0, 3, 2, 55, Мои закодированные предсказания

МОИ ЗАКОДИРОВАННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА.
Мои личные стихи, то есть - стихи Ду;ша,
Написанные автоамтическим письмом,
Кто не знает - что это - погуглите.

0.3.2.55. «Закодированные пророчества».

Кот, шнурок, кнуты, канаты, 3-и сиреневых магната,
Вместе с ёжиком и пчёлкой кришут 32-е метёлки.
Эти длинные стежины скрежет режет в паутине,
А, притихшие квадраты обнимаются лишь с братом.

Отвердевшие тетради достаются, Бога ради,
Их не видел и оттенок тот, который был бездельник.
Это, то и всё – не сразу, потому что нет заразы,
Потому что есть будильник сквозь забитый холодильник.

Носящий живую рану, передвинет переправу;
И тогда, когда настигнут – он уже оттуда спрыгнет.
Для стихов уж есть тетрадка, для компьютера – поладка,
Для поэта есть помадка, а для ёжика – нехватка.

Кегля будет 38-мь, где останутся вопросы,
А потом, смотря в средину, я увижу паутину.
Серп пойдёт вдогонку смелым, ну, а он – без иных телов,
Ну, а кто поедет быстро, тот остынет и натиснет.

Валит ёжик, бежит бег, а кровавый гонит тех,
Кто вчера ходил вдогонку и не смог предвидеть тонко.
Из-за снеженных метелей, будут виться только тени,
А пухнастый треугольник не задержит всех лишений.

Экс-глумация на Кокер будет длиться очень долго,
Ну, конечно если только меч не срежет паутину.
Зелень серою покрылась и на воду наклонилась,
Сон пошёл за ней вдогонку, обнаружив перепонку.

Старый – птица, малый – ёж, ну, а я – плюгавый «толщ»,
Потому что вижу дальше, не глазами и нет фальши,
К сожаленью фарша тоже быть совсем со мной не может,
А прогнившие и дважды, не задержатся однажды.

И поэтому, не зная, – кто найдёт, кто потеряет,
Я пойду за ним вдогонку, то есть к другу Балабаю.
Вот уже сейчас нас нет, мы сейчас ушли вперёд,
Ну, а может быть, вдогонку, чтоб найти хотя бы ёлку.

Лес и чистый энглококер натыщают свою ёлку,
Потому что нет иголки и какой-нибудь метёлки.
Но всё же, меня гложет, когда же я, быть может,
Найду себе спокойствие и гипер панораму.

Панама, где стрелками даёт мне свой сигнал,
А я, как бес с тарелками, не скрою свой «пинал».
Они кричат: «Болтаются, которые на «ты»!»,
А я в ответ: «Скачаются, все прошлые понты».

А где лишений лестницы, а где же эта скорость,
А где же очень красный цвет, а где же эти шторы?
Спираль вдвойне спиральную я вижу в час, когда
Уже горит единая настольная «звезда».

Отчалит нитка степенью и полный сильный блеф
Отдаст концы швартовые, заполнив этот лес.
Причал кричит отчаянно, и нет тогда «трубы»;
Мотив необычаянный, где он, и я, и ты.

Появится терпение и сделает конец
Себе новородящему, как и её отец.
Не будет больше тления и пению конец,
Покришится скришение, остынет новый лес.

Движение и пение не даст засохнуть мне,
И может быть терпение останется на дне.
А дно найдёт сплетение с оскаленной губой
И столбовые рвения откроют торт, с трубой.

Неважные зелёные и красные кнуты
Заполнят треугольники, которые на «ты».
Зайцы все сгнили и сгнили лоси,
Только остались простые коты.
Нет больше дольше и нет больше тех,
Кто эгоистом, прославил успех.

Даже ещё ничего не появилось. Вот, ё моё…
Но и покоя всё же галяк, всё потому что я глупый. Вот так!
Я вам про числа уже не пишу, разве, что только я цифры ищу.
И когда будет 13-ть по кону – этим я выберу супер «икону».

С этим уйду я и буду поэт, этим останусь я – личный куплет.
Этим и ты не сможешь понять, если тебе на всё наплевать.
Слепок слёз я взял в дорогу, чтоб таскать тоску по стогу.

Мне не хватает смекалки, чтобы всегда побеждать,
Но в поражениях снова, снова появится плюс.
Термин «равно» по любому: будет из минуса плюс;
Если в начале – «корова», то после – появится плюс.

То, что однажды – смелее, то, что случайно – новьё,
То, что найти я сумею – это, вот это, и то.
Лишь тяготит цифра 8-мь, нужно менять всё подряд;
Если я буду – «капуста», в следующем я – «виноград».

Пусть не сумею вернуться, пусть не сумею найти;
С этим и те отвернутся, что мне сверлили мозги.
Мне потерпеть ещё нужно, всем меня сильно клубит;
Если я буду – «капуста», значит – я буду – «держись»,

Смелость – родит переправу, с нею появишься ты,
Та, что мешает отраву, та, что не знает стихи.
Много не важно и мало тоже не важно совсем,
Важно то, что отраву пьют до сегодняшних дней.

Где же мне взять ком и точку, может они не нужны,
Тот, кто был в длинном стишочке, – он оставался на «ты».
Если бы мог я измерить все расстояния вне,
Я бы тогда стал пигмеем и расколбасил кнуты.

Кречет опять повернулся – в этом и в том смысла нет.
Вот если б он исчерпнулся, это бы был – мой ответ.
Я хочу себе ответить, только не хватает сил,
Я сейчас опять, как ветер – шизонутый никотин.

Эти, те, они, береты, где же взять свои ответы,
Из чего построить их, если нету их самих?
Изменения везде, изменения повсюду,
И от сюда нет прохода, да и входа сюда нет.

Нет покоя здесь, он там, только там, где нет движенья.
И попасть в покой движенью не позволит продолженье.
Это – что-то, то – ничто, и поэтому я – то,
Потому что это – круг, я поэтому – лопух.

