Притчи

Желание истины

Один человек страстно искал истину в течение многих лет, но так и не смог найти её. Прочел он множество мудрых книг и всю свою жизнь учился разным наукам. И тогда решил он обратиться за помощью к одному очень известному мудрецу, который жил вдалеке от людей, дом его находился в поле.
Разыскав его, первым делом он спросил его: "Помоги мне обрести покой душе, мучает меня один вопрос: не могу я, сколько ни бьюсь, найти истину. Такую, чтобы удовлетворила меня — окончательную истину. Годы мои бегут и уходят от меня, а я всю жизнь ищу истину, но так и не нахожу".
"Ты хочешь знать окончательную истину, — спросил мудрец. — Тогда скажи мне, где ты сейчас?".
— Я стою в поле, разговариваю с тобой.
— Правильно. Что вокруг тебя?
— Вокруг меня золотятся колосья, они наполнены сочными зернами, из которых можно будет смолоть муку, а после испечь отличный хлеб.
— Правильно. Потряси одно из них. Что ты видишь?
— Из колоса выпали зерна.
— Возьми одно из них и разломи. Что ты видишь теперь?
— Я вижу две половинки зерна.
— А я вижу две частички чего-то, что раньше, возможно, было зерном. Разделив целое, ты уже не можешь с такой легкостью приписывать целое частям. На самом деле, в тот самый момент, когда ты переломил зерно, ты потерял целое, но сохранил о нём память, ощущение целого. После этого каждая частица обрела самостоятельность, она стала олицетворять для тебя новое целое, которое ты тоже можешь разделить, и так до бесконечности.
Ты хотел окончательной истины, а она никогда не заканчивается. Бесконечность истины только начинается с момента её осознания. С того самого момента, как ты переломил зерно на две половинки.
Попробуй в каждой частице увидеть космос, а космос почувствуй как сеть друг с другом связанных частиц. Увидь конечное в бесконечном и в бесконечном конечное.
— Но это невозможно: если я разъединяю, то не могу одновременно соединять, равно как наоборот — это два разных процесса.
— Вот когда ты это сможешь осуществить в сознании своем, тогда ты познаешь мудрость. Истина не в том, чтобы соединять или разъединять — это занятие для детей в песочнице, а в том, чтобы переживать оба процесса одновременно, не вовлекаясь ни в один. Истина в желании истины: поскольку ты желаешь, постольку ты живёшь.
Созерцание истины

Маленький мальчик играл во дворе, а дедушка сидел на лавочке невдалеке. Сначала мальчик играл с сверстниками, потом один, а дедушка всё сидел и сидел в одиночестве, задумчиво смотря вдаль.
Мальчику наскучило, и он пришел к дедушке: подсел и стал расспрашивать.
— Тебе не скучно одному, дедушка?
— Нет, внучок, хотя я и один здесь, но мне совсем не одиноко: ведь я беседую со своей душой.
— А как это?
— Очень просто, я долго жил, многое успел сделать, во многом преуспел, хотя кое-что мне не далось. Дружил, любил, творил.  Несколько мечт осуществилось вполне. Но теперь меня занимает другое. Я созерцаю  жизнь для того, чтобы собраться с силами и сделать еще одно последнее дело.
— Какой дело?
— Мне предстоит прыжок в неизвестность — в другой мир.
— Ты говоришь о смерти? Да? Расскажи. Хотя это, наверное, неудобно, но мне всегда хотелось знать: вот ты — дедушка — не боишься смерти? Ведь ты уже старенький и, наверное, скоро умрешь.
— Да, мой милый, скоро, скоро. Я чувствую её приближение, но смерти я не боюсь, потому что никогда с ней не сталкивался. Никогда не бойся того, чего не знаешь. Мир настроен к человеку очень дружелюбно, вот только человек этого не замечает и относится к миру совсем иначе.
Я не знаю, что такое смерть, но знаю точно, что меня здесь больше ничего не держит. Я выполнил всё то, что было задумано и теперь хочу уйти. Никакая смерть не ходит с косой за человеком. Человек уходит тогда, когда готов, когда поспел — когда основное дело его жизни сделано. Люди частенько кличут смерть слишком рано, забывая, что для перехода по ту сторону этой реальности тоже нужны силы и немалые. Их нужно копить, ведь сил остается немного — поэтому я сижу и созерцаю мир. Всю жизнь я что-то делал, куда-то спешил, разменивая свои силы на мелочи материального характера, которые не пережили и мой век. Всё материальное тленно. И вот когда силы оставили меня, и я больше не смог тратить себя на незначительное, тогда я понял смысл созерцания — мне открылась моя душа. Я не знал её на протяжении всей моей жизни, но в старости мы познакомились-таки. Все силы мои растворились в мире без остатка, словно и не было ничего, а для души времени почти не осталось. Видимо, душа создана для жизни в другом мире. По крайней мере, в этом она успевает лишь родиться.
Я уйду, но обязательно вернусь обратно, чтобы заниматься душой всю следующую жизнь, если мне выпадет ещё один шанс и если есть такая возможность перевоплотиться вновь. Если шанса вернуться у меня не будет, тогда я предпочту остаться там. Но главное: я хочу только одного — чтобы иметь возможность заниматься своей душой.
— А можно я тоже посижу рядышком с тобой и подумаю о своей душе?


