Юстинас Марцинкявичус

Из сборника "Стихи других авторов из моей коллекции" на этой странице;
см. также "Краткое предисловие к сборнику": http://www.stihi.ru/2016/11/07/358.

Впервые мне встретились его стихи давно в газетной подборке то ли в Неделе, то ли в Литературной газете. И стали моими и для меня. Как сопровождение и даже ответы на повседневные вопросы, которые мы получаем от жизни.

В пер. с литовского Юрия Кобрина:


***
Беру, что даёт язык:
порой и безделушку,
порой не ведаю что.
Порой ничего не даёт.
Лежит во мне и молчит,
словно замёрзшее море.
Скольжу по его глади,
не зная живой воды.
Штормит.
Лёд взломала буря.
И волны порой выносят
под ноги янтарёчек,
порой и безделушку,
порой не ведаю что.
Всё здесь моё.
Нет, лишь буря,
она лишь одна.

***
Жаль, показать не умею
в сердце расцветшую рожь.
Знаю, доподлинно: есть она.
А показать не умею.

Лишь иногда поднимается
в горле какое-то слово,
жаворонком трепещет,
словно нет никого, поёт.

Цветущую рожь навестить
соберусь по обычаям старым.
А не вернусь, ну и ладно:
лягу под корни её.


ПОСЛЕДНИЕ ЧУДЕСА

Когда же в последний раз
рожь во мне расцветала,
вскрикивала перепёлка
в ожидании жатвы?

Когда же в последний раз
плакал во мне ребёнок,
слезами поля бежали
вдоль прищуренных глаз?

Когда же в моих руках
в хлеб земля превращалась
и стол - будто в центре мира -
стоял, затягивал песню?

Эти чудеса
стали давно последними:
им успел еще выучить
меня когда-то отец.


ПРОРОК

Странник одной дороги.
Человек одного слова.
Остановился, спрашиваем:
где же твои губы,
где твоё сердце,
где глаза твои?
Чудак:
он указал на нас.


ПРИБЛИЖЕНИЕ К ПУЩЕ
1.
Оно из семени восходит,
выходит из земли и влаги,
о, дерево, оно прекрасно,
оно бессильно и безоружно.

Не говорю: ему не больно,
когда ломаем, рубим, режем,
когда цветущее бросаем
в огонь, возможно, что вернётся,
как будто бы с войны...
Ах, утром
заплакала трава, увидев,
как дерево идёт, хромая,
опершись на сухой костыль.

2.
Зелёная матерь пущи склонилась
над зарослями малины, под ними
тропа муравьёв, над ними свист птичий,
цветок земляничный в желтом обличье,
о, как ты ласкающе входишь во взор,
как страшен сын человека - топор!


СМЕРТЬ В ДЕРЕВНЕ

Невысказанны губы.
Невысказанны очи.
Осенний мрак скрывает
простившихся с землёй.

Заплакал хлеб средь ночи.
Здесь все ему знакомы.
Хорошему, плохому
сейчас подводят счёт.

Выскакивает в полночь
вдруг уголёк из пепла,
и, как душа, дрожит он
испуганно во тьме.


НОВЕЛЛА

Вроде окликнули?
А может, только вздохнули:
там ведь нет никого,
кто б, позвав, осчастливил.
Сумерки сада дики,
и тени уснули.
Садом старик
идёт через ливень.

Господи, ты ли
застыл над упадком тем тленным
и гибелью медленной
вещей, имён и событий?...
Кто-то присел к человеку,
снял ложкой с варева пену,
вперился в темень оконную
взором открытым.
Где начинается всё
и куда исчезает?
И отчего заснуть
просто так он не в силах?..
Вон, из гнилья межоконного
бледный росток прорастает.
Что ж сощипнуть иль оставить
росточек в сумерках синих?..
Вроде вчера и не было...
Всё тщетно и в теле слабость.
Который уж день, господи,
что-то в груди тесно.
Если бы надо было,
конечно, старик встал бы,
но локтем сломал бы росточек,
выросший не на месте.



Далее переводы с литовского Георгия Ефремова: "Принято считать Марцинкявичюса мастером большой рифмы, но, по-моему, самые прозрачные молитвенные стихи о любви и горечи произнес именно он".

НА ШЕЕ У ЛЕТА РЯБИННЫЕ ГРОЗДЬЯ...

  На шее у лета рябинные гроздья.
  Побудь в тишине, как незваная гостья,
  и голубя не спеши приголубить,
  хотя еще можно сорвать и пригубить:
  но мир увядает. О гордая малость -
  а как все всходило, цвело, колыхалось!
  А как вырастало, мужало и зрело,
  но вдруг утомилось, познало, прозрело!
  И вдруг онемело, покорное силе,
  как будто бы душу в силки заманили -
  в телесную форму, облегшую плотно,
  в то лето (о горе!), что так мимолетно.
  О бренные братья! Ведь это расплата
  за сладость, с которою не было слада,
  за шаг по земле и за страсть без уступок,
  за поступь, поступок - а значит, проступок...
  На шее у лета рябинные гроздья.

***
Я в дереве расслышал немоту.
Оно в ответ: “Молчи, ведь я расту”.
И мы молчим — две чутких немоты.
А все равно — я с деревом на ты.
Оно родня и небу и земле,
И, пусть немного, человеку. Мне.
Мы столковались. Нам легко вдвоем.
Прикидываю, сколько досок в нем.
Допустим, шесть. Я столько и хочу.
Оно смеется: не про то молчу.
    2005

***
  Найду ли смысл в соренье, написав
  одну строку на звездных небесах?
 
  Зачем она светла, зачем кремниста,
  что отвергает и к чему стремится?
 