Круг когда-то станет шаром, и вот это будет шара;
Ну, а я внутри неё – лишь в движенье, ё моё.
Почему зеркальный бипер не позвал к себе клубипер?

Потому что нет стремленья и зелёного терпенья;
Лишь зелёная тоска отразилась в два броска.
Первый это парадокс, а точнее – гипер кокс,
А второй – с зелёной елью поднакатит с разрешенья.

Цель одна, она проста: «Где найти мне два хвоста?
Чтобы их связать вдогонку и не видеть перепонку».
Это измерение давит на мозги
И его лишения мне грызут с тоски
Ну, а я – с «метёлкою» вот уже на «ты».

Цифры здесь отсутствуют, да и смысла нет,
Потому – движение означает – бред.
Крепкое и длинное постоянно рвёт.
Почему же снадобье мне не дал тот кот.

Крот ушёл по снадобье и его нашёл,
Крепкое не смелое, мне его – «пришёл».
Белый сурок, оживший с под стёжек
Мне говорит: «Ну, что же ты, что же?»

Я не могу, сил не хватает, да и послед напоминает.
– Скажи им нет, лишь только: нет, –
И ты поймёшь меня в ответ.
А после дёрганий рукой, пусти свой истинный покой:

Набросься всеми точками и изможжи ты почки им,
Рихтуй табло и провода и этим станешь ты – «беда».
Кричи им, всем подряд, любому:
«Нет, нет, и всё, но только «в ногу».
Других ты слов не говори, лишь только: нет, ты им тверди.

А если будут накоплять, – и ты копи лишь: нет, опять.
Когда они попрутся вспять, а ты тогда – пойдёшь читать.
А если вдруг, они вперёд, то ты им – дверью и вперёд,
Они тебя – …, а ты их – в тот, и этим станешь ты – не крот.

– А кто же тот, который пот?
– А он – другой, уже не тот. (Сказал сурок.)
– А кто же я? Уже всегда? Я – аномалия своя.

Я диалог послал в покой и он пошёл к себе домой.
Его найти я не сумел, когда всё время беспредел.
Покоя нет, лишь диалог напоминает, что я лох;
И то, что делаю не так, как хочет истинный солнышко.

А кот познать хотел огрызок и отхватил себе два приза.
А ёжик тот, который я, хотел исчезнуть навсегда.
Кривые белые оттенки мне не дают большие белки.
Они красивы, те и эти, всё потому что те – не эти.

И вот опять, глумясь в окурок, я отыскал 13-ть турок.
И мысли вылезли мои, а их не ждали – «Катафи».
Сирень и гибкие иголки уже не могут видеть ёлки,
Всё потому что ёлок нет, а жизнь и смерть – сплошные бред.

Покой лишь там, где есть ничто, точнее – нету ничего.
И потому зелёный ельник не понимает гибкий тельник,
Который в некий новый раз одел большой противогаз.
Размером он во всю подходит, а толщина сума всё сходит,
Не знает, как найти отрывок и порасставить: «Бей в затылок».

Ушёл последний летний дождик, и ветки снова боль хватают,
Но хорошо, что у них нет того, что мне напоминает.
Причалив длинною гурьбою, покрылось небо пеленою,
И ветки тонкие помёрзли и полностью ушли в глыбины.

А те, которые рыбины, смогли найти себя отныне
И в четверть третьей половины забрали все свои вагины.
И вот, опять «кружится» время и тело движется всё время,
А я его найти сумею в цифру 13-ть, где скрежели.

Покой во сне, но он не снится, лишь только раз, когда лисица
Смогла найти дырявый ельник, он был похож на можевелник.
Медведь Блестящий и Окурок расскажут всем, что я придурак
Покажут этим, что они – и есть все наши дураки.

А тот, который – бездельник, носил в себе кровавый ельник,
Нашёл себе уже водину – свою зленную квартиру.
И вот, понять легко всё это, о чём расскажут вам поэты,
Но только движущему мясу, покой не сможет сделать квасу.

А квас узнает про окурок и скажет мне, что я – не турок.
Но с этим будет два оттенка, затем: равно и два придурка.
Несущий, бегая, петляя, увидит ту, когда вдыхая,
Рассмотрит смелую картину, и он не смоет паутину.

Везде круги, а шары нет, везде дыры – покоя нет,
Но даже и дыры то нет, всё потому что это бред!
Весь белым пол всё время будет и может быть, она забудет
О том, как белые оттенки были похожи на подделки.

А я – поделка, он – подделка, она – ушла, а ты – тарелка.
Не жизнь – грязьё, – покоя – нет, мне надоел уж этот бред.
Они зачем узнали «ёлку», которая уже «метёлка?
Ей пол всё время подметают и сильно на неё чихают.

Они забыли: все метёлки когда-то жили – были ёлки;
Ну, а сегодня – переходы, а завтра будут – лишь отходы.
А завтра есть проходы, но нет входа и выхода из этих входов,
Которые внутри поделки, а там, снаружи – только «белки».

Пришёл – увидел – победил – забрал с собой, после сгнил, –
В круговорот опять пошёл – себя другим уже нашёл.
А рёв медведя так и снится, всё потому что нет лисицы,
Из-за того, что нету гена, которым быть должна не «пена».

И вот опять, и вот всё снова на первый взгляд как будто ново,
Но, в самом деле это – шар, который съел уже пинал,
Он не был потому что вне, его искали на коне,
И этим – все его не взяли, пошли все вместе – забухали.

А старая живая рана уже не верит в два барана,
И льётся кровь с неё всё время, хоть даже будет он пигмеем.
Отрыв ушёл, забрав конфету, а с этим и ушла котлета
К тому зелёному атлету, а я остался без омлета.

Богатый русский «наш» язык, а ёжик был уже «в поник»,
Когда к нему прислали турку в тогдашнюю большую дурку.
Был он клопом, и муравьём, был и зелёными лосём,
А стал один в дурдоме жить, в котором и возникла нить.

Но он не псих, а ловит крышу, а те кричат: «Тебя покришим».
Сбежать, – всё думает сынок, вот только – кто б ему помог.
Он чертит план, рисует нишу, но время рвёт и его «крышу»,
И нет друзей в психушке этой из-за того, что нет ответов.

