Обнажение
Всё! Закончились эти мокрые, грязные и тяжёлые навозно-землянные и мёрзло-мокрецовые осенние труды на «Эльдорадо»! Всё прибрано, очищено, унавожено, приготовлено к весне. Управилась и с озимым чесноком, что было очень не просто в этом году сделать. Площадь под чесноком большая – 2,5 сотки, участок новый, загаженный предыдущими хозяевами до крайней степени неприличия: корни осота, шикарный, цепкий клевер, разнотравье, под толстым слоем мокреца вымотали нервы и руки. Срок посадки чеснока у нас очень ограничен погодными условиями. Осень выдалась ранняя и холодная: с 17 сентября, почти ежедневно посыпало снежком. В перерывах – дождичком, который как зарядил в конце июля, так и расквашивал весь август несчастное глиняное «Эльдорадо». От непрестанной сырости оно всё за осень поросло таким обилием сорняков, что управиться с ними было непросто. И намёрзлись, и намоклись. Последние сорняки уже из подмёрзшей земли пришлось доставать. Но, в общем, со всем управилась. А что не успела – надёжно и надолго прикрыл Господь от чужих глаз белым и чистейшим в наших краях снегом, оставив в моей глупой душе несколько хороших заноз – ягодники! Оба участка малины ухожены, увязаны и уложены, как надо. А смородина ушла под снег в безобразном виде: уникальные сорта сладкой красной, белой и чёрной смородины, йошта, крыжовник так и ушли, заросшие сорняками, не обработанные и заражённые стеклянницей. Кроме того, всяких недоделанных мелочей немало покрылось белым снегом. Весной достанется!
А пока всё! Пришло время великого осеннего обнажения. За весенне-летне-осеннее время, лишённый моих постоянных неусыпных забот, мой ненаглядный синенький домик основательно зарос пылью и всякой угловой нечистотой. Каждый год в это время начинается великая стирка, ремонт и очистка: снимаются занавески, пледы, паласы, ковры. Всё чистится, стирается. Тщательно моются, чистятся окна, стены, потолки. Выгребается всё содержимое шкафов, делается всякий мелкий ремонт. И всё это называется – осенний шмон. Есть ещё весенний, к Пасхе. Но, это другая история.
А сейчас весь мой маленький домишко как бы обнажается изнутри. Чисто отмытый, избавленный от тряпок, покрытий и лишних вещей, он наполняется таким ярким, торжествующим светом, что я никогда не спешу водружать на свои места занавески, скатерти, паласы и прочую житейскую мишуру. А за ясными окнами такой белейший зимний снег, что в любую ночь в доме светло. Вычищенные, помытые и избавленные от занавесей иконы сияют, переливаются свечением от лампады и окон. В солнечный день всё в доме беспрепятственно заливается таким обилием света, что тихая радость заполняет всю душу. И она сопротивляется, не хочет гладить и пристраивать на свои места всякие эти занавеси и покрытия. На полмесяца мы с ней всячески растягиваем этот настоящий праздник света, бессовестно презирая обычаи и порядки. И даже голый, без паласов и ковров пол, кажется таким уютным и милым. Во всём доме остаётся только один маленький коврик возле батареи - неприкосновенное лежбище кота Тимура. Он без него не ложится, орёт, возмущается. А поорать он любит. А какие ночи убаюкивают нас в эти дни! В окна, и так светлые от обилия белого снега, без помех льются целые потоки лунного сияния, открытые форточки наполняют весь домик чистым ароматом свежего белья, только что занесённого с мороза. Белые, разряженные снегом в пух и прах, берёзы, совершенно нескромно заглядывают с соседнего увала в эти же самые, ничем не занавешенные окна. Красота! Это может быть кому-то непонятно, но в такие минуты душу наполняет чувство неразрывного единства с внешним, окружающим миром, как будто исчезают стены и ты только маленькая часть, снежинка этого зимнего великолепия.
Печально, что не все люди понимают и разделяют такие чувства. Пришлось как-то по нужде вызвать «скорую помощь». Приехала медсестра, сделала своё дело и говорит: «Что это у вас окна ничем не прикрыты? Просто жутко в доме находиться! Ночь в окна смотрит». Домик мой стоит на отшибе, никаким боком на прохожую и проезжую часть улицы не выходит. Сразу за забором – увал с берёзами, с других сторон насосная станция, ферма, большой пустырь на месте стадиона и снесённой старой школы. Домик стоит на возвышенности. За забором, внизу – бассейн. Он довольно далеко от домика. Никто не ходит, никого нет. Отчего жутко? От света? От звёзд в окне? От луны?
Но я её поняла. Это чувство некомфорта от такого раскрытия своей окружающей жизни очень близко к трудности первой исповеди. Уже понимаешь, что нужно. Уже есть такая душевная потребность. Но приходится с трудом переступать вот это самое чувство обнажённости, в данном случае душевной обнажённости. Как это? Чужой дядя. И ты ему обнажи всё то, что и самому-то себе сказать вслух иногда срамно? Никакие доводы при этом, что ты не ему, а Богу обнажаешь, а Он и так всё про тебя знает, что батюшка, он только проводник, вроде одушевлённого проводника электричества - проволочки, наделённой полномочиями от Бога, обычно не помогают, пока человек сам не созреет до такого решения, и не найдёт силы переступить через это чувство. Первая исповедь взрослого, зрелого человека всегда очень трудное дело.
Я её поняла и успокоила: это временно, вот отлежусь, всё занавешу снова. Стирала. И действительно, занавешу, покрою, застелю, хоть мне лично этого совершенно не надо. И своих занавесок на окнах я никогда на ночь не закрываю: весной просыпаешься - в них первая, нежная майская зелень, летом, шумят, качаются, поют под ветрами берёзы, и осеннее их золото светится в окнах и днём и ночью, до самого снега. А какими узорами покрываются стёкла в морозы! Где уж там человеческим художникам! Так что, Висят они так, для интерьера. А зачем тогда? Да за тем, что другим людям некомфортно. Я же не одна на планете! И это - не человекоугодничество, это - всё та же любовь к ближнему. Перетерпим. Весной, перед Пасхой у меня тоже будут такие вот две, а то и три недели, полные обнажения, света, особой чистоты и свободы.
07. 11. 2016 г.
Свидетельство о публикации №116111102525