Насущный хлеб и вересковый мёд

Марсель пишет письмо. Его морщинистые пальцы, выводят буквы, словно, каждая из них – произведение каллиграфических искусств. Он пишет нервно и суетливо, слышит шелест бумаги и дров в камине хруст, Марсель знает, времени осталось мало и нужно поскорей избавиться от слов, что на сердце его – тяжкий груз. Марсель пишет:

«Дорогая Бетти.

С твоих рук насущный хлеб и вересковый мёд обретают вкус. Всю эту жизнь я был слеп, шёл на ощупь, думал, не ошибусь. С твоих рук, даже яд полезнее, чем гроздь ягодных бус. Слаще елея речи, что снисходят с твоих уст. И как знать, кто сейчас делит с тобой постель и восхищается красотой твоих блуз.

Всю свою жизнь, я был пуст – я старый романтик, всё время ждущий взрыва новых эмоций и чувств. Ранее меня прельщала бездна вожделений и безумств, я, алчущий свободы, не желал ничего, кроме кутежа и безрассудств, и потому меня настигала кладезь смятений и духовных буйств.

Все мои женщины, клянусь, были прекрасны: они покорно ждали меня и светлая грусть, в их глазах, была неподдельна, я думал, собрав подле себя всех своих муз, буду счастливей – я ошибался. Только ты мой козырной туз. Бетти, ты понимала меня и принимала мои противоречия, говоря: «Я не боюсь», ты была мудра и красива, и, встретив тебя, я знал: не сбегу, не спасусь. В бездну сердца твоего окунусь, и, проснувшись, в твоих объятиях, буду необъятно счастлив, если на счастье решусь.

Как ты понимаешь, я не решился на счастье с тобой – от того и бешусь. Быть с тобой не зарекусь, ибо я гораздо меньше того человека, которым кажусь.

И ни в мужья, ни в добрые други тебе не гожусь.

Я уже стар. Я умирающий, бесцельно проживший жизнь трус, но если есть Мессия или Иисус, если есть на небесах хоть кто-то, то я молюсь:

Пусть, пусть

Бетти прочитает это письмо, за которое я берусь.

С твоих рук насущный хлеб и вересковый мёд – обретают вкус. Ты и ладан, и мускус, и поцелуй бриза и змеиный укус. Всю жизнь я боялся быть с тобой и сейчас, признаться, боюсь. Я умираю, любимая, но борюсь,

Пока борюсь.

Когда мы встретились, я не подумал бы, что на целую жизнь в тебя влюблюсь.

Заезженная пластинка, чёрный проектор, дельта блюз, ты облилась вином, а я смеюсь. Небо, полное звёзд, и я безвозмездно тебе отдаюсь. Нет, ни на кого в жизни не обижался, а вот, на тебя и себя – безумно злюсь… Злюсь, на то, что думал, что и без тебя всего добьюсь, злюсь, на то, что этот мир будет жить, а я испарюсь.

Как жаль, что я не стал для тебя чем-то большим, чем набором букв, с которыми я вскоре сольюсь. Я умираю, милая, умираю, дописывая это письмо. В скором времени, я схлестнусь с речной волной, в каплях дождя растворюсь.

В этих строчках моё тебе покаяние.

Я буду любить тебя, даже когда вознесусь.»

Марсель написал письмо. Его морщинистые пальцы, выводили буквы, словно, каждая из них – произведение каллиграфических искусств. Он писал нервно и суетливо, слышал шелест бумаги и дров в камине хруст, Марсель знал, времени осталось мало, и ему необходимо было поскорей избавиться от слов, что на сердце его – тяжкий груз.

Марсель умер. Его сгубила старость или неведомая хворь, что тяжелее всяких обуз…

Бетти читала письмо и на строчке: «С твоих рук насущный хлеб и вересковый мёд – обретают вкус», поняла, что сердце её объяла вселенская грусть, сонмы памяти стяжали её старческую грудь. Читая письмо, она шептала: «Не умирай, останься, позволь я ещё хотя бы раз к тебе прижмусь»

Но любовь не возвращает с того света тех, у кого более не прощупывается пульс…

И теперь

Слова из письма,

Каждую ночь

Бетти будет выплакивать

Наизусть...