Разные вершины

Одна птица поспорила с другой, кто быстрее долетит до вершины горы. Одновременно сорвались они с отвесной скалы в надежде на победу. Первая летела изо всех сил, только воздух свистел. Вторая же летела, совсем не торопясь, как будто вовсе не желая опережать соперницу. Первой было удивительно такое поведение второй птицы, но она была так увлечена своим опережением, что ничего не заметила.
Долетев до ближайшей вершины, первая птица буквально упала, изнемогая от усталости — так тяжело досталась ей победа. А вторая не спеша долетела до вершины спустя некоторое время, но не приземлилась, а полетела дальше.
Изумленная первая птица, давно поджидавшая проигравшую, ринулась за второй, чтобы спросить, в чем дело.
— Куда же ты улетаешь? Мы же договорились, что летим до ближайшей вершины горы. Я прилетела первая, я победила: выбилась из сил и больше не могу продолжать полет.
— Да, договорились, но только для меня ближайшая вершина — вон та, что едва видна за горизонтом.
— Ничего себе, ближайшая! По-моему, мы по-разному видим вершины.
— Нет, просто у нас разные вершины. Я знаю сокола, будь он с нами, он улетел бы на другой континент.
Не те вершины ближние, что близко расположены, а те, что близки по духу.


Путь к себе

Рассказывают, будто именно в древнем Шумере произошла эта удивительная история. Шумеры тогда не достигли еще известного всему миру величия, а завязли в бесконечных войнах и междоусобицах.
Чистый и светлый душой юноша очень переживал, что нет для него славного дела в своём отечестве: страна его погрязла в бесславии. И не знал он, что нужно сделать, чтобы изменить такое положение дел. Искал пути, но не нашел. И надумал он покинуть свою страну и искать подвигов на стороне.
Но прежде он обратился к старому способу узнать судьбу — обратиться к богам с помощью ритуального возжигания огня в храме оракула. На протяжении нескольких часов нужно молиться и испрашивать пути у богов. Куда в течение этого времени настойчиво будет наклоняться пламя огня, туда, значит, держать и путь.
Пришел он к оракулу и попросил свершить обряд. Разведя огонь, несколько часов медитировал он, выспрашивая богов, как понимать ему свою жизнь и её смысл, какого держаться пути, чтобы снискать доблесть и славу для земли своей.
Всё это время пламя упорно склонялось в сторону юноши, едва не обжигая его. Не понимая, какой знак подаёт ему огонь, спросил толкования у оракула. И оракул ответил ему: "Огонь показывал на тебя, пока ты молился, значит, ты должен обратиться к себе, чтобы понять, что нужно тебе. Твое внутреннее начало рвется куда-то уйти. Ты ищешь путь, чтобы идти. Чтобы куда-то идти, надо знать куда придёшь, но этой точкой являешься ты сам: только от себя можно уйти и только к себе можно вернуться. Кроме того, чтобы идти, не обязательно ходить: можно совершать движение остановившись. Запомни, самый кратчайший путь из всех возможных —  это путь назад, путь к себе — потому что его ты уже прошёл однажды, и он тебе знаком. Возвращайся назад. Возвращайся к себе. Возвращайся на свою землю и стань там тем, кто ты есть".
Таково было толкование оракула.
И, действительно, как только вернулся юноша к своим обычным делам, окрылённый этой простой мудростью, так начались великие дела на земле шумерской. Стал он великим воином и мужем своего народа. С него началось великое шумерское объединение народов. Он научился всех самостоянию.


Удивление

В Индии жил удивительный человек. В центре Бомбея он занимался тем, что нанизывал ягоды на нить, словно бусины, раскрашивал их в яркие цвета и дарил прохожим и туристам — всем тем, у кого это необычное творчество вызывало интерес.
Благодарные туристы дарили ему ответные сувениры и мелкие монеты; местные жители давали ему продукты питания. Наверное, не было во всей Индии большего чудака, чем этот, придумавший такое занятие.
Человек, который рассказал мне об этом, был очевидцем происходящего. Его удивило то, что такое живое ожерелье из ягод, бесспорно, красивое и необычное, просуществует буквально несколько дней, а потом ягоды высохнут, и оно будет иметь непривлекательный вид. Зачем же производить столь кропотливую работу, ради мгновения радости и минутного удивления? И только позднее он понял, что в самом вопросе заключался ответ. Он спросил об этом автора ягодных жемчужин, и тот с удовольствием ответил ему:
"Я открыл для себя истину и спешу поделиться с другими. Кроме того, эта истина не перестает удивлять меня самого, и каждый раз я открываю её заново — и вновь, и вновь любуюсь ею. Я нанизываю на нитку плоды природы, жизнь которых мгновенна по сравнению с веком нитки, но, делая это, перед своими глазами я вижу как в мир приходит человек, который смертен, но, не зная этого, с жадностью пытается унести с собой плоды мира, которые унести не в состоянии. Он мнит себя вечной ниткой, на которую якобы нанизывает мудрость, а, в действительности, он этот самый преходящий плод, один из многих тысяч, что пройдет сквозь  лоно жизни.
Когда я вижу улыбки и удивление в глазах людей, радостно принимающих мои подарки, я чувствую то же, что, наверное, чувствует Бог".


