Руслан-бродяга и Людмила

Объятый золотом оков
У лукоморья дуб могучий
Хранит предания веков
Из самой глубины дремучей.
Там день и ночь, как заведенный,
Кот хороводит на дубу –
Не просто кот, а кот учёный,
Ум так и светится во лбу.
Привыкли дуб с котом друг к другу –
Из века в век, за годом год –
И без устали по кругу
Нарезает петли кот.
И не просто нарезает –
Культуру в массы кот несёт:
Идёт налево – сказку бает,
Направо – травит анекдот.
С русалкою исправно дружит,
Живущей тут же на суку,
В гости ежик к ним приходит
С круглой пипочкой в боку.
Чудес не меряно в округе –
Под каждой ёлкой и кустом
Сидят буквально друг на друге,
Где попарно, где гуртом.
Там леший шарится порой,
Когда нажрётся всякой дури,
Забывая про покой,
Ищет он мятежный бури.
А в небесах, как ероплан,
Ворон и ласточек пугая,
Летает старенький шаман,
С похмелья тяжкого рыгая.
И к бороде его седой
Прилип, как муха к паутине,
Красивый витязь молодой –
Видать, была на то причина…
Поведал дуб коту о вечном-
О чем молчание хранил,
А кот, уже на человечном,
По белу свету раструбил.
               ------------
Мы краем уха звон слыхали
И переложили для вас,
Уж как сумели, записали
Затейливый  кота рассказ.
Там и коварство и любовь…
Отвага, трусость так завито,
Как перетертая морковь
И тайной мрачной все сокрыто.
История  одной любви
Расскажем, как молва гласила:
Интриги, подлость все в крови…
«Руслан-бродяга и Людмила».
               
                Для вас реальная картина 
                В преданиях Руси былинной.

                Средь сыновей своих могутных
                В белокаменной избе
                Со взором глаз немного мутных
                Предавался князь гульбе;
                Конкретный повод он имел – 
                Меньшую сбагрить дочь из хаты;
                Руслан всегда ее хотел,
                Как доложили князю сваты.
                Вот князь Владимир и гудел,
                Как трансформатор под напругой,
                А дочери своей велел
                Руслану верной быть супругой.
                И на халяву, как всегда,
                Набилось выпивох, как грязи,
                И жрут, как свиньи, господа
                За счет сиятельного князя.
                Умели кушать предки наши:
                Ведерко каждый скушать мог –
                Медку иль браги, а не каши,
                Не падая при этом с ног.
                Зато халдеи с ног валились,
                Таская выпивку гостям;
                Те пили, ели, веселились –
                Предела не было краям!
                Залетный бард в колготках женских
                С гастролем прибыл на пикник,
                Пел непонятно, но душевно –
                И в сердце каждого проник.
                Кусок фанерки, три струны,
                Побольше страсти и движений,
                Слова не так уж и важны –
                И ты кумир трех поколений!
                Коль слушатель к тому же пьян,
                Ему вообще по барабану:   
                Готов принять любой изъян,
                Лишь бы не било по карману;
                Залетный пел, толпа внимала,
                Не забывая есть и пить.
                Людмила в облаках витала,
                Как хорошо на свете жить…         

В предвкушенье брачной ночи
Сидит Руслан – не ест, не пьёт.
Он Людку гладит что есть мочи
И в спальню втихаря зовет.
Сам щиплет ус от нетерпенья,
Огнём лицо его горит,
Трясёт беднягу от хотенья –
Ещё чуть-чуть и пролетит
Его Людмила в ложе брачном.
Три витязя среди гостей
На гульбище взирают мрачно –
Все пленники других страстей,
Другим желанием томимы.
Не пьют ни браги, ни вина,
И раны их не излечимы.
Любовь у них на всех одна –
Но всех их обскакал Руслан,
Кутила, пьянь и интриган.
Он испоганил всю малину,
Он всю клубнику истоптал,
У дядьки поломал бузину
И весь крыжовник обломал.
Один – Рогдай, боец, рубака,
Лихой наездник, бузотёр,
Не одному в кулачной драке
Он юшку красную утёр.
Фарлав – засранец и крикун,
Питуха славный и кутила,
В бою – последний, как сыкун,
Но после боя – он громила.
И третий, наплевав на пир,
Пуская слюни по Людмиле,
Был хазарский князь Ратмир,
Мать его таким родила.
Им пир весёлый был не в жилу –
Гоняют думку, как ловчей
Руслана в хладную могилу
Зарыть поглубже поскорей.

Вот кончен пир; и вся орава,
Смешавшись, пьяною ордой
Спешит по девкам и по бабам –
А те, кто с женами, – домой.
Один жених почти не дышит,
Точнее дышит, но не так,
И ничего почти не слышит –
Бык племенной, а не чувак.

Князь, прочухав это дело,
Решил бродягу не томить         
И допустить к Людмилы телу,
Да и как не допустить –
Руслан Людмиле муж законный,
А не вышел погулять…
Опять же обоюд тут полный,
Пущай несёт её в кровать.
…Ну, всё почти уже свершилось –
Ещё немножечко, вот-вот…
В стриптизе Людка обнажилась:
Лицо открыла, грудь, живот…
От возбуждения немея,
Рубаху рвет свою Руслан…
Людмила глаз поднять не смея
Танцует медленно канкан…
Руслан, не выдержав, рванулся…
О, сладкий вожделенный миг!
Об собственный сапог споткнулся –
И, как на рифах гордый бриг,
Расквасил свой красивый нос
О спинку княжеской кровати.
Взвизгнув, как подбитый пёс,
Запутавшись вдобавок в платье.
Паденье гром сопровождал –
В глазах померкло у Руслана.
Потом и вовсе свет пропал,
Всё мгла покрыла, как туманом, –
Ни шелеста кругом, ни скрипа.
Руслан аукнул в темноту
И, чиркнув зажигалкой «Zippo»,
Вокруг увидел пустоту.
Ну, то есть всё как будто есть –
Шмотьё, как будто, не пропало,
Есть, где прилечь, куда присесть…
А Людка?.. Людки вот не стало!
Руслан в углах пошарил взглядом,
Рукой погладил пустоту –
Ну как же так – была ведь рядом
Да и одета была в «ню».
«Так, дверь закрыта изнутри.
Так, под кроватью тоже нет.
Похоже, сколько не смотри –
Пишите письма, всем привет!
Где ты, уже почти жена,
Уже законная супруга?
Ему на веки отдана…
Откликнись, милая подруга!
В такой момент такой облом –
Весьма пикантная картина:
В комнате стоит столбом
Не муж, но о-го-го мужчина.
Сказать, что он стоял один,
Было бы не справедливо:
Стояли стул и клавесин,
Ночной горшок стоял красиво.
Руслан в смятении: «Чё, за трюки?
И чё, ваще, за чудеса?
Поймаю, обломаю руки!
В крапиву посажу в трусах!
Не, без трусов – в одном ремне!
Он дорого заплатит мне!»

Владимир-солнышко узнал,
Что дочь любимая пропала,
Руслана чуть не закопал:
Не знал, лопата где лежала,
Да и не княжье дело – рыть
Лохам лопатою могилы.
Сказал лишь: «Всё перекопыть,
Но отыщи мне дочь Людмилу!
Да поезжай не на коняге,
Последние мозги стрясёшь,
Возьми мой новый «Голендваген».
Найдешь – тогда проси, чё хошь!
А щас глаз мне не мозоль!
Вали, ищи свою пропажу!
Не сыпай мне на рану соль –
Я лучше мазью её смажу».
Но князь тогда бы князем не был,
Когда бы не был интриган.

Возвел он в горе руки к небу,
Всё продумал старикан –
Весь двор тогда к нему подгрёб.
Средь них соперники Руслана.
«Хочу я, други мои, чтоб
Вы излечили мою рану!»
Фарлав с Рогдаем и Ратмир:
«Великий княже, исполати!
Прикажи – и мы весь мир
Совком тебе перелопатим,
Найдём княжну, избудем горе,
Мы города перевернём,
Мы ложкой вычерпаем море,
Крякнем, но княжну найдём!»
И пролил слёзы умиленья
С понтом растроганный отец:
«Моё вам, дети, повеленье –
Нашедший станет под венец
С Людмилой, дочерью моей.
Прощайте, добрых жду вестей!»

Судьба иль рок – не в этом суть –
Всё волей княжею сложилось –
Соперники в далёкий путь
Одной дорогою пустились.
Фарлав «Паджериком» руля,
Пивко из банки попивая,
Улыбался: «Вот же, бля,
Надо ж, радость-то какая!
Когда найду я великана,
То будет славная возня!
Уж я попотчую болвана,
Он горя хапнет у меня!»

Хазарин на своём «Чероки»
Уже с Людмилою в мыслях –
Ретивый мачо черноокий –
Летит на полных парусах!
Притормозит, опять притопит,
Спешит желанную обнять,
Своих попутчиков торопит,
Не в силах кровь свою унять!

Рогдай, угрюмый и суровый,
Его тревожит суета:
Жалко «Ранер» ему новый
Гнать неведомо куда.
Тем более, Людмилы ради
Тащиться к черту на рога.
Рукою руль он нежно гладит,
Педальку нежно жмёт нога.

С востока солнца свет приходит,
Разгоняя ночи мглу.
С востока вечер ночь приводит,
Всё укрывая под полу.
До перекрестка допылив,
Герои на ночёвку встали:
Ночлег машинам в позитив,
Да и витязи устали.
А по утру стрелу забили,
Забили лук, копьё и щит,
Меч по рукоятку вбили –
До сих пор он так торчит, –
Потом забили косячок,
Забили гол, козла забили
И опосля под коньячок
Податься в стороны решили,
Поскольку, мягко говоря,
Друг друга как бы не любили.
Едва лишь занялась заря,
На все четыре и свалили
Погибель отыскать иль славу
В чужой неведомой стране,
Иную, может быть, забаву…

И лишь один хотел к жене.
Руслан, конечно, это он
Бедняга от тоски страдает –
Врубил на всю магнитофон,
Но ни хрена не помогает.
Куда податься, где искать –
Ни адреса, ни телефона…
И чтоб хоть как тоску унять,
Глотнул спиртяжки из флакона.

