Кто-то обнял изнутри живота, потянул за подвздошны

 


Кто-то обнял изнутри живота,
потянул за подвздошные, нежно,
и мой туман потихоньку иссяк.
Это обострение повести,
обострение старой повести:
восторженная пустота.
Солнце лижет сосок
леденцовой призмой окна.
Это киновино огнеопасно,
вяжет язык. Наша кровь
блаженна, красна и густа.
Мисс, остановись,
мгновение, ты прекрасно,
но краше твоя нагота.
 
Смотреть на тебя мне не
пересмотреть. Молодые тела
мото уносит в ночь. Знаешь,
такие дела, я совсем
разучилась пить. Давно пора
научиться петь.
На такой протяжной джазовой
ноте - истлеть.
Клавиши в тонкую нить.
Обретая музыкой плоть,
фрактал становится виден.
Может хоть что-то осталось
на дне?
 
Мы с джонни вдыхаем глубже, 
голову кружит,
но мой туман потихоньку иссяк.
Я рисую тебя заочно словом,
передавая цвета точь-в-точь,
миллионом сочных мазков,
словно Поль Синьяк.
 
Мисс, остановись, мгновение,
ты прекрасно. Знаешь, совсем
разучилась пить, такие дела.
Молодые тела мото уносит в ночь.
Это киновино огнеопасно,
вяжет язык. Голову кружит,
но мой туман потихоньку иссяк.
Я рисую тебя заочно словом,
миллионом сочных мазков, словно
Поль Синьяк. На моей - снова
шумной - улице удобнее слушать
джаз,  главное что не про нас. 
Мы самые плавные, мы вибрации
звуков [ом] шёпотом наших глаз.
Уже слишком рано спасаться тобой -
окутанным сотней имён.
Оккультные танцы и мёд
текут по моим ранам.
 
Точно не безумие,
скорее лекарство. 
Искоренение грусти. 
Блаженна, красна и густа
наша кровь. Это киновино
огнеопасно, вяжет язык.
Будешь еще?
 
Помещённый в капсулу ищет путь,
«...будущее суть панацея от того,
чему свойственно повторяться».
Уже слишком рано спасаться тобой -
окутанным сотней имён.
Оккультные танцы и мёд
текут по моим ранам.
Лунным кратером на утёсах лица
истомой очерченный рот.
Это как слизывать пот
с молодой молочной кожи.
Голову кружит… Осторожно
идя по карнизу падаем вниз,
но нам не разбиться:
мы - радиоволна.
 
 
Сентябрь 2015