

Час  первый  приносит озноб,
Бледный, покрытый грязью замерзшей конь меня носит в пустынях.
На нем я гоняюсь за ложью своей – черным оскаленным зайцем,
Но тот убегает в доверия лес, грызть чьи-то уши и языки.
Падаю. Конь ускакал, я вновь на постели, рядом кто-то стоит,
Говорит – «прими безразличья таблетку и исцелишься,
А иначе – сильно будешь болеть»,
Но я шепчу – «прочь, пошел прочь», и кто-то уходит. В стену.

Час третий – ночи сердцевина, полная огнем,
В жару я, полыхаю, меня ложь хочет сжечь
За то что с нею быть я не желаю.
Горю – деревом полным плодов,
Не желая стать шкафом полным костюмов,
Горю – домом полным людей, ведь их отдать не хочу
В рабы иль солдаты врагу.
Горю факелом в скованной цепью руке,
Иду, коридор освещая кому-то – доброму, честному,
Иду по сосудам, жилам своим и костям, полным тьмой,
Полным ложью, расплодившейся неимоверно…
Долго идем, до двери, и вдруг – гаснет мой жар.
Темнота. Ночь спит. Я – на кровати.
Рядом – вновь кто-то, похоже что женщина, шепчет, склонившись,
Ее волосы лба касаются, шевелятся сами собой, ласкают.
Она говорит – «выпей язык мой, ненависть выпей к ним всем,
Иначе болезнь погубит тебя, ну же, выпей, это так сладко…»
Я хочу ее оттолкнуть, но рука не встречает лица
И тьма женщины растекается в комнату.
Я вновь один, а ночь – течет за окном.

Час шестой. Где-то вдали к рассвета подсвечнику ангел идет,
Я ж – в муках. Меня бред гонит, терзает, псов стаей
По улицам почтиправды пустынным.
Ложь охотится, не хочет меня упускать.
Псы старшны: глаз у них нет, вьется длинный язык,
Вместо слюны с их желтых клыков капает что-то на водку похожее,
Псы велики как обеденный стол, быстры внезапно,
Их – семь, как и слов которыми лгал…
Я покусан, изорван, измотан и безоружен,
Бегу, спотыкаясь мимо закрытых салонов мод и еды,
Забегаю в двор дома с окнами зарешеченными
(хоть все окна без штор и изнутри разбиты).
Все двери заперты, нет никого, здесь осень и холодно,
Псы сзади, слышу, бегут.
Падаю я у входа в подъезд, лицо в кровь разбиваю.
Больно…я не хочу больше…где конец часа шестого страшного…?
…Парень мимо идет молодой, видно – с ночной работы.
Походит и говорит, усмехаясь, - «вот, закури мою гордость – сразу очнешься,
Гордость – лучший антибиотик для больных ложью.»
Стоит, протянув дорогую сигару – чистый, красивый, богатый, спокойный.
Я себя чувствую ящиком на который натянуты старый свитер и джинсы,
Ящиком полным старых поломанных чувств,
Больным – и к тому же – израненным псами…
А псы то – стоят за спиной богатого парня, молчат. Ждут. Меня?...!!!
Горько. Страшно. Как никогда.
Вдруг что-то средь моего всего мусора тлеть начинает, гореть,
Быстро на глаза и язык перекинулось, и я кричу так, что поднимается ветер –
«Да, я солгал, прости меня, Боже, грешен я, каюсь, спаси!!!»
Свет. Отовсюду, как будто солнце зажгли,
Успеваю увидеть как модный парень и псы слипаются в шар черный, мягкий
И быстро уносятся прочь…

Час девятый, утро вовсю, я открываю глаза,
Медленно, радостно, крепко.
Встаю со смятой постели и ухожу – прощенья  просить у всех,
Без страха что ложь помешает, ведь я исцелен…_____________________