Гудит мотор, машина прёт –
Вираж, колдобины, ухабы.
Вдруг джип как вкопанный встаёт
Перед пещерой Али-бабы.
Тоннель. В конце тоннеля  – свет.
Руслан  штаны в носки заправил,
Отправил почту – всем привет –
И на свет прицел направил.
Идёт, внимательно глядит,
На каждый шорох озираясь.
Зрит  – седой старик сидит,
В усы чему-то улыбаясь.
Очки – как фары у «КАМАЗа»,
Одет в потасканный сюртук
И все свои четыре глаза
Пялит в новый ноутбук.
– Ну, здравствуй, друг ты мой Руслан! –
Сказал главы не поднимая. –
В бочке – спирт, в шкафу – стакан,
Мне налей не разбавляя.
Ты не поверишь: двадцать лет
Я жду свидания с тобою.
Возьми в кладовке табурет,
Поможешь клеить мне обои.
Попробовал – один не сладил:
Обои падают на пол.
Клеем всё, что мог, изгадил.
Что за клей такой пошёл?
Обои – тоже не понять:
Тяжеленные, как гири,
Рулон за раз и не поднять,
Я их днесь на стройке стырил,
Вон они в углу лежат.
Уже не знаю, как их клеить,
Коленки до сих пор дрожат.
Руслан отказывался верить –
Два объёмистых рулона,
Старик действительно не лгал,
Весом более полтонны –
В углу линолеум лежал.
Мы все под небом не безгрешны…
Продолжал меж тем чудак:
– Влип ты, мой дружок сердешный,
Влип конкретно, как мудак.
Гулял я тут по Интернету,
Зашёл в Киднепинг точка ру.
На твой вопрос нашёл ответу,
Не ухмыляйся, я не вру.
Под старость страшный Черномор
Решил киднепингом заняться.
Вот он Людмилу-то и спёр,
Чтобы пылью не мараться.
Людмила для него – мошна,
И хочет куш он стопудовый.
Княжна и в Африке княжна.
Все говорят, что он фартовый.
Никто не знает до сих пор,
Хотя пытались многократно
Найти места крысиных нор,
Искали, но безрезультатно.
Но ты, уверен я, найдёшь!
Руслан – подонков истребитель!
И не боись – не пропадёшь,
Найдя поганую обитель.
Хотя и ростом мелковат,
Черномор – мужик свирепый.
Дак и ты не жидковат.
Вона, как лоснится репа.
Тебе бы сабельку, дружок,
Рапиру али меч булатный,
Наган армейский, «калашок» –
Всё мелочь, вроде, а приятно.
Ну, заболтался я с тобой,
Ступай, родимый, путь далече.
При возвращении домой
Достань обои мне полегче.

Слово доброе приятно
И кошке, гадящей в цветок…
Одно Руслану непонятно,
Кто сей загадочный дедок.
Встал перед дедом на колени
Казачки облобызал,
Воскликнул: «Ты, наверно, Ленин?»
«Нет, я Наинин, – отвечал
Ему старик, очки снимая,
Слезу фуфайкой утерев.–
До сей поры она младая,
Красою первая из дев…

Я пастухом в неё влюбился,
Полгода душу теребя,
В надежде робкой я открылся.
"Ковбой, я не люблю тебя! " –
Презренно бросила Наина.

Я, как оплёванный, стоял,
С хвостом поджатым, аки псина,
И, проглотив язык, молчал.
Я впал в унынье, чуть не сдох…
Бродил, не видя в жизни смысла.
Я онемел, ослеп, оглох,
В спине согнулся коромыслом,
Жизнь уходила из меня,
Как воздух из пробитой шины.
Вдруг я очухался, браня –
Себя браня, но не Наину:
Что может бедный дать пастух
Красотке первой на деревне?
Ну, молоко, ну, козий пух –
И сам в навозе ежедневно.
Собрал ватагу и айда
В чужие земли и вотчины
Чужие «строить» города.
Я поменял свою личину –
Воитель, грозный повелитель!
Пришёл, увидел, победил!
Кликуху Конан-разрушитель
В боях по праву заслужил.
Шелом, кольчуга, меч булатный
Украсили мой гордый стан,
И я решил – пора обратно
Домой, в родной Узбекистан.
С триумфом я домой вернулся,
Добычу выложил горой –
И вновь Наине поклонился.
"Я не люблю тебя, герой! " –
Наина бросила мне дерзко.

Да я за взгляды убивал…
Погано было так и мерзко,
Но я и в этот раз смолчал –
Я десять лет стремился к цели:
Порой мог сутками не спать,
Порой лишь бич-пакеты ели!
Нет, женщину нельзя понять!

В далёких Муромских лесах
Живут, я слышал, чародеи,
Им все подвластны чудеса.
Подался к ним, гоним идеей –
Науку колдовства постичь,
Потом влюбить в себя Наину –
И, как Чумак, купоны стричь!
Насколько же я был наивен…
В античности Геракл жил –
Он чистил Авгию конюшни
И этим славу заслужил.
Я был учеником послушным
И первые пятнадцать лет
За пачку чая и махорки
Для магов чистил туалет,
В клозет засыпав тонны хлорки,
Стирал портянки и носки,
Чесал им бороды и спины,
Ночами гладил им шнурки,
Стряпал пирожки из глины,
Воду в решете носил,
Строил из песка хоромы,
Вечерами кур доил,
Спал, как собака, на соломе.
Шли годы, я мужал в труде,
Премудростям волшбы учился:
Писать вилами по воде
В конце концов я наловчился.
Я тысячи потов пролил,
Пока средь магов ошивался,
И не один букварь скурил…
Я видел цель, и я старался.

Однажды мне открылись дали –
Все маги наперегонки
Скопом мне носки стирали,
По мановению руки
Веками скопленные знанья
Впитал в себя у колдунов.
Творю любые заклинанья.
Приворот, разгадка снов.
Порчу отведу, гадаю.
Сброшу вес, приворожу.
Мужей по фотке возвращаю,
Детишек в садик отвожу.
Закодирую от пьянки,
Закупорю энурез.
Уколы ставлю, клизмы, банки.
Отремонтирую протез.
Даю сеансы спиритизма.
Загну извилину в мозгу.
Мир спасу от катаклизма.
Потратить деньги помогу.

В душе, как прежде, молодой –
В истоме пылкого желанья
Я пасы делаю рукой,
Наина, жалкое созданье,
Как сивка, встала предо мной.
Стояла, как назло, нагая…
Пауза, вопрос немой…
"Кто ты? " – её я вопрошаю.
И оторваться не могу
От созерцания виденья.
О боже, ежели ты есть,
Избавь меня от униженья.
Того, что зрил, не описать:
Грудей ни спереди, ни сзади;
Усы гусарские висят
Длиннее, чем с затылка пряди;
Накрашенный помадой рот
Беззубой щерился улыбкой.
"Иди ко мне, мой обормот,
Я твоя маленькая рыбка…
Ну что же ты стоишь? Скорей,
Возьми скорей свою Наину
И страстью жаркой обогрей", –
Пищала эта образина.
От ужаса я чуть припух,
Чудовище глазами мерил –
Любви огонь в груди потух.
Сомнений нет, но я не верил.
"Наина, ты ли, ёлы-палы!
Где твои бёдра, ноги, грудь?
Куда краса твоя пропала?
Ответь, скажи мне что-нибудь…" –
"Прошло со встречи сорок лет, –
Прошамкала она в ответ, –
Но возраст – это не помеха,
Коль сердцем любишь, не беда.
С тобой любовная утеха
Вернет мне прежние года.
Да, я сейчас чуть-чуть горбата,
Немного волос поредел,
На шее кожа дрябловата,
Из всех зубов один лишь цел.
Да, как война, без макияжа,
И сзади сыплется песок,
И носик вместо пудры в саже,
Зато я вся твоя, милок! "
От этих слов, Руслан, поверь,
Мои коленки подломились,
Ни в прошлой жизни, ни теперь
Так надо мною не глумились.
Она продолжила: "Дружок!
Была я в девках хохотунья.
Навстречу сделала шажок.
Открою тайну: я колдунья! "

Я окончательно поник –
Немой, как тряпочная кукла,
Слеза текла за воротник,
Трава под той слезою жухла.

Моё былое божество
Уже к ногам моим припала
И выставляя естество,
Возьми, возьми меня, кричала.
"Проснулась женщина во мне!
От страсти нежной я сгораю,
Пылают чувства, как в огне,
О милый, милый! умираю…"

Не выдержав, я сквозанул.
Вдогонку слышу вопль дикий:
"Подлец, меня ты обманул!
Ты возомнил себя великим!
Мою невинность вверг в позор –
Я отдалась любови страстной!
Ублюдок, сволочь, крохобор!
Жестокой будет месть, несчастный! "

Как конь, без устали бежал,
Пока не сбил в конец копыта.
С тех пор с тобою встречи ждал,
Наиной так и не забытый.
Огонь любви, что я зажёг,
Старушка так и не забыла.
Он плавно в злобу перетёк,
Его потушит лишь могила.
Она тебя возненавидит
И будет всячески мешать:
Машину краскою изгадит,
Колёса будет протыкать,
Другие пакости измыслит.
Ты будь готов, как пионер,
И даже в некотором смысле
Геройский покажи пример».

Рассказу наш герой внимал,
Разинув рот, развесив уши.
Что не запомнил, записал,
Решив, что так-то оно лучше.
На память деду подарил
Мобилу спутниковой связи.
За байки поблагодарил
И отвалил искать дочь князя.
Заправил бак, движок прогрел,
Обняв забавного дедка,
Перед дорожкою присел,
Смахнул слезу, сказал: «Пока!» –
Сцепленье выжал, газ вдавил –
И уже через полгода
Руслана даже след простыл,
Остатки смыла непогода.
         
          ПЕСНЯ  СЛЕДУЮЩАЯ  ПОСЛЕ  ПЕРВОЙ
                (ВТОРАЯ)

Соперники на поле брани
При помощи подручной стали,
Поборники кровавой дани
С упоеньем убивали
Себе подобных и себя –
Они войною только жили
И умирали не любя.
Но среди них другие были –
Коль убивали на войне,
То каялись и слёзы лили,
И оказалось, не втуне    
Они придумали любовь.
А для любви войны не нужно,
И, как сказал кот Леопольд,
Давайте жить ребята дружно.

Катил Рогдай своей дорогой –
Кому, зачем, куда катил –
Обуреваемый тревогой
Бедняга вскоре загрустил
Ну, на хрена мне это надо?
Понты дешёвые, урод,
Руслан, козел, урою гада,
И «Ранер» сделал разворот.

Едва расставшись с корешами,
Фарлав в багажнике пошарил,
Достал пузырь, стакан, салями.
Выпил, лег и закемарил.
В тени раскидистых кустов
С самим собой наедине
Поглядел двенадцать снов
У водопада в тишине.
Проснулся, плотно пообедал,
Заправил за собой кровать,
Ещё из пузыря отведал,
Пошёл машину прогревать.
И видит, что к нему по полю
Мчится хищное авто.
Фарлав скривился, как от боли:
Пора ломиться, а не то...
Кое-как залез в салон,
Дверь с петель сорвав при этом,
Как в посудной лавке слон,
И исчез – как сдуло ветром.
Он так от страха газанул,
Что двигатель пошёл в разнос,
Так со всей  мощи рванул,   
Кузов сорвало с колёс,
А вслед неслось: «Стоять, засранец!
Стоять, а то башку снесу!
Да погоди же ты, поганец,
Я выпивку тебе несу!»
Последний аргумент сразил –
Фарлав убавил трохи прыти.
Котелок его сварил,
Не станет враг его поити.
Рогдай к Фарлафу газанул
Лихо тормознул с заносом,
Да, видно, палку перегнул –
И Фарлаф сходил поносом.
Рогдай,  зажав руками нос,
Звериный показал оскал
И, ухмыльнувшись, произнёс:
«Богатым будешь! не признал…»
Скорей отъехал от героя,
Свою ошибку осознав,
От досады волком воя,
Что облажался так Фарлаф.

Седую дряхлую старушку
Рогдайка встретил на пути,
Когда подъехал на опушку.
Куда теперь ему идти?
Клюкой старуха указала.
«Там и отыщешь ты его
Врага по жизни своего», –
Глазами зло сверкнув сказала.

