Поющее небо

   Если Вы не читали мой рассказ «Последний бал», то прочтите, ибо это повествование – прямое продолжение той осенней истории 2014 года, которая так взволновала и  даже потрясла меня, что нередко в долгие  зимние, голубые от лунного света ночи, стояла я у окна, вглядываясь в облачные скопления неба.
   А за тем пришла весна со своими заботами и трудами, навалилось на плечи лето и мой  большой участок земли, размером более двадцати  одной сотки, разработанный до последнего сантиметра под выращивание хлеба насущного и всякой цветущей радости, потребовал от меня всех, без остатка, моих, уже далеко не великих сил. Но я, как и обещала, ждала осени, чтобы ещё хоть раз увидеть это  чудо –  осенний обряд прощания  перелётных птиц  со своей родиной. Поскольку в 2014 году это случилось 22 октября, то  до этого месяца я не наблюдала за небом. А зря! Не учла старая голова,  что осень 2014 года была необыкновенно тёплая, поздняя, снега не было до самого конца октября. А в 2015 году всё встало на свои места. Бесснежный сентябрь был очень холодным. К концу месяца земля сильно промёрзла. От бескормицы и холода перелётные  птицы, не дожидаясь снежного покрова, улетели раньше, очевидно ещё в сентябре. Проворонила, старая ворона! Целый год ждала и пропустила это чудо! 
   Прошёл ещё один год,  наступила ещё одна осень, полная тяжёлого земляного труда и прочих крестьянских забот. И отыгралась же  она за всё это, необычно жаркое и сухое лето 2016 года! С конца июля зарядили дожди.   Весь август  был сырым и душным. Но, уже к началу  сентября установились довольно крепкие утренники, перемежающиеся с реденькими, нудными дождями,  ко второй половине месяца плавно перешедшими в такой же реденький и нудный снежок. Днём  он ещё  сходил, образуя на поверхности  подмёрзшей земли жидкую и скользкую субстанцию. Но, за  долгую   осеннюю ночь  земля снова подмерзала и покрывалась небольшим слоем лёгкого снежного пуха. Конец сентября и начало октября –  у нас самое трудное время на огородах.  Нужно по-быстрому выкопать и прибрать картошку, снять  с грядок  овощи, очистить всю эту огромную площадь от ботвы, всяких растительных остатков и сорняков, щедро покрывших землю за эту беспросветно сырую осень, прополоть, убрать листву с малинников, связать, уложить её поближе к земле –  иначе замёрзнет! И этот мокрец, покрывший от дождей толстым слоем вес мир! А ещё 30 погонных метров парников.   А ещё огромная, многотонная  куча навозного перегноя, которую нужно разнести по грядкам и парникам, заготовить для весенней посадки  под капусту, тыквы и картофель.  Всё это нужно перекопать, приготовить к весне, потому что  эта куча оттает весной только к концу июня, не раньше. Весной этого  уже  никак не  сделать  – посадки на моём «Эльдорадо» начинаются    с начала мая. А парники вообще накрываются в конце марта,  когда ещё зима в разгаре и морозы нешутейные. А тут ещё, как назло, такая ранняя и холодная осень, прямо зима с сентября!
