Отпуск в Сухуми

Армянское имя Ардашес в нашей московской семье переделали на более удобное Ардаш, против чего Ардаш не возражал. Он по работе иногда приезжал в Москву из своего Сухуми и ненадолго заглядывал к нам посоветоваться в неофициальной обстановке с моей тещей. Оба они трудились на ниве снабжения медикаментами, а мы жили рядом с их конторой.
Но в осеннее-зимний сезон он появлялся у нас иногда с ночевкой на обратном пути из облюбованного им Куйбышева – теперь это опять Самара -  после торговли мандаринами. Подозреваю, что в гостинице ночевать он опасался, так как его ватные брюки топорщились от дензнаков почти как галифе. Помнится, что мандарины в то далекое время купить в магазине можно было в Москве только если повезет и отстояв длинную очередь, по госцене 1 руб. 30 коп. за килограмм. На московском рынке они стоили рубля четыре. Легко представить, что в Куйбышеве  это было не дешевле.
И вот в очередной приезд проездом в Сухуми после торговли Ардаш настойчиво позвал приехать к нему в гости. Мы с моей Ниной недавно поженились и пока не было детей решили взять отпуск осенью и съездить.
Осень наконец наступила и в начале октября мы уже в Сухуми. Семья Ардаша жила довольно высоко на горном склоне над городом, который, как и другие города на этом побережье, протянулся вдоль берега моря, а точнее – вдоль городского пляжа. В те времена это была абхазская Грузия.  Как-то до того один грузин рассказал мне, по-видимому популярную в Грузии байку – как будто, когда Бог раздавал народам земли, грузин поблизости не оказалось (наверное, в сторонке пили вино в компании), а когда подошли, все земли уже были розданы. Что делать? Бог почесал в затылке, наконец махнул рукой и говорит: Ладно, оставил я тут кое-что себе на дачу, но так и быть, забирайте.
Мы поселились в комнате просторного дома Ардаша, но нам не удалось увернуться от кавказского гостеприимства – правда, только в виде хозяйского завтрака. Однако Ардаш завтракал отдельно очень рано утром перед уходом на работу. А нам приходилось довольно долго потом ждать приглашения к столу, поскольку у них было принято завтракать семьей поздно утром. Поначалу, дожидаясь завтрака мы мучились приступами аппетита, а потом сообразили – накануне покупали в городе хлеба с копченой колбасой и скрытно от хозяйки, жены Ардаша, утоляли первые приступы голода. Закусывали виноградом Изабелла, который взбирался на деревья, но достать его не составляло для меня большого труда
Завтракали вчетвером, с хозяйкой и их очаровательной десятилетней  Азой, которая для своих была Азик. На столе были в основном разнообразные молочные продукты, свежий лаваш, кукуруза, мед и аджика собственного приготовления. К нашему удивлению, переходящему в восхищение, хозяйка намазывала аджику на хлеб слоем примерно таким, как мы у себя намазываем масло.
Потом мы с женой спускались в город, точнее, на пляж и возвращались с темнотой, пообедав и поужинав в городе. Кроме пляжа, было любопытно и познавательно побывать в ботаническом саду с его экзотической растительностью и в обезьяньем питомнике, да и просто побродить по набережной, наблюдая местных жителей, колоритных персонажей произведений Фазиля Искандера. Так что для того времени и тех условий отдых был вполне удачным.
И вот в один из вечеров Ардаш предложил мне съездить с ним за дровами в горы, уверял, что мне будет интересно. Я с удовольствием согласился, тем более, что моя жена не возражала. Ей ведь тоже не мешало немного отдохнуть без меня и от меня.
Выехали мы рано утром на обычном в то время среднетоннажном грузовичке ГАЗ-61. Ардаш показал себя весьма опытным водителем. Я почему-то так и не поинтересовался его профессиональным статусом. Дорога вывела нас за южную окраину Сухуми на правый берег серьезной горной реки Кодори и далее пошла по берегу реки вверх по течению. Сегодня река Кодори разделяет Абхазию и Грузию.
В нижнем течении река ничем не примечательна, разве что на другом берегу видны большие села. Это мингрельские села, сказал Ардаш, родина Берии. А армянские села в этой местности есть, спрашиваю я. Есть, отвечает Ардаш. Едем вверх по течению, здесь уже к реке с обеих сторон подступают скалы и сжатая ими река начинает шуметь. Дорога становится узкой, хорошо, что нет встречных машин. Впрочем, разъехаться было бы можно на предусмотренных для этого периодически попадающихся расширенных участках.  Совсем как на одноколейной железной дороге.
Мы обогнали попутную машину – удивительно изношенный, весь дребезжащий небольшой автобус, плотно набитый пассажирами. Это автобус на Генцвиши, далеко в горах, говорит Ардаш. Подобные автобусы я видел потом на окраине Каира, по-видимому, это примета бедных южных стран. Склоны гор по обеим сторонам, кроме крутых откосов, покрыты густым лесом. Впереди чуть в стороне от дороги высокая скала с лесом на плоской вершине. Там живет человек, говорит Ардаш. Что за человек, спрашиваю. И получаю ответ - никто не знает.