А что Фарлаф? Фарлаф стоял,
Не веря своему спасенью;
Амбре вокруг распространял.
К нему невидимою тенью
Старушка сзади подошла.
Конфуз по-новой повторился.
На Фарлафа жуть нашла – 
И он ещё раз облегчился.
Стоит и крутит головой,
Ничего не понимает.

Скрипучий голос гробовой
Ему навязчиво внушает:
«Состирни, сынок, портки
В ручейке у водопада.
Мне-то старой не с руки,
Да и тебе подмыться надо.
А я к твоёму пылесосу –
Да не три ты свой калган –
Назад приделаю колёса,
Как новый будет твой рыдван.
Послушай старую, дружок,
И следуй моему совету:
Не твой Людмила пирожок,
Ты сам себя сживёшь со свету.
Сам посуди – кругом разбой,
Менты, таможенники, рэкет…
Езжай тихонечко домой,
А тут тебе, поверь, не светит.
Сиди в именьи без забот:
С телкой в бане, раки, пиво
И жди – наш звёздный час придет –
Людмилу мы возьмём красиво».

Сказав, старуха испарилась,
Как банкнота у цыганки.
Фарлаф задумался: «Приснилось?
Или галюны от пьянки?
Пусть даже это галюны,
Рожденные мозгом похмельным,
Стране богатыри нужны,
А у меня режим постельный.
Как я об этом позабыл!»
Фарлав, портки в ручье стирая,
С беспощадностью корил
Себя, с испугом озирая
Местность – не глядит ли кто
На героя без портов.
Отжав хламину в центрифуге,
Фарлаф повеселел чуть-чуть:
Отныне буду себе другом,
И тронулся в обратный путь.

Через поля глухой тайгой
Несет Руслана колесница
К его Людмиле дорогой
К той, что ночами ему снится.
Он вопрошает сам себя:
«Найду ли я, мой друг, тебя?
Увижу ли стриптиз опять,
Согреешь ли ты мне кровать?
Иль суждено, чтоб чародею
Ты куклой Людкою была –
В шикарных шмотках бармалея
В кутузке мрачной отцвела…
Или соперники придут,
Тебя поманят заграницей…
Обломятся – я тут как тут –
Сам укатаю тебя в Ниццу!

Стемнело; едет наш Руслан
Вдоль реки по бездорожью.
Прёт упорно, как баран,
Челюсть выставив бульдожью.
Мечтал о Людке, о квартире
С красивым видом на реку.
Вдруг джип осел на все четыре –
Убили песню на скаку!
Наш друг выходит, чешет репу:
Ну, ни хрена себе прикол!
Под колёсами у джипа
Лежит конкретный дырокол:
Кувалдой вбитые в лесину
Булатной стали в ряд занозы:
Они не токо что резину,
Проткнут колёса паровозу.
По кругу джип Руслан обходит,
Нагнулся, вдумчиво глядит –
И вдруг с ним что-то происходит:
Он понимает, что летит…
Душевный пендаль в зад Русланке
Сорвал его, как мухомор.
Кольчугой, как консервной банкой,
Гремя летел под косогор.
Рогдай сподвиг его в полёт.
Стоит красиво, как артист.
Ногой, как молотом, он бьёт.
С тридцатым даном, каратист.
Руслан поднялся, сопли вытер,
На ладошки поплевал,
Снял кольчугу, майку, свитер,
Из кармана лом достал.
Поприседал, упал, отжался,
Косу заплел, попудрил нос,
Толкнулся левой, разбежался…
«Ну, держись теперя, пёс!»

Клич боевой пригнул траву,
Кипятком река вскипела.
Рогдай увидел наяву –
С ломом смерть к нему летела!
Совсем не робкого десятка –
Он видел смерть в бою не раз.
Руслана кирзовая пятка
Ему летела прямо в  глаз.
Рогдай – боец весьма умелый.
Он увернулся, но увы –
До цели пятка долетела –
Два глаза-то у головы.
Атаку ломик довершил,
Бантом завязанный на шее;
Не то, чтоб сильно уж давил,
Но пыл противника развеял.

На заднице Рогдай сидит,   
Униженный, ошеломленный,
Бант на солнышке блестит –
Он вновь Русланом побежденный!

Друзья, забыли мы о деве!
Оставим драчунов на час:
Рогдай в дерьме, Руслан во гневе.
Кто  следующий там у нас?
О ком ни слова до сих пор?
О молодой княжне Людмиле,
Которую недавно спёр
Старпёр, ужасный Черномор,
Мы, признаться, подзабыли.

Я рассказал, как ночью брачной
В пылу раскаленных страстей
Исчезла Людка в туче мрачной,
И нету от неё вестей.
Несчастная, когда бандюга
Сорвался вихорем с небес,
Из-под законного супруга
В облака её унес.
Как и положено девице,
Тут же памяти лишилась – 
И в раззолоченной темнице
В одно мгновенье очутилась.

Я как-то летом наблюдал
Одну забавную картину:
Кур по двору петух гонял –
Видать устроил им смотрины –
Как на параде куры шли,
Чеканя шаг, держа равненье;
Петух носился весь в пыли
И кукарекал с выраженьем.
«Выше ноги поднимать,
Хвосты, хвосты держите, дуры!
Тьфу, кукареку, вашу мать,
Тупоголовые вы куры!
Я к вам приму другие меры», –
Петух своим курям грозил.
В это время коршун серый
С неба острый глаз косил;
Прицелился и камнем пал –
По-суворовски нежданно.
В корзинку урожай собрал
И раскланялся жеманно.
Двор утих, осела пыль,
С добычей коршун где-то скрылся –
Питал он слабость к курам-гриль,
Но в остальные дни постился.
Зовёт курей своих петух,
От наглости такой сражённый,
Но в утешенье только пух,
В угол ветром занесенный.

Людмила впала в легкий транс,
Лежала в тягостном забвенье –
Как  жуткий триллера сеанс –
То наяву, то в сновиденье.
Вот, наконец, она очнулась,
Потянулась ото сна,
На простынку оглянулась –
Нет на простыни пятна –
И смутным ужасом объята;
Не понимает, как же так –   
Она ни в чем не виновата,
Руслан, быть может, виноват…
А где же он, где милый друг?
Шепчет: «Где ты, мой супруг?
Давай ещё хотя бы разик –
И крови будет целый тазик…»
Глаз продрала, смотрит вкруг –
И потихоньку догоняет:
Это что за хрень вокруг?
И почему здесь так воняет?
Сидит она среди подушек,
Над головою балдахин,
Парча, узоры, куча рюшек –
Не альков, а магазин!
В рулонах ткани золотые,
Каменья горками лежат,
С цветами вазы и пустые –
Вот они-то и дымят…
Людка быстренько вскочила,
Надела джинсы на пальто,
Нашла воды, горшки залила.
Постой-ка, что-то здесь не то!
Процессор мозговой включила –
Супруга нет, она одна!
В гальюн, наверно, отлучился,
Но дверь как будто не видна.

Три топ-модели появились,
Скорее без, чем в одеяньи,
Гостье молча поклонились
И замерли, как изваянья.
Но на немой вопрос Людмилы
Одна из тройки ожила;
К ней подошла, её умыла,
Бантик в косу заплела;
Вторая мумия ожила,
Глазыньки скромно потупя,
Неслышной поступью подрыла,
В руках вещички теребя –
От Валентина и Версаче,
От Славы Зайцева фата –
Всё по заказу, не иначе,
Что ни тряпка – красота!
Третья девка ожила,
Глаз совсем не поднимает,
Так же тихо подгребла,
С Людки  пальтецо сымает,
Сымает джинсы и носки,
Колготки, гольфы и лосины,
Сняла исподние портки,
Майку, чуни, мокасины.
Теперь и лиф на пол летит.
Слетели звезды на погонах.
Людмила голая стоит –
В одной тельняшке и кальсонах.    
А что касаемо девах,
Похоже, дело они знают:
Одели Людку в пух и прах,
Как княжне и подобает.
На каждый палец по кольцу,
На запястия – браслеты,
Серьги, чтобы шли к лицу,
На лоб прибили самоцветы.
Корсеты, блузки, платья, юбки,
Кроссовки, туфли, сапоги,
Тулуп овчинный, рыбьи шубки…
Сельдь под шубой, пироги…
Полукеды на платформе,
С оторочкой в соболях…
Всё по чести, всё по форме…
Вот только кольца жмут в туфлях.
Но шмотки эти от кутюр
Совсем не радуют Людмилу:
Ей бы тряпичный абажур,
Кусок хозяйственного мыла,
Ей бы линялый сарафан
В горошек или там в полоску,
А замусляканый кальян
Поменять на папироску.
Ни что не радует княжну…
Её оставили одну.

Присев на краешек кровати,
Закрыв ладошками лицо,
Почувствовала, что под платьем
Вот-вот – и будет мокрецо.
Она от ужаса вскочила –
«Эй, там за стенкою! Привет! –
Людмила громко завопила. –
Мне надо срочно в туалет!
А не отпустите, уссусь!
Наделаю большую лужу
И в этой луже утоплюсь!
Не сомневайтесь, я напружу!»
Незримая открылась дверь –
Людмила вздрогнула в испуге.
И куда идти теперь?
«Эй, аллё, вы где, подруги!» –
Была ответом тишина.
Людмила вышла, дверь закрыла.
Коридора глубина
Призывно за собой манила.
Внезапно ей открылся сад,
Огромный и великолепный.
Красиво всё на первый взгляд,
Но где же номер туалетный?
Металась Людка меж цветов,
Природы зов терпеть нет силы –
Потом присела меж кустов
И шумно клумбу оросила.
Не стесняя себя боле,
Шороху дала княжна –
Под кустом, не в чистом поле
И далёко не видна.
Избавив от мучений тело,
Среди цветущих орхидей
Решила Людка, что не дело
Душе мятущейся своей
Страдать в разлуке одиноко.
Идёт не глядя вся в слезах
И видит озеро глубоко,
Мост над ним на двух скалах.
«Вот она моя могила!
Прыжок, полёт и вечный сон!
Но там же, –  вспомнила Людмила, –
Пиявок целый миллион,
И тина мерзкая на дне,
Да и вода не подогрета.
Пожалуй, это не по мне…
Купальника, опять же, нету!»
Людмила зябко встрепенулась,
Природа вновь её звала –
В ней чувство голода проснулось:
За пряник душу б отдала.
Минутной слабости порыв
Решимости добавил Людке –
На требовательный призыв –
Урчанье громкое в желудке –
Она решила, что умрёт.