   В такую  неблагополучную погоду, да на одни старые руки – не до птиц было  мне в эту осень, и не до неба!  Кроме того, излишки  собранных овощей нужно ещё куда-то реализовать, что в селе, где у каждого дома  свой огород, очень не просто. А главная беда – озимый чеснок.  Культура эта очень выгодная. Потребность на неё высокая: каждый год увеличиваю площадь посадки под чеснок, но всё равно  всем желающим  его не хватает.  Кроме того, в моём случае это огромное облегчение  весенних работ – уже с осени  он посажен!  Весной только  слегка подрыхлить, да следить, чтобы не зарос сорняками. Полива, в сухое время он, правда, требует  постоянного и обильного.    Но, поливать-то всё равно все грядки приходится…. Срок его посадки у нас – самый кончик сентября, до 5 октября. В этом году отвела я под него целых две сотки земли на новом, приросшем к «Эльдорадо» участке, жутко загаженном предыдущими хозяева многолетними сорняками и всякой заразой. Картофель там сажать нельзя. Вот  и пришлось под чеснок, капусту да овощи отвести всю эту, почти пятисоточную площадь. Пришло время сажать чеснок, а земля уже подмерзшая, покрытая мокрецом и осотом, вперемешку с клевером и прочим безобразием. А дни уже совсем короткие. Да ещё раньше времени этот снежок на голову!  Ведь до 14 октября, до Покрова, не его время! Всегда на Покров день снег у нас ложился. А тут с 17 сентября, да почти каждый день…. Копать сырую, глинистую почву осенью и так очень тяжело – налипает на лопату. И вспахать нельзя – вспашка жутко размножает корневища осота, который и так всячески укорачивает жизнь несчастного растениевода, допустившего его на свой огород.
   Слава Богу, придумали добрые люди «шахтёрский»  фонарик!   Пристроила  его на лоб, в карман запасные батарейки и,  как царевна-лебедь, с собственной звездой во лбу, хоть всю ночь ковыряйся в своём мокреце и осоте, хватило бы сил и терпения!
   В те три, незабываемые ночи в самых последних числах сентября, так и было. Уже очищенный  от мокреца участок, отведённый под чеснок, нужно было тщательно перекопать и выбрать  корни осота, крапивы и  прочей такой же «радости». Затем сформировать гряды, посадить поглубже приготовленный и обработанный для посадки чеснок, замульчировать его  сверху хоть немного перегноем  на случай  неадекватной зимы. Обычно мой чеснок не  вымерзает. Сажу его уже более сорока лет. Он давно уже ко всему привык. Оттого и пользуется таким спросом –  часто на посадку покупают. Но, бережённого, и Бог бережёт!
   Больше недели ушло у меня на этот каторжный труд: лопата тяжело пробивается через подмёрзший верхний слой земли,  промокшие от растаявшего снежка руки, мёрзнут  так, что приходится всё время менять перчатки и отогревать их на горячих трубах  с термалкой, которыми щедро опутала мой участок  соседская близость  насосной станции «Тепла Земли».  Снежок опускается  лениво, редкими, крупными хлопьями. Пасмурное, тяжёлое небо казалось,  вот-вот ляжет на землю. Беспросветный мрак, холод,  сырость и грязь. И только долговязые фонари упрямо пробиваются через реденькую марлю снежка, добавляя света к моей «звезде во лбу». На общем, белёсом от снега фоне земли, странно чернеет уже обработанная мной часть участка, тяжёлые вёдра быстро наполняются сорняками. И уже греют и радуют  душу  надеждой первые,  разбороненные и сформированные грядочки под чеснок: авось успею я его засунуть в землю до полного её промерзания! И снежок в этом деле – помощник.  Как только  окончательно прояснится погода,  и прекратятся осадки – сильно промёрзнет земля.  Тогда всё! Не посадишь! Забегая вперёд, скажу, что так оно и случилось. Чеснок-то я успела посадить, но небольшой кусочек этого злополучного участка таки пришлось оставить на весну в полном безобразии.
   Но ещё не ночь, только поздний вечер, полный звуками человеческой жизнедеятельности. Рядом, на ферме моей дочери,  механический шум  от доильного аппарата, мычание коров, человеческие голоса – заканчивается вечерняя дойка,    возмущённый  и тоскливый от дурной погоды, лай   деревенских собак,  девчоночий визг и басовитый подростковый мат со стороны бассейна с  горячей термалкой,  лёгкий шумок от нечастых в такую пору, проезжающих машин. И  ещё  какой-то  механический гул и шум – общий фон  звуков человеческого сообщества. Но постепенно, поочерёдно растекаются  в темноте, стихают вечерние звуки. Вот замолк  доильный аппарат, вот звякнул металлический запор на дверях фермы, вот фыркнула и укатила  Олина легковушка с молоком, вот шумной ватагой, гогоча и  всё так же  бессовестно матерясь,  прошествовала с бассейна молодёжь, и там стало тихо. Лишь изредка  взмукивал рогатый молодняк на ферме в надежде на материнское внимание, да   подвывали и  потявкивали в темноту собаки, и всё так же не таял в воздухе этот, непонятно откуда доносившийся негромкий механический гул от каких-то моторов, этот вечный, неистребимый признак присутствия человека.