Всё потому что здесь галимо, меня случайно здесь помимо,
И вот, он – я, а я – неон, и потому он – просто клон.
А мой – его второй двойник сейчас конечно не «в поник»,
А может быть, его и нет, и всё же я уже – поэт.

Но в этом толку тоже нет, и потому – во всём есть – бред,
И смысла нет, значений тоже, а только то, что всё по стёжам.
Есть движ один и одна шара, но там, где нет кривого шара,
И нет меня – я иллюзорен, а может быть, всё это вторит.

Кривой кружок мохнатый ельник откроет дикий понедельник
Квадраты выберут кнуты, а ты останешься на «ты».
Пошёл опять курок уйти и может, что-нибудь найти.
Хотя не важно всё вокруг, всё потому что это круг,

Вернее – шар внутри, снаружи, и две зелёные калюжи,
А по средине продолженья, и больше нет совсем движенья,
Акромя тех, что есть всё время, они и есть само лишь время.
Пошли, пошёл. Кого нашёл? Всё это просто – севидол.

Девушка желает, девушка с лицом;
Девушка белявка только лишь с трубой.
Выбирать, ведь смысла нет, потому что это бред,
Они выберут сами, там посмотрим – «Катафи».

Я был не прав, я во всём был не прав.
И в этом тоже я, наверное, не прав!?
Прав я в том, что всё туман, я поэтому Роман.

Вошла она, вошёл и я туда, где не было меня,
А там они и там огни – меня не поняли они.
Ушла дорога темноты, а с ней ушла и экс-би «Би»,
Всё потому что нет меня из-за того, что я сова.

Зачем тогда пошли по стёжам, по тем не виданным бронёжам,
Они не знали «Катафи» и потому они на «ты».
За стёжками пойдут дорожки: она наставила мне рожки,
А те, другие, то – не «я», из-за того что я – сова;

Всё потому что смысла нет, и в этом есть единый бред.
И вот опять, и вот всё снова –
Я снова здесь, а здесь – всё ново.
Зачем железо-тыльный дым, когда проросший серый тыл
Связал с тобою все узлы и раскумарил все на «ты».

И вот опять наслали темы. Зачем они всё время в деле?
Зачем они туда идут, – все постоянно не поймут.
Который там, – увидел низ, и этим совершил каприз.
Зачем я так тупил всегда? Мне не помогут никогда.

Лишь только в том я был не прав,
Что не предвидел тихий нрав,
Но ёжик дикий был углублен и постоянно кем-то сгублен.
Он постоянно гнил под кожей и всем плевать на его стёжи,
И до колена эти крёжи, что до его озябших ножек;

Но ёжик знал и верил в силу своей прогнившийся могилы.
Зачем предвидели оправу те две гнилые переправы,
Зачем они кривили, пили, и почему они все плыли?
И вот опять, нашли антенну те, кто не верил даже в веру.

И потому ушли скрежели, что не доверили им ели.
Они твердили переправу и разобрали гипер рану.
Они, оно, и те, кто круче, уже ушли и их не глючит.
И всё о том твердили ели, что мы любовь свою не съели,

Что мы её с тобой просрали и что давно уже не знали
О том, когда те сели встали; они все вместе нас скачали;
«Наделать в виноград и остаться без преград», –
Думал старый древний крот, забывая только дрот.

Вот теперь за этой дверью уж не слышно откровений…
Ожёг нашедший переправу пошёл копать свою канаву;
За ним пошли и те метёлки, когда он сжёг 4-ре ёлки.
Открытый ров бежал вдогонку, он ощущал, кровавый, тонко,
Тот ветер, бивший его в спину, а я кричал: «Его задвину».

Поляна полностью кружилась и на меня всё время злилась,
А я не видел тех магнатов, я просто был гипер квадратом.
Трещавшийся осколок стенки крепил уже свои петельки,
А ёжик с длинною верёвкой пошёл за деревом – за ёлкой.

И всё вдруг начало кружиться в зелёной тьме, и в этом нить я.
Трансляция исчезла в миге, когда открыл я гипер книги.
И сразу – в миг всего не стало, и «ничего», и «всё» – пропало.
Настал покой – «его» не стало, и этим я себя изгнала.

И больше нет везде всей массы, а то что шло, ушло из трассы.
А также – нет и самой трассы, нет ничего, и это пасы.
Но это было в измеренье там, где сегодня притяженье.
Изгнать клубы может Бипер, который сотворил Клубипер.

Клубипер Бипер сотворил своей программой «Би-крофильм».
И в этом суть, и это правда, здесь парадокс и 20-ть ярдов.
А всё исчезнет, только если программа сдвинется на месте,
И крокодил осушит место и всё останется на месте.

Но только их – его не станет, и в этот миг покой настанет.
Но, как программу сдвинуть; тем, что убить «энерго-бипер»,
Быть может лишь не убивать, а только память «в руки взять»
И только молча «бить» программу, но мясом душу не догнать

Есть парадокс в округе этой, и нет желаемых ответов,
Поэтому – на всё забить, и в этом парадоксе «бить».
Остались: ёжик, крот и кот, и с ними, шторы стали в грот.
Они уже легли на дно и забрали с собой окно.

Есть оболочка, это сон, и три простейших её снов,
Зовут их: шара, мудрость, Хой, и с этим – Иксом стал Неон.
Икс значит – ничего, окромя имя своего,
А его имя просто – Лом, а с этим есть простейший тон:

«Против лома нет приёма, окромя другого лома».
Я сам себя не понимаю, догнать себя – не догоняю.
Себя хочу я извлечить, чтобы собой себя закрыть.
Накрытый стиль из Сектор газа сказал сегодня мне: «Зараза»,

А я стараюсь куб держать и никуда не убежать,
Но тот, который победитель, открыл собой один клубипер.
Его закрыть не может ёжик всё потому что его гложет,
И даже цель свою он съел, оставив свой себе удел,

Но этот куб его колбасит из-за того, что кто-то дразнит.
Но он пытается зависнуть в своём лишь кубе и загрызнуть;
Ведь это куб ему пророчит, хотя ведь он уже не крочет,
А также – в кубе действий нет, и потому здесь этот «бред».