Пускай в мучениях жестоких,
Но в рот кусочка не возьмёт.
Разве что совсем уж крохи.
Людмила шла, борясь с собой,
И жизнь не в жизнь, и есть охота…
Видит – столик золотой
Стоит искуснейшей работы,
И навалено на нём –
Сложился б, был бы деревянный, –
Вспыхнули глаза огнём,
И слюни потекли нежданно,
Неудержимо, как поток,
Ниагарским водопадом, –
Увяз у птички коготок –
Хватило одного лишь взгляда!
А было посмотреть на что:
Пыль на ветру «Максим» в Париже,
Оформление не то,
Размах не тот, и суп пожиже.
Кубик из «Галины Бланки»,
Развал китайских бич-пакетов,
Соляночка в стеклянной банке,
Из крабов палочки в брикетах;
Всё для любителей покушать:
Шаурма, гамбургер, «Биг-маг»,
Мороженые ножки Буша –
Накрыл американский флаг.
Икра минтая, маргарин,
Соевые шоколадки,
Зелёный спелый мандарин,
Кормовой арбуз не сладкий,
Батон колбаски из бумаги,
Ячменный кофе трёх сортов,
Водка в пластиковой фляге
С гордым именем «Смирнофф»,
Второго сорта осетрина,
Российский плавленый сырок –
Всё только что из магазина,
И с морковкой пирожок.
Музон звучал, не зримый глазу,
Про сказки и про колбасу –
«Врёшь, не возьмёшь меня, зараза!
Умру, но честь свою спасу! –
Втайне думает Людмила. –
Без милого и свет не мил!»
Слюны остатки проглотила,
Вздохнула, набралася сил
И… к обеду приступила.

О, как Людмила наша ела:
Хоть дул прохладный ветерок,
Как в сауне, она взопрела,
И липкий пот струился тёк.
Людмила чавкала ворчливо;
Луна взошла и опустилась;
Десерт запив ведерком пива,
Блаженно Людка отвалилась.
Хороший стол, как хмель, пьянит –
И после трапезы обильной,
Как правило, ко сну клонит
Не навязчиво, но сильно.
Истома на княжну нашла,
И неведомая сила
В покои Людку понесла,
Как мамка на горшок носила.
Княжна в чертоге приземлилась
Аккуратно на кровать;
Девок тройка объявилась –
Людмилу стали раздевать,
Бесшумно словно тараканы,
Шуршат по спальне, не пыля,
Таращатся, как ,истуканы
И нарезают в круголя.
Ванная, массаж, причёска,
Макияж «Ночной дозор»,
Карты в руки, в зубы – соска,
Папироса «Беломор».
Приготовили ко сну
И оставили одну.

Как пес грызёт мосол говяжий,
Княжне тревога душу гложет –
Она то встанет, то приляжет,
Но уснуть ни как не может.
Измена ото всюду катит –
К чему весь этот балаган?
Она опять одела платье,
Под мышку сунула наган.
Мышка напряглась сначала,
Но, приглядевшись, поняла,
Что её так напугало,
И, успокоившись, легла.
Прогноз тревожный оправдался – 
Стена растаяла, как дым,
Арап чернявый показался,
Толпа валила вслед за ним;
Все как один при топорах –
Дровосеки не иначе,
При бензопилах, колунах;
Краснокожие апачи,
Попарно топали копейцы,
Казалось, без конца и края;
В руках у каждого индейца
Покоилась брада седая,
За бородой горбун тащился –
Хозяин этой бороды.
Плюгавый, старый, косолапый…
Ростом Людке до… сюды.
На бритой тыкве кое-как
К затылку гвоздиком прибитый
Торчал с бамбушкою колпак,
В цирке клоуном забытый.
При виде этого ублюдка
Превосходством одержимым
Сжался желудочек у Людки
И выплеснулся содержимым –
Словно лава из вулкана,
Из Людки вырвался поток,
Хватило бы на великана,
А карлу вовсе сбило с ног.
Лежит паскуда в склизкой жиже,
Пытаясь безуспешно встать,
Хватает тех, кто к нему ближе,
Скользит, не может удержать.
Княжну как будто бы прорвало –
За годы те, что прожила,
Так никогда её не рвало,
Слизь из неё рекой текла
Карл на горбу лежит,
Как на песочке черепаха,
Кривыми ножками сучит
И громко верещит от страха.
Индейцы тоже не скучали –
Веселились как могли –
До упаду хохотали –
Так всей оравой и легли!
Всё перепуталось, сплелось;
Бьются, как рыбы, без воды,
Место каждому нашлось
В десятке метров бороды.
Людмила наша, не таясь,
С горбуна колпак стянула
Заразительно смеясь.
Колпак срывая, гвоздь погнула;
Когда, очухавшись, во двор
Слуги карлу уносили,
Гвоздем задели за ковер –
Так с ковром и утащили.
За ними вновь стена воссталась;
Три телки молча всё прибрали,
Людмила вновь одна осталась,
Да шапку так и не забрали.

А что наш доблестный Руслан,
В руке поднявший мести знамень?
Попал в расставленный капкан –
И сошлися лёд и пламень.
В начале был Рогдай сражён,
Но был богатырём недаром –
За это званье миллион
Он сунул, да ещё товаром.
А вот уличным бойцом
Он по праву силы слыл –
И не ударив в грязь лицом
Дорогу в витязи пробил.
Он оклемался, глаз протёр,
И с позы лотоса Руслану
Аккуратно в шнобель втёр
Да влет добавил по калгану.
Руслан взлетел мячом футбольным
В девятку вражеских ворот –
Стиснув зубы (было больно),
Зато Рогдай как заорёт;
Руслан пластался в бескозырке;
Рогдай, заехав ему в лоб,
В ноге об якорь сделал дырку
И голосил теперь взахлёб.
Наш витязь мягко приземлился,
Убрал в котомку парашют,
Берсерком в миг оборотился –
«Полундра, ****и, наших бьют!»
Попёр в атаку на вражину,
Чтоб конкурента замочить, –
Из носка достал дубину
И давай его месить.
«Умри, скотина, пёс вонючий! –
Блажил неистово Руслан. –
Урою на хрен, гад ползучий,
Не будешь срать в чужой карман!»
Мял, месил, пинал ногами,
Отдыхал и снова бил,
Кусал, бодал его рогами,
Лупил, пока хватало сил.

Рогдай под натиском заткнулся,
Ладошками лицо прикрыл,
Ушёл в себя, уснул, замкнулся
И уморительно скулил.
Руслан с простецкою душой
Легко поддался на уловку –
И враг кирпичной головой
Враз помял ему морковку:
В челюсть – хук прямой, в шнопак,
С разворота – в ухо пяткой,
Пятнадцать раз подряд вот так;
Руслан в портки сыкнул украдкой,
В его тускнеющих глазах
Лицо любимое проплыло –
И в опустившихся руках
Внезапно силы привалило,
В глазах прибавило огня,
Дух его воспрял высоко.
Три ночи бились и два дня;
Каждый думает: ну скоко?
Их члены злобой сведены,
Переплелись и костенеют.
Обоим дури дадены,
Но вот Рогдая дурь слабеет –
Усердно крякнув, наш герой
Берёт вражину за мошонку,
Поднял его над головой,
Как шелудивую болонку,
И бросил в реку, как балласт –
«Умри, завистник мой, в пучине!»
Да вдогонку как поддаст,
Ускорив недруга кончину.

Русалка, сидя на дубу,
Мечтами в небесах витала
И в подзорную трубу
За вознёю наблюдала.
Исход пластачки увидав,
Опешила чуть-чуть сначала
И устремилась вниз стремглав,
Конём ретивым поскакала,
К обрыву брасом подплыла –
И Рогдая, как тряпицу,
На грудь девичью приняла
И ушла на дно к сестрицам.
А после долго по ночам
Фантом Рогдая беспризорный
Бродил по тихим берегам
Пугая всех, как пёс дозорный.

Солнце встало из-за гор,
Луч посылая к нам с приветом,
И только хмурый Черномор
Не спал, играя пистолетом
То соберёт, то разберёт,
Смажет маслицем любовно,
Затвор с оттяжкою взведёт,
Вокруг поглядывая злобно.
Гасились слуги кто где мог,
Чтоб под разгрузку не попасть;
Хозяин в гневе, как бульдог,
Лишь попади такому в пасть,
Уже добычу не отпустит,
Как мясорубка, перетрёт,
Дашь палец, голову откусит
И только слюни подотрёт.
Лишь брадобреи угорели:
Всю ночь до самого утра
Над бородой они потели,
Хлам выдавая на-гора.
Людмила знатно постаралась,
Хотя внезапным был порыв,
Седая борода скаталась,
Слилась в один сплошной массив.
И суетились брадобреи без перерыва на обед,
Чтобы умаслить бармалея,
Себя спасти от тяжких бед.
В браде бантов понавязали,
Косички туго заплели,
Парфюмом густо надушняли
И головы свои спасли.
Едва закончили работу,
Когда приблизился рассвет,
Горбун сидел, давив дремоту,
Лаская черный пистолет.

Окно открылося внезапно,
И Черномор, как истукан,
Глядит – а в центре зала плавно
Приземлился дельтоплан.
Открылся люк, затворки, ставни,
Пилот выходит в коже весь,
Спускает трап, верёвку, плавни…
«За смотрящего кто есть?» –
Прибывший громко вопрошает. –
Черномор, едрёна вошь! –
С укоризной продолжает, –
Ты себя не бережёшь!»
Пилот снимает шлем, бандану,
Пилотку, шляпу, каску, шаль,
Платок, косынку златоткану,
Снимает черную вуаль,
Снимает сварочную маску,
Мотоциклетные очки,
Стирает макияжа краску,
Снимает кожу, всю почти –
Стоит горбун, но только в платье,
Седые космы, злобный взор –
Любви отвергнутой проклятье,
На карлу пялится в упор.
«Наина, старая ты сука, –
Ворчит сердито Черномор. –
Ты почему опять без стука
Ломишься ко мне во двор?»
«Да брось, –  Наина отвечает. –
К тебе не просто я пришла:
Один чувак права качает,
Дескать, с ним у вас дела.
Я чо хочу сказать, братан,
Мне это быдло тоже в пику –
И зовут его Руслан –
С ним лучше не бодаться в «сику»!
Но на пару, кореш мой,
(Вещает дряхлая колдунья)
Мы сладим с этою чумой –
Ты – маг великий, я – ведунья!»

Сделав вид как будто рад,
Наине карл тянет руку:
«Сестра ты мне, тебе я брат!
Прошу прощения за «суку»
И полагаю этот блюз –
Новьё, последний хит сезона –
Укрепит прочно наш союз», –
И клацнул кнопкой матафона;
И пара в танце поплыла,
Вихляя тощими задами.
Вершатся тёмные дела
Под замка мрачными сводами: 
Наине карл шепчет в ухо:
«Покуда я при бороде,
Мне всюду фарт, сплошная пруха –
Хоть под землёю, хоть в воде.
Любого фраера сломаем,
Шлифты погасим, пасть порвём!
Рога бычаре обломаем,
Как тузик грелку разорвём!
А бороду мою не сжечь,
Станком не сбрить, не оторвать,
Мечём булатным не отсечь
И динамитом не взорвать!
Не парься, шалая, ты зря!
Нам этот клоун не помеха –
Изладим этого хмыря,
Забудет на… зачем приехал!»
Наина томно придыхает,
Куда-то глядя в потолок,
И Черномору отвечает:
«Базара нет! ништяк, браток!
Уроем на хрен недоноска!»
Она свирепо прошипела,
Напялила своё шмотьё
И в дельтаплане улетела.

