Катрин

     Роман в стихах.

Автор пытается увидеть тонкую грань, между человеком и животным. Что отличает свободного зверя, от такого закрепощенного, в собственных иллюзиях, обывателя. Может быть мудрость мира? В которой, как оказалось есть все, кроме самого главного.

      
        "Любовь великолепно умеет убеждать" - Петрарка Франческо.
               

Все мысли у рабов  о воле
Печальней в мире не найдешь.
Не просто раб, а знанье доли,
О том, что к воле не придешь.
Бесперспективность убивает
И даже жук навозный знает,
Что он свободен и живет,
Не важно, что навоз убьет.
И в этом фокусе о знанье,
Я рассуждаю, где  предел,
Наверно буду очень смел
В своем надуманном призванье:
Мы в рабстве у самих себя
Иллюзий, форм и бытия.


      Глава первая

Вставало солнце над горой
Два путника, как не живые.
Скала разорвана на строй
Зубов, вонзающих в крутые
Белила туч, несущих вон
Голодных вздохов тихий стон,
Хмельного времени теченье,
Таких же мыслей, повторенье.
В низовье лес манил своей,
Прохладой кроны затемненной,
По ней как будто бы влюбленный
Смилакс, от верха до  корней
Вбирал в себя все, что ценилось
И в пульсе вечности бесилось.

Две тихих тени вниз сошли.
Гора таила вход в пещеру.
Войдя в нее, ее сочли
Пригодной и холодной в меру.
Огонь немедленно зажегся,
Старик присев, почти  улегся
И вместе с тем, его рука
Вонзая в мясо два крюка
Вертя, поджарила козленка.
Он встал, приятно улыбаясь
Его нутро привычно маясь,
Себя - балуя как ребенка
И после пищей насладясь
Облокотился будто князь.

У входа  лев, учуяв кровь
Стоял, обнюхивая след.
Огонь заставил сдвинуть бровь,
Нежданно вспыхнул рядом свет.
Коварство, заменилось  болью,
Хотелось помешать застолью
И тихо камнем, где то,  лечь
Набив желудок свой до плеч.
Впиваясь в кожу выпить кровь,
Зубами рвать чужое тело,
Зверь  ведал только это дело,
В нем зверская текла  любовь.
Голодным пища в упоенье
И только в этом наслажденье.

Старик,  держал пред ним  полено,
Горенье, брызгало огонь,
Оскал ревел, сверкая пеной.
Усы  обуглились. Там вонь
В пещере страхом наполнялась.
Душа,  растерянно, прижалась,
Пронзив вошедшего  стрелой.
В голодном,  суетился злой.
Зверь ждал, что человек споткнется,
Не выдержит противовес,
Схватив, нести его в свой лес,
Судьба, как прежде, улыбнется.
Но был смелее человек,
Входил в эпоху первый век.

Сверкнув, глаза узнали силу.
Он сдался, повернув  назад.
Хвост пал, почуяв остры  вилы,
Унес к себе пушистый зад.
Кто пред огнем, не растерялся?
Кто в его жар войти пытался?
В его объятья, в не любовь,
В том  быстро  закипала  кровь,
Шерсть, улетая распадалась,
Неся сознание в обрыв,
От страха про себя забыв
И плоть людская наслаждалась.
Он проиграл на этот раз
Слезился хитрый его глаз.

Старик, поправив огневище
Присел, услышав девы стон.
Она притрагивалась к пище
Смотрела будто страшный сон.
Взволнованно трясясь губами,
Цепляясь мокрыми руками
За, в кровь, испачканный подол,
Отупив взгляд в облитый пол.
Казалось, в ней кипит смиренье.
Ей чудо вспомнилось тогда
Еще б немного и беда
Но было светлое спасенье.
У страха глаз как ночь велик
Где часом длится один миг.

Такой же край, как  был сегодня.
Казалось выжить не с руки.
Всегда так,  мысли о негодном
Приходят будто чужаки.
Легко ей было  у цыган
Пока ее нога в капкан
В лесу дремучем не попала.
Она уж мысленно копала
Могилу для костей своих
И ждала зверя с черной болью,
Свыкаясь с эдакою ролью
Кошмаром, прочивших ночных.
Просила лишь, что б побыстрей
Нашла ее толпа зверей.

Каков ты, зверю все равно.
Он по делам не выбирает
Какое на тебе сукно,
От угрызений не страдает.
Закон для жребия известен,
Для продолженья не уместен,
Для жертвы нет страшней   вестей,
Что вкусно все в ней, меж костей.
Как только в зубы попадает,
Ее приятней в свете нет
И благодарственный ответ,
Что он во рту ее растает.
Она представить не могла
Там зубы остры как игла.

Роса тогда, смочила  косы,
Старик испуганно позвал
Капкана зубы, словно тросы
Огонь в них будто от зеркал
Она пощады там просила.
Когда в кустах ее носила
Живая сгорбленная  тень,
Кроша цепями дряхлый пень.
Спаситель,  ногу тихо вынув
На зверя лапу ставил он,
Запачкав ею белый лен
Капкан, под куст зеленый двинув,
Заметно, громко сердце билось
Кровь от ступней ее сочилась.

Он нес ее сквозь чащу леса
Она, прильнув к его плечу
Заметила, как он от веса
Дышал, боясь задуть свечу.
Тогда лишь запах незнакомый
Витал сквозь воздух невесомый,
Пройдя в сознание девичье
Полетом формируясь птичьим.
И вот обрыв и вход в пещеру
Сомнений не было о том,
Что он не станет ее злом
Не будет бить или к примеру,
Возьмет в рабы, приняв в себя
Рабовладельца, бич любя.

Тогда глаза  казались  больше
Не страх, а голод их круглил.
Девичья шея была тоньше
Чем шест у деревянных вил.
Внеся в пещеру, он молчал
К вопросам головой качал.
Взгляд отстранен от ее тела.
Как будто не было к ней дела
Без предисловий и начала
Лечил и тут же задремал,
Во сне кого то  называл
«Катрин», - так речь его звучала.
Виденье вызвало  вопрос
И так был учинён допрос.

Он долго ей сопротивлялся,
Желанье девичье каря
И после ужина все ж сдался
На худобу ее глядя.
Капкан  нажал на его совесть
Для виноватого не новость
Загладить как ни будь вину
И погасить внутри войну.
Он был готов, придать леченью
Известный миру эликсир
Открыть сияющий сапфир
Любви земной нравоученье.
Не любопытство забавлять
А боль ноги ее унять.

Рассказ как ветер в синем море
Мы назовем его  роман
Как будто о любовной ссоре,
Похож на сказку иль обман.
Казалось, в каждом его слове,
Как в мыслях, так и в разговоре
Непредсказуемость основ.
Как будто все где есть любовь
Страной всем видится забвенья.
Не жизнью милой под луной
Не компромиссом, а войной
Эгоистичного  хотенья,
Коварства милых и родных,
Забавных, хитрых и слепых.

Он говорил, она вбирала
Пылали девичьи  уста.
Летая, бабочка рыдала
Сгорая в пламени  костра.
Девице все, в нем интересно
Как за окном бывает тесно
Себя в героях представлять
И как они, нарочно лгать,
Когда ты любишь очень нежно,
Не признавать его в себе,
Насмешкой повторяться вне,
Что б рядом мучился небрежно
Что б в сердце растопить любовь
Впуская в жилы свою кровь.
 
Героем главным был  Августо.
Не каждый в Риме стал  легат.
Мне говорит седьмое чувство
Признание, не есть талант.
Тебе знаком расклад регалий?
Я не хочу читать   моралей,
Он занял пост большой главы,
Поднялся мигом от сумы.
Заслуга женщины и гада
«Кто может больше нас любить?»
И вместе с тем ему служить,
Такая от него   награда.
Не правда ль так, тебе дана
Любви огромная  страна?

«Мне непонятно, ты о чем?» -
Девица мигом перебила.
Казалось будто бы тайком
Героя в «сказке»  полюбила.
Не зная даже где живет,
Что рассуждает, как несет
Его пята вонзаясь в стремя.
Она не чувствовала время,
Когда вдруг слышала о нем.
Ту, что его не принимала
Она совсем не понимала
Пылая ревностным огнем.
Любое мненье в нем любя
Считала счастьем для себя.

«Кого ж любил  наш друг Августо
Кто не впускал его в свой круг?»
- Жить не любя не есть  искусство
Для многих чувство как  испуг.
Катрин, ее все величали.
Парней тогда легко венчали
С такими как она,
В провинциях была война.
Империя в своих нуждалась
Взяв чей то город иль село
Кровавой кутерьме назло,
Семей больших тогда касалась,
В поддержку цезаря и слуг
К чужим он был  как рыба глух.

И все же нужно по порядку
Рассказа смысл вам открывать.
Августо полюбил украдкой,
Она же не желала знать
Не замечая в нем полезность.
Какая может быть любезность?
Когда он слышал со двора
Что нет в нем жизни и добра.
За километр его встречая
Она смотрела отстранясь,
Иной раз тихо возмутясь
Себя, краснея замечая,
В зеркальном отраженье глаз
И тем бы кончился рассказ.

Не будь двух мнений у врача,
Одно срезая, он калечит
Другое, на весь свет,  ворча
Рискуя телом, ловко лечит.
Катрин, везде все замечали,
Не видя прока от морали.
Она могла всех рассмешить
Или обеда тех лишить
Кто слово молвил ей на встречу,
Кто мог представить красивей
Фигуру, грудь, разлет бровей,
Хоть безупречность, не замечу,
Но в целом, все как на показ
Стройна, красива, без прикрас.

Всегда признание   мешало,
Всех тех, кто чувства не скрывал
Ведь сердце девичье стучало,
Не к тем, кто  руки целовал.
Их было много в ближнем круге
Игравших, на зеленом луге,
Поющих песни, под луной,
Иль бьющих в барабан пустой.
Таков характер, все признали.
Кто был средь воинов смелей
Или считался красивей
Те, для порядка,  замуж звали.
Отец всегда ей помогал
И от назойливых скрывал.

Он был средь знати не последним
Как и не первым, в их рядах,
Любой из них, сказал бы  средним
Кто не нуждался так в деньгах,
Как большинство из граждан Рима
В мечтах купаться в них лениво,
Рабами сердце забавлять
И от камней златых сверкать.
Он не был прост, в своих желаньях,
Несчастных с жалостью лечил,
Безропотных как мог, учил
Иной раз, пребывал в страданьях,
Катрин отца не понимала
И про себя, всегда ругала.

«Где ж здесь любовь? Какая мука?
Где выход к сердцу, интерес?
Ее занятия, лишь  скука,
В словах я слышу лишь протест», -
Прервала девушка,  смутившись.
- Я лишь скажу, - В любви учившись,
Ты не разучишь ничего,
Спрошу всех опытных, - Кого
В сем состоянье понимали?
Кто был героем в этот час?
Не уж то говорю про вас?
Над кем смеявшись, просто гнали?
В них попросту стремглав текла,
Любви, огромная река.

Кто вспоминал себя, не в праве
Потом судить, в любви других,
Они беспомощны, в  забаве,
Глупы, плаксивы, словно псих.
Во все века, мы умоляя
Себя, при этом, оскорбляя,
Прося любви у тех, кто нас
Любить не хочет, взяв в запас.
Предположив, что не придет
Желанный и счастливый случай.
Никто не стал бы, нас так мучать
Когда судьба с таким сведет,
Который обоюдно будет
Любовник, муж и тот, кто любит.

- Любовь, нуждает всех трудиться
Успешным стать, что б покорить,
В том бесконечно поиск длится
Катрин старалась не любить,
Она упорством отличалась
И так случилось, вдруг попалась
К бандитам в логово и там
Была подстать людским страстям.
Узнал не сразу наш Августо
Не для того, что б покарать
Он был готов себя отдать
Как не звучало это грустно
Лишь только искренне любя
Нарочно подставлял себя.

Здесь пояснить я должен сразу
Бандитов тех,  Легат гнобил,
Августо бил их как заразу,
Как насекомых изводил.
Он знал, что их пасет «слепая»
Во всех сообществах, такая
Есть «Слава», вроде голова,
Кто не боится ни костра,
Ни казни, ни проклятий рода,
Они привыкли брать «свое»
Жить не тужа, плюя на все,
В большой семье, не без урода,
Легат как кость, в таком уродстве
Не упражнялся в благородстве.

Тогда подсказка, к ним пришла
По ком вздыхает «деспот», знали,
Как только в лес, Катрин вошла,
Охрану, с луков,   расстреляли,
Луна светила путь в подвал
Бандит горбатый, как  шакал,
Неся девицу озирался,
Ему короткий рост достался,
Он не сгибаясь вниз сошел,
Катрин в подвале на пол бросил,
В лесу дремучем между  сосен
Обратно в город свой  ушел.
Она лежала вверх смотря
От возмущения горя.