А мы надуем те шары и зафиксируем шнуры.
Ну, а когда пришла гроза, то появились чудеса.
Коты ушли за дверь весною, ты оставался сам собою,
А то, что ты нашёл квадрат, меняет истину не в такт.

Потом опять и лёд приходит, а сам с тебя и глаз не сводит,
Но, уже зная этот факт, забей на всё, ты, сильный «тракт».
Опять желания во мне, я окунаюсь в падеже;
И тем же, я не знаю торта и не могу понять кого-то.

У меня болит голова оттого, что нет рядом тебя,
У меня запотели виски, потому что воняют носки.
А как же на счёт времени, его, быть может, нет?
Какой-то "Сидар" в натуре придумал этот «бред».

Незнайка меня кинула, за своё плечо кидала, не докинула.
Почему меня обратно кинули? Почему обратно не докинули?
Сгинули, реально, Дауны все сгинули,
Те, кто утверждали, что не кинули,

Те, кто убеждались, что все дауны, сами не видали себя в зеркале.
И опять желания являлися, некоторые быстро исполнялися,
Только вот, последнее зашторилось и меня конкретно заосторило.
Зачем ты поступила так? Наверно я опять солнышко.

Забила ты ещё, не зная. Я не пойму – когда ждать мая?
Вот снова рвёт и мечет чувство, хоть в никуда из-за капусты.
Но если это только так, то я не истинный солнышко.

Каким найдёт когда-то ёжик, мир искривляя, как сапожник?
Уйдёт туда, откуда вышел, его заряд ни кто не слышал.
Ядро кипит, ядро искриться и хочет слиться за границу,
Но его икры не пускают, про ген всегда напоминают.

Уходят тени, идут оттенки, растут в пути стальные стенки,
А те, кто были Неведимкой, уже закрыли нити тинкой.
И кто-то думает: «Идёт, всё время ниткою ползёт».
А я уверен: «Это мы идём во времени – в пути».

Вот, на меня забила «Пена», меня откинула и «Вена».
Теперь меня кидает та, что и не видела меня.
Такие вот приколы в теле, а душу изможжили ели.
Тоска нашла на моё бремя, ему всё время мало мела.

Хотения меня терзают, и тело «витамин» желает,
Все требуют чего-то вечно, а я бы зарядил картечью.
Есть: бытие, не бытие. А в бытии есть «е» и «и»,
4-х мерное пространство граничит со своим давленьем.

А то давленье – пустота, и ты не видела меня.
А в бытии есть лишь движенья и измененья с обремленьем.
Конца с началом там галяк, кубы примерно там вот так:
Есть внешний куб то – время поле, а внутренний – пространство в доле.

Внутри отдельной гипер точки есть двух значимые цветочки,
Но в них взаимности галяк, хочу я сдохнуть просто так.
Опять с кота срывает «крышу», опять поток зелёной тиши;
Опять кидаловы идут, они его сума сведут.

Зачем я цифры набирал – себе надежду подвал.
Они реальны только вместе и нет опять моей «невесты».
Капусты нет и результата, зато черпаю я магната.
Желания я получаю, его беру, – осуществляю.

Я – есть один, из двух частей, 4-ка мой единый пень.
Делить всё можно пополам, потом сливать и тут, и там.
Терзает тело душу мне; Наташа, ты была во сне.
Хоть голос только слышал я – любовь нахлынула моя.

Она – объект, а я – субъект, а дух во мне – абонемент;
Возможность нужно заслужить:
«Нормальным» жизнь свою прожить.
Но нет терпенья у меня, я долго ждал её всегда.
И вот, когда нашёл – пришёл облом, – назад ушёл.

Ведь ей плевать, она тупит, не хочет быть она магнит,
Пытается найти грязьё, не зная смысла, ё моё.
А смысл – в себе самом сидит: процесс в процессе, это нить;
Мы вышли только из себя, в себя зайдём и навсегда.

«Бог» сотворил вокруг всех нас, а мы его творим сейчас.
Лишь цифра 2-а, и иногда посредником лежит душа.
Вот в точке 7-ь поплыл совсем, один оставивший досель
Свою печаль с тоскою вместе к своей единственной невесте.

Натальей звать её всегда, она достанет цифру 2-а.
Но, чтоб момент иной поймать – нам нужно весело читать.
А, чтоб его не отпустить – всем нужно на него забить.
Забить на всё, уйти уйдя. Вот только некуда. Куда?

Я получил, чего хотел и тем нашёл я беспредел.
Предел лишь в том, что я забью, пойду сейчас и закурю.
Зажигаем, убегаем от себя, мы не знаем: где зелёные, клубя,
Убедятся в том, что я твоя судьба,
В том, что лето – лишь начало для тебя.

Стойкие звонки-канаты, к тем сиреневым магнатам
Движут «длинные» пираты только лишь к своим пинатам.
Ничего нам не понять, ни куда не возвратиться,
И быть может, я, как птица, улечу от вас опять.

Мне найти б хотя б синицу, чтобы слиться с нею в лица.
Где, когда – одно и то же? Там, тогда и здесь сейчас.
Только «Бог» нам допоможе почекати певний час.

Мені потрібна допомога, мені потрібен кожен час.
Вона не хвиля і не воля, вона залишиться у час.
Я не знаю чого чекати; я не вмію зовсім вплинати;
Я не буду так довго ждати, я лиш стану ;; шукати.

Я натисну на цифри в мати, потім буду роман писати,
Ну, а потім – піду дзвонити, який раз натискати цифри.
Я прошу: «Зупинить себе», бо вас не втримати мені,
Бо це вже схильно до сноги, а я не важче, чим вони.

Він не пробачить аж ніколи, а ;ж віддасть дари навколо.
Кріт теж не бачитиме білку, і лиш тому, що сіра білка.
Круглястою, зелені втіхи, вже прокидалися горіхи,
Коли прийшов за ними ;ж і заховав у спині ніж.

