S

На ступенях

там на ступенях сидит по утрам июльское солнце
насвистывая на абрикосовой косточке
выходи-выходи-выходи
из дверей дома растет дорога
из пустых комнат на крыльцо иногда выходит ветер
оставленный вместо сторожевой собаки
но в такие солнечные дни ветер спит как мертвый


Лодка

Господи дай мне лодку
о море не беспокойся

Господи дай мне лодку
и я буду верить в берег

Господи ни о чем не беспокойся
море спит


Свет витрин…

неподвижно пристегнутый пупом к золотой пуговице гармонии
от головы до ног витрувианский человек с хорошо подогнанной улыбкой
сияет у входа в магазин верхней одежды

вооруженные зонтиками кустарные копии да Винчи
втягивая шеи в воротнички перебегают по лужам тротуары
спеша на плывущую навстречу распахнутую улыбку
мир стремится к совершенству

…и улыбок

аквариумные улыбки
жили в чисто вымытых витринах и светились доверием ко всему входящему в двери миру
мир им завидовал и покупал если мог


На ветру

на углу улицы
в реке по колено
раскачивается взлетающее дерево
теряя слезы с каштановыми глазами и хлопая ветками
как не успевший в дорогу аист


Стопка

Уже ветла хлестала ветер
Своим бескостным языком.
Ни в том, ни в этом, ни в каком –
Никто на свете не заметил:
Разлился месяц под окном,
Осенний самый желтый месяц.
И бабье лето с волчьей песней
Заполонило шумный дом.
Дожди на берегу пустом.
Дожди и бабы за столом.
И стопка на хозяйском месте.


Листья

А ливень шел на лапах длинных,
И разговаривали вслух
Еще одетые осины,
На двух похожие старух.

В известной мере их покрова
Хватило бы на пару дней.
Роняли наземь слово к слову
И хоронили сыновей.

Я все словам пытаюсь верить,
Когда болтают под окном:
«Растите, мальчики, скорее!» –
Осина-родина с листком.


До весны

Тоска, тоска, как мокрые пеленки,
Развешена сушиться во дворах.
Их обрывает ветер впопыхах,
Бросая улетающим вдогонку.
А те, что остаются зимовать…
Как будто птицы, если посчитать.
Ну ладно – осень, дело проживное.
Пересчитаем заново весною.
И помолчим.
Не хочется весны.
За эти вот победные минуты
Вернувшихся.
Им голодно и круто,
И криком горла певчие полны.

Перемолчали б, сукины сыны,
Чириканьем не трогали попутно
Того, кто отлетался до весны…

Она идет – дорогу ей, дорогу.
И расчищает. Штучно, понемногу.


«Расти, трава! цвети, сирень!»
                Кто играет королеву,
                Кто играет короля.
                Кто ногой танцует левой
                И не стоит ни рубля.

То ли дикая толпа
От порыва ветра прянет.
То ли Игорь Северянин
Все поставил на попа.
Гражданин невиноватый,
Он печальное сказал:
«Никому царей не надо» –
И покинул общий зал.
Но с короною, нахал.


Письмо

Мне тут давеча письмо
(Разбираю наконец,
В пересчете на овец –
Ночи на три, видимо)
Прилетело, не пойми,
То ли правда, то ли враки.
Вот возьми бы и порви,
Да оно не на бумаге…

Сумасбродный индивид
(Мне и дела никакого,
Пусть что хочет, то творит…
Черт-те что творит, ей-богу.
Душ болтливых наберет
На хорошую деревню,
Взглянет сам как призрак древний –
Нехороший все народ.
Там и спалит ни за грош.

Только дух переведешь,
Как он души переводит.
Хоть своя на месте… Вроде.
Что ты с призрака возьмешь,
Ни рожна и нет. Отож.
Поменял перекладных –
И бывай. А ты, под дых
Получив письмо такое
Отправителя сего,
Почитай и будь покоен.
Лучше в ночь-под-одного…)

Пишет:

«Как вы там живете,
Ко двору ли малоросс?
Чем закусывая, пьете? –
То, что пьете, не вопрос.