Мудрость — мудрому

Жил один мудрец, о мудрости которого ходили легенды уже при его жизни. Все знали о том, что есть на земле человек, который всегда найдет ответ на самый каверзный вопрос. С какими только вопросами не приходили к нему, всех он внимательно выслушивал и, обязательно, что-нибудь советовал. Приходившие к нему чаще шли с наболевшими проблемами, но были и любопытные, которые посещали его просто так.
Так пришел к нему смышленый, но очень хитрый человек. Смотря в сторонке на других, приходящих к мудрецу, слушая, с какой легкостью и непринужденностью старик раздает мудрые советы, он, когда дошла его очередь, спросил его.
Скажи, мудрец, ты рассыпаешь жемчугом свою мудрость перед всяким входящим к тебе за советом, не боишься ли ты, что могут быть люди, которые захотят похитить её у тебя и выдать за свою? Люди бывают разные: одни добрые, а другие злые.
Ты говоришь так, потому что полагаешь, будто можно так просто разделить людей на добрых и злых.
Ну, конечно, добро и зло раскрывает себя через поступки.
У каждого человека, на протяжении жизни, случаются разные поступки: и добрые, и злые. Едва ли ты найдешь абсолютно доброго или абсолютно злого человека. Все люди одинаковы в основе своей: все хотят только доброго. Ищут и выбирают среди доброго, избегая худого, вот только по-разному они это доброе выбирают. А от их выбора зависит даже не столько жизнь других, сколько жизнь их собственная. Когда идешь по лесу, не зная тропы, немудрено и заблудиться.
        А в отношении мудрости я спокоен: нельзя украсть то, что ты не в состоянии унести. Можно забрать деньги, ценные вещи, пищу: всё это принадлежит Земле, но чтобы забрать мудрость, нужно быть мудрецом. Другой мудрец, пожалуй, мог бы воспользоваться мыслями другого, но делать этого он не станет потому, что сам порождает мудрость без помощи других, а иначе он не мудрец вовсе.
— Что же, по твоему, уносят от тебя эти осчастливленные люди: ведь не все же среди них мудрецы?
— Они уносят свою мудрость, которая всегда была в них, но о которой они не подозревали, в крайнем случае  — ожидание мудрости. Я лишь помогаю каждому увидеть её в себе. Человек приходит на эту землю, чтобы стать мудрецом, затем быть им, а потом помогать другим пройти этот путь от начала.


Дело Земли

Один благоверный христианин, ученый и богослов-католик, всю жизнь провел в молитвах и постах. Не было, пожалуй, столь ревностного служителя церкви в том месте, где он жил, который мог бы похвастаться своей набожностью. Человек этот, действительно, прославился в округе и далеко за её пределами чистейшей душой и огромной ученостью. Идя христовой дорогой, благословенно текли его лета.
Старость пришла незаметно, но признание его заслуг не достигло, как казалось ему, должной высоты. Ему хотелось послужить всему человечеству: толстые книги, написанные им для потомков были известны очень узкому кругу людей, благочестие его было известно, но не вызывало священного трепета у других. Он же в глубине души, верил, что сможет и, даже, имеет право на папский престол.
Тысячи раз обращался он с молитвой к Господу о помощи в осуществлении его мечты, но искомое не приходило. Приняв в юности сан, получив в распоряжение глухую провинциальную храм, карьерного роста с того момента не произошло. Он отправлял сотни записок, проектов, научных изысканий в Ватикан, но редко когда получал скупые  равнодушные ответы.
Не признанный гений — вот боль, которая сжигала угли его дней. И вот решил он на склоне этих дней оставить сан и уйти отшельником, куда глаза глядят. Несколько лет странствовал он, многое повидал, с сотнями людей соприкоснулась душа его. Ранее он не покидал свой город на долго и не знал, чем человек на земле жив. Но и увидев всё, стало ему ещё обиднее оттого,  что не признали святость в нём, и не смог помочь он всем нуждающимся в слове божьем.
Не получив ответа ни у кого и, даже, у Бога, который не отвечал праведнику, решил он спросить напоследок у природы — спрашивал у ветра, у дождя, у птиц: "Почему не знал я признания среди людей, иные и за толику моего вклада возносятся до небес, а мне и простой похвалы не досталось?". И в тишине мира услышал он голос природы: "А кто когда-нибудь поблагодарил меня? Я служу людям и всему живому многие тысячелетия, но сказал ли кто-нибудь спасибо мне, признал ли меня кто-нибудь? Все устремляют взгляд в небеса, забывая, что тело свое оставляют покоиться мне. Дело земли достается земле, и оно никогда не получает признания. Иди в мир и твори бескорыстно, ибо только богатый духом может отдавать. А когда почувствует, что силы стали изменять ему, тогда поймет, что всю жизнь прожил нищим. Вот тогда и произойдет великое разделение: плоть творящая уходит в землю, а душа-нищенка возвращается на паперть к Отцу Небесному.".


Вторая попытка

Многие знают, что сначала создал Бог Адама, а из ребра его сотворил Еву. Но не многие знают, что это была уже вторая попытка сотворения человека, первая окончилась неудачей.
Первый человек был создан совершенным и подобен Богу. В его пользование была предоставлена целая планета, которая была воплощенным раем. Он очень гармонично вписывался в природу, и не было никаких изъянов в этой картине мира. Но человеку очень скоро наскучило счастье, ибо нечего ему было преодолевать, не к чему стремиться. Ведь невозможно совершенствование уже совершенного. Тогда вздумал он совершенствовать себя, не зная, что это невозможно, чем обидел Творца. Тот подумал, что человек сомневается в его воле и считает себя равным ему, тогда как человек просто стал свободным, и ему стало тесно.
Оставил Бог человека в одиночестве на полном довольстве в кромешном раю. И не выдержал человек испытания, сломался разум его. Никому не нужно совершенство, когда им не с кем поделиться. И помутился разум человека, и стал он диким и сгинул в природе.
Опечалился Бог. С тяжелым сердцем создавал он Адама, но на этот раз придумал ему спутницу. Из одной плоти, но несколько разно: чтобы было что изучать и была возможность совершенствоваться, несмотря на то, что не без некоторого совершенства они были скроены изначально. Однако, как мы знаем, мало этого показалось людям, согрешили они из интереса, чтобы иметь возможность выбирать самим.
Так и пошла история человечества.
А из того человека, что первым был, обезьяна произошла, и так органично он влился в мир, что некоторые потомки тех, вторых, даже пытались родство найти. Неизвестно, нашли или нет, а только пока искали первородство, совсем забыли о совершенстве и совершенствовании. Так и маятся до сих пор.