Спровадив старую кошёлку,
Её поддержкой ободрён,
Колдун слетал на барахолку,
Принарядился, как пижон:
Казаки на босу ногу,
Драно-рваную джинсу,
Сюртук, жилетку, сари, тогу;
Кольцо приладил на носу,
Покрасил ногти, пол, забор;
Сварил покушать, постирался;
Расчесал прямой пробор,
Сходил под душем поплескался.
Бороду скатав рулоном,
Всё полил одеколоном.
«Ни пуха!» – сам себе сказал –
Пошёл в Людмилины покои.
Вошёл, позырил, офигел!
Кто-то стырил все обои!
Это чо за беспредел!
Руки оторвать заразе!
И Людки где-то не видать –
Проверил даже в унитазе!
Чо за хрень, япона мать!
Бежит он в сад; в саду – облом!
Он в лес нарезал – облажался!
Обшарил карл всё кругом
И не найдя как разорался:
«Ко мне, скоты! Искать повсюду!
А не найдёте, то учтите,
Всех повешу, гадом буду!
Сей час Людмилу мне сыщите!»

Так что с Людмилою случилось?
И где заныкалась она,
В какую дырку провалилась?
Всё просто: стала не видна.
Когда уродец бородатый
Был из покоев унесён,
Её оставили в палатах,
Где был порядок учинён.
По возрасту почти дитя –
Людка тут же всё забыла
И колдовской колпак шутя
На голову водрузила.
Его оденет так и сяк –
На лоб, надвинет на затылок –
И перед зеркалом колпак
На голове своей крутила.
Исчезло отраженье вдруг –
От страха Людка припотела,
И был не шуточный испуг –
Уж завопить она хотела.
Липкий пот со лба стирая,
Платочек нервно теребя,
С головы колпак роняет
И… видит в зеркале себя!
Людмила тут же догнала,
Откуда ветер поддувает –
Шапку с полу подняла
И на головку надевает –
Но ничего не происходит.
Сняла, напялила опять –
Эффекта ноль, тогда выходит,
По-новой надо начинать.
Часов пятнадцать Людка билась,
Лоб протёрла до мозгов –
На шестнадцатый врубилась,
Что называется, без слов.
Над головой колпак воздела,
Встала задом наперёд,
Подпрыгнула, в колпак влетела –
И к зеркалу себя несет.
Что видит в зеркале она?
Стоит растрепанная дура:
                Как помидор, лицом красна,
Блестит, как после политуры.
Сил уж нет, терпенья – тоже,
Уже не хочется смотреть
В зеркало на эту рожу –
И начала колпак вертеть.
Вновь отражение уплыло –
Волшебный мир не без чудес…
Повернула – Людку смыло,
Повернула – Людка здесь.
Обломится теперь горбун,
Когда опять сюда придёт.
Колпак уже не наобум
Одела задом наперёд.

Руслан, Рогдая сбагрив в тину,
Испил чайку за упокой,
Закинул задницу в машину –
И тронул в путь нелёгкий свой.
Проехал лес густой и тёмный –
Вершины ёлок до небес, –
Открылся дол довольно стрёмный –
В душу тут же страх залез.
Окинув дол огромный взором,
Руслан оторопевший встал –
Долину красочным узором
Склад скелетов украшал,
Лежали в живописных позах,
Оскалом душу леденя.

Витала в воздухе угроза,
Печать побоища храня –
Похоже, круто порезвились
Брателы в красных пиджаках,
Стволы едва ли не дымились,
И пальцы в золотых перстнях
Сжимали крепко рукояти,
Последний выпустив патрон,
А за удачу кровью платят –
Жестокий лагерный закон –
И полегли братки в бурьяне,
Скосив друг друга за раздрай.
Косяк, запоротый по пьяни,
Собрал кровавый урожай.
Руслан взирал с открытым ртом,
Умом постичь резню не в силах –
Кто их загнал сюда гуртом?
Зачем всё это надо было?
Найти конец в бесславной сече,
Уйти в забвение эпох,
И грех чужой давил на плечи –
От тишины Руслан оглох.

Руслан подумал, а ведь он
Для устраненья конкурента
Как пацифист вооружён –
Духи, набор для перманента…
А под ногами арсенал
Лежит почти по всей долине;
Он бы такого не достал
И в оружейном магазине;
По полю витязь наш прошёл
Ища солидную волыны –
«Гюрзу» и «стечкина» нашёл,
Весьма убойные машины;
За пояс затолкав железки,
Нашёл шикарнейший обрез,
Взял с глушителем «тэтэшку»,
С оптикой «Цейса» винторез;
К лодыжке прицепил «бульдога»,
Тесак из воронёной стали,
Патронов лишь сыскать не мог –
Братки конкретно пошмаляли –
И, прежде чем пуститься в путь,
Бронежилет надел на грудь.

По полю катит «Голенваген»,
И близится уже закат.
Руслан, наш мытарь-бедолага,
Тревожной думкою занят:
Хоть зуб неймёт, да видит око,
Даже сквозь ночной туман,
На горизонте холм высокий – 
К нему и подрулил Руслан.
Луна округу озарила,
Холм оказался головой.
Танкистский шлем её венчал,
К тому ж, была она живой –
Размером с трёхэтажный дом,
Громадой грозной возвышалась.
Голова объята сном,
Храпела – так земля качалась.
Наш князь, конечно, удивился.
Себя он великаном мнил,
А тут наглядно убедился –
Реально лилипутом был.
Стоит, как моська, копит злость…
Мол, мы и не таких имели…
Надыбал каменюку в горсть
И в носик исполину целит –
Умелой пущенный рукой
В такой шнопак не промахнёшься –
Летит булыжник по кривой…
«Сейчас ты у меня проснёшься!» –
Вдогонку витязь прокричал,
Покуда камень к цели мчался.
И это ж надо же – попал!
Совсем немного просчитался:
Снаряд летел бы по прямой,
То в нос бы угодил как раз,
А по параболе кривой –
Камушек влепился в глаз.
Побудка вышла будь здоров!
Раскрылся рот, как зев пещерный,
Взревело стадо в сто быков,
Вихрь подняв неимоверный…
Руслан в окоп – и отлежался,
Пока торнадо бушевал.
Стихло, доблестно поднялся,
С трудом, но с четверенек встал –
И в это время трубный глас
Пророкотал над головою:
«Какой урод подбил мне глаз?
Кто пошутить решил со мною?
Валил бы на хрен, пока цел!
Давить клопов – не мой удел!»
Руслан стоял напыжась важно –
Он всё же князь, а не пастух –
Ножку выставил вальяжно,
Прям как гамбургский петух.
Услышав бранные слова,
Герой разгневался ужасно
Надменно бросил: «Голова!   
Сердишь ты меня напрасно,
Я еду, в дудку не свищу,
Метёлкой ветер не гоняю,
Наеду, всех собак спущу,
Пень, я понятно излагаю?»

Не всякой силе разум ведом;
Пока Руслан чесал язык,
За утихшим вихрем следом
Второй из головы возник:
Глаза, как фары, засверкали,
Покрылся пеной страшный рот,
Раздувшись, ноздри трепетали…
Руслан подумал: «Идиот!
Кто за язык меня тянул?
Назад рванулся, что есть мочи –
Прыг в «Голенваген», газанул –
А голова над ним хохочет:
«Куда ты ломишься, постой, 
А кофе? Чай? А потанцуем?
Аль наложил в штаны, герой?
Дай хоть в щёчку поцелую…
Постой, не уходи, вернись,
Порадуй старика ударом.
Греби поближе, не боись –
Покажи лицо товара!»
Руслан рассерженно пыхтел,
От гнева сопли пузырились,
Как тигра в клетке, свирепел,
Глаза безумием налились.
А голова, знай, веселится:
Героя дразнит языком –
Мол, не хотите прокатиться
На языке моём верхом?
Наш витязь вспомнил наконец –
Не прогуляться же он вышел,
Что он не тряпка, а боец
И газ ногой до пола выжал;
Преодолев сопротивленье,
Он, как Гастелло на таран,
Рванул на боестолкновенье
Упрямо, прямо как баран;
Безумству храбрых нет предела –
Вел в бой Руслана дон Кихот –
Удар – и репа полетела,
Как реактивный самолёт.
А на бетонном пьедестале,
Где возлежала голова,
Простые ножницы лежали –
Два конца, колечка два.
Немая пауза. Руслан
Ничего не понимает,
Ножницы кладёт в карман
И к голове – пусть объясняет.

В канаве лежа голова
Взмолилась: «Будь великодушен!
Была я трохи не права,
Не будь к судьбе моей бездушен,
Не дай погибнуть в цвете лет,
Верни туда, откуда вынул;
Я ж сдам тебе один секрет
И кто меня сюда задвинул».
Руслан достал буксирный трос
И, обмотав главу ремнями,
Её на место перевёз,
По краю обложив камнями.
Руслан, как рыцарь, поступил,
К мольбам поверженной проникся,
Башку на место положил
И причесать не поленился.
Лишь одного не смог просечь –
Голова мужицка вроде,
А о мольбе толкала речь
Почему-то в женском роде.
«Я расскажу тебе сейчас, –
Глава к Руслану обратилась, –
Печальный о себе рассказ,
Как поле чистом очутилась.

Уж сколько лет тому забыл,
Но в прошлой жизни, это точно,
Я в молодости Рембой был
И на ногах держался прочно.
Одним ударом семерых
Бывало бил не напрягаясь,
Напрягшись – мог десятерых
И непременно улыбаясь…
Был я высокий и красивый,
Не скрою, умный тоже был.
Меня был краше мерин сивый,
Но конкурента я прибил.
Пил и хорошо питался,
Как говорится, не тужил:
С быками иногда бодался,
Ночами с телками дружил.
Был больше праздный, чем идейный,
С чертями дружбы не водил,
И вот однажды клан семейный
Мне чёрта в руки подложил:
Родился у меня братан –
Он стал для всех большой бедою,
Бедные папа и маман, –
Шнурок родился с бородою;
От воплей этого поганца
Я только чудом не оглох,
А уж каким он был засранцем,
И что ж он маленьким не сдох?..
Меня он тут же невзлюбил –
Уже за то возьмём, к примеру,
Я всех любил, он злобным был;
Я был высок, он – недомерок;
Он сутки напролёт сидел
Над книгами в дыму кальянов,
Учёным шибко стать хотел,
Как завещал В.И.Ульянов,
И докопался буквоед
В какой-то чёрной книге страшной
Виновник и зачинщик бед
О силе в бороде ужасной.
Своё могущество осмыслив,
За дело взялся бузотёр –
Подляну для меня замыслил
Мой братец, карла Черномор.
Так вот – приходит он однажды
"Здорово, – говорит, – старшой!
Я тут принес тебе от жажды
Пузырик с виски небольшой".
Навешал мне лапши на ухи,
Мол, не чужие, то да сё –
По жизни родные братухи –
Не помни зла, прости за всё –
И впечатленье произвёл
Словами, просто внешним видом;
Короче, так меня развёл,
Что я забыл про все обиды;
Он о проклятье напел,
На нём висевшем от рожденья,
Что борода, де, произвол
И злых волшебников творенье;
Есть ножницы в одном селенье –
И, если ножницы украсть,
От чар наступит избавленье,
А он нормальным может стать –
Прямым, красивым и высоким
И, как награда за труды,
Улыбчивым и светлооким,
И главное – без бороды.
Когда он был ещё младенцем,
Неоднократно его брили –
Любая сталь, как полотенце,
По бороде его скользила.
И я пообещал злодею
Добыть волшебный инструмент,
Чем сам себе намылил шею
Под бетонный постамент.
Я сразу к делу приступил,
А школа русского спецназа,
Где бы сапог мой не пылил,
Сбоя не дала ни разу;
Добыл я этот раритет,
Всучил горбатому братишке,
Тот заказал крутой банкет
Бухали где-то с месячишко,
А я по пьяни не вкурил,
Может просто от устатку,
Что братец бороду не сбрил
И носит на плече, как скатку.
Однажды утром просыпаюсь –
Башка с похмелья не трещит,
И жаждой вроде бы не маюсь;
Куда-то делся аппетит,
А ведь обычно с бодуна
Жор посещал меня отменный,
Утром скушать мог слона
И пива выпивал цистерну;
Хотел глаза продрать руками –
И руки не могу поднять;
Когда глаза открылись сами,
С губ сорвалось «ядрёна мать»…
Кругом пробирки, колбы, склянки,
Шкафы, приборы, провода…
Весь в белом, бледный, как поганка,
Мужик ходил туда-сюда.
Наверно, тяжко в жопе с шилом,
Вот и маялся чувак –
Взял бы да смахнул на мыло,
Глядишь, не маялся бы так.
Узрел топтун, что я проснулся,
И доложил: "Живу я тут! –
Ножкой шаркнул, улыбнулся. –
Доуэль меня зовут.
Профессор Доуэль, мой друг,
Твой добрый ангел и хранитель,
Победивший твой недуг,
От хвори страшной избавитель". –
"Да не болел я никогда! " –
Я мухомору возражаю.
Он мне кивает –  да-да-да,
Мол, всё прекрасно понимаю…
"Ваш недуг, батюшка вы мой,
Болезнью как бы не является –
Разлука тела с головой
Иначе смертью называется.
И телу бренному, увы,
В виду имею ваше тело,
Не видеть больше головы:
В земле сырой оно истлело.
А вашу голову, дружище,
Прекрасный, кстати, экземпляр –
Не голова а головище –
Ваш брат принес науке в дар"». –