«Хочу прервать здесь твой рассказ
Мне непонятно как сердилась.
За  что, коль любят очень вас
До лютой ненависти  злилась?»
- Ему пришлось распять отца,
Указ от первого лица,
Всех христиан казнили в поле
Такая их несчастна доля.
Она узнала, кто повинен
Кляла его на белый свет
Такой, у   дочерей ответ
Августо, стал в тот день противен,
Отсюда сплетни покатились
Под них обедали и брились.

«И так он, путь держал к бандитам
Рванье, на тело нацепил,
Что б измениться, стал не бритым,
Парик одел и много влил
В себя вина, с толпою слиться.
Там кто-то знает вход  темницу
Он был готов отдать залог,
Какой мог быть еще предлог?
Не знал он, как достать девицу
Но уяснил один урок -
Не нужно волноваться впрок
Прогнав удачу словно птицу,
Он, у стремлений,  видел знак,
Любой сказал бы, что чудак.

(Кто понимал, когда смеялся,
Над ним крылатый, со стрелой?
Кто просто ждал, когда взрывался
Колчан из стрел, над головой).
Его, на рынке ждет  удача
Бандит, попался, деньги пряча,
Был пойман тем, кто задремал,
Тот, у кого, он их   украл.
Его немедленно побили
В колодки голову зажав
К земле, как водится, прижав
Что было странно,  не убили.
Легат смиренно наблюдал
И где то рядом,  вечер ждал.

Клонилось солнце,  всех гоня
К домашней утвари и блюдам,
Кто,  вьюча, запрягал  коня,
Кто брал свое, неся под спудом.
Забитый, голову склонил,
Наверняка, упадок сил,
Не вызывал уж интереса,
Все уходили от процесса.
Как только на дворе стемнело
Августо  к тени, подошел
«Ты от кого сюда пришел?»,
Задал вопрос ему он смело.
- Мы у слепой, всегда пасемся
Освободи, тогда сочтемся, -

Колодки, раздвоившись пали,
В улыбке ряд гнилых зубов,
Оскал надменный. Раздражали
Бандита руки,  без оков.
Они вошли в подвал глубокий,
Зажгли лучину,  запах стойкий
Ударил в голову. Там пес
Рычал и цепь под стол  унес.
На длинной лавке были трое,
Один, на стол облокотясь,
Шептал, как будто бы молясь,
Другой, как уж согнулся вдвое.
«Не уж то здесь Катрин моя», -
Подумал гость, в подвал смотря.

«Ты видно брат слегка ошибся
Не наш ты. Будто бы дерьмо»,-
Промолвил третий, - «Зря явился,
Я вижу на плече клеймо.
Чужих рабов не принимаем
К тому ж тут ад, а ты за раем
Вошел, как будто бы домой,
Мы губим всех, под римский строй.
Ну что молчишь ты, голубь сизый?
И шрамов всех  не сосчитать
Скажи, могу ли я  узнать,
Зачем привел тебя к нам,   рыжий?».
Вдыхая запах, тел не мытых
Августо встав в дверях открытых,

Средь них он думал распознать
Где пленных прячет предводитель
И как Катрин быстрей достать.
«Ты часом, не народный мститель?
Зачем устроил маскарад?
Я говорил, у нас тут ад». -
Один из трех,  стремглав поднялся
Удар и пленник зашатался.
Августо слышал будто круг
Большой в мозгах образовался,
Глаза закрыл, «Он что скончался?»
Слепая закричала вдруг,
- Да нет, он жив, очнется в яме
Письмо отправишь утром «маме».

Пускай узнает, что он здесь,
Любовников не забывают,
Собьется мигом, бабья спесь
И подчиненные залают.
Она ж царица. Кто простит?
На мягком ложе, кто польстит?
Кто красоту его заменит?
Кто сладких встреч, в тоске отменит?
Скажи, за золото отдам.
Пусть,  поторопится с камнями,
Не то узнает как с ворами.
Получит быстро по частям.
И объясни, что здесь не сахар,
Что разбросаем его махом.

«Вот, это вовсе непонятно.
Кому продать, они должны?
Мне слышать это, неприятно
Он был любовник, от нужды?
И как, я поняла, на деле,
Имел достаток, не на мели.
Родных и близких содержал,
Над златом, властью, не дрожал?»
- Не все, так сразу, можно знать
В себя, иной раз, не пробраться.
И в душах милых разобраться
И всех, нам хочется карать.
Я предлагаю не спешить
И интерес, к нему продлить.

Бандит связав, забросил вниз,
Он как мешок на дно скатился, -
«Вот так мы платим за каприз»,  -
Подумал связанный и слился
С кромешно - влажной темнотой,
Лежал и думал, что в пустой
Он яме здесь образовался,
На веки с сыростью остался.
Как вдруг в углу проснулось нечто
Зашевелилось, подползло, -
«Не уж-то так мне повезло?» -
Шепнуло, взяв плечо беспечно.
Затем до пояса сползло
Рукой споткнувшись,  крикнув, - «Зло.

Они подбросили мне мужа», -
Промолвил голос в темноте.
Он прозвучал, как в зимней стуже
Кричит отчаянье в мечте.
«Ответь ты кто?» - добавил голос.
Она взялась за длинный волос
Прибавив холод к ночи дня, -
«Чего молчишь? Услышь меня.
Я здесь сижу, уж месяц может
Устала думать за двоих.
Ответь, наверно из лихих?
Хотя тут это не поможет.
Тебя наверно долго били
И Слава Богу не убили».

Он вмиг узнал Катрины голос.
Ей не хотелось долго ждать,
Качало в голоде как  колос
И думалось не враждовать.
Августо лежа наслаждался,
Ему навстречу ветер рвался,
Ее вчерашней нелюбви
Как нынешней, - Ко-мне приди.
Раскрыть себя, кому б хотелось?
Стучало сердце, мрачный бой.
Скажи, - «Ты может быть немой?
Я  так одна здесь натерпелась.
Устала слышать лишь себя.
Скорей всего,  убьют тебя.

Выходит,  имя не узнаю
Тебя казнят, как тех двоих.
Я ж отомстить за все желаю
Легату, знатных и простых.
Одним хочу лишь насладиться
Узнать, как он бы начал злиться,
Коль я б влюбилась бы в тебя.
Ребенка б зачала б в себя,
Вот был бы стеб ему назло».
- Катрин прижала к телу ухо
Там сердце слышала и глухо
В душе ее вдруг расцвело.
«А я влюблюсь в тебя, быть может
Скажи,  мораль сия, не гложет?»

Он, не хотел себя открыть
Как будто трусостью прикован.
Молчанье сбило ее прыть,
А ведь он был тогда балован,
Хотя тех женщин не любил;
Заняв их мыслями, губил.
Не уж-то, было по неволе?
Или по их несчастной доле?
Они плели ему венок,
Он думал вызвать ревнованье,
С Катрин, в любви соревнованье,
Для каждой мысли, видно срок
В желанье должен быть исполнен,
Как вакуум в мозгах заполнен.

Он вспомнил, как она смеялась
Над его нежной кутерьмой,
Как его сердце больно мялось,
От ее грубости вольной.
А здесь от страха все звенело,
Она, по первости ревела,
Пока его не принесли,
Теперь признавшись, что спасли
От горделивости беспечной,
Он слова ей не проронил
И право чудо, не бранил,
На этот раз, был нрав сердечный.
Настало время им сойтись
Как будто душами сплестись.

Она обняла его нежно
Себя раскрыв в кромешной мгле,
Бесцеремонно и  небрежно
Он вспыхнув, дернулся на дне,
Взлетев над солнечным покроем,
Пронесся  над бескрайним морем,
Услышав запах дивных крон
Как череду больших корон,
В горах покрытых толстым слоем
Блестящих, белых с синевой,
Холодной, мокрой и пустой,
Пушистым инеем над роем,
Снежинок сплетенных в покрой,
Лежащих, вечно под луной.

«Ну вот, случилось, как хотела.
Теперь он должен быть взбешён.
Надеюсь, птицею влетела
И спор с легатом, разрешен.
Могу сообщить, как ненавижу
И это все, его престижу
Не малый принесет урок.
Пускай он будет как зарок.
Его зовут друзья,  Августо,
За мной стремится, словно хвост.
Бывало выйдет, на помост
Пытаясь высмотреть, но пусто,
Я спряталась, от мерзких глаз,
Таков мой искренний рассказ.

Ты не свободен, друг мой милый?
Признайся, кто то ждет тебя?
Быть может, не такой, постылый?
Она надеется, любя?
Завидую, к твоей любви,
Не беспокойся, все свали
На мой израненный характер,
Скажи, что не был ты в контакте,
Что сердцем оставался с ней
Когда насильно прижимала
И нежно в яме целовала.
Мне третьей лишней быть больней
Она ревнивица? Я б так же ревновала.
Мне поцелуев, было б мало»

Она шептала в темноте.
Августо тихо наслаждался
В ее внезапной доброте,
Он как в ручье цветном купался,-
«Бандитов трудно обмануть,
Я думаю, что  к ним примкнуть
Скорей всего не собирался
Но, лучше б дома ты остался
Чем в темноте сейчас лежать.
Слепая маску твою снимет
И на допросе правду вынет
Не уж то сможешь ей соврать?
Ей легче будет покарать
Чем за своих тебя принять.

Я здесь в плену,  не буду врать,
Себя измазывала грязью,
Боялась, будут приставать,
Целебной стала она мазью.
И все же, все же, интересно
Я сколько здесь? Мне было тесно
Пока тебя не принесли.
Здесь так темно, хоть глаз коли.
А ты открыл мне свет в могиле.
Согрел в кромешной темноте», -
Она шептала в пустоте,
«Сияет солнце, как на шпиле
И согревает в темной мгле.
Ты в море плыл на корабле?

Там штиль бывает, в полной луже
Так, что висишь над бездной, где
В таком  застое всего хуже
Что нет движения в воде,
Тебя никто не понимает
И вдруг корма твоя взыграет,
Корабль от ветра как в узде
И снова ждут тебя везде» -
Она воспряла от рассказа,
Сравнив ту разницу меж тем,
Что было до него.  Затем
Когда он не сказал ни разу.
«Ответь, ты скажешь, что-нибудь?
От ревнованья, режет грудь.

Предвижу, скоро нам расстаться
Придется милый мой, родной.
С Августо, снова мне подраться
Найдется повод, вечно  злой.
Он приставать начнет и вскоре
Я разрешу ему, что б в споре
Он выкупил, от них,  тебя.
Отдам себя, тебя любя.
Меня похитила слепая
Ей не нужна моя семья,
Бандит, не может без вранья
А значит цель ее  другая,
Легат сей, гадкий человек,
Других причин для кражи нет».

Августо, речь ее прослушав
Смутился, в этом усмотрев
Себя в рассказе.  Быть бездушен
Не мог он, мигом осмелев.
Какие видел оправданья?
А может это наказанье
За слабость, праведности крест?
Иль то, что он не с этих мест?
Коль нет на нем другой вины,
Как только лишь, в любви признанья,
Нельзя ему, без оправданья
Бежать с бессмысленной  войны,
Вот так,  он думал,  как сказать
И в правоте себя признать.

- С чего ты взяла, сей навет?-
- Он перебил не удержавшись
Сказал, как будто вспыхнул свет.
Снял наговор, не растерявшись.
- Я память воскрешу  сейчас,
Перенесу  обоих  вас
В любовь, вошедшую к вам в душу,
Как  из воды, сухим  на сушу
Внесу его, что б покорить, -
Катрин прижала к телу ухо
И показалось будто глухо
Ей удалось его открыть.
Он изменил свое наречье
Взяв не земное просторечье.

«Тебе соврать я б не смогла
Такой вопрос, откуда взялся?»
- Она,  спросив, к нему легла.
- Он сам в любви тебе признался?
Ты ж ненавидела его?-
«Он  не достоин ничего
Я б жить не стала б в одном доме.
Августо, как всегда, в погоне
За мною,  часто наблюдал
Как  глас его я ненавижу
И вопреки его престижу
Он  от бессилия страдал,
Все время мною возмущен.
Не будет никогда прощен».

- Тебя несет. Ты ж не глупа?
Мне не понятно в  чем виновен?
Не совершенны все, толпа. -
«Убийца он и мне противен»
- Я рассуждаю, что я хуже -
«Молчи, ты видно перетружен
Августо, хуже,  чем толпа»,
- Скажу тебе, что жизнь темна
Как в этой комнате убогой,
Я слеп в ней, так и ты, слепа
Обиды вечно как волна
Нас подвигают к жизни строгой,
Я так же утопал в крови
Хотя родился для любви.

Мне дан хозяин однорогий
И сцена с запахом крови,
Он выбрал для меня убогий
Удел, для выхода любви.
Никто не выживал в  кошмаре,
Там всех, как будто, на базаре
Мясник, что б после продавать
Нас принуждал друг друга рвать
И повторял, - «Коль раб, умри»
Весь мир залей убогой кровью,
Я убивал в нем, и не скрою
Не видел смысла в той крови.
Мне оставалось только драться
Не мог ему не подчиняться.