В неизменном душа

Один торговец пришел к мудрецу и спросил:
— Многие говорят, что человек есть не только тело, но у него есть ещё и душа, которую не видно снаружи, но  она, якобы, существует внутри тела. Как мне убедиться, что она действительно существует или доказать, что таковой нет?
— А зачем тебе, ведь ты торгуешь на рынках? Неужели задумал торговать ещё и душой?
— Ты угадал, мудрец. Я думал над этим: если бы душа существовала так же как существует тело, то можно было бы придумать для неё средства, необходимые для каждого, как например, мыло или одежда для тела. Тогда можно было бы и людям помочь, и придумать много новых товаров. А если души не существует, тогда следует вовсе отказаться от притязаний на её обладание и смириться с потребностями тела, не ограничивая себя ни в чем, что расширило бы количество продаж уже имеющихся товаров для тела. И в том, и в другом случае, была бы несомненная польза. Нет ясности, а потому очень трудно становится работать с каждым днем.
— Ты всё правильно рассудил. Есть старый известный способ убедиться в существовании того, что ты ищешь: надо пойти к реке, уединиться на несколько дней и неустанно смотреть на гладь воды, время от времени прерываясь для раздумий. Делать это надо до той поры, пока ты не поймешь разницу: что-то изменилось, но что-то при этом осталось неизменным. Меняется тело, лишь в неизменном душа.
         Так и сделал торговец по совету мудрец. Сколько времени потребовалось ему — неизвестно. А только доподлинно известно, что понял он, что лицо его под палящим солнцем обгорело, через несколько дней он осунулся и зарос бородой, в то время как река все также продолжала течь и показывать ему его же собственное отражение, постепенно меняющееся. И понял он, что меняется в этом мире только он сам: его лицо, его тело — всё остальное остается почти неизменным. Перемены в природе и его душе гораздо менее заметны. Но видит он свое отражение в реке незримым  внутренним оком, которое неуловимо расположено где-то внутри его тела, но к телу никакого отношения не имеет. И это внутренне око помнит его исходное лицо и состояние, несмотря на то, что он уже изменился. Тело не помнит, а око помнит. "Вероятно, это и есть душа, — подумал торговец и покинул реку преображенным. — Значит она все-таки существует! Как же теперь я буду торговать на рынке?".


Царство ребенка

Однажды посчастливилось иметь мне беседу с Гераклитом, что родом из Эфеса. Род его был древним, царско-жреческим, и ранее повелевавший на эфесской земле. Однако власть царей была свергнута, и многие аристократы покинули её, убежав в Персию. Но Гераклит посчитал нужным остаться и уединился в хижине в горах, живя бедно и одиноко. Он написал одно прозаическое произведение, которое получило широкую огласку среди ищущих истины. Писал он непонятно, за что ещё при жизни его прозвали Темным. Говорили, будто он озлобился на весь мир из-за несправедливости по отношению к себе: мог править — он же избранный — да вот оказался не в удел, оттого и запутывает себя и других, приписывая себе тайное знание.
Но, решившись преодолеть нелегкий горный путь, поднимаясь к нему на встречу без всякой надежды на радостный приём, меня более всего волновал тот момент его учения о "панта реи". Все течет, все изменяется — в мироздании нет ничего неизменного. Он уподоблял мир реке и говорил, что "в ту же реку вступаем и не вступаем", потому что "на входящих в ту же самую реку набегают всё новые и новые воды". Отсюда следует, что ничего в мире не повторяется, всё преходяще и происходит только один раз.
         Однако? — задавал я себе вопрос. — Тогда кто же будет тот человек, который входит в эту самую воду? Если всё изменяется, значит должна быть неизменная точка опоры, благодаря которой и можно увидеть эти изменения. В противном случае, невозможно было бы узнать об этом: изменение заметно на фоне неизменного. Значит, именно человек есть та устойчивая точка, вокруг которой вертится вся Вселенная. Но тогда получается, что и не всё изменяется. Есть только одна возможность, данная нам богами, войти в одну реку не только дважды, но бесконечное количество раз: когда человек творит из некоего неподвижного центра. Окунувшись в реку жизни и отразив ее в творениях, человек навсегда оставляет в себе память о ней – влага, оставшаяся на его теле никогда не высохнет, пока память его сильна. И, спустя время, он снова сможет пережить любые бурные воды. Даже уходя в лоно земли, он уносит все переживания с собой.
Когда я поделился своими мыслями с Гераклитом, он воскликнул: "Это похоже на образ кикеона, который расслаивается на составные части, если этот священный напиток постоянно не встряхивать. Кажущееся равновесие человека с вечностью условно и преходяще. Человек должен постоянно делать титанические усилия ради достижения гармонии, длящейся всего лишь миг. Противоположности в этом мире борются друг с другом столь быстро, что человек не поспевает и всегда будет обречен быть только на одной из двух сторон. А венчающая противоположности вечность лишь дитя, переставляющее шашки — царство ребенка".
Мои мысли показались ему очень интересными, но абсолютно недостижимыми, ибо человек вряд ли когда-либо сможет противостоять Вселенной, поскольку "большинство их по-скотски пресыщено". Впрочем, он рекомендовал мне записать мои мысли, прежде всесторонне осмыслив. Чего я, к сожалению, не так и не сделал.


Воля к власти

Однажды кишки так перекрутились вокруг друг друга, что образовали некий конгломерат, который показался им весьма высокоорганизованной структурой. Более того, так как данное образование отдаленно напоминало нечто круглое: то многие его участники увидели в этом знак свыше. Многочисленные отделы кишок, столь разные по строению и функции, слились воедино, образовав нечто качественно иное — новый орган, как им показалось.
Кто-то предложил называть его отныне мозгом, поскольку налицо все внешние признаки сходства: борозды и извилины. В связи с тем, что неправильная работа кишечника вызвала ряд серьезных нарушений, обусловленных переполненностью, кишками была объявлена чрезвычайная ситуация. Было высказано предложение: снять с действующего мозга его полномочия и передать их вновь образованному органу кишечника, который отныне и следует считать мозгом, тем более что по размерам он значительно превосходит своего предшественника.
В сложившихся условиях началась натуральная гражданская война, поскольку мозг, со своей стороны, никак физически не мог сложить свои полномочия. Борьба обострялась еще и тем, что скопившиеся в кишках газы и каловые массы, не находя естественного выхода и предоставленные сами себе в ограниченном пространстве, повели себя, прямо сказать, не должным образом.
Раздувающийся от самомнения своей значимости, и, главным образом, от газов, кишечный конгломерат объявил войну сразу всем органам организма и, прежде всего, своему внутреннему содержимому.
Не знаю, чем бы закончилась эта история, если бы кишечник вдруг не разверзнулся и не вывалил переполнявшую его зловонную жижу наружу естественным образом, чем и разрешил конфликт. Не завидую я тому организму, с которым этот казус произошел.
«Вот что бывает, когда кишки вместо мозгов править организмом изволят», — сказал бы я.