Горіхи думали – тікати, але прийшлося зупиняти.
Вони мовчали та й навколо зробилось енергійне коло.
Удар від білі пролунав, то був – єдиний мій «пинал».
І з тим усе зробилось диво, а я й не мріяв про «зубило».

«І як усе це можна слухати, і як мені це зрозуміти, –
Як зрозуміти, що магнатам, ми більше зовсім не чекатим…
У цій прояві відбудови, хотіла б я знайти «Навколо».
Але ж воно мене чекало. Нарешті я його впіймала», –

Так думала та розмовляла реальна бджілка попугая.
;; він так хотів любити і з нею потяг зупинити.
Але ж той поїзд швидко ;хав;
А хтось подумав: «що за втіха?»…

Быть может, кто-то скажет, что сегодня он – солнышко,
А может быть – быть этого не может.
И только всем поможет зелёный виноград,
А может, даже, быть – и не поможет.

Дождь идёт, сто пудово, я сижу у окна;
Мне сказала «корова», что приходит зима.
Об окна бьёт, сто пудово, а в июне – дожди.
Бред, здесь, сивой кобылы, я пишу; подожди.

Я в «нирвану» попал, меня плющит реально сегодня.
Ну, а кто у меня позади? Может быть, то – реальная ёлка.
Вот пришёл ко мне день, и прислали её.
Я сказал: «Что за тень? Погоди, ё-моё.».

А из ваты всю ночь, превращались шнурки
В одинокие лица и даже круги.
Я хотел им помочь, но – у, вы, как всегда, –
Ты родила мне дочь и сказала: «Пока».

Я тебя не понял, хотя – что говорить,
Ты хотела со мной снова вместе тупить.
Я тупить не хочу, я уже отупил,
Даже, помнишь, – тогда, когда водку я пил.

Знаешь: время бежит, но брехня у тебя;
Я конечно не жид, но ведь время стоит.
Это мы, как лохи, здесь бежим у него.
Время – «дряхлый старик», ты пойми, ё моё.

Мне тебя не догнать, но я и не хочу,
Но я знаю опять: шар зелёный кручу.
Если кто-то вперёд, значит – кто-то назад;
Если кто-то умрёт, значит – кто-то не рад.

Я – писатель, поэт, я – философ «проник»,
И поэтому я постоянно «в поник».
Только это ушло, я остался с тобой,
И наверное, я приобрёл свой покой.

Знаю эту – ночь, и не знаю её.
Я хочу – чем помочь. Только чем, ё моё?
Мне прислали её, я не в силах понять;
Но я в силах её лишь удовлетворять.

Ты накроешь нам стол, позовёшь ты себя,
И расскажешь о «всём» в тот момент, когда я
Захочу посмаркать и тебе разрешить –
Что-нибудь рассказать, чтоб прервать эту нить.

Но ты будешь её сильно долго тянуть,
И тогда, когда я … – ты расквасишь мне путь.
Ты мне скажешь затем, чтобы я не ушёл,
И чтоб я, наконец … – затянулся мой шов.

Наконец-то уже «наступил мне медведь»,
И поэтому я – настоящий поэт.
Но поэтом меня назовут не совсем,
Потому что ещё – я – философ совсем.

Будет это опять годов, так, через пять,
А скорее – веков, через два или пять.
Много все своё хотят и не могут понять,
Что желания их не дадут им отстать.

Получают они и по новой хотят.
Почему так глупы, почему всё опять?
Здесь нет конца и начала – голяк.
Почему же я – тень, почему всё вот так?

Я отвечу себе: «Мне реально плевать –
Из чего сделан мир, может быть, это мать».
Да, Конечно, ответ мой сегодня такой:
«Я увидел процесс и обрёл свой покой».

Смысл для смысла, вот так. Жить – лишь ради неё.
И о том, что я – факт, не узнает ни кто.
Кто ушёл, кто пришёл, кто зайдёт –
Не поймёт, что же это за шов.

Ничего уже у друга больше нету,
Даже все закончились конфеты;
Все уже ушли домой и забрали шифоньер с собой.
Дальше яйца не пускает, – автомат их обрывает.
Питух курицу сношает ничего не понимает.

На лежанке кошка спит, у подъезда Ванька свищет,
А в компоте два червя убежали от себя.
«От себя не убежишь», – им кричал зелёный хрыщ.
Щи, компот, кнуты, канаты раскришились, как опята,

И хотят себе помочь, чтобы в силе превозмочь.
В эту тёмную ночь зачала ты мне дочь.
Я достал автомат и пошёл в «Ленинград».
Я в бреду. Это бред, потому что я – дед;

Потому что уже я вишу в падеже.
Там, где был туалет – оказался куплет,
Где лежал виноград – получился парад.
А когда мы вишни рвали – друг на друга их кидали;

Потом вошли во вкус, и нашли зелёный кущ.
Кущ, Кущевский и Лобанов залобали мелодраму;
В картах выпала 8-ка, а ко мне прислали ёлку.
Она новая сверкала и меня не понимала.

Это было в цифру 8-мь, а потом пошли вопросы.
После этого движенья разговаривал я с тенью,
А когда устал я «петь», то пошёл я сам сопеть.
Я сопел 4-ре ночи, у меня хватило мочи.

А свободы у меня не хватает никогда,
Потому наши звери сгнили и давно не ели.
Им всем нечем было дыхать, воздух скрылся внутрь «лиха».
И сегодня в день, играя, я звонил тем попугаям.
И они сказали тенью, что они покрылись ленью.

38-мь, снова спросим: «Где она сегодня осень?
И когда я, наконец, укачу в другой мирец».
В этом, стало мне тошнить и мне не с кем пиво пить;
Не с кем даже посношаться или просто – матюгаться.

Лыжи сделать я стремлюсь, но немножечко боюсь.
Но по-прежнему, решаю – как найти мне «самурая».
Мяч мечём я разрезаю, а потом к тебе линяю,
Чтобы ты меня любила и со мною вместе плыла.