«Люблю тебя, мой бедный воин
Когда расстаться скажут нам,
Мой выкуп должен быть удвоен.
Скажу своим, что  ты мной зван,
Что есть твое в моей утробе
И разлучат нас только в гробе,
Не сможет взять меня легат».
- Ты говоришь здесь наугад.
Откуда вновь твои догадки?
Августо здесь и он мой брат,
Он как алмаз во сто карат
Похоже, мы играем в прятки.
Роняет каждый свою  честь,
Нужна здесь правда, а не  месть.

«Я перебью тебя. Не в силах
Держать порыв  любовных слов.
Он не смолчал, и это мило
Когда делил бандитский кров.
Попав туда по своей воле,
Кричать не стал о горькой доле
Влюбил в себя и был любим
Хоть тут же ею был судим
Скажи, с чего все началось?
Он был рожден в команде знатных?
И был взлелеян у  опрятных
Рабынь и нянек?  Как звалось
Судьбой назначенное племя?»
- Не удивляйся, в это время

Ты будешь всем, огорчена.
В его стране, была война.

   Глава вторая.

Начну с того, что не родился
Тогда еще наш кандидат
И если б знал, не торопился
Скорее смерти, был бы рад
Никто не даст ответ глубокий
Кому рождаться в век жестокий;
Кому, невзгодам  вопреки,
Где сад, качели у реки.
Под сердцем рабство начиналось.
Он ерзал, бился там внутри,
Мать гладила, шепча - «Замри»,
К кроватной спинке прижималась,
И постепенно подползая
Он слышал, что уже у края.

Родившись  в грозовых раскатах
Решив судьбу перекричать,
Открыл дыханье не в палатах
Не ведая с чего начать.
Отец его был добрый малый
Держал ребенка, в тряпке алой,
Крик, не пытаясь заглушить;
Старушка пуп, старалась  сшить;
Мать, руки протянув, забрала;
Хозяин вырос словно столб
Он показал на выход, чтоб
Убрались быстро, в угол зала.
Подняв его, рабовладелец
Заметил,  что в руках  младенец.

Конечно, это не понятно
Кто нам придумал этот строй?
И вроде рабство неприятно,
Но не для всех, такой настрой.
Смотря, в какой семье родился
И если в школе ты учился
Где ты не жертва, а герой
И все за рабский труд горой
Тогда ты счастлив. Где беда?
Кому какое, тогда дело?
Шагай, куда захочешь смело,
Без остановок и суда.
Но наш герой не там родился,
Не к тому берегу прибился.

Всегда услышать  интересно
Что выбрал бы любой из вас?
Ту хижину, в которой тесно?
Вино иль очень кислый квас?
Конечно, в школе той учиться,
В больницах Рима так лечиться,
Что б жить, до жизни старика;
Иметь любовниц,  как река;
Встречать рассветы  над волной;
Кутить до полночи  с друзьями;
Привычно, словно князь с князьями;
Ловить удачу, под луной.
С большими камнями в перстах
Чудить  роскошно на балах. -

«Постой, он что рабом родился?
Невероятно, что за бред?
В каких он школах обучился,
Каким богам принес обед?
Я знаю, выбраться на волю
И поломать несчастну долю
Не удавалось никому
Их приучали одному
Лишь только с участью смиряться
И если кто то уходил
Конечно же себя губил
Поскольку мог в лесах скитаться
Кому то по началу врать
Их позволялось убивать».

- Рабам всегда легко мечталось
Иметь рабов, я примечал.
В них зависть с ревностью венчалась
Хозяин быстро различал,
Не тех, кто в лапах, пламенея,
Кто претворялся в них не млея
Кто отдавал, как для себя;
На мягкой ложе не любя.
Кто будет рад, твоим соплям?
Подвластным не владеть собою;
Им разрешалось только в  волю;
Лишь потакать  своим страстям;
Когда не милых  забавляя;
На сцене будто бы играя.

Младенец, спал  с утра до ночи;
Брал будто силы от родных;
Не отличался в них от прочих:
Несчастных, милых и простых.
Но это  не бывает вечно,
Его иль нет иль быстротечно.
Проходит детство без забот,
В слепом неведенье, как крот.
Настало время, школы взрослых.
Его к прозренью отвезли;
Там дни быстрее потекли,
От нраучений  низкорослых.
Мать с ужасом ждала расплат,
Как будто кто-то виноват.

Та школа, для рабов лишь средство
Дать выход злости  и любви
Для многих юношей как бегство
Лишь доходило до  крови.
Никто там не был просто зритель;
С начало  мальчик  и любитель.
Но мягкость не приносит капитал,
Кто был последним, тех съедал
Голодный зверь, в зрачках подростка,
Все эти действа на глазах,
Ничто не двигает, как страх,
Живых, не съеденных, лишь горстка
И этот стимул лучше всех,
Парней готовил для утех.

Кривое зеркало в сравненье
Никто не думал всех растлить.
Характер воина, стремленье
Надежда,  друга пережить.
«И  в этом  видится разгадка?»
- Где есть рабы, там все не сладко,
Злой гений, доминанты бытия;
Хозяин, был и Пастер и судья.
Смерть против силы выставлял
Сравненье приводило в ужас
Оно над головами кружась
Всех пригибаться заставлял
Что б видели его отличье
Его заботу и величье.

В любом бою, убить не просто
Быть храбрым не учась нельзя.
И хилость ждет побед напрасно,
Здесь мастерство его стезя.
Кровь проливается  для  злата,
Удел простой,  где брат на брата
Уходит в  барабанный бой.
Не на беспечность был настрой,
Где  мальчик наш, есть гладиатор.
Его  удел, крутой причал,
Нет выбора, любой  кричал,
Как поглощал могильный кратер.
Никто не ведал, кто пройдет
И сколько воинов  уснет.

Враг беззащитен, руки толп
Склоняют палец вниз для смерти.
Привычно действие, в нем толк;
Хотели крови, вот вам,   пейте.
Бросая в рот себе миндаль;
Что б заглушить души  мораль
И  потакая ее звуку,
Все разгоняли сердца скуку.
Им часто хочется забыться
Плебеям, детям, господам
Обычно раб волнует  дам
И даже иногда им сниться
Их для любви обычно звали
Не важно есть, иль нет  морали.

Ринг полон крови, звук сигнала,
Второй состав зашел под стук.
Стоят согласно цифр устава,
Он слышит только сердца стук.
Кольчуга заблестев на солнце,
Шевелит мышцами их кольца.
Песок горячий гонит зной
Удар пропущен и покой
А боль лишь там, где не прижился
В тотализаторе  залог;
Гудел об этом звонкий гонг.
Тот проиграл, в кого вложился
Его за ноги  волокли,
Так, бой за боем, дни  текли.

Среди толпы в почетном месте,
Смотря на действо, в болтовне;
Смеясь от сказанной ей лести;
Как будто с миром наравне.
Сидела праздная царица.
Она, как розовая львица
Держа надменно подбородок;
Заметила, сей воин кроток.
С ней рядом был слуга ученый,
Всегда мог быстро дать  ответ;
Его все звали на обед,
Где пили лишь коньяк  крепленый.
Он молод был, хорош собой
Конечно ж нравился любой.

Она спросила об Августо
Заметив личность, не спроста.
Движенья были как искусство
В боях лишь первые места.
Породу не приметить трудно.
«Прижаться к телу было б чудно»,
- Сказала верная жена,
«Душа пред ним обнажена.
Давно он сердце дамам манит?»
- Он юн, как вечен господин
И как луна всегда один
Всех убивает, а не ранит.
Душа таких, защищена
Не знает прелести она. -
 
«Познать его, ты мне устроишь?»
Спросила верная жена.
- Как не крути, его не скроешь
Хозяин - жирная казна.
Запросит вдвое, не рискуя;
Не портя глаз, не атакуя;
Не принося в свой дом урон,
Узнает, чем живет наш трон. -
«Не нужно портить вдохновенье;
Не говори, кто денег дал;
Я не хочу, что б муж узнал,
Убив его, в мое  терпенье.
Скажи инкогнито мое,
Не знаешь имени ее».

Она жила  как норма света
Корона, верность, не на дне,
Хоть муж любил ее до лета
Сгорела верность на костре.
Пять лет измен, не так уж мало
Детей она от них      спасала
В их брачных узах, вечный бой
Он брал любовниц на покой.
Старалась быть везде без мужа,
Ложилась спать с одной мечтой,
Стать над мужчиной госпожой,
Что б не казаться в грязной луже.
Вот были  нравы бытия,
Когда ты  пастырь и судья.

И вот он день, хмельной попойки;
Царицы взгляд узнал лицо;
Августо сел напротив, в тройке;
Рука ее  сняла кольцо;
Средь школ традиция такая,
Кутить пред боем затыкая;
Визжащий холод вечных душ,
Забитых насмерть дохлых тушь.
Хозяйка бала в миг сочла,
Что день настал  принять все в руки;
Чего тянуть, коль  не для скуки,
Ей власть над миром отдана.
У эгоизма нет преград,
Есть много жизненных наград.

Бокал к бокалу привлекает,
На брудершафт пить не с руки,
Когда покорность, вовлекает
Вокруг все словно мотыльки
Она прижалась к телу крепко;
От поцелуя было терпко;
В мозгах крутился небосвод;
Цветов природный хоровод;
От женских пальцев сжалась кожа.
В углу темнее от фигур.
Она услышала как бур
Буравит ноги ей до дрожи.
От сочных тел в мозгах темно,
Дойдет до мужа. Все равно.

А «благоверный», вроде слышит
Не важно, что и сам такой
Когда соперник в спину дышит
Все вспоминают  опыт свой
У самого все вроде мило
Он думал, что она любила;
Как будто верным был  причал,
Мир полон и других начал.
Мы ищем вечного признанья,
В коварстве похоти ночной,
Когда дрова в золе печной
Нам отдадут свои страданья,
Припомним огорчась тогда,
Как нам пророчилась беда.

Никто не обещал быть тенью
Никто не стал  раба, рабой?
Что б не лежать под телом с ленью
Ей захотелось быть собой
Казалось, что купить под силу;
Что б был он ласковым и милым;
Что б был всегда ей под рукой;
Что б не подвластен был другой.
У гладиаторов,  не просто
Купить раба с такой казной;
С таблицей прибыли большой;
Быть без финансового роста?
Ей оставалось лишь мечтать,
Никто не стал с ней обсуждать.

Отказ, заставил усомниться
Советник умный, только срок;
Он мудрым был, умел учиться;
У жизни брал всегда урок.
И срок настал, почти стемнело;
Сошлись два воина умело;
Августо, снова победил;
Рабовладельца тем взбесил;
На поле тут же вышел взвод.
Все воины склонив колено;
Решенье выглядело смело;
Над Колизеем вспыхнул свод;
Короткий меч  в свободны руки;
Оковы пали, пали муки.

Царица власть, царица дело.
Закон не писан, только лесть,
Спасти любовь, она сумела,
Как совместить семейный крест?
Она ему не объявлялась;
В лучах предчувствия купалась;
Как госпожа над не рабом;
Все будет как всегда тайком;
Рисуя сцены всей игры,
Как будет млеть его руками;
Где кровь струится ручейками;
Что за лекарство от хандры!
Умеет женщина решать
«Любовь» с любовью совмещать!


        Глава третья.


Свободу взять для развлеченья?
Стремиться  в лоно воронья?
С заботой вместо облегченья?
Мечты о рае, для вранья.
Что стал он делать вне забора?
Встречать друзей беспечных свору?
Лишь только вышел за ворота
Ему тот час нашли работу?
Куда ж ему идти что б жить?
Что знать, что б чем то заниматься?
Свободным мыслям нужно взяться
И понимать, за что любить?
Никто не даст такой ответ
Для каждого здесь свой завет.

Вот  строй поклонниц обступили,
Увидеть с ним одну себя,
Звездой он стал и все молили
Быть с ним, что бы ему шепча,
К щеке прижавшись на мгновенье;
Под  солнцем, с легким дуновеньем;
Прохладных ног его  касаться;
И вечно млея, обниматься;
Втянув к себе, все  целовать;
До зависти сводить  беспечно;
Друзей до ревности сердечной;
Его заставить приставать,
К себе конечно, жадно млея
И от любви воспламенея.

И к мыслям этим попросила
Одна из них прийти домой;
Под блузку руку  положила;
Убрал он вежливо покрой;
Она хотела обижаться;
Другая вроде бы признаться;
Настроилась в любви ему
И под такую кутерьму,
Внимание его открыто
Коснулось девушки простой;
Она, не  вняв его настрой
Бежала в балахон накрыта;
Округе виделось «уродство»
Язычеству противоборство.

«Ты с ними далеко зайдешь;
Подвесят быстро вверх ногами;
Не славу ты себе найдешь,
А с ними нарекут врагами;
Бунтовщиков казнят играясь»,
- Сказала дама прижимаясь.
Тебя ж помиловал король!
- Они играют чью то роль?
Спросил, задумавшись Августо,
- За что в немилости они?
Где их искать в такие дни? -
«Им стало повсеместно  пусто,
В подполье, в подземелье в скалах,
В лесах они, больших и малых.

