Под тонким грифелем

Ноябрь. Предпоследняя суббота.
Перо легко, как жизнь моя, сейчас.
Во мне бушуют рифмы, их немного.
Я выпускаю в свет их, в N - ный раз.
Надеюсь.

А в глазах мерцает
Законченность и треснутость сердец.
Гортань,
Под тихим возгласом согрелась,
Напрасно так затеявшая речь.

Поет под кляпом, не закроешь рот ей,
Дышать не хочет, дышит все равно.
Глотая кислород, все верит
В пресыщенность,
А хочется - в лицо.

Повадился ходить
И выгоду для легких
Искать в чужом дыму, в чужом чаду.
Мне хрупкость тем оплакивает горло.
Ты хаосом накручивал тесьму.

Пишу, как знаю. Как умею.
Хватит.
Не верьте мне, когда я говорю.
Последние стихи безбожно старят.
Так будет в этот раз.
Бессовестно солгу.

Для этой истины не нужен тет - а - тет.
И скажет кто - нибудь: "Она была поэт".

Молчи.
Послушай, я имею право
До рокового часа говорить.
Стакан беру.
Два вкуса, без изъяна
Нащупывает розовый язык.

В нем немота.
И знаки.
Нет.
Другое что - то.
Быть может строки, буквы, ноты,
Анапест, ямб, хорей и амфибрахий.

Он знал, что лгу.
Откашливай эпитет.
Эпитеты,
Которые приснились.
Я замолчу.
Пусть некто свыше пишет
Историю,
Которая свершилась.

Помилуйте, зачем обожествляла,
Дарила слову влюбчивость метафор.
Я ничего такого не сказала,
А воск свечой, как прежде, на стол капал.

Явился свет
И опалил ресницы,
Таким как есть. Огромный и большой,
Которого не хватит что б напиться,
Который не порежется ножом.

В огонь ее!
За чернокнижие,
За то, что сделал.
Что не смог.
Зрачков чернеющих обличье,
За то, что нужен тот ожог.

Я засмеялась.
Слишком много звука,
Поскольку чист простор
Искусного штриха.
Мое плечо ведет чужую руку,
Под тонким грифелем письма
Карандаша.