Прощальный костёр- рассказка 12

            

Осень заглянула необычайно рано,  даже для Якутска. Последняя неделя лагерного лета была  холодной, и мой друг Алёша Торопчинов,  уже «вольный казак», гонял по городу на велике.
  Но в субботу Лето опомнилось, и одарило щедрой  горячечной лаской. Деревья меняли надоевшие  пыльно  - зелёные одежды на знойные наряды. Примеряя сочные багряные, и вызывающе жёлтые, южные фасоны, а нетерпеливые, уже начинали их скидывать, протягивая оголённые руки – ветви порывистому ветру. 

  Да, закрытие сезона – все уже немножко дома. И кроме праздничного обеда из двух котлет, двух компотов, и двух яблок, в нас впихивали – пирожки, блинчики, шоколадки, заливая всё тёплым лимонадом. А  мы  -  древнеримские патриции, возлежали на коврах полянок, скинув галстуки, и расстегнув верхние пуговки на штанишках  - хлеба и зрелищ! Праздник «обжираловки»  прерывался  - то футбол с соседним лагерем, то эстафета.
  А еще надо окунуться в холодный кипяток озера, получить  - почётные грамоты за прыжки в длину,  теннис, а праздничный концерт,  а линейка  - ох запыхался! И … оргии  прощального костра. Сосновый шалаш  - огромный, выше дома, окружили - и с гиканьем и плясками, под звуки горнов и барабанов,  запалили с четырёх сторон. Сосны кричали, искры летели в небо - сталкиваясь с искрами метеоров, только успевай,  загадывай желания.
  Ветер трепал алые кудри пламени,  невыносимо прекрасное  лицо пылало  - было жарко и жалко – лето прощалось. Родители -  от выкушанного,  впали в детство. Дети -  от скушанного,  поскучнели. Костёр  догорал, темно рыжая копна поникла  и рассыпалась, начала  чадить, но ощущение праздника, не хотело догорать – вспыхнула музыка, твисты, вальсы и танго.
  Особенно блистал чей - то папаша;  крахмально  -  белая сорочка, галстук бабочка.  Звезды и  фонари  отскакивали от лакированных штиблет. Отутюженные до кинжальных лезвий брюки  - точными движениями танго рассекали толпу танцующих. Ни один угольный волос,  не шелохнулся на безукоризненном  проборе.
   Позже я опознал его в  книге «Звёзды немого кино»  - Рудольфо Валентино. Он, как подхватил в первом вальсе нашу воспитательницу  - «Книжку», так и  не выпускал.
   О, моя воспиталка!  Она всегда была с  книгой, а я всегда был рядом!  Обычно мы всем третьим отрядом уходили на полянку, в тенёчек. Она  - или читала вслух, или пересказывала  фильмы, как я подозреваю  -  ещё немого кино. Длинные романы : с мушкетёрами, пиратами, гаучо,  дамами,  дуэлями, похищениями, погонями, поцелуями   и танго.
   Она так увлекалась, что иногда забывала о нас  - прерывала чтение, как то свободно потягивалась, откидывалась на траву, и улетала  - уплывала, толи в небо, толи  бригантиной в Аргентину, и я улетал с ней, но эти балбесы  -  пионеры ( что взять - 13 лет) начинали возиться, и мы падали на землю.
   За всё лето к ней ни разу, ни кто не приехал.  Если между  физруками и пионервожатыми  и были,  какие -  то шуры  -  муры, то  она прибывала  в забытьи. С утра до вечера  -  с нами, а ночь - в светёлке, за  бревенчатой стенкой.
   А во время танго, будто очнулась, и  с той же томной грацией,  как на полянке, откидывалась -  отдаваясь волнам кумпарситы. Костёр  умирал, чадил, и чады, чьи родители были на машинах уезжали по домам, а безлошадная безотцовщина  -  на сегодняшний вечер, разбрелась по отрядам. И не столько из хотенья, а больше по обязанности зашуршали конфетные обёртки  -  патрицианское  пресыщение детства.
   Постепенно все провалились в сон, но не все!      
Я проснулся от придушенной возни. Фонари, качаясь,  кидали огромные тени  на потолок и  бревенчатую перегородку, тени дрались. Пионеры  выщипывали паклю между брёвен,  щипались, оттаскивали друг друга от щелей, молча, молча  -  немое кино.
   не ничего не надо было объяснять, Сдержанное нетерпение кроватных пружин в соседней комнате. Молчаливое горение страстей по обе стороны перегородки, не уступало друг другу. Я оттащил кого - то от стенки: фонари и луна выхватили книгу на полу, на ней распласталась чёрная бабочка, раскрытые страницы были придавлены  пустой бутылкой шампанского. 
    Осеннею, переспелую красоту, всё лето прятали  под длинной юбкой, белоснежной строгой сорочкой, а наверченную халой косу, под выгоревшей косынкой. Танго, и бабье лето освободило жар налитой груди, и снега сорочки сползли  - обнажив  хорошо выпеченное плечо, вдовья косынка спала,  тёмно рыжий костёр разметал копну  жара по подушке, кумпарсита   - кумпарсита!
  Я принялся отдирать пионёров от «зрелищ», хватал за трусы, майки, пока меня не лягнули под дых, и я не отлетел к ночному  ведру. Скорчившись,  задыхаясь, пнул ведро : крышка слетев сыграла марш.  «Кина не будет!»  - зрители шлепая по луже, нырнули в постели. ..
  Пионеры дружно выдыхали борщи и пирожки : по стеклу стекали капли, от окна тянуло сырым чадом, от пола лужей, а  я  не мог уснуть, не первый, и далеко не последний раз в жизни. Во сне – растём, в бессоннице – взрослеем.