   И тогда я  услышала эти звуки. Вернее, я их и раньше слышала, но они как-то тонули в общем вечернем человеческом шуме, как-то не доходили до сознания.  Эти звуки доносились с неба, оттуда, из-за мутной и низкой завесы пасмурного  неба. Звуки птичьих голосов. Сначала  моё внимание  привлекли  голоса пролетающих лебедей. Такие редкие сейчас и родные звуки! Я думала, что уже и не осталось их у нас. Но, вот же, вот! Совсем близко. Я даже слышу лёгкий шорох их больших, сильных крыльев. Они пролетели с запада на восток и утихли где-то вдали. Но вскоре, выписывая широкое кольцо над долиной, вернулись назад и исчезли где-то  в стороне заката.  Так захотелось мне увидеть их, не встречавшихся мне со времени далёкой юности! Но, неприветливое, низкое небо на этот раз не пустило меня в своё таинство. А оно там происходило, я слышала! Там, за этой плотной пеленой непогоды происходило что-то необычное и прекрасное: там птичьими голосами пело ночное небо.  Звуки наплывали, становились громкими, призывными и уплывали в разные стороны. Затем возвращались снова и снова. Это были самые разные голоса кружащихся над долиной птиц. Я совершенно отчётливо  несколько раз слышала крики пролетающих лебедей, знакомое по Северу гоготание гусей, крики и свист пролетающих уток, их было особенно много. В Карагинском  районе Камчатки, где я  в семидесятые годы отрабатывала  свой диплом,  были шикарные перелёты. Особенно мне нравились эти странные северные гаги, которых все  называли баулами. И в самом деле, крупное, покрытое густым пухом и перьями  их тело, имело до неправдоподобности маленькие крылья, которыми они вынуждены, чтобы лететь, работать быстро-быстро, так быстро, что от крыльев этих стоял свист. Может  быть, я ошибаюсь, но такой же свист я услышала с этого поющего сегодня неба. Этот свист и  крики  гагары, которые ни с чем никогда не спутаешь, услышав хоть раз в жизни. Откуда они здесь? Это морские птицы. Может быть, это просто перелётные,  с одного побережья Камчатки до другого?
   А звуки всё нарастали и нарастали в своём  вавилонском разнообразии. То становились громкими, совсем близкими  то удалялись снова и исчезали совсем.  Оттуда, с неба,  доносились самые разные птичьи голоса:  клики лебедей, скрипучие гусиные голоса, крики уток, какое-то посвистывание,  гоготание, попискивание, чей-то разбойничий свист и, похожее на кошачье, мяуканье, громкое шиканье, скрип и мелодичные, певучие, плачущие, неизвестно чьи  звуки.  Там было множество птиц. И судя   по наплывающему и растекающемуся  в разные стороны их звучанию, они кружили над огромной площадью земли. Над такой огромной, что затихнув совсем, появлялись снова то с севера, то с юга через довольно долгое время. Они летали там не все сразу, а как-то поочерёдно: сначала летела одна стая и   затихала, потом другая. А кто-то уже возвращался назад. Они кружились. И только один звук был постоянным и очень знакомым: вот это самое, похожее на тонкий и продолжительный скрип детской коляски или какого-то  лёгкого колеса,  какое-то трудно передаваемое  человеческим голосом  длинное «тсссссснь, тсссссснь», которое  звучало   с увала, от берёз, всё лето. Но обычно,  звучало  оно днём или вечером, до заката, а сейчас  служило  всю ночь как бы аккомпанементом  к этой общей и прекрасной песне осеннего неба. Оно доносилось всё оттуда же, из берёз.