Так о чем скрипите, перья,
Дни и ночи на износ,
Кто какое откровенье
Перед Богом произнес?

Ну вас к бесу с лысой хренью,
С разведенною бурдой! –
Не сжигают. Преступленье.
Преступленье, Боже мой!

Что ни смеришь глазом вольным,
Сосчитаешь воронье –
Все вранье, все малохольно.
Вот ведь – скучное вранье.

Кто еще одной шинелью
Наготы не прикрывал?
А пальтишко-то украл?
Только дворники свистели…
Братец писарь, ай-ай-ай!

Как собрался втихомолку
С мертвым словом прямо в рай –
Возвратит пальто пускай
И летит хоть на метелке.
Так тому и передай.

Подпись
Гоголь Николай».


Бледные люди
 
рожденные во вторую смену под ущербным солнцем зимы
они приходят домой на ватных ногах с бумажной работы
со скукой прицепленной конторской скрепкой к лацканам пиджаков
переобуваются в шаркающие тапки
допивают тощий вечерний чай с витаминами из пакетика с мышиным хвостом
и вытягивают из нагрудного кармана счастливые билеты
в волшебное путешествие на старом корабле «Не-было-и-не-будет»
на спор с давно выигранной судьбой в лотерее неудачников
с забытой на пирсе Ассолью
с юностью не знающей срока годности

они включают на малогабаритном небе экономную сороковаттную звезду
и достают тысячу раз пересмотренную большую мечту
на несколько часов украденную у страны грез
чтобы пережить маленькую полярную ночь
длинною в обесцвеченную пергидролем жизнь

они одевают серокожие сны в аляповатые ночные сорочки
и ложатся с ними под горбатые верблюжьи одеяла в плохо согретых спальнях
урывая свой лоскут веры в летящие шелковые платья и широкополые калабрийские шляпки
пока на расстеленном песочном берегу их обнимают загорелые руки моряков
оставляя на щеках просоленные дорожки от пробежавших пальцев
и крепкие как ямайский ром поцелуи на закушенных губах пропахшие незнакомым табаком

до присыпанного зубным порошком диетического утра
где за окном кружатся первые овсяные хлопья
готовые к быстрому употреблению
как только в окне появится заступившее на новую смену бледное солнце
самый хладнокровный убийца всех иллюзий


Танец

*
в праздники приходят гробокопатели и принимаются за работу
слышно когда обрывается танец
кто-то продолжает стучать каблуками не в силах остановиться
играй музыкант играй громче
пока дрожь с вином пробегают по горячему телу
пусть сегодня твоя труба перекричит стены
когда они упадут мы выйдем танцевать на улицу

*
если спросить Миньону зачем она танцует перед возвращающимися рыбаками
отвернется разглядывать горизонт
потом ответит что эта зима станет холоднее
и взмахнет юбкой убегая к лодкам


Близнецы

Два долгих сна, две птицы рядом
Напротив комнаты моей.
Сладкоголосый соловей
И хмурый сыч с недобрым взглядом.

И голосов их не разъять,
Когда поют один другого.
Певцом оброненное слово
Молчун торопится склевать.

О, если б молния могла
Ударить кулаком по древу –
Они бы взмыли разом к небу
И птица-солнце не взошла.


Река

*
Мне, переплывшей восемь раз
Владенья мертвые Харона,
Мне, каждый выловленный шанс
Омывшей соком белладонны,
Зачем – вот мне, зачем – сейчас?
Но Ты молчишь. И катит волны
Река, не помнящая нас.

*
Кто-то мнился в тишине,
Шелестевший до рассвета.
Чуть не умер ночью этой
Недоверчивый во мне.

*
Я замысел огромный твой,
И потому уже подобье,
Что ночь с бессонною звездой
Не отойдет от изголовья.