Случайная закономерность

Идущий вдоль побережья прекрасного Эгейского моря, усталый путник остановился, шокированный зрелищем, невиданного им до сих пор.
На берегу сидел рыбак и перебирал сети, в то время как над его головой пролетал орел, держащий в своих когтях черепаху. Пролетая над рыбаком, орел бросает черепаху вниз, желая расколоть ее панцирь о камни, но падает она не на камни, а прямо на голову рыбаку и раскалывает его череп вдребезги. Такое совпадение случайностей кажется путнику невозможным, и он падает на колени и молится своим богам.
А собака путника бежала в отдалении от своего хозяина и за несколько минут до случившегося, виляя хвостом, подбежала к рыбаку в надежде, что ей, может быть, что-нибудь перепадет из улова. Как раз в этот момент рыбак вытаскивал из сетей черепаху, застрявшую в ней благодаря своей нерасторопности, погнавшись за мелкой рыбешкой. Собака подбежала ближе и, завидев её, рыбак встрепенулся, но вдруг, как вихрь нахлынул на него гнев: на то, что погоды нет, сегодняшнего улова не хватит даже на обед, сеть порвала эта никчемная черепаха, и еще эта собака чего-то хочет от больного, старого неудачника. И от досады он с силой бросил черепаху в сторону собаки. Собака убежала, но с высоты триста метров над уровнем моря, эти шевеления привлекли внимание зоркого орла...


Власть идей

Когда во второй раз Платон потерпел неудачу в Сиракузах, его друг пифагореец Архит написал уважительное письмо к тирану Дионисию-младшему, чтобы тот отпустил Платона в Афины. Спустя какое-то время Платон вернулся, и между Архитом и Платоном состоялся разговор.
— Скажи, Платон, ведь многие считают тебя одним из самых мудрых людей на земле, и даже сам Сократ считал тебя наилучшим из своих учеников, зачем же ты поехал к тирану в Сиракузы, обрекая себя на верную гибель?
— Я поехал к Дионисию-младшему, тирану и правителю Сиракуз с надеждой, что он поддержит меня в моих политических начинаниях, даст земли и людей, и я смогу построить идеальное государство, которое, я убежден, единственно и должно быть на земле.
— Но ведь всей Элладе известна история, которая приключилась с тобой несколько лет назад, когда ты ездил к его отцу Дионисию-старшему и жил у него в Сиракузах на правах философа. Твое недовольство тиранией Дионисия вызвало у него гнев, за что он продал тебя в рабство некому Поллиду. А поговаривают, что первоначально он хотел казнить тебя, и, если бы не Поллид, прибывший в тот момент с посольством от Спарты, не сносить тебе головы.
— Все так, Архит. Более того, Поллид выпросил меня у Дионисия не для того, чтобы помиловать и отпустить. Он взял меня на галеры, где я в течение трех месяцев был гребцом, наряду с другими рабами из Эфиопии. А когда мы прибыли на юг Эгины, выставил меня на продажу.
— Ну, скажи, пожалуйста, неужели тебе приятно все это? После всех унижений ты снова едешь в Сиракузы, к тирану, который свергнул отца-деспота. Просишь его помочь тебе, а он бросает тебя, словно корм рыбам. Неужели ты веришь, что тиран тирану рознь?
— Знаешь, Архит, все, что ты рассказываешь мне обо мне же, так и есть в действительности, со стороны выглядит странно и непоследовательно, но я попытаюсь объяснить тебе, что заставляет меня искать участия у сильных мира сего.
Все люди устроены одинаково, но душа у каждого развита по-разному. Не будешь же ты отрицать наличие в мире лучших душ и не очень. Первых мало, и потому они так ценны. Перед человеком открываются два пути: один путь добродетели и познания, который заставляет человека жить внутренним и удаляться от людей. Другой  построен на власти: нужно много сил отдать для того, чтобы повелевать другими, нужно жить внешним. И тот и другой путь в одинаковой степени порабощает человека: мудреца и философа одолевают его идеи, которые требуют своего воплощения в жизни; правителя и тирана сковывают рабы и деньги, которыми он повелевает.
— Значит ли это, что мудрец как апогей внутреннего развития и правитель как служитель внешним узам — люди разные и ни при каких обстоятельствах встретиться не могут?
— Ты правильно уловил ход моей мысли, Архит. Но это только первая её часть. Только душа человека различна не от природы, а от глубины и степени познания. От природы душа человека совершенна и способна вознестись до больших высот и объять весь мир своим пониманием. Если бы это было не так, тогда творческие порывы давно оставили бы людей, и они постепенно превратились бы в животных. А раз душа философа и душа тирана совершенно развиты только в противоположных направлениях как части одной мировой души, значит, они непременно должны соприкасаться друг с другом.
— Теперь я, кажется, начинаю понимать тебя, Платон. Ты убежден, что все мы только маленькие части одной мировой души и обязательно должны соединиться. Различия между нами не могут препятствовать нашему объединению в целое, в конце концов?
— Да, но соединиться смогут только совершенные души, а не все подряд. Для этого душа и нуждается в совершенствовании.
— Получается, что как мудрец есть только крайняя степень совершенства внутреннего, так и тиран есть проявление совершенства внешнего. Но нет ли здесь парадокса?
— Нет, парадокса здесь нет. Оба взаимно нуждаются друг в друге: они как бы две половины разбитой амфоры, только не знают об этом.
— Мудрость и насилие — разве они когда-либо соприкасались друг с другом? Я что-то не припомню таких времен?
— Таких времен и я не припоминаю. Но именно поэтому человечество и живет до сих пор столь нелепо, что тебе, Архит, всё еще приходится выкупать из рабства философа. Но и мудрость, и насилие есть проявление единой власти над людьми, а потому они обречены на вечный диалог.