- Как   все прикажешь понимать?
Где сторона иль чаща леса;
Скажи точнее, где  искать?
Не вижу власти интереса. -
«Им разрушать твоих Богов, 
Борясь, не чувствуя оков»
- Я слышу глас огромный в поле
Они зовут меня на воле.
Ты знаешь,  как их называть?-
«У нас их кличут Христиане
Одну из них поймали в стане.
На части станут  ее рвать.
На ринге завтра будет вновь
Кипеть  и литься ее кровь.

Тебе не скучно их смотреть?
Не больше бури в их стакане
Не надоело видеть смерть?
Нам будет слаще на диване.
Прошу тебя, со мной пойдем;
Брось все, не думай о былом
И кров и пищу дам тебе;
Подумай о самом себе. -
«О чем она? Куда поймали?»
- Рим знал агонию свою
Гнил забавляясь на краю
Съедал себя, в зверях и стали.
Августо мучеников  слышал
И голос их звучащий свыше.

Он встал на каменный порог;
Его впустили без билета.
Там цирк смотрелся как пирог,
Казалась правильной примета,
Что Колизей звучал как дом,
Хотя он  не был в нем рабом
И не считал себя ущербным;
Любовь толпы была целебной.
Он слышал сердцем дикий мед;
В нем угождение смеялось;
Хотя в груди жестоко мялось,
Когда смертельным шел исход,
Но, он тогда не разбирал,
Любовь народа молча брал.

Ведущий, голос звонкий дал;
Труба  от легких губ воспела;
Цепями львов, палач сковал;
В зверином горле  все хрипело.
Они на привязи  по кругу
Как будто уступить друг другу,
Желаньем зверь, давно созрел
То, что три дня уже не ел.
Песок просыпался от двери;
Ее палач открыл стремглав;
Заерзал люд, от рыжих глав;
С проходов потянулись звери.
Одна лишь девушка молясь,
Сидела в небо у стремясь.

Ее, без тапок и одежды
Глаза, показывали стыд.
На то, что в мире нет надежды;
Природа и убогий быт.
В толпе той виделось стремленье,
Порвать ее на рассмотренье,
А в этот миг она прося
И восседавших всех простя,
Шептала публике хмельной,
Прося, что б Бог ее не мучал;
Быстрей закончил жуткий случай;
Простил кто в мире этом злой.
Августо всматриваясь ждал
И вот он час его настал.

Народ и звери  заждались,
Страсть не живет в лихом терпенье.
Палач вошел и вмиг зажглись
Трибун коварные шипенья.
Девица руки вверх подняв,
Как будто небо так обняв,
Вдруг попросила о пощаде
Того, кто будто бы в засаде,
Копье отнял  у палача.
Августо прыгнув на арену;
Перерубив у зверя вену.
Лев ползал лапы волоча;
Знакомые толпе движенья;
Все хлопали от восхищенья.

Зверье пытается пробраться;
Щетина вверх, кошачий визг;
Августо приказал убраться
Палач упал, скатившись вниз.
Но голод зверю не подвластен
Он и в толпе людской ужасен
Когда она разъярена
Не видит никого она.
Герой наш взял девицы тело
В ее зрачках мелькнула тень
И вдруг прыжок.  Как на плетень
Повисла туша, воин смело
Копье подставив, нанизал
Толпу поклонников взорвал.

Раб снова радовал в движеньях;
С плеча слетел кусок холста;
Народ заерзал на сиденьях;
Заметив, что тюрьма пуста.
С плеча девицу не снимая;
Охрана с ножен вынимая;
Пытались сзади подойти;
Он их оставил позади.
Царицы взор смотрел с престола,
На ту, что к телу приросла;
Она послала к ним посла
Сказать, что б выпустили с холла.
Толпа кричала им вослед
Что лучше воина здесь нет.

«Так просто смог уйти? Не странно?
Спасти решился бывший раб»,
- Для зрелища, хоть не коварно
Обсудят в вечно пьяный паб –
«Царица где?», - Она у края
Сама  от ревности сгорая;
С него не сводит дерзкий взгляд;
Мечтая снять пред ним наряд.
Он  за ворота городские,
Препятствовать никто не смог
И не один еще бы лег,
Что б не приказ убрать  лихие.
Толпа над миром командир,
Нет у царя над нею сил.

В порогах, тень сверкая  лилась
Прилив лаская над  костром,
Диск солнца.  За рекой  садилась
В огромном шаре ночь с огнем.
Цветы с покорностью склонялись
И горы странно уменьшались
Под пятками как под жнивьем
Ромашки падали с быльем.
«Мы  от себя, в себе умрем»,
- Сказала, осмелев, девица
- Наверно цезарь слишком злится
Что б завязать тебя узлом?
Зачем тебе быть там скорее?
Не уж то будет веселее?-

«Они заставят всех гордиться
Где будут пляски над костром.
К чему еще, в миру, стремиться?
Пустое словно - с неба гром.
Когда ты вновь пойдешь сразиться,
Что б новой кровью насладиться;
Кто мог под сенью голубой
Любить и жертвовать собой;
Не важно, что б спасти кого то;
Важнее будут обсуждать
Или кого то осуждать;
Как ловко ты убил за что то.
Ты для толпы сейчас кумир
И кровью заливаешь  мир»,

- Мне нужно будет претвориться?
Какое действо чтят они?
Коль хлеба нет, кровь не искрится
Им хватит ли,  твоей любви?-
«Моя любовь им  бесполезна,
Свобода видится как бездна
В моем народе нет игры,
Как нет отравленной молвы».
- Что делать, я для них родился;
На ринге юность в кровь текла
И  разум в дело вовлекла;
С толпой движениями слился. -
Молчала дева, к небу тая,
Под ноги листики бросая.

«А мог ли он судить иначе,
Поступок, кем то оценен?»
Отвечу точно, в том удача
Кто думал после  о своем.
Он отпустил на волю деву;
Она ушла шагая смело
К пустынным, от людей местам,
К заросшим девственным лесам.
Августо в город свой подался
Тот, что зовется вечный Рим;
Считай семнадцать лет и зим
Он за себя как призрак  дрался.
Тот город ждал его в объятьях
В рабах, в беспечности и братьях.

«Он стал свободным и чужим
И с рингом не закончил дело?»
- Точнее говорить, другим,
Купил родителей и смело
На ринге,  деньги добывал?-
«Он за деньгами убивал»
- Да, поменять свое сознанье
На христианское страданье
Герой наш, попросту не смог.
Он царствовал в сердцах народа;
Парил над куполом у свода;
Большие игры  под  залог.
Там кровь лилась в воспоминанье
И рабской доли оправданье.

Но слышал разницу он громче;
Звучал в нем маленький допрос;
Как будто появился кормчий,
Угроза тем, в ком не лилось
Живое времени теченье
И им в разрез для огорченья
Он слышал добрый знак любви;
Не видя  глазом, корабли.
Но где то чувствовал вопрос,
Герой он или шут от скуки?
Зачем ему даны те  руки,
Какой с убийцы тогда спрос?
Коль Рим есть правила житья,
Суровых будней бытия.

И все же не горел к желанью
Построить дом, родить дитя
Иль торговать законом  с бранью
Судьей работать,  «Кодекс чтя».
Его границы были сжаты;
Как кольца у кольчуг и латы;
Хандра почти, что каждый   день;
Кумир-любимец, все ж, не лень.
Средь них конечно же царица;
Она за ним как часовой
Или приставленный конвой;
Хитра как рыжая лисица.
Мечтая в нем найти себя
Других как облако терпя.

Ее душа была лишь с ним;
Как путник средь пустыни, красной;
Под жарким солнцем, зная Рим,
Без  рук его, была несчастной;
Мечтала с ним как с пледом слиться;
Раскрыть себя, что б измениться;
Войти, повиснув на плечах;
Согреться в тысяча печах.
И вдруг меняется вниманье,
Толь для того, что б испытать
Или любовь к нему прогнать,
Как надоевшее признанье.
Советник, предсказал не сразу
Ее любовную проказу.
 
«Я думала забыть  стремленье»
- Боюсь, утешить не смогу. 
Кто так любил, бытует мненье
Не мало лет пройдет, не лгу.
Но есть короче путь к концу;
Влюбить в себя, что б молодцу
Забыть другие наслажденья;
Иметь одно к тебе стремленье,
Тогда ты вмиг оставишь охи;
Забудешь вздохи на лугу,
Как впрочем и в своем кругу,
Рецепт проверенный в эпохе.
Он будет бегать за тобой
Как собачонка иль конвой.

« Влюбить в себя, ты что серьезно?
Каким чудесным колдовством?»
-Ты королева, в том курьезно
Стоим пред рабским хвастовством.
Письмо как якорь, словно  сбруя,
Оно фантазии рисуя
В словах соединит мостом,
Соблазн стремительным листом.
Упрямства нет в тщеславном свете -
Ему доставили письмо;
Он было крикнул, - От кого?-
Посланцу на большой карете,
Не говоря ни слова больше
Листок как волос или тоньше.

Из рук упорно вырывался,
От ветра над костром  метался.

          Письмо:
«Что б перестать любить одной
К тебе спешу в своем паденьи;
В моем сознанье ты родной,
Пишу надеясь к совпаденью.
Возьми меня к себе, с собой;
Сейчас я в комнате пустой,
Порока нет в моем виденье;
Надеюсь это совпаденье?
Возьми меня в свой нежный пир;
Хочу с тобой кружиться в поле;
Нестись на лодке в синем море,
Забыв на миг семейный мир.
С тех пор он стал во мне постылый,
Ты не придешь ко мне, мой милый?

Письмо закрыв, листок скомкав;
Он не узнав ее, смутился;
Оно  врасплох его застав,
Вопросом с головой сразился.
Слащавый лик, не шел с небес;
Но как не странно интерес
Все вызывало, что б польститься
И в  искренности усомниться;
Знакомый запах, нежных губ;
Тянуло то, что вне свободы,
Семьи постылой хороводы;
Она раба их, муж не люб.
Захватывал один вопрос
То был обман или в серьез?

Он написал тот час ответ;
Отказ влечет обычно в ложе.
Чернила, словно неба цвет;
Желанье было быть по строже.
          Письмо:
«Я не гожусь для знатных дам
Мужами порченных, награда;
Милей мне чувства, чьи Адам
Для Евы доставлял из сада.
Я не могу заранье знать;
Кого из вас  мне покарать,
Придется, взяв тебя на волю
И заменив несчастну долю,
На долю сказок и страстей;
Понятно, что прикрывшись мною,
Заставишь всех болеть тобою,
Мужей, любого из мастей.
Соперника искать начнут
Где наказанье изберут».

(В любви преграда разжигает
Пожар, удел больших сердец.
Он суетой их награждает;
Торопит выйти под венец;
К  страстям и похоти влечет;
Там кровь быстрее потечет,
Во всех понятиях, кто спросит;
Кого то, иногда проносит
И у судьбы есть исключенья,
Но это в случае таком
Где  все, естественно, тайком,
А после быстрое прощенье
Или прощанье под луной
На миг, прикинувшись больной).

Что ж делать взбалмошной царице?
Не получается с письмом.
Лететь смерившись, легкой птицей,
С его испорченным клеймом,
Что б был ее, как прилепить
Стальными нитями пришить?
Найти колдунью, что бы муки
Прийти заставили от скуки?
Во все века богатой даме
Не приходил другой ответ;
Цена, что б получить предмет
Или костыль в любовной драме.
Она не долго рассуждала
И от колдуньи капли взяла.

Накинув сверху грязный плед;
Отдав старухе злата двести;
Прижав к груди его обед
Легла, забыв на миг о чести.
Он взял ее младое тело.
Какое было ему дело?
Здесь мысли мыслят ни о чем;
Коль все на месте, все при нем,
А утром  солнце резко встало
И освятив ночной обед,
Где кто то скажет, «Это бред»
С лучами хортенка пристала;
Пропажу тела ощутил,
Как без нее  стал свет не мил.

Она исчезла.   Где искать?
Он беспокойно трогал латы;
В ночи стал думать, а не спать
И ожидать ее в  палаты.
Ему казалось она здесь;
Он перестал, что либо есть
И после в месте встречи с ней,
Остановил своих коней.
Никто не знал такую даму;
Похожих даже не нашел;
Всех женщин паперти прошел,
Взбесившись на ночную драму;
Он не спокоен, все крушил,
Как сам с собою не дружил.

Казалось это бесконечно;
Как будто вновь он стал рабом;
Взял на себя ее беспечность;
Готов стать нищим иль вором.
Когда защита тонко, рвется
Движения -  словно голубь  бьется;
Твой бой на ринге – суета;
Противник прочитал с листа;
Он не был там самим собой;
Под оголтелый вой вчерашних,
Как будто тапочек домашних,
В нем мастерство дало отбой.
Над ним на публику косясь,
Стояло нечто,  насладясь.