  Быть может, верит (но и ты поверь),
  что ей послушны человек и зверь
 
  и что она тропа, источник братства,
  стол, за которым сможем все собраться?
 
  О горе, горе! О небесный свет,
  мерцающий! Во мне, а в мире - нет.
 
  О как бессилен в сумраке суровом
  задумавшийся над рожденным словом,
 
  над той строкой, которую в слезах
  я написал на звездных небесах.

 ЦВЕТЕНИЕ
  Там голоса. Там голоса в саду.
  Свет белых душ среди деревьев пролит.
  Забвенье не успело их задуть,
  теперь они об отпущенье молят.
 
  Склоняю ветку вишни - белизна
  былой вины меня обнимет снова.
  И чья-то боль еще в саду слышна:
  погибель дела - или вечность слова.
   
***
  Вечер наполнен осенью - так темно
  (или осень наполнена вечером - все одно)
  нетерпеливые голые руки гасят единственное окно
  и тело в дрожащее тело как в осень погружено

ПОД ВЕЧЕР В ДЕРЕВНЕ
  Мыканье дальней коровы. Бурчание пса.
  Каждый по-своему рад всему, что еще осталось.
  Кто-то совсем невеликий счастлив, что пала роса —
  видно, очень уж глубоко он врос в свою малость.

  Ветка аукает птицу. Открытые окна
  ловят вечерний луч, в котором, как в хрустале,
  светитесь книга и ты. Вишня дрожит: продрогла.
  Сельский день, как всегда, неспешно идет по земле.
    2005

***
Я пока не знаю с чем сравнить это утро
слышу звуки — они чисты и почти прозрачны
но кто-то спрятан за ними
не уловимый ни слухом ни зрением

разливается свет
поводырь безоглядного мира
и возжигает свечу в часовне загроможденной тьмою
пойте ангелы и архангелы
пойте уже пора
я вдыхаю свет
и во мне восходят лицо и время
и все равно я не знаю с чем сравнивать это утро

звучите трубы и горны
гремите цимбалы и гусли
этим утром свод был пронизан светом
иным чем вчера
долы хребты и бездны
родники и моря
жадно его вбирали
а исчерпать не могли
я закрыл глаза но свет все равно не меркнул
    2006

В НЕОЖИДАНИИ ГОДО *)

  Сообщили: жизнь разыскивает меня.
  Хочет что-то еще сказать мне.
  Или спросить.

  Я вымылся. Причесался.
  Сменил рубашку.

  Мимо окна прошла старая женщина.
  Потом долго-долго никого не было.

  Между прочим, что она мне
  могла бы сказать?
  Что было — было.
  Что есть — то есть.

  Осталось — что будет.
  Очень уж хорошо не будет.

  Звонок.
  Бросаюсь к дверям.
  Нет. Не она.
  Доставили почту.

  Проехал старый автомобиль.
  Что-нибудь это значит:
  старая женщина,
  старенькая машина
  и кошка, вне сомнения, старая.

  Может быть, хочет этим сказать, что и я...
  Напрасные хлопоты.

  Шаги.
  Кидаюсь к окну.
  Только спину успел разглядеть.
  Нет, не Годо.
  Да я и не жду.

  Жизнь, видимо, заплутала где-то.
  Задержалась, как говорится.
  Загуляла, занеслась,
  закружилась...
  Что ж, бывает.
  Извинилась хотя бы.
  Испортила мне весь день.
      2005

*) Что значит: Когда придёт ГОДО? Трагикомедия Сэмюэля Беккета. Зачем мы здесь — вот вопрос... В этой чудовищной неразберихе ясно только одно: мы здесь затем, чтобы ждать, пока придет Годо. Многие ли могут сказать то же самое? http://dic.academic.ru/dic.nsf/dic_wingwords/3313/

Юстинас Марцинкявичус (1930-2011), литовский поэт, прозаик, драматург, переводчик, Лауреат Государственной премии СССР, один из лучших поэтов Литвы, которого считали духовным вождем нации. Поэт и переводчик Марцинкявичюс был одним из самых влиятельных деятелей восстановления независимого государства Литва.
Читать далее: http://magazines.russ.ru/druzhba/2009/1/ma3.html
Юстинас Марцинкявичюс (из интервью для Радио Свобода, 2010): "Земля, история, обычаи, дух, язык. Во-первых, меня очень волнует судьба языка в настоящих условиях выходцев из деревни, от земли, где я свой университет первый прошел именно земледельческий. Все это и есть Литва, на этом я стою. Думаю, что рано или поздно человеку приходит такое ощущение. Главное, чтобы оно не запоздало. Фундамент, на котором все держится. Литва открылась Западу просто во всех своих чувствах. Но все, что творится в наших пределах, что творится в мире, не предвещает ничего хорошего. Может быть это возрастное у меня такое, но действительно."

Марцинкявичюс в качестве переводчика на литовский язык - это произведения русских Пушкина и Есенина, поляка Мицкевича, эстонских и финских народных эпосов. Произведения самого Марцинкявичюса переведены на 23 языка мира. Его поэтические и прозаические произведения на русский язык переводились многими. Здесь предложены переводы Ю.Кобрина и Г. Ефремова.