С минуту голова молчала,
Слеза скатилась по щеке,
И вновь угрюмо продолжала:
«Я вспомнил тут о колобке –
Как у меня, ни рук, ни ног,
За что такое наказанье?!
Но колобок катиться мог,
А я торчу как изваянье.
Я в полной мере осознал,
Проникся, так сказать, моментом –
Каким я был и кем я стал –
Профессорским экспериментом…
Всё братец мой, урод горбатый,
Презрев свою родную кровь,
Нож палача поднял на брата,
Злобой заменив любовь.
Он всё заранее обставил,
Когда про ножницы узнал,
Меня же их хранить заставил,
Тогда же всё и рассказал:
Лишь этот инструмент способен
Злодею бороду отсечь,
Он силой лазеру подобен,
Космических пришельцев меч.

Давным давно джедай Уокер,
Когда все бабки пробухал,
Вдобавок проигрался в покер,
И меч барыгам замотал – 
Похож на ножницы сперва,
Но при умелом обращеньи   
Горит железо, как трава,
Сильнее нет вооруженья!
Руслан, ты с виду добрый малый
Да и на деле доказал,
Что в схватке ты боец удалый –
Иш, как меня-то потрепал!
Искусство рыцарей джедаев –
Рубиться лазерным мечом –
Тебе сейчас не помешает,
Не помешает и потом».
И начался процесс учёбы,
Пришлось Руслану попотеть,
Овладеть искусством чтобы,
Как саблей правильно вертеть.
Себя Руслан считал бойцом
Но оказалось очевидно –
У пса колючкой под хвостом.
Досадно было и обидно –
Герою даже в страшном сне
Такое не могло присниться:
Конём с камнями на спине
Пришлось по полю поноситься;
Как аргамак, Руслан скакал,
Круги спиралью нарезая,
Пока в асфальт не укатал
Всю степь от края и до края,
И, как ни странно, не устал,
А сил прибавилося даже;
Кроссовки, правда вот, стоптал
С комиссионной распродажи,
Плясал вприсядку, отжимался,
Плевал на дальность и на звук,
Ползал, плавал, кувыркался,
Учился кушать суп без рук,
Во рту носки стирать учился,
Учился на ушах стоять,
Как свинья, в грязи возится,
Чтобы незаметным стать…
Чему он только не учился,
О многом даже не сказать,
Но главное – он научился
Штопать, гладить и стирать.
Руслан – примерный ученик –
Экзамен выдержав суровый,
Высот заоблачных достиг, 
Был ко всему теперь готовый.
Уже разлуки близок час,
Близка минута расставанья –
Уедет витязь наш сейчас
К своей Людмиле на свиданье.
Голова, вздохнув тоскливо,
Ей явно глянулся Руслан,
Проговорила торопливо:
«Коль что не так, прости, братан!
Я, в свою очередь, тебя
Смогла, как брата, полюбить,
Тебе прощаю всё любя.
Ну, всё, пора уже валить.
Теперь ты круче супермена,
Плюс ко всему – мой скромный дар.
Ты мне достойная замена,
С мечом джедая – суперстар!
Владей же доблестный Руслан
Мечом, века хранимый мною,
Пусть сдохнет злобный интриган,
Сраженный твёрдою рукою!»

Ратмир, вонючий сын степей,
Чужой супруги возжелавший,
Гнал металлических коней,
Догнать пытаясь день вчерашний,
И думал: к вечеру уже
Чужую бабу тискать будет;
Мечтал, как Людка в неглиже
Буйный нрав его разбудит.
Вилась дорога, время шло;
Уже глаза слипаться стали;
На запад солнце спать ушло,
Звезды враз повысыпали.
Да и барашка забодать
Урча давно желудок просит,
Кабак бы надо поискать…
«Где только суку эту носит?» –
И тут же про княжну забыл –
Вдали шинок мерцал огнями.
Педаль до пола притопил,
Аж, кони взбрякнули поршнями.
Вообще, какая на хрен Людка,
Когда война идёт в желудке.
Вихрем хан в кабак вломился,
В дорожных валенках, тулупе
На лавку с ходу повалился
С криком «Я хочу купаться в супе!»
Вполне законное желанье –
В борще украинском купанье!
К Ратмиру тут же подлетели
Девахи в стрингах, может, без,
Хана быстренько раздели,
И он в котёл с борщом полез.
Боясь ошпарить белы ножки –
Котёл на очаге стоял, –
Ратмир позволил снять одёжку,
Но валенки снимать не стал.
Сидит счастливый весь в свекле,
Его сметаной поливают,
Печать блаженства на челе,
И борщ пригоршнями хлебает.
Ещё вдобавок ко всему –
Две девочки на стол влезают,
Как уткам на пруду, ему
Кусочки хлебушка бросают.

Вот из котла он вылезает,
Ступая на пол аккуратно;
Бульон по телу обтекает
И плещет в валенках приятно.
Толпою девок окруженный,
Так вкусно пахнущих едой,
Смотрит он заворожено
На хлеб, уложенный горой.
Я не Рабле, высоким слогом
Не в силах кухню описать –
Чтоб говорить о вкусном много,
Не мало надобно умять!
Я вижу стол уже накрытый,
Как для высоких VIP-персон.
Наш хан, хотя уже и сытый,
Был окончательно сражен.
Там было всё, что можно есть
В прямом и переносном смысле,
И не возможно перечесть
Полет фантазий, смелость мысли…
Печёным, жареным, сырым,
Толчёным, сваренным вкрутую,
Копчёным, вяленым, сухим;
Рядами, горкой, вкруговую;
В тарелках, чашках, чугунках,
На вертелах и сковордках,
На блюдах, в банках и горшках,
В кастрюльках, блюдцах и подложках
Лежала хавка, снедь, еда,
Жратва, провирзия, продукты,
Спиртное, соки и вода
И на десерт лежали фрукты.
Как истукан, Ратмир стоит –
Глаза вылазят из орбиты,
От изумленья рот раскрыт,
Людмила навсегда забыта.
А стол его к себе манит –
Он страстно медленно вздыхает,
С губ медленно слюна бежит
И на пол ручейком стекает.
Он ложку трепетно берёт
И тут же в сторону бросает,
К столу решительно идет
И всё подряд с него рубает.

Мы продолжаем повесть, но
Другой внимания достоин –
Ратмир в нем лишнее звено –
Русланом я обеспокоен:
Весьма бесхитростный мужик,
Он не насаживает криво,
Если рубит, напрямик,
Если любит, то красиво.
Он подготовкой утомлён,
Но в званье громкое джедая
Не зря Руслан произведён,
Его он с честью оправдает.
Сейчас он полчаса поспит,
Заправит «Голенваген» верный
И в путь-дорогу поспешит
К своей подруге благоверной.

А дни безудержно бегут;
И птицы зиму предваряя,
Косяками к югу прут,
Свой путь по компасу сверяя.
Сквозь непогоду к северам
Гребет Руслан, как «Катерпиллер»,
Назло назойливым врагам
И заработал кличку Киллер:
Там завалил богатыря,
Тут ведьму хлопнул мимоходом,
На кол пристроил упыря,
На великана шёл походом.
Русалки, сидя на ветвях,
Решили подкатить к Руслану –
С улыбкой хитрой на устах
Пустили сладкого туману.
Герой прочухал о подвохе,
Как в армии, при слове «газ»
Дыханье задержал на вздохе
И… натянул противогаз.
Он, тайным промыслом храним,
Как в банке, цел и не вредим –
Людмила перед ним маячит –
Её лишь образ он хранит,
Одна она его манит,
Ну, что тут скажешь, любит, значит…

Как там прекрасная княжна
Под сенью шапки невидимки?
Чем забавляется она,
Когда она никем не зрима?
Нашла, читатель мой, забаву,
Когда свободы через край –
Всё, что угодно, на халяву,
Всё, что угодно, выбирай, –
Вот и куражится Людмила,
Гоняя челядь по углам,
В прятки поиграть решила,
Являясь им то здесь, то там…
Боясь прогневить горбуна,
Людмилу ищут непрестанно,
От света ищут до темна;
Наняли пинкертонов свору –
Ищейки рыщут день и ночь,
Бумаг отписывают гору,
Сыскать не могут княжью дочь…
В недоуменье чешут репы –
Вот отпечатки, вот следы,
Гипсовый отлили слепок,
Анализ сделали воды,
Но Людка, словно партизан,
Появится и вновь исчезнет;
Неуловима, как Тарзан,
Пред нею слава Зорро меркнет.

В искренних чувствах оскорбленный
Седобородый старикан
Княжны насмешкой оскорбленный
Расставил на неё капкан.
Обида колдуна штормит,
Трясёт его, как перфоратор,
Старпёр не кушает, не спит –   
Реванша жаждет комбинатор.

Людмила в прятки наигралась,
В беседке сидя у окна,
Чуток вздремнуть уже собралась –
Вдруг зов услышала она:
«Приди ко мне, мой милый друг!» –
Знакомый голос и желанный –
Руслан, любовник и супруг,
Пришёл, а сам в дымину пьяный!
В слезах Людмила сорвалась:
«Скотина, ты опять нажрался!
Я вся на сопли извелась!
Где столько времени шатался?»
Муж, хоть и пьяный, – всё же муж!
Его Людмила обнимает,
Как говорится, взял за гуж…
О ужас... призрак исчезает!
На месте милого Руслана –
Глазам не верит – грязный лик
Сребробородого шамана.
Явился перед ней старик –
Колдун горбатый, это он,
И Людку снова взял в полон.