Надо посмотреть биджёли, говорит Ардаш. Я догадываюсь, что речь идет о пчелах. Оказывается, у него по дороге в потаенном месте есть пасека. Мы останавливаемся и Ардаш скрывается в зарослях. Через короткое время появляется и сообщает, что с пчелами все в порядке, едем дальше.
И еще остановка. Ардаш выходит из машины и что-то кричит в сторону другого берега. Я вижу прилепившееся к скале недалеко от кромки высокого берега убогое жилище, из которого появляется человек. Через короткое время этот человек непостижимым образом по воздуху медленно перелетает реку. Ближе к нашему берегу я различаю люльку наподобие горнолыжных подъемников, в которой сидит человек, и эта люлька движется по протянутому через реку проволочному канату усилием рук человека, подтягивающих ее по канату. Своеобразный кабельный кран с ручным приводом.
Хозяин канатной дороги и Ардаш здороваются как старые друзья и о чем-то долго оживленно беседуют. Наконец Ардаш подходит к кабине и я его спрашиваю, о чем был разговор. Сначала Ардаш рассказывает, что, мол, приходил медведь, портил кукурузу (не понятно, где там среди скал можно выращивать кукурузу?), друг выстрелами из ружья прогнал его и затем, как я понял, главное – Ардаш сообщил другу, что у меня тесть полковник милиции, а друг просит меня достать ему пистолет. Первая моя реакция, зачем ему пистолет, если есть ружьё, которым он отпугивает медведей. Зачем, зачем – бормочет Ардаш – надо человеку и всё. Приходится объяснять, что Москва это не Кавказ и с пистолетами там строго, мой тесть наверняка и слушать об этом не захочет. Ардаш передает другу результат переговоров и мы едем дальше.
Наконец сворачиваем на совсем неприметную дорогу, которая ведет на подъем в горы, там в лесу заготовлены для вывозки дрова. Через короткое время над головой смыкаются кроны могучих деревьев. Глубокие колеи дороги заполнены каким-то странным растительным мусором. Я спрашиваю Ардаша, что это. Его ответ поражает меня – оказывается, мы едем по упавшим с деревьев спелым съедобным каштанам и грецким орехам. Ардаш говорит, что местное население (оказывается, в этой глухомани есть население) в это время выпускает на вольный прокорм своих свиней, которые с удовольствием нагуливают жир и затем идут под нож с наступлением холодов. Наивно спрашиваю, как определяют, чья свинья. Ответ очень простой – каждый метит свою чернилами или несмываемой краской. И тут мне становится понятно, чем живет человек на скале, тот, о котором ничего не известно. Кроме каштанов и орехов у него есть возможность отведать свинины. В этот день мы вернулись поздно, но яркие впечатления от поездки остались на всю жизнь.
 Отпуск подходил к концу. В небольшом саду Ардаша мандарины начинали желтеть. И я разговорил хозяина, чтобы он раскрыл секреты своей торговли мандаринами. Оказывается, кроме своих он брал мандарины родственников и друзей, полностью загружал ящиками свою «Победу» (была такая легковая машина) и ехал в аэропорт Адлера. Там, «подмазав» кого надо, грузил ящики в самолет и летел в Куйбышев. Обычное дело в то время. Оказывается, и тогда были взятки. А что касается торговли мандаринами, потом я у Василия Аксенова прочел, как старый грузин подтрунивал над молодым, который возил мандарины на продажу чемоданами. Раньше, мол, возили вагонами.
И чтобы закончить о способах обогащения в то время на Кавказе, (и только ли там?!) приведу случай со мной. Ехал я в командировку на поезде в южном направлении. Со мной в купе был кавказец средних лет. Разговорились, как это бывает в дороге, и он мне поведал о своем затруднении – выдает замуж вторую дочь и надо опять покупать машину. Деньги есть, но купить не получается (тогда это было трудно, даже на Кавказе). Я простодушно поинтересовался, откуда у него, да и у других его земляков, деньги, которые нам в России и не снились. Оказывается, он зоотехник в овцеводческом совхозе. У него есть и собственные овцы, которых он отдает в совхозное стадо. А когда своих овец сдают государству, он отбирает из стада самых лучших и получает хорошие деньги. Я не выдержал и сказал, что это не честно по отношению к государству. И спросил, не член ли он партии. Оказалось, что член. Но он совершенно меня не понял и сказал, что вот если бы я был его другом, он и мне бы поспособствовал в таком добывании денег.
Итак, в то далёкое советское время мы имели дело с кавказскими обычаями, можно сказать – с кавказским менталитетом и, похоже, ничего не изменилось. Может быть, был прав покойный Немцов, когда предлагал соорудить на границе с Кавказом стену наподобие той, что между Мексикой и США?