В лиловых мыслях льется боль;
В кольчуге громко сердце бьется;
Здесь поменялась его роль
И вот уж ворон в небе вьется.
Он на коленях, еле слышал;
Его противник бойко вышел,
Направив лезвие в сплетенье
И многих глаз на усмотренье.
Толпа позволила добить,
Он делал много раз такое;
Теперь ему нашлось крутое,
Ночное небо полюбить.
Он в пустыре, с глубокой раной,
Смешался с кучей не убранной.

(По ком звонил прощальный тон?
Кто отошел тогда за братом?
Он не издал последний стон;
Его он будто в ножны спрятал.
Как знать, кто поскупился златом?
Кто не познал, какую плату
Пролить на плаху иль в песок?
Купить трибун, звучащий рок.
Толпа, как женщина -  капризна;
Звезды сиянье пьет  она;
Пока ты жив, полна казна;
В ней власть,  которой ею признан.
Она спасет иль пустит кровь
И каждый взгляд ее любовь.

Но лишь сгустятся ее тучи
И  свет, пройдет не сквозь тебя;
Толпа в любви, найдет кто круче,
Его,  взамен тебя,  любя.
Он там под трупами лежал
И как не странно не бежал,
Не верил в смерть  с глубокой раной,
Ногой разбитой, грудью рваной;
Он вдруг во тле остепенился;
Найдя огонь свой в небесах;
Себя в цветных  его лучах,
Кем был убит он, примирился;
Поднялся мигом из колен,
Живым разрушил мертвый тлен.

В небесном царстве был не принят;
Он не хотел в земной острог;
Любую кару небо снимит,
В прощенье или просто в долг.
Он словно странник, в мертвой  тине,
Нашел приют для жизни в глине,
Босой израненной душой,
Учась быть добрым в тине злой;
Он выполз ночью на поверхность,
Как  червь, карабкаясь в грязи,
Как связь с землей, а не в связи,
Не принимая смерти верность;
Добравшись до жилья ползком,
Вошел во внутрь его, тайком.

Оно жильем было когда то;
Найдя зерно одним куском,
Стоял качаясь, словно вата,
Напившись стареньким кваском.
Замечу сразу, что в углу
Ему казалось к тому злу,
Которое вчера сгубило
И будто бы его убило,
В трех метрах от него, следят,
Что не рождало в нем смущенье,
А лишь прямого повторенья,
Как будто кто то бросил взгляд.
Он не приучен был бежать
Иль неизвестностью играть.

И так он след в углу заметил.
Как отловить с больной ногой?
Кто вместе с ним здесь вечер встретил?
Кто празднует здесь  с ним покой?
Забыв о ране, он привстал,
Ему казалось тот позвал,
Шмыгнув под стол стоящий в доме,
Затем на улицу в изломе;
Ушла земля, все потемнело;
Все унеслось как к ночи день,
Как в непогоду солнца тень,
Боль не терзала больше тело;
Все было сладко как в раю,
У звезд и неба на краю. 

Очнулся утром в чистом поле.
Накрытый сеном, лес густой,
Лежал как раненый на воле
И с перевязанной ногой.
На палку опираясь смело
Он встал,  израненное тело
Нашел пригодным для себя;
Прошел пол мили, унося
Чутьем каким то озадачен,
На всплеске волн души его,
Где думал все же от кого
Все стало здравым у него;
Кто нес его и там с чего
Запутал след в чужом краю;
Каким же чудом я  стою?

Накрыв свой ум таким везеньем;
Смущаясь от своих долгов;
Он прошагал своим  стремленьем,
Услышав  шорох из кустов.
Не уж то след за мною вечно,
Леча меня во мне беспечно,
Пробитым сердцем не узнаю,
Кого люблю иль покараю,
Увидеть  даст мне кто спаситель,
Придумать как узнать какой;
Потеря чувств, с больной ногой,
Он вдруг упал и неба житель
К нему стремглав направил след,
Неся теперь уж свой  обед.

Он слышал лежа, босы ноги,
Где птичьим  пеньем заглушив
Боясь увидеть его (роги
Иль хвост ему, в уме пришив);
Прошло не мало, что бы он,
Услышал рядом будто звон
И вот он здесь, как ветра шорох,
Похож на сена, длинный ворох;
Трава примята и роса;
Он вмиг схватил его за полы
Узрев, что ноги его голы;
Он вырвал холст а там коса
И женский стан где все от девы;
Не успокоятся в нем  нервы.

Она ушла босой и голой;
Ей видно в том не привыкать;
В руках осталось платье с полой,
Он не посмел, ее позвать;
Ее раскрылся нежный выступ,
Черты лица влекли на приступ,
Как будто шар на ней цветной,
На фоне дали золотой.
Она потом лишь оглянулась
И скорчив рожицу затем;
Он платье нес как будто шлем;
Она как на костре взметнулась,
Исчезнув в бликах светлых грез,
Как будто кто ее унес.

И снова он обрел ту смелость,
С которой в бой тогда ходил.
Не ложную судьбы надменность,
А ту которую любил.
Другое сердце приобрел;
Он от нее к себе побрел;
Пришел в тот час как хоронили;
Родные люди здесь бранили,
Не понимая, что он жив.
Он в этот день уже не злился;
Над ним свободный ветер вился,
Его заботой окружив.
Он думал лишь о той беглянке
И о житье ее в землянке.

    Глава четвертая.

«Что за судьба у  девы этой,
Откуда взялась там она?
Августо жизнь, была отпетой,
Как вдруг, спасла ее мольба?»
- Начну рассказ о ней, что свыше
Дано душе наивной слышать,
В какое тело нас с небес
Внесут, что б влек к паденью бес.
В убогом обществе, для судей,
Что б обрести  ночной приют
Иль получить простой дебют,
Есть зданье для мужских приблудий.
За деньги, как чужую кровь
Там женщины несут «любовь».

И в этом тихом, темном  месте,
Под  шум листвы и пенье птиц
Ребенок, словно на насесте
Созрел и выскочил с темниц.
Она росла как в поле колос,
Где мир, услышав ее голос,
Пытался прижимать к земле,
Но нет защиты там нигде.
К чему бы он, не прикасался,
Во всем главенствовал предел,
Пока ты молод, горд и смел
Порок находчиво скрывался,
Но кровь, через мозги проходит
Где, как не странно, блуд находит.

Она была как цвет жасмина
И мать, в когорте блудных дел
Как в «сказке», выпустила джина
Открыв  в ней девственный предел.
Что б обладать красивым  телом
Купец и юноша, меж делом
Свою испорченность души
Снимали  в розовой тиши.
Все б так и длилось бесконечно
Смиренье  - редкая черта.
В ней возросла одна мечта,
Чиста как Святость в небе млечном.
Она ее в себе носила
Как будто помощь попросила.

Средь лестниц, старец появился
Перстом, он молвил, выйти с ним
Взгляд не простой, по залам лился,
Как будто ищет здесь интим.
«Вы сомневаетесь напрасно», -
Сказала дева безучастно, -
«Не потревожат там, где спим
Любой находит здесь интим.
Лишь от Создателя  укрыться
Здесь не удастся никому
И даже если королю
Придет нужда от Бога скрыться,
Он видит и найдет везде,
Хоть на неведомой  звезде».

Старик, в ее словах и   теле
Увидел  искренний урок.
Искал сказать о срочном деле,
Она ж воскликнула, - «Пророк!
Ты явно не туда явился
Иль не на те, слова купился;
Мы не на чистой стороне
Воюем словно на войне».
- Что с вами делать, я  услышал
Твой дерзкий взгляд на ваш  порок.
Тебя здесь нет, Создатель впрок
Тебе велит подняться выше.
Он за дверями тебя ждет,
Оставь свой пагубный народ.

Она прослушала  смутившись.
От любопытства и  стыда,
Давно мечтала в ночь, пустившись,
Уйти с рассветом в никуда.
В тот вечер дождь стучал по крыше,
Как приказали Свыше, выше
Они отправились туда
Где нет порока и блуда.
В Руках молитвы не   упасть
Три года в кельи просидела,
Одно лишь Слово к Небу пела,
Свалилась с тела, тела власть.
Теперь один лишь путь на воле
Молиться за людскую долю.

«Я перебью здесь твой рассказ
Она была в публичном доме?
Та дева, что Августо спас?
Лечила после его в поле?»
-Какая разница, все сестры
Они христьяне, а не монстры.
Спасти для них благая честь,
Им не прилично слово лесть.
Он спас одну из них, не зная,
Что всех их небо возродив,
Его к себе определив,
Теперь следят за ним из рая,
Что б он не сделал с ним всегда
Спасений будет череда.

А мы лишь осуждать способны
Кому как в жизни повезло
И поступать как нам удобно,
Не важно, что, добро иль зло.
Куда ты сердцем хочешь влиться
К чему захочется стремиться,
Кто подражать готов тебе,
Все отразится на судьбе.
И королевам не смериться;
Кто запретит, коль нет преград,
В ее «Раю» есть змий и сад
И тот же план в мозгах таится;
Ее любовь к мечте одной
Сияет сонною луной.

Она сама пришла, что странно,
Не в той одежде, а в своей,
Не поздно, как тогда, а рано,
Ей не терпелось по скорей.
Но взгляд его поверг в сомненье:
Лицо, находчивость, уменье,
Все здраво в жизни понимать
И на обед ее плевать.
Все растерялось как непруха,
Пустое  сердце, без любви,
Наивность глаз, без той крови,
Что ей подсунула старуха.
Короче, все как воск стекло,
Все растерялось, все прошло.

«Ты  победил», - сказали  губы,
Был слышен крик  ее души.
Сняла халат, упав на шубы,
Возьми и больше не души.
- Мне не предали воспитанью, -
Накрыв ее зеленой тканью
Сказал, убрав лицо Августо.
«Хочу, что б было тебе пусто» -
Кричала женщина в тиши,
«Я накажу тебя за это,
Твоя любовь во мне не спета
И с расставаньем не спеши.
Я королева, сам придешь
И все с собою принесешь».

- А что с душой, не уж то камень?
Терзать и ерничать, где свет? –
«Моя душа, как воск на пламень
Горит тобой, таков ответ».
- А мне на это все, польститься
И под тобой преобразиться?
Рабом от скуки, всем на смех,
Как  в мальчика твоих утех? –
«На что сейчас,  ты намекаешь?
В твоих глазах я вижу свет
И слышу, как она привет
Поет, как ты в ней тайно таешь.
В ее объятьях крепких ты
Несешь с полей ее цветы».

Она ушла, взяв дымку ночи
Казалось, стала еще злей.
Качался парусник средь прочих
Больших и малых кораблей.
Два льва при выходе стояли;
Во тьме торжественно сияли;
От камня к камню свет луны,
Не разбирал  людской войны.
Царица воина призвала;
Распоряженье не спеша,
Он слушал, будто, не дыша,
«Схватить соперницу», - сказала.
Заданье понял, вышел вон,
Под шум тугих и звонких шпор.

Августо, не заснул до утра,
Пришел на место встречи с той
С которой все было  уютно,
Она несла ему  покой.
Он думал, ее ближе видеть
Боясь спугнуть, что б не обидеть
Загадочность  и простоту.
Но, к сожаленью, в пустоту
Смотреть ему пришлось в то утро.
Там след взметнулся, конь заржал,
Пыль поднялась, в горах обвал;
Кометы хвост мелькнул, как будто.
Не стать пред ним, его девице,
Как над кустом спугнувшей птицей.

Он в полудреме  увидал,
Поднялся всадник, над горой,
Где между ног его лежал
Ему казалось не живой,
В беспамятстве,  ее красивый облик;
Августо понял, что наемник
Для этого за ним следил,
Как будто кровь остановил.
«Проспал»,- кричало вниз теченье;
Река бежала боль неся,
Тревогу мимо пронося,
Очнулось полевое пенье;
Он несколько минут стоял
И после быстро побежал.

(Кто нам вселяет тех страстей
Которых мы  не избираем?
Заходят в нас таких мастей,
Что после них потом латаем
Потоком мыслей неба кров;
Повисших по углам  «ковров»,
Где как всегда надежды тают;
Они безропотно вбирают,
Не разрушая до конца,
Что б хладнокровно к нам прибиться,
Что б кровью нашей насладиться,
Напиться сытостью лица.
И отразившись болью в нем
Стоят внутри, как в горле ком).

Здесь «ринг» похоже в бой зовет,
Она заставит подчиняться
И кровью все вокруг зальет,
Он как обычно станет драться.
Как будто с тенью  под луной
И как всегда с самим собой,
Вонзая в воздух меч короткий.
В бою с собой не будешь кроткий.
Вся жизнь у нас борьба со скукой
Зажечь легко огонь страстей,
Как говорилось, всех мастей.
На самом деле вход  за мукой.
Он понял кто забрал и где,
Что б изменить его к себе.

Сверкавший взгляд, ее сменился
Когда к ней деву привели.
«Однако мне, твой облик снился,
Я захотела, что б нашли.
В лохмотьях и на босу ногу,
Что б разыскать твою берлогу
Мной послан был слуга за ним.
Выходит, мы с Августо спим?
И ты, и я, не слишком много?
Смотри контраст, какой, в глуши,
Не отвечай мне, не спеши,
Позволь напомнить тебе строго,
Я королева, мир за мной,
А ты крадешься за спиной».