Как полагается со страху,
Девице в обморок впадать,
Людка грохнулась с размаху
На земь, хер теперь поднять!
Колдун ногой её пинал,
По щекам хлестал руками,
Девичьи сиськи грубо мял,
Кусал истёртыми зубами,
Но, как бревно, лежит Людмила.
Где карлику её поднять!
Вдали сирена завопила –
Кого там принесло опять?
В смятенье бледный чародей
На Людку шапку одевает;
Орёт сигналка всё сильней,
Княжну он сетью накрывает,
Спешит к незваному навстречу,
Закинув бороду на плечи.

Кто стал виновником тревоги?
Кто поднял кипишь у ворот?
Кто ног не вытер на пороге?
Кто этот наглый обормот?
Руслан к обители добрался
Полгода даже не прошло –
Далёко гадина забрался,
На край юдоли занесло.
Князь ждет соперника на битву,
Нетерпеливо ножкой бьёт.
Увесистая плюха в тыкву
Отправила его в полёт;
Уже в который раз Руслан,
Поди и сам не сосчитает,
Летит то, как аэроплан,
То птицей над землёй порхает;
Полет, посадка, мутный взор
Поднял – и зрит над головой –
Его разлучник Черномор
Машет тяжкой булавой;
Герой протёр свои глаза –
Смотрит – верит и не верит:
Колдун висит, как стрекоза,
Свой страшный рот в оскале щерит;
В облака взмывает мухой –
И вниз в стремительном пике,
Руслану целя прямо в ухо,
Но оказался на песке.
Джедай свободно уклонился,
Влёт чародею залепил,
За бородищу ухватился –
Колдун рванул что было сил.
Он тужился, кряхтел, сопел
И умудрился же, зараза,
С трудом, но всё-таки взлетел,
Выпустив изрядно газу;
И, взмыв свечой под облака,
Он в петлю мёртвую заходит,
Пытаясь сбросить седока,
Но всё напрасно – не выходит:
Руслан, как муха в паутине,
Запутался в браде седой,
А со стороны картина –
Ни дать, ни взять воздушный бой!
Колдун меж тем уже слабеет,
Видать, седок не по коняге;
Забрался в душу страх злодею –
Силен, силен Руслан-бродяга.
Волшебник говорит Руслану:
«Герой! я силе покорюсь
И на твоём пути не встану
Дай слово мне – и я спущусь…»
– «Заткни скворечник, мухомор! –
Прервал наш витязь Черномора. –
Для меня ты просто вор,
Нет чести у меня для вора!
Теперь, урод, смотри сюда:
Когда до трёх я сосчитаю,
Ты отнесёшь меня туда,
Где милая моя скучает.
Не то вот этим аргументом,
Поверь на слово, не шучу,
Я тебе одним моментом
Требуху пощекочу!»
И князь свободною рукой
Клинок джедая вынимает –
Колдун, и так едва живой,
При виде ножниц обмирает;
Пощады просит чародей:
«Не погуби, в твоей я воле,
Засранца, витязь, пожалей,
Тебе не стану гадить боле…», –
И, покорившись русской силе,
Через леса, через моря,
Назад к супружнице Людмиле
Несёт колдун богатыря.

И через миг уже доставил
Руслана в вешние сады,
Туда, где он княжну оставил,
Запутав за собой следы.
Пока Руслан вертел башкою,
Хотел нарезать втихаря.
Джедай держа его рукою,
Говорит: «А это зря,
Впустую сокол суетишься,
Наш не окончен разговор,
Сейчас ты бороды лишишься
(Как молния, сверкнул прибор).
Ну, вот Людмиле на парик –
Сейчас седые снова в моде…
Чего скукожился, старик?
Да ты не рад, я вижу, вроде?»
И больше слов не говоря,
В багажник карлика закинул,
Сойдет и так для упыря,
На поиск милой тут же двинул.
И, как недавно Пинкертон,
Углы обнюхал – всё напрасно.
«Людмила! где ты?» – кличет он…
Глаза и рожа стали красны,
Внутри кипит моча и кровь,
Замкнуло коротко в кукушке,
Зовёт подругу вновь и вновь –
И выбегает на опушку –
Как лось бежит
Во время гона,
Не зная сам, куда бежит,
Споткнувшись со всего разгона –
О боже, он опять летит –
Смирившись с участью пилота,
Ну что поделаешь, бывает –
Руслан из-под руки в полёте
Окрестности обозревает.
И рев, и треск, и шум, и гром…
Пустынный воздух рассекает,
Поляна, как аэродром, –
Руслан свой нос в неё врезает.
И от падения удар
С княжны невидимой сбивает
Сеть, сотканную из чар;
Людмилу взору вновь являет.
Не веря собственным глазам,
Наш витязь смотрит очумело,
Припал к Людмилиным ногам,
Целует страстно и умело,
Но Людка спит, и видит сны,
И ноль эмоций на Руслана,
Ей все потуги – хоть бы хны,
Спит конкретно, без изъяна.
Руслан испробовал, что мог:
Холодный душ, массаж, будильник,
Солдатский кованый сапог,
Электрошок и холодильник…
Но Людка спит и ровно дышит,
Чему-то лыбится во сне,
Спит и ни хрена не слышит,
Не досягаема из вне.
Печаль Руслана обуяла,
Как тузик грелку, душу рвёт.
Он под парчовым покрывалом
Жену в хрустальный гроб кладет,
Последний в крышку гвоздь забивши,
Слезу скупую утерев,
Герой наш голос чей-то слышит
Откуда-то из-за дерев:
«Сон колдовской её не вечен,
Нас трюк дешёвый не обманет,
Провал заклятью обеспечен.
Не ссы, сынок, она восстанет!»
По голосу Руслан узнал –
Наставник Конан-разрушитель:
Он-то как сюда попал
В эту мрачную обитель?
«Не удивляйся, витязь мой,
Я как бы всюду и нигде,
Езжай с Людмилою домой,
Я помогу тебе в беде».

Словами друга окрыленный,
Руслан спешит в обратный путь
С молодой женой спасенной,
Закимарившей чуть-чуть.
Обратный путь всегда короче,
Руке послушный джип пылит,
Вечёр уже клонился к ночи,
На горизонте холм стоит.
На фоне синевы небес
В мутном матовом свеченье
Среди равнины редкий лес
И злого гения творенье –
Конечно, это голова.
Руслан тревожно встрепенулся –
Она была ещё жива.
«Привет, я рад, что ты вернулся, –
Слова с трудом слетали с губ,
Глаза в бессилии прикрыты. –
Свой скоро встречу хладный труп,
Столетия назад зарытый».
Руслан потрогал свой кадык –
Нелепо как-то и обидно,
Но голове пришёл кирдык,
И это было очевидно.
«Нет, погоди, не уходи!
Ещё не вышло твоё время,
Твоё забвенье позади,
Я вырвал гнилостное бремя!
Лежит в багажнике иуда,
Скулит от страха обормот,
Обоссанный лежит паскуда,
Жить очень хочет живоглот». –
Руслан достал вонявший груз –
«Вот он, наказан твой изменник,
Теперь он просто карапуз,
Он справедливой мести пленник!»
Глаза открыла голова –
Из них плеснулся гнева пламень,
Сил не хватило на слова –
И превратилась репа в камень.
Черномор в комочек сжался;
Не шевелясь, боясь дышать,
Он смерти до смерти боялся –
Ещё хотелось погулять.

В пути Руслан Ратмира встретил –
Хан превратился в рыбака;
Он без обид его приветил,
Узнав ещё издалека.
И рассказал ему Ратмир,
Как он, пресытившись однажды,
Прочитал «Войну и мир»
И в нём угасла славы жажда.
Рыбачку Соню как-то в мае
На побережье повстречал…
«Ты знаешь, я душой оттаял –
И ей всего себя отдал!»
Ушицы витязь наш отведал,
Глоток воды речной испил,
Ратмиру о себе поведал,
И что Людмилу всё ж добыл.
В базарах время пролетело;
Герою в путь уже приспело;
Луна взошла – и тихо стало;
Руслан заводит самокат,
Поправил Людке одеяло –
«Прощай, Ратмир, прощай собрат!»

В пустыне тайной и спокойной,
Обжив таежный хуторок,
Славы доброй недостойный
Фарлаф нагуливал жирок
И ждал коварную Наину.
Ну, не особенно так ждал.
К слову, этой образине
Он не звонил и не писал,
Но тварь косматая явилась,
Пройдя десятки, сотни миль,
Явилась, блин, не запылилась,
Она сама была, как пыль;
Была на ощупь, словно пух,
Но опосля прикосновенья
Коробит, возмущает дух,
И руки просят омовенья.
С порога бросила Наина:
«Узнал спасительницу, пьянь?
Вставай, немытая скотина,
И наливай воды в лохань!
Пора вылазить из берлоги,
Приходит ноне наш черёд –
И пусть трепещут бандерлоги,
Мы выдвигаемся в поход!»

Фарлаф за печкою плескался –
Намылил спину, грудь, живот…
Уже забыл, когда купался,
Что происходит, не поймёт:
Когда он в воду опустился,
То как-то вдруг потяжелел,
За ковшиком с водой нагнулся,
А разогнуться не сумел.
Он с хрипом выдавил: «Наина,
Меня сковало, выручай,
Близка, видать, моя кончина,
Не дай пропасть, беги, спасай!»
Как коршун, бросилась Наина
За печку, встала и глядит –
Весь намыленный мужчина
В лохани скорчившись стоит;
Она ведро с водой схватила,
Откуда сила-то взялась,
Одним движеньем окатила
И – со смеху обоссалась.
Фарлаф в намокшей телогрейке,
В ватниках и сапогах,
Поверх надета душегрейка –
И клочья пены на ушах…
Наина по полу каталась,
Фарлаф обиженно скулил:
«Чего ты так расхохоталась?
Одежду снять я позабыл!»
В конце концов Фарлаф помылся
И за Наиной в путь пустился.

Спят курганы темные,
Но не спит Руслан –
Думки неподъёмные
Рвут ему калган:
Как там с Людкой сложится,
Выспится ль жена
Думка с думкой множится –
Встанет ли от сна…
Руслан в неровном лунном свете
Со вздохом коротко зевнул –
Проснется! – сам себе ответил
И не заметил, как уснул.

Спит наш герой, объятый тьмою,
За сон он дорого заплатит –
Скрываясь тайною тропою,
К витязю измена катит.

Трижды предательская сталь
Пронзала бедного Руслана,
А ночи чёрная вуаль
Скрыла облик партизана.
И даже мёртвого боясь,
Фарлаф Людмилу боязливо
Под гору унёс таясь –
И когти рвал всю ночь трусливо.
Из ран текла рекою кровь,
И по утру от этих ран
За мир, за дружбу, за любовь
Коньки откинул наш Руслан.