Я уже плыву, не знаю, – кто достанет мне «банзая».
Я беру и меч ломаю и тебя одну желаю.
Без времени нет пространства, а также и наоборот.
Он шанс всем давал, но напрасно, теперь он напишет куплет:

Нет уже никого там где летали, нет уже ничего, не понимали!
Мы как все на селе, – сидим на «… газе».
Мы уже в неглиже и нету мазы.
Стал прибор их шалить и вышел с нормы:
Стали все водку пить и жрать попкорны».

Нет уже никого со мною рядом,
Нет уже ничего и нет награды.
Здесь остался лишь след от этих ёлок:
Два пенька и омлет, и дикий холод.

Я ступал на канат, теперь я слился,
Я хотел виноград, но он спустился.
Ты остался не рад, а я не знаю:
Где, когда и кого я потеряю.

Вы поймите меня, – я вас всех не гружу.
Вы поймите, – что вам я суть факта несу.
Пусть всё это в стихах, но зато здесь есть всё
В переводе на факт, хоть всё это в кодах.

Время тут не причём и пространство не в счёт,
Потому что мозги разбирают весь код.
Ушли кусты, пришли оттенки, их привели такие белки,
Каких я во все не видал и отыскал я свой пинал.

Как всё опять меня достало, она сказала, что упала.
Мне ясновидец предсказал о том, что я найду пинал.
Но не желаю я опять любовью страстною пылать,
Страдать от не взаимности и бредить от наивности.

Я не мечтаю ни о чём и не желаю быть с мечём.
И мяч я тоже не хочу, я лишь конкретно улечу.
Мне бы мысль свою напрячь, чтоб возвратиться в цифру 5.
Я уже себя понял, мне программу вирус дал.

Стал я вирусом, и вот, для себя я – идиот.
У меня сейчас идёт наилучший мой полёт,
Тем, что понял я весь смысл и расставил: «зашибись».
Только всё равно повсюду тяготит меня то блюдо,
О котором я уже просыпаюсь в падеже.

Раньше крышу накрывало, а теперь её сорвало,
И теперь без крыши я проскользаю в цифру два.
А потом пошли поделки с цифры 8-мь по подделки,
Чтоб слинять из этой точке и забрать с собой цветочки.

Снова ждать я не умею, станавлюся я пигмеем,
И теряю «целлофан» и не знаю – в чём пинал.
А «пинал» не знает смысла и поэтому он в мыслях
Ищет смысл бытия, как когда-то искал я.

Этот шар – весь в форме куба, нет концов, начал и дуба.
Есть движенье это время, переход идёт всё время.
Электричество – движенье переходит в притяженье,
Образует солнца круг, а с ним – несколько подруг.

Вот оно пылает ярко и как будто очень жарко.
Вся энергия ползёт с оболочки в центр – грот.
А когда он стал являться – шар тогда стал накопляться.
Он копил, верней – менялся, путь его вновь появлялся.

То, когда сейчас пишу, – вижу только букву «»У,
И движение идёт в этом смысле в оборот:
Вся энергия выходит, в оболочку вся исходит.
В центре весь поток течёт, через нас идёт весь код.

Смерти, жизни, появленья, все наивные теченья;
Все программу исполняют, ничего о ней не знает.
Им давно на всё плевать, разучились понимать.
«Меньше знаешь – лучше спишь», ну а мне приятней мысль.

Почему проходят тени? Потому что мы – метели,
Потому что это мы продолжаем цифру: 3-и.
Да, я знаю, – парадокс, а точнее – гипер кокс,
И от этого мои стены кришит, – «Катафи».

Я, конечно, этим рад, но мой клон – печален, гад;
Гадом тело я зову, а душою я пишу.
Интеллект – моя душа, ну, а тело хочет два.
Как ему мне объяснить, что программу нам не сбить?

Значит – нужно накоплять и ему её достать,
Чтобы мы в покое жили и друг друга не тужили.
Сделан долгий переход и открылся тихий дрот.
Мы заходим по канатам и идём к своим ребятам.

Части личностного мела разрывают два отдела,
А мои – его объекты: все приборы, инструменты
Накопляют те шумы, что записывают и –
Цель у них стоит в проходе, где летают гипер-коды.

Все ходы запуживались и скачали: «Намечтались».
А потом ушли вдогонку, отыскали перепонку.
Я всё ломаю своим стремленьем,
А соглашаться тоже лень мне.
Я мечтаю стать частью себя и хочу не хотеть никогда.

Никогда это значит всегда, и кружат надо мной провода.
Я искусно выбираю, время длит моё теченье;
Я его всё ж понимаю, не мешает даже лень мне.

Нахожусь я в постоянстве очень долгого хотенья.
И оно мне не приносит много удовлетворенья.
Как мне выйти с положенья, чтоб раскрыть картину пенья,
И сегодня подрасставить: «Уберите все скришенья».

Вот бежит опять и снова стиль немножечко не новый,
Ну, а стиль, что я – «корова», я оставил здесь и снова.
Тот не новый, чуть изменный и решения отменим,
Потому что я – «временный» прикачу из позволенья.

Это всё не выносимо. Где же взять мне свои силы,
Чтоб совсем не появляться и ни с кем не сообщаться?
Ни кому – я всем не должен, это мне должны все твари,
Но моё реально право: не лишать их чувства долга.

Очень, очень, очень долго я стремился, только к толку,
Но из толка вырос смысл и сказал: «Меня здесь нет».
Парадоксы задолбали, может быть, они не знали,
Что конкретные тарелки не забудут даже белки.

«Пивиалистонокею», потому что нет жокея,
Потому что очень долго я жил временно и колко.
И без толка и без смысла отыскал я коромысло.
И оно мне рассказало, что оно совсем не знало,

И оно меня спросило: «Где тебя, урод, носило?».
А ему не отвечал я, и хотел начать сначала;
Но потом исчез во вторник, на совсем оставив вторник;
Появился в цифру: 20-ть, ну, а ты пошла купаться.