Она стояла у порога
Прохладой воздух осушив,
Очистив все вокруг.  Немного,
Звучал над головой мотив;
Здесь голос ниоткуда лился,
В лохмотьях ветер шевелился
И как не странно цвет ресниц
Был цвета белых колесниц,
В которых, ездила царица.
Она, заметив красоту
И в то же время нищету,
Сидела в креслах, словно львица.
Нога стояла на тахте,
На ковриках  и на литье.

«Что ж ты молчишь? Дерзить не в силах?
Иль правда матка режет глаз?
Видать, ты там не  из ленивых,
Коль не смогла создать отказ».
- В пустую,  брань твоя клокочет,
Она тебе самой пророчит
Напрасный труд твоих богов,
Пустых эмоций и основ.
Любовь твоя всех забавляет;
Щекочет зависть, греет кровь;
Тревожит сердце, вновь и вновь;
Детей в болезни прибавляет,
Теряя время на себя,
На самом деле не любя.

«Куда стремишься ты в  «одежде»?
В подвал  иль к зверю прямо в пасть?
Проси, о маленькой надежде
В моих руках сегодня власть»
- Не плакать мне о нищей доле
В тюрьме, в лесу, везде на воле.
Твоя душа идет в чертог,
Моя горит, как сенный стог.
Согреть он всех на свете сможет;
Осветит путь, лучом любви;
Накормит, только позови;
В унынии всегда поможет;
Задержит зверя у ворот;
Даст утопающему плот.

Родившись в страсти мы на грани
Погибнуть проходя в строю;
Не слышать всех на поле брани,
Служа себе в родном краю, -
«Кому ж служить в развратном мире?
Тому, кто правит в темном Риме?
Тому, кто  бьет всего больней?
Кто интриган иль кто хитрей?
Кому, скажи, не понимаю?
Страна пропитана  смолой;
Толпа довольна лишь собой;
Упавший радует всю стаю.
Я вижу грязь людской молвы,
Они не люди это львы.

Я рада дать тебе услугу,
В костре зажечь тебя смогу,
Согреем завтра душу другу,
Я приглашу, к себе слугу».
Она звонок  не вынимая,
Послала ревность оставляя
Сказать, что утром будет казнь,
Для остальных таких боязнь,
Что б все готово было к ночи,
На утро, что б прислали к ней
Карету и лихих коней.
«Признаюсь, ждать нет больше мочи
Хочу, что б милый только мой
Был каждым летом и зимой».

- Кто знает все, тому  дорога
Ты популярна и не счесть,
Которых ты судила  строго,
Хотя не в каждом была честь.
Они все люди, хоть несчастны,
Но согласись, они причастны
К твоим уродливым делам
Или к безропотным богам.
Которых, ты так странно любишь,
Им угождая ждешь когда,
Тебя пропустят без суда,
Из за того, себя ты   губишь?
Сжигая, лучших, на кострах,
Внушая некоторым  страх. -

Слова ударили по нервам
Царица отдала приказ
Закрыть ее в подвале первом,
Что б утром выполнить заказ.
Когда же дева вниз  скатилась,
Там  дверь скрипучая открылась,
Августо без труда вошел
И заключенную  нашел.
Как будто нет нигде  преград,
Он поднял девушку на руки,
Как облегчение за муки,
Других не может быть, наград.
Но вдруг со скрипом за откосом
Врата закрылись перед носом.

«Я верил, что придешь за ней
Меня теперь найдет награда.
Друзья меня зовут Матвей.
Я долго ждал такого клада», -
За дверью голос он услышал.
-Давай попробуем сквозь крышу-
Поставив на пол деву он
Подпрыгнув, ухватил за лен,
Упав ударился о землю.
«Ты подвернулся мне в сей час,
Я много получу за вас,
Подъем по званию приемлю.
Жена гордиться будет мной,
А вас повесят под луной».

- Не слушай, он придет  не скоро,
Они вернуться лишь за мной.
Сниму сейчас я дверь с запора,
Ступай по лестнице крутой.
(Я не отдам тебя, в обиду,
Ты не показываешь виду
Но знаю, любишь ведь меня
И я надеюсь взять тебя).
- Как вижу, ты не понимаешь
Кто я и сколько нас вокруг
И думаю, что скоро вдруг
Наступит день и ты узнаешь,
Земной костер уже горит.
На площадь публику манит.-

Она закрыла рот ему,
Идти, показывая скоро,
Не доходило по уму,
Слетела, стукнувшись опора.
Идти один он не хотел;
Перечить деве не посмел
И подчиняясь ее власти,
Кричал отчаяньем отчасти.
Он думал выпросить ее;
С поклоном ехал к королеве;
Просить пощады своей деве
И был согласен на вранье;
Все что угодно делать ей
И там, остановил коней.

Краснел багрянцем теплый вечер,
До утра в тленной связке та,
Любить, которую уж не чем.
И все ж она сожгла  дотла,
Ту, кто нужнее всех на свете.
Смиряя сердце в ярком свете,
С толпой кипящей промолча;
Простив за пламя палача;
Ушел на небо хвост кометы;
Земля оставила лишь пыль,
Таков у мира, мрачный стиль;
Такие любит он моменты;
Не уж то стоило соврать?
Царицу этим удержать.

Августо всей толпе переча,
Узнав в углях ночной венец,
Зубами скрипнув, пламя крепче
Кричало в сердце, - «Ей конец».
Подальше от людского племя,
Рванув коня, пришпорив стремя;
Носился  в мыслях не покой
И со слезами волчий вой;
Остановилось в поле время,
Упав на землю, он заснул
В нее же, голову уткнув,
Там где лечила она бремя,
Как будто он узнал ее
Как в сердце брызнул мумие.

Она над ним сейчас стояла;
Шумела роща, падал лист;
Траву, нога ее,  примяла;
Коса девичья, ветра свист;
Летала по земле поземка;
Она сказала очень громко, -
«Ты зря расстроился, мой друг»
- Как будто, знак подала вдруг,
- Я видел пепел на престоле,
В груди он сердце осушил,
И горем горло  задушил,
Не чая встретить тебя в поле.
Я буду знать куда теперь.
К тебе открою скоро дверь.-

«В миру ты ничего не знаешь,
Вот так, ко мне не попадешь,
Лишь только сердце себе ранишь,
Ты на земле любовь найдешь.
Сначала стол, кольцо из меди,
Оно найдет тебе миледи,
Скачи сегодня в лес густой;
Там дом средь зарослей, пустой,
Зайдешь и быстро в зал последний,
В столе на полке ждет кольцо,
Пройдешь сквозь ветхое крыльцо;
И тут же выйди в выход средний;
Оно спасет тебя от боли
И от царицы ной неволи».

«Где их искать», - спросил он, снова,
Очнувшись в поле на земле;
Исчезло все, не вмяв покрова;
Цветок оставив на петле.
Он в размышлениях вернулся;
В подушку головой уткнулся;
Проспав до полночи беспечно;
И на коне сквозь небо млечно,
Проехал по лесу густому.
Там пес не лаял, кот не звал;
Крылами птица на развал
Не билась требуя к пустому,
В кормушку хлеба раскрошить
Или крапивы раздробить.

Не размышляя долго, вышел;
Мешала ветка, ветхий дом;
Над нею возвышалась крыша,
В которой, все было вверх дном;
Карниз и стены все прогнило;
Открылась дверь скрепя уныло;
Он не дыша во внутрь вошел;
Кольцо, как сказано, нашел
И быстро выскочил в окно.
Дом постояв еще упрямо
И заскрипев сложился рьяно,
Как будто фабрики сукно.
Сверкало в темной тишине
Кольцо с луною наравне.

 Глава пятая

«Мне хочется услышать вновь
То продолжение рассказа, 
Где, у Катрин зажглась любовь
Не посмотрев лица не разу».
- Ее закрыли от  войны
Хотя соперника вины
Мы до сих пор не понимаем.
(Иной раз сами «умираем»
В ком человека не нашли
Не понимая, что, в нем злившись
И сна, покоя, с ним лишившись
Мы истощаем, как от тли).
К врагу, в Катрин, любовь пришла
И с ним неволю предпочла.

И в этот миг, в подвал глубокий
Вдруг визг раздался от петель
Катрина вздрогнула и громкий
Сапог вошел в открыту дверь.
Рванул из рук ее Августо;
Понес его и стало грустно;
Ворвался с поля ветра-хмель,
Остыла  будто их постель;
Его к слепой приволокли;
Она напротив жадно ела
И отстраненно  посмотрела;
Над ним свечу как день зажгли.
Куда то вдаль его волос
Оскалив зубы, гавкнул пес.

- Как чувствуешь себя в  малине?
Заметь, тебе здесь повезло.
Ты  шел сюда попасть к   Катрине?
Смотри, как платят за  «добро».
Служить ей каждый устремлялся,
Ее порвать намеревался
И каждый нервный был как зло,
Наверно точно повезло, -
«Вернись назад, к простой картине» -
Прервала дева у костра –
«Где жизнь его была пестра,
Где  спал еще он на перине,
Перенеси меня  в то место
Где познакомился с (невестой)».

- Да, был не раб и не хозяин,
На ринге не оставил дел,
Убийца, в тот момент, не барин,
Холодный, словно Рим и смел.
В единоборстве, кто решает?
Хотя бы дважды был, тот знает
Секрет могущества не прост,
К богам проложен тонкий мост.
В руках лишь смерть, таит начало;
Арена выглядит как круг
И ей он будет лучший друг;
Любовь толпы не подкачало б.
Противник так же будет крут,
Коль для богов не будет скуп.

«А что царица?», - Вот, на месте
Замлев и  всматриваясь в  даль.
Не слышит, как обычно, лести,
Ее глаза следят, как сталь
В движеньях, в плоть чужую входит,
Она на мысль ее наводит
Когда же он в нее войдет,
Где море счастья принесет.
И в этих бабьих рассужденьях
Коробит нас. Свое ведь есть,
Где все на месте, клан и честь,
Хотя,  расходятся во мненьях
То большинство, кто знал себя,
Родного мужа не любя.

Закончен бой. Все встали с места
Никто не хочет видеть труп,
Как те, что из такого ж теста,
Его за ноги волокут.
Висит над полем дух сраженья,
Августо, в латах отраженье
Заметил лик царицы рядом,
Услышал голос, стоя задом,
«Я знаю не желал меня,
Когда я за тебя страдала»,
Зайдя к лицу, она сказала, -
«Переживала за тебя».
- Слова твои велят польститься, -
Ответил  холодно, царице.

«Ты хочешь вечно побеждать?
Сие не нужно даже Богу.
Чего от боя завтра ждать?
Ты не забыл туда дорогу?»
- Я лишь себе, служу в сей сбруе, -
«На днях ты должен быть в Аргуне
Я хлопотала за тебя
Полковник ты - ответ царя.
Легатом стать, в твои года,
Не совпадений череда.
Возьми с собой мою любовь,
Она в сей грамоте с печатью,
Сравнится только с целой ратью,
Способных лить, чужую кровь.
Легатом стать в твои года
Не совпадений череда.

- Небось, платить за то, царице? -
«А что нет места для меня?
Решу проехать по столице,
Что б ты побыл  за короля».
Переступив  порог,   под вечер,
Что б насладиться этой встречей,
Плескались волны в женский нрав,
Любви ее имперских прав.
Под утро камни те остыли;
Она была  раздражена;
В них запах тел ее раба;
Смотрело  небо, как уплыли,
Что б,  не слыхать, душевной боли,
Он  укатил от этой роли.

Вдохнув свободу, ветра встречу
Он ехал ночь и день  в пыли.
В горах он видел, я примечу,
Впервые  снег, хоть и в дали.
Под водопадом вниз спустился
И там, где лунный свет струился,
Девицу видел на воде;
Она купалась в той среде
И их тела б соединились,
Хоть не труслив он был тогда
И не холодная вода;
Два сердца просто б вместе бились;
Он только лишь ее одежду
Поднял, как малую надежду.

Носились волны,  пыль сдувая,
Скала похожа на разрез.
Там взгляд, на небо устремляя
На замутненный диска срез,
Она ступала очень плавно;
У  ног казалось ей забавно
Плескалась рыба,  в отражении;
Не замечал он в ней смущенье;
Над озером  взлетели цапли;
Не сразу высохнет она;
Остановилась у сукна;
С ее волос  скатились капли
И взглядом бросила в Августо,
Да так, что стало ему грустно.

Как видно жест не приняла
Иль просто знать не захотела,
А может быть, не поняла
Так  приставание задело;
Стояла голая, пред ним,
Закрыв себя листом одним;
Вода катилась по груди,
На коже сзади, впереди.
(Кто знает женскую натуру?
Хоть ты и ярок и хорош
И вроде вызываешь дрожь,
Как будто бы попал на дуру.
Наивность,  легкая черта,
За каждым действием, не та).

