Отец говорил...

Отец говорил мне:
«Вот видишь – стол.
Я сделал его собственными руками.
Много ушло инструментов и усилий,
много раз я пилил и отмеривал,
стёсывал, шкурил, заколачивал,
чтобы он вышел таким, как надо.
Смотри, какие у него толстые ножки,
крепкая столешница и гладкая поверхность,
как ладно подогнаны дубовые доски.
Всё это простоит хоть сотню лет.
Когда-нибудь я умру, как принято,
кости мои остынут в могиле,
а мои внуки будут сидеть за этим столом,
вспоминать меня и резать говядину.»

Отец говорил мне:
«Вот – гараж.
Он сделан из грубого кирпича
рабочими, которых нанял я
на своим трудом заработанные деньги.
Смотри, какие полки внутри гаража –
я выстругал их собственными руками,
прибил к стене железный каркас,
на котором они и будут держаться.
Эти полки и этот кирпичный гараж
проживут сотню и более лет –
я умру, а внуки в моём гараже
будут пить водку и материться.»

Отец говорил мне:
«Вот – молоток.
Ты сделал его на уроках «труда»,
работал напильником, шкурил дерево –
я сохраню его как память.
Я так рад тому, что мой собственный сын
создал хоть что-то своими руками.
Я люблю всё, что крепко, надёжно, железно,
всё то, что противится ушлому времени.
Когда-нибудь мы с тобою уйдём,
а наши внуки будут жить за нас,
обзаводиться семьёю, рожать детей
и продолжать потомственную фамилию.
Ведь в нашей жизни не всё так сложно,
чтобы слыть человеком, не быть подлецом,
знать своё дело, не хлопать ушами
и просто радоваться честным будням.»

Конечно, отец говорил прописные
истины, которые говорят и все,
но, наверно, вкладывал какой-то особый
смысл в правильные слова.
Я же зевал.
Мне было скучно.
Мне было наплевать на самодельный стол,
кирпичный гараж и надёжные полки,
памятный молоток и счастливых внуков.
Я не желал возиться с детьми,
не любил железки и инструменты,
презирал упорный ослиный труд,
низкие радости, продолжение рода.
В моей голове крутились песни,
плавились ритмы и прочие глупости,
я хотел перестроить огромный мир,
по сути, мало ещё умея.
Лишь много позднее, когда я сам
перебрал великое множество чувств,
сочинил легионы бесполезных стихов,
испытал надежды и потрясения,
я был бы рад, если б хоть строка
по качеству, крепости и простоте
сравнилась с тем, как отец пилил,
шкурил, тесал и заколачивал…

Я сказал бы ему своё «прости»
я пожал бы его суровую руку,
и накрепко запер в бездомном сердце
всё то, что мне говорил отец.