***

1
Маячило там что-то впереди,
Невидимое с высоты жирафьей
И я глаза со страхом отводил
От старых почерневших фотографий.
А где-то в телевизорах страна
Одежды примеряла из развалин.

Год високосный.
Яблоня больна.
Спилить её грозились. Напугали.
Китайка золотая, вспоминать
Осталось только сладкий вкус Успенья.
На смерть отца слегка всплакнула мать
И мне не прибавлялось настроенья.
И всхлипы вслед, слова:
 «был человек…»
И стол без вкуса для поминовенья
На белой скатерти, крахмаленной, как снег,
И лица с выраженьем извиненья.
Как будто затаился дождь везде,
Во всех созвездьях, апогеях, фазах,
А словом мокрым, словно хлеб в дожде,
«отец»
я не назвал его ни разу…

2
И ветхий дом на яблоню глядит
В какой-то сотне метров от Покровской,
Где в злых починах кается бандит,
Смывая кровь расплавившимся воском.
А в високосном яблоня больна.
Все десять  - високосны в девяностых
Кому война, кому всегда весна
И буйный преферанс порфироносных.
И вилами писали по воде
Несбывшихся прогнозов очевидцы,
Кому-то выпал утонуть удел
В той, вилами исписанной, водице.

И, как умел, с собою уносил
Век, уходя, делиться не желая,
Ветра из парусов и кровь из жил,
Волною мутной Леты всё скрывая.
И, словно скалясь зубом золотым,
Ненужной датой, жалких мигов горсткой,
Часов пустых, как терпкий банный дым,
Февраль меня обыгрывал в напёрстки.

Год високосный.
Високосный век,
Так замер Авраам навек с блестящим
Ножом над головою.…
--
Тает снег
Под яблоней, опять плодоносящей.