Испуг ее   в его  старании,
Как будто к сердцу строил мост,
Он не расстроился за ранее
И  платье, приложил на рост.
Она толкнула прямо в пах.
В ней чувство ярости, не страх,
На этот раз, будил желанье,
Уйти в его же оправданье.
Пернатый ворон, думал падаль;
Разворошить мужскую плоть;
Орел вогнал, свой длинный когть;
Августо плыл там как корабль.
Он, пробудившись, поднял руку
И птицы взлет добавил звуку.

Трава сверкала под копытом;
Заржав, конь путника узнал;
За полем ждал его, накрытым,
Где филин за рекой кричал.
Конь землю рыл и громко фыркал;
Там дятел клювом ветку тыркал,
Бросая тирсу к изголовью,
Как будто на живую кровлю.
Августо прискакал под вечер;
Диск солнца золотил листву
И зеленил под ним траву;
Пищал в кустах зеленый кречет;
Усталый пень дряхлел под ивой,
Под оголтелой и слизливой.

Вошедший воин глас услышал;
Он будто шел из под земли;
Из-за кустов никто не вышел.
С небес послышалось,- «Замри».
Второй приказ получен скоро;
В ответ молчание с укором;
Стоял Августо в беспокойстве,
По нарастающей от злости;
Конь наклонясь, поднял копыто,
Шурша опавшею листвой,
Как будто воин постовой
Забеспокоился открыто.
Опасность в голове гудела,
Заупокойная пропела.

Предупрежденье не приняв
Ступил, листва катилась в глине,
Со всех сторон их будто смяв
Веревка двигалась к средине.
(Не слышим мы  друзей своих,
Иной раз, дерзких и лихих;
Мы глухи к их предупрежденьям;
Относим их к  предубежденьям).
Он шаг шагнул и мигом ввысь;
В петле нога за сук повисла,
С другого края коромыслом,
В петле зажат, - «Постой не злись» -
Внутри себя он вновь услышал;
Из-за бугра, вдруг кто-то, вышел.

Он за оружие схватил.
«Не дергайся», - сказал тот голос
Мужик на нем остановил,
В петле качанье, словно колос.
Бандит, веревкой привязал
И по хозяйски, приказал, -
«Нам здесь в лесу не до морали
Не одного уж обобрали
Не прячь, дружок, свою казну.
Она тебе не пригодится,
В карманах наших растворится
Я отпустить тебя дерзну,
Хотя словам бандита верить
Как будто воздух в поле мерить».

Он  нож направил на сплетенье;
Августо вспомнил тлен гнилой;
И тут, как будто с подземелья
Услышал он приказ, - «Постой»
На ринге бой напоминало;
Толпа отбой ему кричала,
Тому, кто добивать хотел
И на груди свой меч вертел.
«Оставь его пока в покое,
Он нужен мне сейчас живой», -
Августо слышал волевой,
Не просто глас в открытом поле,
Не тот, что с неба благодатный,
Надежный, тихий и приятный.

От голоса  разило  тиной,
В которой ввязнуть мог  любой.
Он иногда казался милый
И женственный хоть и грубой.
Трясло бандита в лихорадке.
- Не заигрались ли мы в прятки?-
Спросил Августо осмелев,
Не замечая как присев
У изголовья тень, от девы,
Глазницы вверх устремлены,
Казалось, будто бы, мертвы,
Как будоражат в теле нервы.
Убогий  облик, сердце бьется,
Не уж-то кто, над ним смеется?

Она узнала кто перед ней,
Повис, привязанный веревкой;
Он показался ей скромней,
Одетый, сплетенной ветровкой.
«Пришел за мной, скорей всего,
Дурман несется  от него;
В крови по локоть эти руки;
Он гладиатор, не для скуки.
Людей, как звезд на  небе темном;
Их если в поле уложить,
То было бы, о чем тужить;
Нам только кажется он скромным.
Не просто он пришел за нами,
Что б угодить царице-маме.

Кончай его, а я пойду», -
Сказала сгорбленная дева.
Определив,  его судьбу,
Исчезла, уходя налево;
Бандит не посмотрел  веревки;
Августо выскочив с ветровки;
Упал, развязанный  по пояс,
Перекатился вскинув волос,
И тут же конь смахнул с себя,
Бандит упал, ударив темя;
Августо прыгнул, выбрав время;
Поднялась пыль, все заклубя;
Когда рассеялась завеса,
Они скакали уж по лесу.

И наконец, прошли в ворота
Не нужно сходу брать бразды.
Как и везде, стоят у грота
Три дамы, словно три звезды.
Одеты в яркую одежду,
Не одинаковую между,
Что б издали, мог знать любой,
С кем проведет он вечер свой.
Поесть ему бы не мешало,
А вот и  рынок, как везде:
Сыр, мед, колбасы на гвозде.
Младая дева торговала;
Он снял кулон свой с головы
И положил ей на столы.

Она не долго рассуждая
Ушла, что бы о нем спросить,
Где госпожа была крутая,
(Всем невозможно угодить).
«Хозяин отнял безделушку,
Он предлагает на игрушку
За хлеб и воду обменять.
Вы не согласны это взять?
Он не отдаст ее обратно».
Она смотрела, в бок косясь,
Как будто про себя молясь,
Одета вроде бы опрятно.
Августо сам вошел в подсобку,
Хозяйка выскочила пробкой.

Охрана сзади оглушила;
Так набежало, что не счесть;
Ногами по живому била,
(Когда-нибудь почтут за честь).
Стянули так, что нету мочи;
В тюрьме сидеть ему до ночи,
В таком комфорте,  и заснул;
На шею  голову приткнул,
С сырой землей на расстоянье,
К тяжелой кованной двери
Он слышал, ноги подошли,
Не видеть их, как наказанье;
Замок свалился, скрип петли,
Ослабли вдруг его ремни.

Проснуться мигом захотел;
Прикосновенье в поцелуе;
В запястье от ремней замлел;
Тюрьма открылась в ветродуе;
Глаза увидели виденье,
Напоминало приведенье.
Конвой под дверью тихо спал,
Как видно, от людей устал.
Там  сердце радовалось воле,
Он шел средь них как домовой,
Прийти б сейчас к себе домой
Не беспокоясь там  о  доле;
Не знал он как себя открыть?
Не просто прошлое  забыть.

Он снова к лавке подошел,
В ней дева так же торговала
И сходу к госпоже зашел;
К нему пристали два амбала.
Один из них достал свой меч,
Как видно, голову отсечь,
Что б показать свою работу
И госпоже его, заботу.
Но не успел махнуть клинком,
Августо выхватил оружье;
Две головы мелькнули в луже,
Скатившись за большим углом.
В шатре торговля  сразу стала,
Хозяйка больше не кричала.

В ее мозгах стучала дрожь
И было страшно видеть это,
Когда на горле слышишь нож,
То песня, кажется   отпета.
«Я твой кулон сейчас верну,
Зачем затеивать войну?
Когда легко договориться,
Я стану за тебя молиться,
А хочешь буду спать с тобой?
Мужчин я ублажаю бойко
И даже легкая попойка,
Не даст на ложе с тобой сбой.
Не нужно злиться на меня,
За воровство меня браня.

-Здесь все не просто, - перебил
- Ты ничего во мне не крала,
Я за кулон тебя купил,
А значит, ты рабой мне стала –
«Куда ты клонишь, сей рассказ,
Как будто надо мной  указ» -
И тут же вспомнила про дрожь,
Опять уперся острый нож.
«Я поняла. Что нужно делать?»
- Слепая знаешь, где живет? -
«Она распорет мне живот,
Когда узнает, что поведать
О ней, решилась я, в сей час,
Она пришлет  людей на нас».

- Скажи, что в памяти ты носишь? –
«К ней  много душ сейчас кричит,
Мне жаль, что ты об этом просишь,
Она везде, как  гвоздь,  сидит.
Поднимут каждого на вилы,
К тому правитель деспот хилый,
Никто не будет ей перечить
Она способна обеспечить
Любому ад в своем краю,
Ты зря искать ее собрался,
Как будто узами связался
И все же я на том стою.
Не навредить ей никому,
Лишь только Богу Одному.

  Глава шестая.
               
Волков, обычно ненавидят,
Я помню этот хитрый взгляд,
Кто  присмотрелся, тот увидит,
Глаза там жадностью горят.
Рим был и есть, как лик волчицы,
Таков он символ всей столицы,
Что б все вокруг в себя вобрать
Волчица гнала воевать.
Рим верил ей и был велик;
Не молоком она питала;
Рабами землю прибавляла;
Не раздражал  ее их  крик.
У эгоизма нет любви,
Она жирела на крови.

Никто не чувствовал сомненье,
Всех кто к волчице подходил,
Коль разделял богини мненье,
Тот становился господин.
И наш Августо, к ней приткнулся
В «раю», как будто, прикоснулся
К плодам, возросшим на крови,
Как говорилось, без любви.
Никто не верил, что отправлен,
Подобно утренней звезде,
В картину власти, и везде,
Над всеми, в тех местах, поставлен.
Но он пока не объявлялся
И на дела не покушался.

Блажен, кто власти не вкусил;
Не придавал, не притворялся;
Кто в душу яд сей не впустил;
Кто на двое, не разделялся.
Попробуй всем там угоди:
Кто над тобой, кто впереди;
Элита, с гордостью и  ленью;
Народ, как правило, к забвенью.
Чего делить, когда он «сброд»;
Он сам беднеет с каждым годом,
Чиновник, со своим приплодом
К себе во двор  не позовет.
В змеином царстве наш герой
Готов принять сей волчий строй.

Никто пока не догадался,
Что вот он «деспот», мирных грез,
Он наблюдал и тем смирялся,
Когда ловил к себе вопрос.
Поскольку был замечен властью
Она, как и везде, со страстью,
Как змеи слухи поползли,
Загадкой по устам текли,
Пиаром черным стал рисунок
На подбородке от клинка,
Как от могильного венка,
Бабье, на рынке между сумок
Брехали будто, - «Беглый раб»
Иль мелкий, каверзный араб.

Чиновник темноты не любит,
Загадки, сплетни, круговерть.
Все это ум их спящий будит,
А это  братии сей  смерть.
Они на праздник пригласили,
Как и всегда, всем разносили
Не приглашенье, а приказ
И наш герой попал как раз.
Хотя он мог и не являться,
Он  кров единственный делил
С той, что в рабы определил,
Она совет дала пробраться,
К тем, кто здесь властью обречен,
Не называя их имен.

Увидев всех в раздетом виде
Понять, где дам, а где приму
Не мог, где вспомнил не в обиде,
Своих, кто был прибит к клейму.
Рябит в глазах, все вперемешку
Все действо смотрится в насмешку:
Столы, залитые вином;
Кто на столах, кто под столом.
Средь яств, рабынь и кутерьмы,
Он вдруг узнал глаза той девы,
Они настойчивы и смелы
Не приглашали на столы;
Средь обнаженных, лишь она,
Была одета и скромна.

Он подошел слегка  смутившись;
Она лицо приподняла.
Не ловок был, в том не учившись,
Рука ее на стол легла.
Кольцо, на пальце, заблестело,
Держалась холодно и смело;
Сверкнула молния из глаз,
Сожжённой, вспомнил он наказ, -
«Кольцо укажет где миледи»
Вниманье сразу обратил,
Вина в бокал себе налил,
То, что искал, оно из меди,
Она в упор ему смотрела,
На ту, похожа, что   сгорела.

Что б не смущать, он отвернулся
Здесь все настроены на секс.
С  намеком кто-то улыбнулся,
«Не отвлекаю от принцесс?» -
Она сказала ухмыляясь.
Он повернулся к ней не каясь,
Пронзило чувственным огнем,
Кольцом, сияющим на нем.
«Язык сих жестов неизвестен?
Иль я смутила вас враньем?»
- Я робок думать о таком -
«Фальшивый образ неуместен».
- Мой взгляд на это старомоден,
Он никому здесь не угоден. -

 «Вы робок? Это очень  странно
Мне не хотелось бы смущать
Черты лица глядят  коварно?
Вам снова хочется соврать?
Играть на сцене подошло бы»,
- Вы так считаете? – «Еще бы
Я вижу шрамы и клеймо
Вы бывший раб, судьбе назло?»
- Как удается вам все видеть?-
«Под вами маска от лжеца.
Кто выскочил как из ларца?»
- Я не хотел тогда обидеть
И получил ногою в пах,
В столь незнакомых мне горах.

Вы уложили, как ребенка! -
«И я пришла туда  опять,
Когда вы брякнулись там звонко,
Ушла, что бы рабов призвать»
- Мне не хотелось вас обидеть,
Могу я позже вас увидеть?-
Рукав на руку опустил
И раздраженье допустил.
«Что, вам того, что было, мало?» -
Она ладонь убрав к себе.
Он вмиг ответил, - А тебе?
Где вас найти?- Она устало, -
«Мы видимся в последний раз»,
Перевела к другому  глаз.