   В ту ночь я подолгу стояла, опёршись на лопату,  вверх лицом. Крупные, редкие  снежинки опускались на моё лицо, на губы, таяли и стекали, смешиваясь со слезами. Почему так  больно и тоскливо было там, в этой старой груди, в этой глупой, седой голове? Не знаю.  Может быть  от обиды - ничего не  видно, но  очень хотелось взглянуть на это потрясающее зрелище. Не  знаю, не знаю….  А что оно потрясающее, я уже знаю - вспомнила осенние фейерверки летающих звёздочек 2014 года и подумала о том, что тогда  это были только маленькие птички.  Небо от них вспыхивало и кружилось молча. Изредка лишь доносилось чуть слышное чириканье. Сегодня летели большие  птицы. От них пело и кружилось  всё невидимое для меня небо. Но я их слышала. Они кричали громко. Они так же, как те, маленькие, прощались со своей Родиной надолго, а может быть и навсегда. Я ушла с участка уже почти на рассвете, окончательно промокнув и промёрзнув.
   Всю осень приходилось мне работать  поздно вечером и по ночам, потому что за ночь, и особенно за утро, земля промерзала,    часов до  трёх дня работать  с землёй было невозможно. И только  после обеда как-то ещё немного оттаивало, отходило, и можно было продолжать  своё дело.
В следующий вечер я уже не надеялась услышать эту дивную симфонию поющего неба. Думала – улетели птицы.  Вечером, услышав это  родное, негромкое, но пронзительное «тсссснь, тсссснь ,  обрадовалась, как родному человеку: родимая, не улетела, осталась на зиму! Но, нет! Перелёт продолжался ещё две ночи. Такие же тёмные, пасмурные, с редким,  лениво падающим снежком, ночи.  Менялись голоса, менялись звуки. Судя по звукам,  менялся размер птиц. А небо всё пело и пело свою осеннюю  песню, от которой замирало сердце в груди и хотелось плакать. Я вспомнила куличков-ягодников. Сейчас их голосов не было в этой симфонии. Их голосами пели все  ночи конца августа.  Августовские ночи.
   Я подумала: почему птицы летят в такую плохую погоду? Можно же было, наверное, переждать, пересидеть  её где-то! Почему ночью, понятно:  при свете дня нужно было найти пищу и подкрепиться. И отдохнуть.  Но, почему в такую непогоду? Через два дня я поняла, почему они улетают, когда падает снег: на третью ночь  этого танца над землёй,  к утру,  погода прояснилась полностью, и ударил такой мороз, что  пришлось мне бросать свои огородные дела.  Всё окончательно застыло до полной непробиваемости. К счастью, чеснок я таки успела посадить. Все две сотки. Успела бы и всё остальное доделать, если бы не стояла по ночам с лопатой и  тяпкой в руках, глядя  заплаканным лицом в это поющее  разными голосами, небо.
   А этот неведомый мне  «тссссснь, «тссссснь» похоже тоже улетел, в последнюю ночь прощания,  вместе со стаями мелких перелётных птиц. Птицы чувствуют погоду намного сильнее нас – слишком многое от неё  для них зависит. Думаю, именно  поэтому так поспешно, всем скопом, таким вавилонским скоплением, поспешили они с отлётом. Сразу же,   как замолкло поющее небо, установились ясные и очень холодные дни с морозами   ниже 12 градусов. И только весёлые, неунывающие синички, да наглые, драчливые воробьи бесстрашно остались зимовать вместе с нами. Да, в утешение моей души,  послал Бог на мои, до  земли огруженные мелкими  плодами яблони,   целые стаи  ярких, пушистых снегирей, которые за месяц, весело, почти садясь мне на голову, разделали яблони  так, что на  деревьях не осталось ни одного яблочка. Лишь  на землю, на грядки и тропинки лёг целый слой неряшливой, пушистой трухи от расклёванных  кислых яблочек.
   Я снова буду ждать осени, теперь уже внимательнее. Сейчас я уже  знаю – каждый год это будет происходить  в разное время и по-разному. Но, будет обязательно.

15. 11. 2016 г.