И в третий раз плавал Платон в Сиракузы, когда возникла необходимость примирить двух братьев — Диона и Дионисия-младшего. Но и в этот раз не удалось ему добиться искомого.


Кайрос

Пришло время, когда самый юный апостол Христа — Иоанн — превратился в глубокого старика. Несмотря на то, что ему пришлось претерпеть гонения со стороны властей и унижения от простого люда, к концу жизни он был любим и почитаем учениками и последователями. Евангелие, написанное им, было изложено сложным языком, писал он на греческом, и немногие могли с полной уверенностью сказать, что всё точно поняли из того, что прочитали. Жизнь и учение Христа излагались им не буквально, но символично, образно, и потому вызывали разночтения.
Однажды ученики, найдя очередное трудное место в его благой вести, попросили прокомментировать следующие строки:.
— В седьмой главе, учитель, ты пишешь такие слова: "Наступит время, и оно уже наступило, когда придет Царствие Божие...". Скажи нам, как это понимать: ведь время все и всегда называли словом Хронос, что обозначает последовательность событий — одно за другим, а ты употребил здесь слово Кайрос, которое обозначает предел. Но как такое может быть: время, которое одновременно еще только наступит, и уже наступило? Нет ли здесь неточности?
— Вы подошли к самой сути того, о чем я хотел поведать. Греки — предшественники нашего общего учителя — ещё очень давно выделяли два вида времени: одно — Хронос — как последовательность меняющихся событий; время, в котором человек пребывает от рождения до смерти и не может, при всем желании, остановить его — это внешнее время. Другое — Кайрос — всемоментность, при котором время внешнее переходит во внутреннее время самого человека. Кайрос есть внутреннее время человека, только оно существует не как течение, но как остановка.
Представьте себе: обычное время мы уподобим пояску, которым каждый из нас вынужден подпоясывать свою одежду — в нем мы нуждаемся и без него не мыслим своего существования. Но можно освободиться от такой зависимости, если его разорвать. Не надо останавливать время  всегда надо помнить, что существует иное время, которое никогда не начиналось и никогда не закончится. У каждого есть возможность войти в это время и узнать себя живым и свободным.
Так Христос завещал всем нам, братья и сестры, не расслабляться, но помнить, что время Кайрос настало в тот момент, когда испустил свой дух Учитель наш. Пока он был с нами, время длилось, а смертью своей прервал он обычный ход его. И пока не придет он вторично к нам, чтобы судить нас по делам нашим, не смолкнут муки Христовы для нас. Должны мы утвердить в сердце своем новое время и передавать его потомкам от сердца к сердцу огнем любви, ибо отныне Бог всегда среди нас.



Подлинность

В древней Японии жил один человек, жизнь которого покрыта тайной и породила множество легенд, бытующих до наших дней. Ещё в юности он удалился от людей, поселился в лесу у подножия горы Якудза и стал жить уединенно. Говорили, что он потомок знатного рода и несметно богат, однако всё оставил и предпочел жить один. Он не исповедовал никаких учений и религий, столь распространенных на территории Японии и Китая, но слава к концу его жизни была не меньшая, чем у Конфуция или Будды. Многие люди издалека приходили к нему, чтобы учиться и, постепенно, его одинокую хижину окружили хижины его последователей.
Чему же он учил? А ничему — и это составляло суть его учения. Он объяснял это так: "Я понял, что жизнь в обществе других людей построена таким образом, что самыми вожделенными добродетелями в нём считаются богатство и власть. Люди изначально разделены и вынуждены заниматься тем, чем занимались их родители: если человек родился в семье земледельцев, то сможет стать только земледельцем. Природа же всех рождает разными: возможно, что наследник царского престола прожил бы гораздо более счастливую жизнь, если бы стал земледельцем, в то время как сын земледельца по своим способностям занял бы трон наследника и принес бы своей стране огромную пользу. Но сделать так невозможно, и пока есть семьи, будет и неизбежное наследование. А потому общество людей, в котором каждый из нас живет, есть ничто иное, как пирамида с вершиной вниз. Унаследованная власть всегда будет развращена и порочна, потому что удерживать от других её приходится низменными средствами. Простым же людям уготована тяжелая жизнь, которую составляет изнурительный труд ради куска хлеба. Можно двигаться по пирамиде к славе и почету, но это будет мнимый рост, поскольку, чем выше человек поднимается по лестнице успеха, тем больше он отдаляется от самого себя и спускается вниз в духовном смысле, овладевая пороками, которые так необходимы для приобретения славы и богатства. Так жили наши предки, живём мы, и будут жить и наши дети: никогда не исчезнет неравенство и ложь.
Мне же показался неинтересным такой порядок вещей, поэтому я решил жить не за счет других, но за счет себя самого. Покорять только те вершины, в которые необходимы моему духу. Я поселился у подножия самой высокой горы во всем свете для того, чтобы время от времени подниматься на её вершину. Эти изнурительные восхождения нужны мне для того, чтобы я смог слышать музыку, которая звучит во мне. Слушая музыку природы, наедине с самим собой, я учусь слушать музыку своей природы. Гора Якудза для меня — пирамида с незаконченной вершиной вверх. Она уходит высоко в небо так, что, стоя у подножия, не видно её вершины. А когда поднимаешься к вершине, то понимаешь, что вершиной являешься ты сам. Спустя какое-то время, ты забываешь об этом, и требуется новое восхождение и новая работа над собой".
Так разговаривал он с людьми, и они внимательно слушали его. Так постепенно вокруг убогой хижины его выросла новая цивилизация.