Августо резко обернулся,
Правитель гневно шел к нему
И тут же ловко увернулся,
Тот, нож достал, крича ему, -
«Она моя, я повелитель,
А ты пришел в мою обитель!
Не избежать тебе тюрьмы,
Как не сносить сей головы».
Хотел ударить  незаметно;
Кровь полилась под ним струей;
Тот нож вошел в него стрелой
И стало это всем заметно;
Августо выдернул клинок;
Правитель, взвизгнул  как щенок.

Визжали дамы, видя это;
Струя сбегала из груди;
Не удержавшись от совета
Кричал советник позади.
Метались люди словно мысли;
Все над диктатором  повисли;
Его в конвульсиях держали;
К Августо воины бежали.
Открыл печать свою он грозно,
Ее немедленно прочли,
За своевременность сочли.
Советник крикнул, - «Все серьезно».
Все на колени пали ниц,
Не видно было больше лиц.

Нет хуже в жизни,  этой темы,
Прости меня, мой верный друг,
Мне б не хотелось строить стены
Иль заключать Августо в круг.
Я не хочу вскрывать пороки,
Но как уйти от той мороки,
В которой власть заключена?
Всегда, меж кланами война.
Он не хотел казнить восставших;
Распять средь них Катрин отца
Или любого молодца.
Как подчинить их, не упавших?
На это все ответов нет,
Пустым здесь кажется совет.

Августо действовал лишь так,
Как был обучен школой, с детства,
На ринге жизнь не для зевак,
На волю взял он те же  средства.
Всех несогласных бил плетьми,
Коль не дают, так сам возьми.
К слепой не знал, как подобраться,
Она в подполье, как с ней драться?
Ему во всем против стояла;
Во всем сведомлена была;
Везде людей его крала;
Легко дела свои решала;
Вот так дошла и до Катрин,
Пьянив его по круче вин.

- Садилось солнце, на шептание
Всего живого, что   стремглав
Неслось,  на гордое молчание,
Цветов и в бурном всем устав.
От речки охлаждаясь в поле,
Своим цветением на воле,
Любовью оплетало землю,
Камней лежащих с тихой ленью,
Потертых ветреным теченьем,
Веселый  трепет рисовав,
Текла улитка желтой став,
Орел парил с упорным рвеньем,
Упасть на мясо молодое,
Запив потом его водою.

Катрин, шагая любовалась,
Как будто замер этот мир.
Река в ущелье с гор сорвалась.
Ее рабов, устроив тир,
Бандиты с луков расстреляли;
Его ступни цветы примяли.
Закрыв ее красивый рот
Нес человек, взвалив на горб.
Плененье было в без сознанье;
На ветке филин заурчал,
Он будто  тропку примечал,
Летя за ними и в признание
Два раза крикнул, что есть мочь,
Что ей теперь уж не помочь.

Тревожно  в подземелье было,
Катрин, очнулась вся в пыли;
В неловкой позе тело ныло
И сердце ерзало в груди.
Узнал Августо через месяц,
Пройдя в толпе служебных лестниц.
К нему известье принесли,
Как будто гроб живой внесли;
Идя к слепой, не сомневался,
Что лишь она пришла за ней,
Просить не станет ни камней,
Ни злата. Лишь его касался
Вопрос внезапных похищений,
Не приходило других мнений.

Но не в его черте унынье,
Не зная выход, брел он вдаль.
Да, приклонить пред кем-то крылья,
Когда висит над телом сталь,
Нам всем отчасти не мешало б,
Не для отчаянья и жалоб,
Что б нить никто не мог отсечь,
Что б не упал Дамоклов меч.
Там вновь листва и ветер в поле;
Пыль рисовала женский стан, -
«Не легким будет этот план
И не уйти тебе от роли»,
- Она не ласково сказала
И нечто с головы убрала.

Он что-то крикнуть ей пытался,
Глаза открылись, все ушло.
Над ним бессмысленно метался
Не длинный волос, как крыло;
Проснулся лес за косогором;
Ее слова неслись укором,
В его красивой голове,
Другие мысли, наравне,
Гоня по телу беспокойство;
Несли коня до самых врат,
Как будто, он в них виноват.
Такое у тревоги свойство.
Не получил он утешенье,
А только лишь одно стремленье.

«Я вновь тебя остановлю
Августо шел к ней за советом.
Загадок с детства не люблю,
Она сгорела вечным светом?
С тех пор, оракулу, любому
Хоть нерадивому, плохому,
Она готова рассказать
Или сраженье предсказать;
Определить где клад закопан;
Каких рабов купить тебе;
Женить себя иль на себе;
Начать с фундамента иль с окон;
Построить дом или сарай;
Как умереть, что б прямо в рай».

- Ты как то странно, рассуждаешь,
Она жила в живых сердцах,
Не в мелочах, в каких  мечтаешь,
Не в золотых его тельцах. –
«Августо, все же внял совету,
Не стал искать по белу свету,
К бандитам в логово вошел
И в темноте Катрин нашел.
Она, не видя тел влюбилась,
Врагом, любуясь в сизой мгле,
Они сплелись как ночь на дне.
Когда ж любовница явилась?
Письмо, для выкупа дошло
Иль у царицы, все прошло?»

- Я вижу, слушать ты устала
Коль затянул, рассказ к концу.
Катрин, действительно стонала,
Разлука с милым, не к лицу.
Слепая, с жадностью решила
Кровавой кашей лишь облила
Письмо к царице, что б верней
Она доставила камней.
Расчет простой, лишь на любовь,
Она промедлить там не сможет,
Конечно ж, милому поможет,
Увидев на чернилах кровь.
Иль был бы праздник для царя,
Конец рассказа для тебя.

Когда б царица  медлить стала,
Ну а пока его в бреду
Внесли в подвал, Катрин привстала,
На ощупь подползла  к нему;
Он не лежал, во сне  метался,
Как будто драться собирался;
Кричал без чувства, что б спасти;
Катрин забрали, что б вести;
Она ж идти не захотела;
За дверь вцепившись, все рвала;
Ее связали у стола;
К нему, не ведая,  летела;
Накрыли голову и в поле,
Пришла в себя уже на воле.

И странно ей впервые в доме
Быть не хотелось, не могла,
Смотреть кого, как только кроме
Его, в подвале, без окна.
Августо ж был тогда без чувства,
Торг для слепой почти искусство,
Она всегда в нем знала  толк,
Его горбатый приволок,
Над телом женщина склонилась,
Своим Божественным цевьем,
С богатым телом и с бельем,
Духи взорвав малину,  слилось,
Открыв сундук набитый златом,
Блеснув кольцом восьми каратом.

Почти безжизненное тело
Во двор к Августо привезли;
Придя в себя, он молвил  смело, -
«Кого еще со мной   спасли?»
- Ты был один, когда стемнело,
Три дня твое лицо горело
И билось мокрое от слез,
Мой экипаж тебя привез,
Друзей  ты быстро забывая
Не видишь, кто твой ближний круг,
А с ними подлинных подруг,
Кого ж еще просить  у края?
Мне хочется тебя обнять,
Упасть на тело и стонать».

«Мне вновь придется перебить,
Я уточнить здесь захотела,
Царице нравилось любить,
Он не любил, она терпела?
При этом выкуп привезла,
Не уж то, верила без зла?»
- Таких заводит ревнованье,
В  делах лихих соревнованье.
Они в ней думают о мести,
Сжигая всех, кто рядом был,
Кто может даже просто плыл,
Лишаясь гордости и чести.
Не зная, что на место той,
Придет других, таких конвой. -

«Ты о Катрин забыл в рассказах.
Скажи, как встретились они.
Она не вспомнила не разу
И мысли, словно ночь, ушли?»
- Катрин, готовилась к спасенью,
Ей не прислушиваться к мненью,
Теперь уж знала о любви,
В которой, дни как ночь текли.
Августо ж был в воспоминаньях,
Хотелось, как и ей,  бежать
И вновь ее к себе прижать,
Лежать под ней, в своих мечтаньях,
Он написал ее любя
И забывая про себя.

        Письмо:
Куда деваться, я люблю
Вам неизвестно, то что знаю
И как себя за то казню
Как будто вас в себя роняю.
Несу, целуя в темноте,
Где  мы в известной простоте,
Уста в уста, к друг другу, ходим,
Никто не знает, что  находим,
Где жизнь висит на волоске.
Врага в подвале полюбили,
Сжималось сердце, когда били
И разрывалось там в тоске.
Что делать, мы не совершенны
И  на свету, как день,  надменны.

- Ты  знать захочешь, как встречались?
Августо был уже в себе
И мысли девушки нуждались,
Как ей казалось, в правоте.
Катрин отправилась в карете;
Расправив плечи в темном цвете;
Вошла, над ней свечу зажгли;
В подносе чаю принесли;
Не ведая как обратиться,
Она молчала у окна,
У штор богатого сукна,
Где от стыда пыталась слиться,
С кромешно темной пустотой,
В углу, за статуей простой

Затем  привстав, едва упала;
Августо тут же подхватив,
На кресло в середине зала,
В воде кусок холста смочив,
Она, придя в себя,  убрала.
«Я к вам за помощью» - сказала.
При этом,  губы прикусив,
Лицо от близости, скосив.
Еще раз посмотрев, смиряясь.
Он улыбнулся, ей в лицо,
Увидев желтое кольцо;
Вздохнув, как будто в чем то каясь,
К ее глазам свечу поднес,
Переспросив ее вопрос.

Она услышала дыханье,
Брезгливо голову убрав,
Что б увеличить расстоянье,
Как будто, в рот воды набрав.
Ушла подальше в угол зала.
«Я б вас спасителем назвала,
Коль вы бы, войско снарядив,
Слепую в логове убив,
Спасли бы узника в подвале;
Я б за него б вам отдалась
И как назвать меня, сдалась;
Была бы с вами, коль позвали;
Мне нужно войско, что б напасть,
Поможет только ваша власть».

Августо грозно посмотрел,
Катрин, закрыв лицо молилась;
Он был отчаянный и смел,
- С чего вам это все приснилось?-
«Я поведу сама их в бой;
Хочу сразиться со слепой;
Напасть на них хочу мгновенно,
Что бы сейчас же, непременно,
Достать любимого из ямы.
Он там лежит один в бреду,
Я за него на смерть пойду.
Не зарастут на сердце раны,
Поверь мне, буду вся твоя,
Сказала, руку отстраня».

- Не слишком, будет откровенно?
Кого спасать мы там должны? -
«Кого люблю», - сказав надменно,
В ком руки для меня нежны,
Тот,  кто  во мне зачал ребенка»,
Она, ногой ударив звонко;
Привстала с места, что б уйти;
Бежать к слепой, его спасти.
Он, тут же встав, послал за войском;
Катрин, в карету посадив;
Присел ее определив
И в темноте, на том же свойском,
Сказал тем голосом на дне, -
(Ты в море плыл на корабле?)

Катрин к окну, вдруг пересела,
Что б,  не устраивать возню.
Под ними колесо  запело,
Ночную песню,  под луну.
Ей темнота напоминала,
Как его в яме прижимала,
Ее любовь, была в плену,
Она летела на войну.
- Ты в море плыл на корабле?
Там штиль бывает в полной луже
И в том застое всего хуже, -
Напомнил голос  в темной мгле.
Катрин вдруг тихо удивилась,
Она, подумала, приснилось.

И в том порыве вниз сошли.
Все спали мирно отдыхая;
Слепую средь воров нашли;
Катрин кричала призывая
Из погреба его достать, -
«Не поняла, чего орать?»
- Хрипела связанная дева,
Взор устремив, куда то, влево.
«Ты ищешь тех, кто за спиной.
Кого к себе ты прижимала?
Кого ты сладко целовала?
Кто в моем  логове слепой?
Как вижу я, здесь все такие,
Все кровожадны и лихие».

Она к Августо обратилась,
Глаза смотрели словно вдаль.
Катрин назад оборатилась,
В руке блестела его сталь.
«Ты про кого?» - слепой не веря.
Катрин взглянула, как на зверя.
Не поняла, что без окна,
Врага любила здесь она.
«Да, да,  вот он сидел с тобой,
Я допустила быть такому,
Наверно если бы другому,
То точно, был бы, не живой.
Он, жертвуя, самим собой,
Переиграл тебя, со мной».

Со стороны смотрелось жутко
Катрин не верила ушам,
Как будто кто то злую шутку,
В подвал доставил по лесам.
Темно, в поставленной карете.
Теперь все ясно как при свете,
Они вдвоем, как и тогда,
На расстоянье, как всегда.
Что в этот вечер изменилось?
Лицо иль может быть рука?
Не сыпется  из потолка?
Ей не такая встреча снилась?
(Без его рук, хоть умереть,
Вот только б свидеться успеть).

Повесив голову, ушла,
Что б в тихом доме затвориться.
И в голос не сойдя  с ума,
В суетном  мраке  раствориться.
Повозка, заскрипев, исчезла;
Но все же мысль в нее залезла
И возвращая вновь и вновь,
Копала яму под любовь.
Она все время вспоминала,
Его приятные слова,
От них кружилась голова,
Порой она их просто гнала
И вдруг дитя внутри толкнулся,
Как будто в стену их, уткнулся.