2 ежи-баба, кличут анной

Алина Остафийчук


Много  стран  изведал,
побродив  по  свету.
Что  ни  день  –  то  новый
дом  и  век.  Чужого
сраму  –  насмотрелся,
сотни  всяких  песен  –
грустных  и  веселых
слышал. 
По  родному
говору  скучая,
по  ватрушкам  к  чаю,
возвращался  снова
в  окаянный  город.
Да  признать  не  может:
всё  –  чужие  рожи,
дух  кругом  –  нерусский.
Стало  Яру  грустно.
И  куда  податься  – 
не  поймет.  Ан,  зайца 
встретил  у  дороги.
Удивился  больно.
-  Ты  откуда,  серый,
что  за  горе-дело
привело  не  в  поле,
а  в  громадный  город?!
Заяц  смотрит  хмуро,
весь  трясется,  будто
смерть  за  ним  бежала.
Пробирает  жалость
от  его  фигуры.
Яр  всё  лезет  буром,
и  пытает  снова
серого:  как  город,
всё  ли  было  ладно
здесь,  пока  на  запад
он  ходил  за  дивом
разным?  Что  творилось
в  теремах  нарядных,
да  откуда  –  баре
новые  приперлись,
что  пошла  за  вольность
по  Руси  славянской
звать  чужих  на  царство? 

Только  заяц,  видно,
оказался  хилым  –
с  перепугу  вовсе
тронулся.  Смеется
да  и  тут  же  –  плачет,
бредит:  было,  значит,
много  в  мире  гадов,
а  теперь,  понятно,
только  и  остался
он  –  последний  заяц.
Прочие  –  всё  волки,
погань  да  подонки.
Мол,  ты,  что,  сердешный,
точно  как  нездешний  –
Русь-земля  от  века  –
горькая  калека.
Кто  здесь  не  топтался,
кто  не  шел  на  царство  –
разве  что  ленивый.
Сколько  помню  –  было:
кровушка  чесная
да  чужая  слава.
А  что  нынче  бесы
в  терема  залезли  –
так,  поди,  по  вере
нам  такое  дело…
Смотрит  Яр  на  зайца,
костенеют  пальцы,
да  в  кулак  тяжелый
прячутся.  Ежовых
рукавиц  не  хватит
на  придурков.  Ладно,
сам  узнаю  правду.
Ты,  косой,  мол,  пьяный.
отдохни  маленько  –
дурь  пройдет.
В  смятеньи
Яр  поплелся  дальше  –
не  заметив  даже,
как  на  небе  ясном
закружилось  рясно
воронье.  Он  –  к  дому
первому  –  чудному.
Бело-голубые
стены.  Мордой  львиной
люд  крыльцо  встречает,
в  доме  –  звон  венчальный,
хрусталем  кристальным 
ослепляет  –  спальня.

В  золоченом  кресле
ждет  его  невеста.
Яр  глазам  не  верит.
Неужели  –  дева
та,  что  Свет-Ярило
встретит  –  говорил  мне? 
Знать,  сегодня  в  ванной
Святовита  стану
мыться  после  ложа
царского.
Пригожа
белая  царевна,
статна,  смотрит  смело.
Подходи,  воркует,
сядь  мне  –  одесную.
Притомился,  милый,
я  узвар    сварила  –
выпей-ка  –  забудешь
все  напасти.
Люди  ж
рядом  с  ней  –  что  куклы,
в    масках,  в  белых  буклях.
Деревянно  пляшут  – 
хоть  живые? 
Страшно
отчего-то  Яру.
Глядь  –  у  девы  –  рана
на  виске  чернеет  –
мошкой,  но  сильнее
кипень-кровь  гуляет  –
чует  –  пахнет  дрянью
дело  с  царь-невестой.
Не  находит  места
и  не  пьет  узвара  –
на  душе  неладно.
Говорит  царице:
-  Дай-ка  мне  напиться
родниковой,  чистой
Яр-воды  .
Случилось
что-то  тут  с  хозяйкой,
черным  тело  стало
от  макушки  самой.
Вместо  платья  –  саван.
А  глаза  –  старухи.
Вот  пошла  непруха    -
про  себя  отметил,
да  за  лук  –  ан,  нету…
За  окном  –  стервятник  –
Ежи-Бабы  ратник  –
гадостно  смеется:
-  Что,  попалось,  Солнце?
Раскатали  губы
молодцы.  Подумать
только  –  эка  дурость
на  халяву  –  юность,
да  еще  в  придачу      
и  купель,  и  дача.
Новая  забава,
слышь-ка,  Баба  Анна,
будет  нам  сегодня,
и  стервятник  споро
вышибает  стекла,  -
налетела  в  окна
тьма  его  собратьев  –
нет  пути  обратно  .
Яр  в  уме  прикинул  –
силы  не  равны  мол,
да  заладил:  -  Ежи,
Анна  то  бишь  –  прежде,
чем  съедите  гостя,
может,  всё  ж  –  споемся?
Я  могу  –  частушки.
Ты  послушай  –  лучше
не  сыскать  такого
голоса  лихого!
И  –  давай,  что  силы
петь  о  воле  милой,
о  степи-полыни,
о  земле  родимой.
Крик  его  по  небу,
по  дорожкам  белым
до  Стрибога-дядьки 
долетел.
-  Понятно,  -
усмехнулся  сонно,  -
Надо  на  подмогу.
Ишь,  малец,  буянит.
благо,  что  дядьями
батька  не  обидел.
И  Стрибог  не  сильно
пальцами  пощелкал
(главное-  расчеты)
вмиг  по  небу  –  ветер
свеженький  –  забегал,
да  в  покой  царицы,
то  бишь  Бабы.  В  лица
неживые  –  росно
Яр-водой  плюется.
И  пока  визжали
скоморохи  –  жаром
наш  герой  беспутный
попалил  их.  Будет
это  вам  наука  –
не  дурей  от  скуки!
А  Стрибог  на  небе
вымел  между  делом
всех  чертей  пернатых  – 
любо  и  прохладно
в  вышине  над  градом,
и  не  слышно  –  гари.

Только  Яр  не  весел  –
не  нашел  невесту.
Значит,  будет  снова
дальняя  дорога…