Мне что-то надо в ней прочесть
И невозможное ответить,
Принять предложенную честь
Повинной быть за все на свете

И правой только потому,
Что есть звезда на небосклоне,
Когда по взгляду моему,
Она нырнет и не утонет –

Вот в это море за углом,
Черней которого не знаю,
Вот в этот человечий дом,
Который я не понимаю.


Цеппелины

Входящий день все больше бережлив,
Сильнее недоверие менялам.
О, звонких много, настоящих мало –
Желанных мест на пятаке земли,
Где на ладонях музыка качала,
Куда бы снова черти понесли.

Все меньше дел, какие завершить
Найдется уважительной причина.
Длиннее ночь, но деликатней вина,
Из тех, что стоит вечером открыть,
Чтоб за рукав любовь остановить,
Когда луна восходит цеппелином.


S.
                Z.

*
Все безумства магии момента
В андалузской песне canta hombre.
Но чудес не обещает добрых
Ночью выползающая кобра
Выпить кровь цветков люминесцентных.

Вьются птицы в пиалах стеклянных
Музыкой, забытою в ракушках,
И роняют синие тюльпаны
Наземь электрические души.

Мы уйдем, ступай не прикасаясь.
Мы безумны, значит, разобьемся.
Птица, разбиваясь, улетает –
Это значит, песенка прольется.

Значит, все исполнилось на свете,
Остальное прописи и проза.
Высыхают лепестки и слезы,
Остаются брошенные гнезда.

*
Не было, нет, никуда и не канет.
Если луна до сих пор не потухла,
Если катушка найдется в кармане –
Пусть остается в изломанных буквах.

Вот ты уже исцеленья не хочешь,
Руки сжимают змею саксофона,
Два полумесяца штопая ночью
Из серебра и сырого картона.

Вот и закончилась легкая нитка,
Не перетянутся дыры и ямы
Этой луны из лоскутных попыток,
Этих попыток и рук безымянных.

Медное утро накинет планета.
Сколько украдено вдохов у ночи? –
Из колокольчиков и многоточий
Всех безъязыких и всех недопетых…

21.12.15 13:48 Литсовет

*******************
Невошедшее
Ходоки

*
Такие, знаешь, ходоки
Орфеевского толка –
Пока не стерлись сапоги
И бьется под наколкой,

Исходим вдоль да поперек
Граничные угодья.
За язычок, за табачок,
По милости господней.

За просто так, когда ленив
Хороший пограничник.
Почти божественный тариф
На полномочья птичьи.

У нехорошего допрос
Пойдет с другой ступени.
Да заложу я весь колхоз –
Штампуй к едрене фене!

*
Правда, слухи слышны,
Колокольни видны
И попы, по-поповски, верны.
Вот иконы слезятся от чуда.
Может, главное снова забуду.
Да и что все про нас…
Ничего я, начальник, не знаю,
Полный рот тишины –
Золотой мой запас.
Это музыка в нем золотая.

*
А соседи соберутся,
А соседки набегут,
Заиграют рюмки-блюдца…
Не успевшие живого
Неживого да сожрут.
Скорбно, жалостно, толково
Скажут траурное слово,
В общем, помянут добром
Деревянным языком.

*
Возможно, будет так,
Хотелось бы – иначе.
Скорей всего никак
Не будет по уму.
Достойных отпоют,
Сомнительных проплачут.
Тебе ни распевать,
Ни выпить одному.

С природою дружить
Умея после смерти,
Земля и червяки –
А ты такой эстет…
Но это пустяки,
По всякому – не черти.
Иным – и дела нет,
И руки коротки.

Покуда что живой,
Смутителен и болен,
И дергает душа
Молчащий проводок –
Но музыка, но звон
Нагорних колоколен…
Вот барышня «алё»
Ответит на звонок.

Смятение души
Покойно разрешится.
«И это все пройдет»…
«Как в море корабли»…
Лица холодный пот,
Сочувствие на лицах,
И ямка заживет
На панцире земли.