Газы, газы задолбали, может быть, они не знали:
То, что мы тогда писали, – мы потом извне читали.
Я «её» ненавижу, потому и чихаю,
Я её не увижу, – я уже улетаю.

Мой полёт будет вечен, а точней – бесконечен,
Я всё время «зелёный», ну, а он стал, как кречет.
Кречет жёг паутины и дырявил петляя,
Он стремился к теченью, ничего и не зная.

Чтобы вам не хотелось, и о чём бы мечталось,
Это всё, к сожаленью, снова бы начиналось.
И поэтому может, кто-то что-то предложит,
И что б стать символистом, он забьёт на «быть может».

«Шёл», «Идёт» и «Не будет» побежали к канаве,
И нашли инстинктивно три зелёные твари.
Почему всё сначала? Не хочу я желаний;
И быть может, усну я в стиле «воспоминаний».

Не возьму я квартиру, и машин мне не надо,
Откажусь я от женщин и от гипер граната.
Отыщу тайну двери и исчезну реально.
Заберу я, что надо, 200-ти грамм шоколада.

И вот с этим пакетом, вместе с гипер шнурками
В парадоксе я этом буду сниться я Нади.
Я не вижу иллюзий, они все улетели,
Я не слышу абстракций, это даже не ели.

Это просто, – осколки и кровавые тени,
Мы с тобою – потомки, исчезаем за дверью.
Дверь близка, дверь открыта, я о ней лишь мечтаю;
И своё я корыто снова не забираю.

Я ушёл, я – подонок, я – конкретный шизоид.
Джин, открой ты мне двери, остаюсь я – осколок.
Гип-толамус, откройся и открой настежь двери,
И неси меня дальше, где совсем ещё «тени».

Вот откроются двери, улетят все осколки,
И какие-то тени забухают под ёлкой.
Я, забрав с собой 200-ти, и оставив все тени,
Не сумею вернуться, ведь закроются двери.

Телепортация грядёт, телепортация идёт;
Её я жду на сто процентов и остаюсь я здесь доцентом.
Быть может, ёжик и поможет тому, кто ничего не может,
Но время всё же жжёт осколки, оно сжигает все эти полки.

Что придумать мне ещё – то, что будет дальше;
«Мы» расскажем вам о том, что тут нету фальши.
Шли с тобой мы по бульвару, отыскали переправу.
Смысла в этом тоже нет, и поэтому – всё бред.

Я поэт, но это впрочем, а конкретно – я не крочет;
То, чем двери открывают, ключик мне напоминает.
Что же может быть ключом, это может не причём.
Это может, лишь, случайно, и заметим – безначально.

Бытие, не бытие, всё не важно вдалеке;
Слышен только звон метёлок и шуршание пятёрок.
Вот есть в этом продолженье, ну, а в том – его теченье…

Теории Минковского и музыка Чайковского
Меня влекут к прозрению реального движения.
Со стороны Минковского – движение отсутствует,
Со стороны присутствует монета на две стороны.

Петля, узел и вода оставляют одного меня.
Желание уходит – возможность сразу здесь;
Когда желанье снова растёт в моих мыслях,
То сразу и возможность «уходит на глазах».

Все получили, каждый, чего хотел, и вот.
Теперь осталось дважды заполнить этот грот.
Был здесь лишь «Сектор газа», «Атака» подошла,
И вместе с нашей «базой» она опять ушла.

Остался «Сектор газа», вокруг один лишь газ,
И дышат твари газом и слышен один смрад.
От «газа» стали злые, все красные, тупые,
Все очень сильно посквернели и очень сильно офигели.

Я – философ и поэт, я – писатель и мыслитель,
Я – художник и творитель, я и гений и тупитель.
Я догнал, один, реальность и подумал: «Гениальность».
А когда открыл я «книгу», то увидел «свою надпись».

Сам, пока не открываю, только «перефразывыаю»,
И качая всё с эфира информацию в пол сыра.
Вся она есть – с оболочки, то есть с кокона, как с бочки.
Я хочу начать писанья из ядра их пониманья.

То, что будет исходить – сейчас является – магнит,
Притяжение лихое и писание в нём кроет.
Перекачку начинаю – и гипофиз я включаю,
А таламус, при работе, мне раскроет цифры в гроте.

Я из «грота» на прямик вылезаю прямо вмиг.
Только мне терпеть моменты – соблазнения на ленте.
Только это есть задача без желаемой резиновой отдачи.
Шершень вместе «с кобурою» появился предо мною.

«Сколько можно вам писать, поскользили мы «орать»», –
Произнёс «он», восклицая, что увидел меня в мае.
Орисованные тени разошлись на одной ели,
Их догнали на прямик, не узнали 20-ть книг.

Ну, а длинные канаты напрягли тогда магнатов
И отбросив все кнуты, превратились изнутри.
Июль везде, но нет меня, июль повсюду, и только я
Уже растаял в темноте и подисчезнул на петле.

Ну, наконец-то вот, настал мой долгожданный экс-вокал.
Я, может, рад; а может – гад, а может, просто – в Волгоград.
Искры в глазах, а слоны сидят на ветвях,
Потому что мы это крах.

Вот все ушли туда, откуда пришли;
Вот мы нашли тех, кого теряли «они».

Есть только круг, а точнее – шар «этих» двух;
А точнее – есть время и куб, а за ними совсем нету букв: …
Я не пойму – почему я реально плужу,
Почему я чего-то хочу, а чего не знаю.

Я не хочу ничего, уже я не хочу,
А точнее – «ничего» я хочу, – я реально теряю.
Личная конституция Балабая:
«Я ни чего не хочу и не желаю».
Я, может быть, улечу, а куда – не знаю.

Весело, весело, будет очень весело,
Если поезд ожидания будет сильным в такт.
Стихи в картины превращаются,
А их потомки не вращаются.

Управляет мною любовь, только «её» я так сильно люблю,
И к тому же верю я вновь, и программой в программе сную.
Ко мне придёт любовь твоя, я без неё совсем не я.
А сам я на тебя смотрю и понимаю, что люблю.