Растопить себя

У отца было три сына. Когда он почувствовал, что скоро умрет, то решил заранее распределить наследство между сыновьями. Однако распределил он его не поровну, как, казалось бы, следует сделать, а таким образом, что старшему и среднему сыну достались равные доли, а младшему несколько больше.
Когда отец покинул этот мир, то старшие сыновья, получив неравные доли, обиделись на младшего брата, а между собой рассорились.
Представ перед престолом Божьим, отец сыновей вынужден был пояснить свой поступок: "Может показаться, что, воспитав хороших детей и нажив солидное состояние трудом и честью, я поступил очень жестоко по отношению к моим сыновьям, посеяв среди них обиду и зависть. Всю свою жизнь я растил их в любви и согласии, и ты свидетель тому, Господи. Старший сын обладает редкими умственными способностями, которые в будущем позволят ему стать философом или государственным мужем. Средний — волевой и мужественный молодой человек, который может развить свои таланты до совершенства, проявив себя, скажем, в военном искусстве. Младший же сын — отрада моих последних лет — нежный и чувственный юноша, которого я люблю больше всего за его мудрость и совесть. Всех своих детей я любил одинаково, но третьего, последнего, я люблю в особенности.
Умирая, я поставил перед ними нелегкую задачу, вполне осознавая содеянное. Все то время, пока я был с ними рядом, воспитывал и помогал, они чувствовали моё присутствие и всегда оставались рядом со мной детьми. С моей смертью они неизбежно остаются одинокими во всём свете — никто больше не поможет им. Со смертью родителей дети перестают быть детьми и навсегда становятся взрослыми. Я как отец уже не смогу быть рядом с ними, но мне хотелось бы дать им последний урок самостоятельности, после которого я мог бы за них не переживать.
Мир, в который они вступают, жестокий и коварный, состоящий по большей части из несовершенств, уже расставил для них множество ловушек, которые, мне бы хотелось, чтобы они избежали. Нельзя перехитрить смерть, но можно перехитрить жизнь.
Я разделил всё моё имущество не в равных долях с той целью, чтобы, впустив в свою душу зависть и обиду, они по-скорее пережили её, восстановив справедливость. Старшие братья, рассчитывавшие на равный раздел, будут обижены несправедливостью и отвернут  младшего, попутно рассорятся между собой из-за различного понимания происходящего. Зло всегда имеет множество оттенков, которые только усиливают раздор. Младший сын, на которого я уповаю, которому я отдал всю мудрость, которой сам обладал в старости, беседуя и поучая его, ухаживал за мной и был у моей постели до последней минуты, проливая первые слезы утраты. Столкнувшись с завистью своих братьев, с которыми всю жизнь до этого прожил в любви и согласии, будет потрясен их обидчивостью и неблагодарностью, алчностью и корыстью. В его хрупкой душе будут бушевать ураганы: растерянность, предательство, обида за непонимание, несправедливость и прочее. Всё то, что переживает каждый человек, попав на Землю, откроется ему в полной мере — и бездны покажутся ему безграничными. Он будет одинок, но должен будет найти выход в своей душе. Когда рушится здание, осыпается всё, что составляло дом, но остается фундамент. Если он был хорошим, то на нём можно будет построить еще множество домов, если же нет — тогда не удастся построить ничего.
Столкнувшись с тьмою, он увидит отличное от тьмы — свет, который еще не ярок, но уже проглядывает в его душе. Этот свет — подарок нашей душе, от тебя, Господи. Кто бы мы ни были на Земле — всех согревает он где-то глубоко изнутри. Ему предстоит проделать огромную работу над собой, чтобы стать достойным наследником своего отца. Нужно хорошенько растопить себя. Неяркий свет нужно превратить в огромный пламенеющий факел. Совесть жжёт и светит так, что её огня хватит на многих бессовестных. Этому я не могу научить его, он должен сделать этот шаг сам. Когда же произойдет ожидаемое мною, тогда он разделит свою оставшуюся большую часть поровну и отдаст без остатка братьям своим, чтобы им было совестно, в свою очередь. Напомнит о том, как забыли они заповеди и плохо думали друг о друге в отсутствие отца.
Не так ли и ты, Господи, поступаешь с каждым из нас, не потому, что желаешь нам зла, но, наоборот, учишь нас добру? Никто не сможет обучить нас добру, кроме нас самих. В каждом есть частица тебя, которую мы должны найти и полюбить. Полюбив же, нести эту любовь братьям своим, чтобы пробудились и они. Как у деревьев в период цветения разносится множество семян, уносимых ветром в разные стороны во все концы, так и человек открывает и несёт свою любовь сквозь жизнь, чтобы посеять семена в душах людей, окружающих его".



