Ну, значит, началась уже зима

Куда уводит этот след саней?
Туда, где в печках спеют кулебяки.
В окрестных сёлах колют вновь свиней,
И радуются на цепях собаки.

В санях лежу.
Туда, туда качу,
Где сапоги, забрызганные кровью,
И дядька с финкой шепчет: «Карачун»,
Погладив хряка мёртвого с любовью.

Потом притащит из доскИ ушат,
Раз-два - и он наполнится кишками.
Витает убиенного душа
С обвислыми громадными ушами.

Хрю-хрю, приятно в небесах витать,
Ушами хлопать и вдыхать снежинки?
А дядька с финкой:
«Эх, едрёна мать!» -
Остались на боках ещё щетинки.

Я еду к вам, гоню своих коней,
По деревням разделывают туши.
И добрый бог всех хряков и свиней
В свой райский хлев впускает души чушек.

Ну, значит, началась уже зима,
Лёг снег
и холодает, ёлки-палки.
Вот вышла поглядеть на всё сама –
Смурная тётка в сером полушалке.

А в райском хлеве визг и теснота,
Там яства хрюшкам подают на блюде,
Дверь будет в хлеве к ночи заперта,
И главный свиновод прикрикнет: «Будя!»

Отлично хряк свой краткий век прожил.
«Всё хорошо», - бормочут ночью боги.
А тётка дядьке скажет: «Заслужил»
И толстые свои раздвинет ноги.