Вы не судачьте обо мне

Вы не судачьте обо мне,
Что я ушёл. С тех пор
Я вдалеке, на Колыме
У самых синих гор.

Сюда не ходят поезда
И здесь не судоходны реки,
Но вот Полярная Звезда
В любой судьбе как символ некий.

Ведь без неё немыслимы
Пути ночные к дальней сопке.
Я столько выпил Колымы -
Не то, что алкоголик водки.

И в сердце золота песчинки
В слиток сплавляются невзрачный
Не восприняв иной начинки
С хвалой безмерною в придачу.

В близи мерцающих костров,
Когда казалось всё остыло
Вдруг чудится протяжный стон
И выстрел – видимо в затылок.

Лай псов, отрывистые крики…
Две очереди поверх голов.
Зек с номером лежит безликий
Кто он – Саенко, Иванов?

Вновь мерзлоту долбят кайло,
Скрежет лопат под скрипы тачек.
Труп снегом в яме занесло, -
А где-то сын в детдоме плачет.

Социализм свой задарма
Построят – логика бесспорна.
Ведь одно слово – Колыма
Было страшнее приговоров.

Невинным или же виновным.
Захочешь жить – подпишешь всё.
«Тройки» вердикт – в списки внесён
На Магадан, сквозь штормы, волны.

«Да ладно бы, - те из дворян,
А мы то, от горна и плуга…»
Но конвоир закону рьян
Бьёт без разбора в зубы, в ухо.

Трюм преисподней всех вместил
Заморышей с плотью скелетов.
Всех кто молчал, кивал и льстил
Когда-то, с кем-то, в чём-то, где-то.

Герой кровавых революций
Блюёт в удушье на шпангоут,
Соавтор первых конституций
Страны, где правил страх и голод.

А с боку, юркий беспартийный
С портками мокрыми – попутчик.
Баландой не травился б лучше,
Негодной для любой скотины.

И это далеко не ад.
Ад в лагере – в стужу, в бараках,
Где к сердцу врезались в обхват
Все части тела едким мраком.

Для уголовников и воров
Печка коптит тепло теряя.
Подохнуть по годам не в пору
И жить не хочется слюнтяем.

Но, чу! Презренный, бывший поп
Грязной рукой глаза прикрывши –
«Боже! Прости, что не расслышал
Во храмах нас бедный народ.

Что веры свет не донесли
Сквозь подворотни, закоулки,
Где мерк набата призыв гулкий
Бивший пока хватало сил.»

Мороз крепчал за пятьдесят.
Прожектора срезали тени
Из личных дел, сроков и дат,
Арестов. До освобождений.

И в этот час, душа попа,
Отца Владимира, взлетала
Когда окоченевший спал –
Слитком огромным драгметалла.

К Звезде Полярной словно плыл.
В последний раз взглядом окутав
Паству, в какой изгоем был,
Но им любимой почему-то.