Мудрец и император


Один известный и знаменитый император на склоне лет своих озаботился философскими вопросами. Правил он большой империей честно и справедливо, прослыл величайшим правителем, и слава его по всей стране опережала его самого. Все уважали его. Много принёс он добра людям, многое видел и испытал, но остались вопросы в его жизни, не решив которые, он не смог бы уйти на покой.
И жил в это же самое время еще более знаменитый человек в этой империи — легендарный мудрец, слава о котором не один раз облетела земной шар. Жил он уединенно, но толпы учеников ходили за ним и внимали каждому его слову — так он был мудр. Все любили его.
И пришло время, которое редко когда случается, — встретиться самому любимому народом мудрецу с самым почитаемым правителем.
Император пришел к мудрецу, чтобы поговорить.
— Скажи мне, мудрейший из мудрейших, как величают тебя в народе, почему меня уважают, а тебя любят? Всю свою жизнь ты прожил в уединении, ничего не написал, ничего не строил, но ты окружен любовью своих учеников; со всех концов света едут к тебе люди, чтобы просто увидеть тебя, и они счастливы лишь этим мгновением? Когда я созывал на войну, и вся страна помогала мне в этом — ты уклонился в своем скиту. Когда я строил храмы в честь богов — ты не принимал участия. Когда против меня замыслили заговор, и вся страна разделилась на моих сторонников и противников — ты молчал. Свою жизнь ты прожил так, как хотел: не помогал, но и не мешал мне. Теперь, когда мы оба уже весьма пожилые люди, мне не дает покоя тот факт, что тебя при всем вышеизложенном любят, а меня только уважают.
Я непрестанно работал над собой и заставлял работать других. Я воевал и покорял целые империи: золото и богатство не могли вместить мои закрома. Я строил империю с нуля, миллионам жалких полуголодных людей получи о меня работу. Все, что ни делал, я делал для людей. Я построил огромную империю. Но приходит старость — и что я вижу? Все те люди, которых я сделал людьми, накормил, дал им работу и жилье — все они идут за мудростью к тебе. Ко мне идут работать, а к тебе учиться. Тебя они любят как национального героя, а меня уважают. Не подумай, пожалуйста, что мне обидно — нет, все обиды я давно оставил в прошлом. Я не могу понять, почему уважение и любовь так сильно разведены в разные стороны. Завоевать уважение — не значит завоевать любовь. Я отдал жизнь ради других, ради любви, но с прискорбием констатирую, что я один и меня никто не любит, в то время как ты всю жизнь прожил один, но тебя любят буквально все.
— Я отвечу тебе, самый уважаемый из всех императоров. Сомневаюсь только, сможет ли мой ответ пролить ясность на твой светлый ум. Ведь понимание есть закономерный результат всей жизни : как прожил жизнь, так её и понимаешь. Я не думаю, что смогу разрешить такой сложный вопрос, который сам не совсем понимаю. Истину, как известно, нужно видеть, созерцать, ощущать. Но видим мы не глазами, но умом — и вся жизнь, может быть, для того и дается, чтобы так настроить этот зрительный орган, чтобы иметь возможность лицезреть истину. Истину бесполезно объяснять — она очевидна; сложно достигнуть этой очевидности.
Уважение достигается трудом и потом, а любовь приходит тогда, когда ты любишь сам всё и всех вокруг. Если бы ты искренне желал любви, то она, обязательно, к тебе бы пришла. Но, вероятно, власть и слава, были тебе дороже.
Хочешь любви других — полюби прежде сам.



Болеющий Бог

Однажды маленький мальчик сильно заболел. У него поднялась высокая температура: днем он съел мороженное, а к вечеру заболело горло. Он понял, что горло теперь не пройдет само по себе: придётся болеть несколько дней, и всё, что он наметил на ближайшие дни, к сожалению, не сможет осуществиться. Ему стало жалко того, что запланированное не скоро сбудется, жалко себя за то, что он так не вовремя заболел, родителей, которым он доставит столько хлопот. От этого настроение его совсем испортилось —стало жалко всех на свете.
Мальчик подумал о том, как всё-таки несправедлива жизнь. И ему вспомнилась и кошка Маруся — любимица подъезда, — которая родила по весне восьмерых маленьких котят, но не перенесла испытаний и вскоре умерла. И бабушку Алевтину, которая уже очень давно была старенькой, так что мальчику казалось, что она так и родилась старушкой, которая как-то внезапно заболела и тоже умерла.
Еще недавно он был совсем маленьким и ходил в школу, а теперь он уже взрослый и ходит в третий класс. Однако эта боль за всю вселенную никак не давала покоя мальчику, сколько он себя помнил. Всё ему чудилось, что он не совсем одинок. Огромная планета Земля, казавшаяся ему ранее необъятной, вдруг, как в сказке, стала в его сознании крохотной. А он такой маленький и такой одинокий; заброшенный непонятно кем и откуда, больной и плачущий над своей болью.
И так ему стало тоскливо и тошно, что захотел он спросить доброго и мудрого Бога, что живёт высоко на небе, над облаками: "Как же ты, Бог, допускаешь, чтобы в мире были страдания и смерть, болезни и страхи?". А мудрый и седовласый Бог не замедлил явиться к мальчику и ответить ему, ведь мальчик так сильно любил Бога, что почти каждый вечер рассказывал ему все, что приключилось с ним за день. Бог тоже очень любил мальчика за его искренность и преданность. Он рассказал мальчику, что время от времени он заболевает, также как и мальчик, и также ему становится невыносимо больно. И, несмотря на то, что он Бог — ему, в отличие от человека, не у кого просить о помощи, тем не менее, он не менее нуждается в ласке и тепле.
И понял мальчик, что Бог — он не просто всесильный и властный старик, который повелевает всем миром и людьми, но пожилой человек, который тоже нуждается в сострадании, как и люди. Бог хочет, чтобы его иногда тоже пожалели, сказали спасибо за все то доброе, что он делает для человека каждый день. Бог зависит от человека, его активности, таланта и доброты — не менее остро, чем человек зависит от Бога. И человек и Бог нуждаются во взаимной поддержке, чтобы вся эта хрупкая Вселенная не разлетелась на куски.
Мальчик поклялся себе, что постарается никогда и ничем не расстраивать болеющего Бога. Прожить так, чтобы ему не пришлось краснеть за мальчика и за его поступки.
А когда мальчик заснул, ему приснился сон: он и Бог идут навстречу друг другу — мальчик с Земли, а Бог с неба, чтобы помочь друг другу.