Кьеркегор... в сторону речи

   Сегодня вновь потянуло поспорить с Кьеркегором.

   Облегчение речи заключено в том, что она переводит меня во всеобщее."
(С. Кьеркегор. Страх и трепет)

   Не обязательно... если это поэтическая речь то не переводит. В крайнем случае, автоматически не переводит, поскольку поэтическая речь живо-конкретна.
   В целом Логос конечно всеобщ, речь всеобща, но и в ней существуют возвратные к неповторимости моменты. Когда говорят о людях, что у них СВОЙ язык - говорят об одном из таких моментов. И когда говорят о поэтической речи - движутся в эту же сторону. Есть ещё народная речь или простонародная, бытийственно связанная с повседневностью - фактически речь, не могущая стать речью, не могущая собраться в нечто единое и самостоятельное, но привязанная всякий раз к частностям. Лишь поговорки, пословицы и прибаутки претендуют на нечто подобное. Но и они в конечном счёте не выпрыгивают из плена. Здесь речь всегда лишь довесок к "жизни" и не более того.
   Но в искусстве и в философии появляется речь как таковая, и она сразу же находится на уровне всеобщего. Сначала миф и поэзия "ставят" речь - ставят наконец-то перпендикулярно "жизни" и "бытию", затем уже философия и литература закрепляют её в данной диспозиции.
   Но говорить о речи вообще представляется самым туманным занятием. Если поэт говорит о речи, то он, естественно, подразумевает сразу же именно поэтическую речь, писатель литературную, а также народную в той мере, в какой она может в них войти. Но какую речь подразумевает философ - только свой собственный язык? Несомненно, но многие гениальные философы показали насколько широк и богат диапазон и философской речи - поэтизм Платона или же Ницше во многом не уступает самой поэзии.
   Следовательно язык находится в своих самых разнообразных ипостасях - выбрасывать его из себя самого как конечного и неповторимого индивида лишь в абстрактное всеобщее - довольно грубоватое понимание.

    Простонародный язык это фактически "озвучка". Язык искусства и философии это некоторая самобытность, это место, где язык находится наедине с собой, это свобода языка от... Такая свобода конечно не может быть абсолютной, но это и не требуется. Впервые освободившийся от "жизни" язык фонтанирует и показывает на что он способен. Он теперь уже не сам связан, а сам - связывает.
    И такая перемена его деятельности несёт с собой глубочайшие последствия для развития человека. Фактически тем самым задаётся определённая планка самотождественности человека, и той самой индивидуальности, о которой печётся Кьеркегор. Отныне индивидуальность и может, и даже должна! иметь свой собственный язык, иначе она действительно будет лишь претендовать на индивидуальность. Фактически лицо становится равным языку. Всякое лицо - всякий язык. Но быть может тогда нас ждёт вавилонское столпотворение, где каждый заговорит на своём языке и перестанет понимать другого, и навалится хаос? Отнюдь. Образовать свой язык не значит выстроить частную хатку подальше от столбовой дороги. Попробуй ещё образуй! - ведь он должен быть не просто своим, но и языком прежде всего, а язык по определению - связующ, то есть по определению противостоит хаосу. Но что с чем связывает каждый конкретный язык? Задачка не для одного предложения, будь оно даже Кьеркегоровским.
     Язык это сети, которыми мы вылавливаем из мира его множественность, дабы она сама не рассеивала нас. Говорим и говорим чтобы... не исчезнуть... Но это и есть самый низший жизненный уровень языка - дабы не распылиться и не исчезнуть. На следующей ступени свободы языка мы говорим потому, что он говорит в нас... мы говорим стихийно... или же через нас говорит стихия языка.
     И это чудесное явление обладает гораздо более могучей силой, чем предыдущее. Любому поэту оно интимно известно. Теперь уже язык довлеет над нами, а не мы его используем. Но стали бы мы утверждать, что используя язык мы оставались бы индивидами больше, нежели когда отдались бы ему и его связующей силе?

     Человек лишь сущность среди множества других сущностей, но почему-то сущность особая. Что делает её таковой? Говорящее животное - достаточное ли это определение для непохожей ни на кого сущности? Говорят ли дельфины - можно спросить теперь, и что вообще есть речь? И если дельфины говорят, пусть и примитивно, то мы видим картинку нашей близости природному и животному миру, не только в плане сознания, но и в плане речи.
Человек замкнул всё то, что уже было в природном мире каким-то необычным кольцом самоосновности и то, что принадлежало различным животным по разному, сделал своим множественным достоинством и вообще основанием.
     Но что послужило этим волшебным кольцом? Как человеку удалось превратить эти все "достижения" животного мира в свой единственный источник развития?
     Ведь, несомненно, это был переворот, скачок. Кроме речи между человеком и миром стала ещё рука и только это, пожалуй, потому что и общее, и речь оказались присущи и другим живым существам, только это выделило человека окончательно. Как говорится "три кита" - коллективная, общественная жизнь, речь и рука. Быть может многим из других высокоразвитых животных не хватило единственного для замыкания круга. Ни на счёт "один", ни на счёт "два" запуск не произошёл, но произошёл на счёт "три". Такова уж фюсис - неумолимая природа...