Ты так прекрасна и умна, манит меня твоя душа.
Я весь сгораю от любви и это правда, ты пойми.
Теперь преграды – ерунда, мы их изгоним навсегда.
Они лишь только – в воображенье
Лишь против нашего стремленья.

Любовь возможно объяснить, это желание любить.
Для счастья нужно доверять и никогда не предавать.
И вот когда придёт наш час, она настигнет вместе нас.
И чтоб её не потерять – тебя готов я долго ждать.

И для любви нет расстояний, и для любви предательств нет.
Любовь всё время – постоянно – единый не сгладимый свет.
Я был художник и писатель, я был – художник и поэт.
Я – метафизик стал не давно, и парадокс – реальный бред.

Вот проходы и уходы; из поэмы вышли строчки,
А какие-то мешочки задолбали всех в натуре.
Злые люди в одно время, добрые они – в другое,
Но чтоб не было еврея – изолируйте проходы.

Нету выхода и входа, нету моего захода,
Нет прохода и ухода, даже нет совсем отходов.
Отделённость это нуль, она равна нулю, а значит,
Лишь только кто её заначит, – получит всё, чего хотел.

И это будет не предел.
Предела вовсе и не будет, а про меня она забудет.
Но очень трудно нуль держать и некуда не убежать.
Мне вредно то и вредно это, я не желаю быть поэтом.

Я не желаю кем-то быть и постоянно где-то жить.
Я – лентяюга, лоботряс, я, как ободранный матрас,
Предательством в меня начхали и ничего мне не сказали.

Всё время гложет тучи ёжик. Он их по-прежнему не сложит.
Не облака и не метели его уже совсем не ели.
Эфир клубился, изменялся, он длился вечно, напрягался,
А ёжик видел стенки, то рмаки были и не пели.

Всё опостыло в мире здесь, и я уже, как просто, лесть.
И музыка течёт не в тему и истинны лишь только – темы.
Передователь – я, посредник, хоть и программой, собеседник,
Я всё же не могу понять: кому, когда, зачем и всё же.

В программу 200-ти тон положив,
Вдруг захотелось просто так парадоксальный мир создать.
Лишь парадоксы, лабиринты, я понимаю, как – «задвиньте».
Но всё же не могу понять: «Ну, зачем же всё это, "глядь"?»

А я молчу, не говорю, я находиться не хочу.
Вот это дикий полный бред, настал на лапу мне «медведь».
Я полностью сума сошёл и сам себя я не нашёл.
Я знаю то, что ничего не знаю я совсем, и всё.

Но, то, что знаю я – меня кумарит всё на свете.
Зачем, когда и почему? Я всё реально не пойму.
Мне надоели парадоксы, а здесь и есть все гипер коксы.
Но запах их меня пленил, я их по-прежнему носил.

Нет желания и сил и начхать мне на «тресин».
Я забил на все звоночки, но ступил опять с «заточкой».
Почему же у меня нету больше ни чего?

Потому наверно ёжик умудрился верить в то же,
В что когда-то мы, как дети, – верили во всё на свете.
Я тогда, когда метели, всё хотел заплыть на ели,
Время я хотел убить и пространство погубить.

А сейчас, дымя окурок, я нашёл «зелёный» бурок.
Ну, зачем мне «летом бурок»? Может быть, я не придурок?
Может быть, Осёл и Лапать, сто пудов возникли в 2-а, 5-ть.
А потом вернулись вместе лишь к одной своей невесте.

Повороты возвращенья и буквальные теченья
Меня очень жутко гложат и всё время что-то может.
Ну, а я ведь ничего не умею, как всегда.
И уметь я не желаю, «С Новым Годом» поздравляю,

Мол, – идите вы все далеко, ну, а я уйду ещё дальше.
Все начала и концы, задолбали, хоть умри.
Надоели снегурки и галимые окурки;
Вот и «пень» пришёл ко мне, ну, а я уже в грязье.

Всё дерьмо давно стекает, ничего не понимает.
Ничего я не хочу и поэтому молчу.
Только сколько хватит лени не звонить зелёной Лене.
Только сколько у меня «паутин», – на день, на два?

Я не знаю круче слова: «Пошёл далеко, иди снова»;
И поэтому мой жанр называется – «пожар».
Всё сгорело у меня, я – бомжара, как всегда.
Нету сил и нет любимой, и меня давно «прогнили».

Только это всё – фигня, я ведь сдохну навсегда.
И тогда всё будет длиться, ну, а я пойду котиться;
Я надеюсь, что тогда всех пошлю сегодня я.
Отморожусь от придурков и от «грёбаных» окурков.

Или просто – блефану, проиграю и уйду.
Но на кон я не поставлю ничего совсем. И ставни
Я закрою навсегда, начертав в углу: «Звезда».

А конец там, где начало, в этом есть и всё «мочало»,
Путь – время и пространство и «галимое», блин, пьянство.
Задолбали все меня, потому что я – ерунда.
А поэтому желаю, вас всех далеко посылаю.

А парадокс звезды моего времени
Уже давно ушёл за приключение.

- Всё опостыло мне, и настодаело,
Хочу лишь сдохнуть я и больше нифига.
- Мечта о смерти и меня пленила, что про неё я позабыла.
Её я встретила случайно, и всё прошло необычайно.

- В году 13-го века со мной ушли два человека.
А тот, который был не ёжик, мне протянул кровавый ножик.
Всеми правит парадокс.

И создания всего просто не было, и всё.
Нет начала и конца, и «зелёного яйца».
Вот опять уже – полёт, я себя всё рву вперёд.
У меня начало было, значит – я дождусь конца.

Я – «зелёная» «звезда», «оболгали» «все» меня;
Но во всём первопричиной остаюсь, как прежде – я.
Вот ещё одна попытка, вот ещё один прыжок;
Но, как прежде, время – нитка, а не жёлтый вертолёт.

Ну, и так далее, ну - и так и далее.....................................



Это мои закодированные предсказания, которые мне диктовал мой Игрок - типа - моя душа, когда я был своего рода, в измененном состоянии сознания, то есть - наверное - слегка в фазе. Написано в 2004 году. Душ.