    ПОСЛЕДНЯЯ  ПЕСНЯ

Над полем вороны кружат,
Ещё не время им спуститься,
Свою добычу сторожат,
Чтобы позднее подкрепиться.
Перед Русланом джип стоит:
Осиротел, погасли фары,
Ржаветь бедняге предстоит
Или сгореть в степном пожаре…

Забыли мы про Черномора –
Он кушать захотел и какать;
Терпел киднепер до упора;
Ну, как тут с горя не заплакать;
От нетерпенья заскулил,
Потом прибавил на полтона,
Спустя мгновение завыл
Протяжным сочным баритоном.
Никто его не шуганул –
Боялся выть, не выть боялся –
В окно он быстренько взглянул –
Сначала даже растерялся:
Мертвый богатырь лежит,
Исчезла спящая Людмила,
Лишь вороньё одно кружит.
Злодея радость охватила…
О, чудо! карла ободренный
Себя он вольным снова мнит,
Внезапной прухой окрыленный,
Он из машины прочь спешит.

Между тем Фарлаф, паскуда,
Уже по Киеву пылил.
Посланник тёмных сил, иуда –
Он сам себе могилу рыл.
Толпа зевак за ним валила,
Во двор отправили гонца
С вестью, что нашлась Людмила,
Спеша обрадовать отца.

Сидит в хоромах князь-отец,
С недавних пор собой являя
Печали скорбной образец,
Мух лениво отгоняя,
Бояре тоже мух гоняли,
Ещё ленивее при том,
Дескать, вот и мы в печали,
С понтом, тоже под зонтом…
Вдруг слышат: кипишь у крыльца –
Вопли, крики, шум ужасный!
В дверях узрели молодца,
Ликом не сказать чтоб ясным.
Все загалдели, возмутились,
Вояку сразу не признав,
А пригляделись и смутились –
С княжною на руках Фарлаф
Стоял колено преклоня
И попросил соизволенья:
«Вели, князь, выслушать меня
О тяжких наших приключеньях…»
Князь подорвался, подлетает
И хочет дочь свою обнять –
Но спит княжна и не внимает…
«Послушай, как это понять?» –
Он изумленно вопрошает. –
«Княжну я спящую нашел
В плену у гоблина лесного,
Я трудный путь туда прошёл
И вынес испытаний много.
Лесной бандит не пожелал
Людмилу выпускать из плена,
Ему рога я обломал
Сухим берёзовым поленом;
Пока я гоблина мочил,
Луна три вахты отстояла;
Но всё ж вниманье обратил,
Княжна ни разу не вставала.
Не скрою, что трудом великим
Я эту нечисть одолел;
Признаюсь, был он страшен ликом
И целоваться не умел.
Такие, значит, вот дела…
А сон княжны, как наважденье, –
Она же спит, не умерла –
Наступит, значит, пробужденье».

Народ волнуется, бурлит,
Все эту новость обсуждают.
В хоромах мавзолей открыт –
И день, и ночь туда пускают.
Середь палаты гроб хрустальный
На золотых цепях висит,
Княжна Людмила натурально
Ну, как живая, в нём лежит.
В хоромах шум не описать –
Все металлисты на измене –
Способен мертвого поднять,
А Людка спит, ей всё до фени.
Неделю пушкари не спят,
От грохота осоловели –
Из окон день и ночь палят,
От дыма даже почернели;
По тазу медному с размаху
Мужик хреначит весь в поту,
Несушки в птичнике со страху
Пуляют яйца за версту;
Горнист побудку выдувает
Уже который раз подряд,
Дробь барабанщик выбивает,
Он ядра выбивать бы рад;
Настала ночь в седьмые руки,
Неделю город сна не знал –
Кто – от веселья, кто – от скуки
Очей бессонных не смыкал.
И на те – новая напасть:
К широким трассам и просторам
Рокеры питают страсть,
Страсть к оглушающим моторам, –
Насело племя бородатых
В металло-кожаных бронях,
В банданах и шлемах рогатых,
С тазик бляхи на ремнях.
Как мотыльки летят на свет,
На кипишь байкеры слетелись:
До горизонта черный цвет,
Подобно воронью, расселись.
Разбудить пытаясь дочь,
Князь какофонию устроил.
Толпу похожую на ночь
На форс-мажорный лад настроил,
А после всадников, увы,
Что по полям его гоняют,
Не будет даже и травы,
Не говоря об урожае.

От лишних глаз в пещере скрытый
Микстуру варит старикан –
Рецепт доселе позабытый
Извлек на свет седой шаман:
Огонь, вода из трубки медной
Неспешно капает в кувшин.
Настой, отвар, бальзам целебный,
Притиранье от морщин, –
Из забытья произведен.
На вкус и запах – так отрава,
В простонародье – самогон,
Чисто мужицкая забава.
Баклажку влагою наполнил,
Замазал пробку сургучом,
Аптечный формуляр заполнил,
Рюкзак закинул на плечо;
Конан во поле подался –
Спасать Руслана из беды –
Он, словно труп, в степи валялся
Всю неделю без воды.
Добрался скоро, без хлопот,
К месту вражеской расправы
И плесканул Руслану в рот
Глоток живительной отравы.
Целитель подождал чуток
И процедуру повторил,
Влил ещё один глоток,
Потом ещё глоточек влил.
Руслан тихонько шевельнулся,
Потянулся и зевнул,
Губами к фляжке потянулся,
Поймал глоток, другой – пивнул…
И вот Руслан уже сидит,
Тупо зенками моргает –
И по сторонам глядит,
Ничего не понимает.
Взгляд на спасителя упал,
С улыбкой витязь восклицает:
«Ты Конан, я тебя узнал!» –
И к фляге снова припадает,
А шаман из рюкзака
Флягу выудил вторую –
И сидя об руку рука
Пустили ёмкость вкруговую;
Слово за слово целитель
Руслану кратко рассказал,
Что бросил он свою обитель
И, как олень, сюда скакал.
«Нас, друг мой, развела Наина,
Но я предвидел этот шаг –
Мне ведома была картина, –
Вздохнув, рассказ продолжил маг. –
Когда сморил тебя морфей
Приличной дозой клофелина,
Фарлаф со спутницей своей,
А спутницей была Наина,
По следу твоему прошли,
Но как они не торопились,
Мои друзья вперёд пришли
И тут слегка подсуетились –
Тебя на куклу заменили
И, чтобы всё прошло путём,
В куклу кетчупа налили,
Он натурально тёк ручьём.
А за Людмилу ты не грейся:
В палатах спит твоя жена.
Давай умойся да побрейся –
Щетина, как у кабана.

Прощай, мой кореш, мне пора –
С тобой не свидимся мы боле,
Успеть я должен до утра
На небеса к другой юдоли…»

Руслан какое кам побрился,
Уже газует в полный рост;
Вихрем «Голенваген» мчится,
Оставив позади погост;
Горбун в багажнике сидевший
Нарезать так и не успел,
Зажался в угол присмиревший
И обиженно сопел.

Где раньше колосились нивы,
Там веселятся, пиво жрут
Рокер с байкером игриво,
«Харлеем» землю в клочья рвут.
В начале даже безучастно
Толпа на игрища взирала,
Но гнев копился ежечасно –
И пробил час – нарыв прорвало:
«Мочи, рогатую скотину!» –
Призыв к атаке прозвучал –
Толпа рванула, как лавина,
И первый рокер в грязь упал.
Рогатый байкер удалой
С оглоблею расцеловался –
Наедине с самим собой
Он на земле лежать остался.
До самой ноченьки пластались –
Верх никто не одержал:
Металл и люди так смешались,
Лишь утром разгребли завал.
Мужик рассейский бьёт с любовью
Будь то в столице иль в глуши,
Поведет легонько бровью
И… отхерачит от души.
В рубке этой бесшабашной
Любовь хлестала через край,
Сошлись конкретно в рукопашной,
Мостить себе дорогу в рай.
К утру, очистив поле брани,
С намереньем продолжить спор,
Крепко поплевав на длани,
Смыть готовились позор.
Пришлые мотоциклисты
Продолженья тоже ждут –
В черной коже, как чекисты,
Пиво баночное жрут.
Внезапно рокеры смешались,
Бросая технику, бегут.
Киевляне растерялись –
Но не уходят с поля, ждут.
Видят: мчится черный джип,
Себе пути не выбирая,
И те, кто к джипу не прилип,
В осадок тут же выпадают;
Дверь распахнулась на ходу –
Руслан из джипа вылетает,
Мотоциклетную орду,
Как шелупонь, герой гоняет;
В руке его клинок горит
И косит вражескую рать;
Руслан им с чувством говорит:
«Я отучу вас, суки, срать!»
Толпа воспряла – вот он шанец
Пришельцам задницу надрать,
Тогда последний голодранец
На «Хонде» будет рассекать.
Расклад дальнейший был таков:
Чтоб техника не пострадала,
Крошили только седоков,
Вот, где оглобля погуляла.
Бой получился скоротечен –
Загнали технику в загон,
Подбили бабки после сечи,
Шмоток кожаных вагон,
Рога со шлемов посшибали,
Сгодятся деткам на горшки,
Предварительно кувалдой
На касках сплющили вершки,
Забыты боли и обида,
Повержен ненавистный враг,
Победой кончилась коррида –
Так было, есть и будет так!
Руслан усталый с поля брани
В палаты белые спешит,
Отказавшийся от дани
С восторгом поднят был на щит;
Так на щите и понесли
Его до Людкиного гроба –
Гроб князь с Фарлафом стерегли,
От сцены онемели оба.
Герой кидается ко гробу,
Качавшемуся на цепях,
На цепях негде ставить пробу, –
Срывает крышку, а в руках
С самогоном чекушок:
Ему ещё при расставаньи
Конан дал на посошок
В знак особого вниманья.
Он пробку с пузыря снимает
И Людке жидкость в рот вливает.
Людмила, вздрогнув, проглотила,
Вздохнула… и глаза открыла.
Руслана чмокнула в засос,
Потом лукаво так взглянула:
«Руслан, ах как же ты оброс!
Видать, не хило я давнула –
И мне приснился сон ужасный,
Что я в плену в чужом краю –
Там карла рулит злой и страшный,
Там сад красивый, как в раю…
(Людмила сладко потянулась)
Пора, наверное, вставать! –
Руками гробика коснулась,
Вскочила в ужасе: «Ой, ****ь,
Так значит, это был не сон!
Всё это в самом деле было –
Ко мне плешивый фармазон
Лез со своим поганым рылом!»

Фарлаф среди своих чужой
Стоит в углу слезу роняет,
Скорее мёртвый, чем живой,
Свою судьбину проклинает.
Проснулась дочь, князь – в умилён!
Он свой вердикт провозглашает:
«Кто виноват – уже прощен,
И заодно себя прощает!
Всё же князь я, как никак!
На грандиозную попойку
Приглашаю всех в кабак,
Руслан с Людмилой живо в койку!»

Вот так или, примерно
наверно это было так,
Но всё, что было, достоверно –
За рубль выставлю пятак.
         ---------------------
Я ВЫГЛЯДЕТЬ ХОТЕЛ СКРОМНЕЙ
И СТИЛЬ ХОТЕЛ ДЕРЖАТЬ ВЫСОКАЙ,
ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ,
ПРЕДАНЬЯ СТАРИНЫ ГЛУБОКАЙ.
          ------------------------