Дюссельдорф

     Эти случаи произошли на национальной выставке СССР в Дюссельдорфе.      Наш раздел "Изобретательство в СССР" был третьим по величине после "Космоса" и "Религии в СССР". Располагались мы со своими  более  чем семьюстами экспонатами прямо напротив дирекции выставки.
     Всё шло хорошо. Команда подобралась толковая и рукастая, никто не сачковал, все работали с полной отдачей. Монтаж заканчивался. Оставалось совсем немного - создать уют в офисе,  выгородке, где размещалась реклама, стоял  столик для переговоров и стеллаж с посудой,  в которую пока ещё нечего было наливать.
     За день до открытия нас посетил Борис Ершов, мой коллега и вообще приличный человек, внешне похожий на какого-то известного киноартиста, по которому сходили с ума все женщины не только Союза, но и всего мира.
     - Чем помочь?- он был с одной стороны официален, с другой дружелюбен и прост. Его причёска и начищенные ботинки вводили нас в смущение.
     - Боря, ничем ты нам помочь не можешь, вот если бы водички какой-нибудь привёз, или пивка, а то ребята из-под крана в туалете воду пьют.
     - А чего-нибудь покрепче? - спросил он.
     - А вот это как смета позволит.
     Через два часа Борис пришел вновь.
     - Выделяй двоих, я сам не донесу.
     Через десять минут на стенде появились двое стендистов,  возглавляемых Борисом, которые тащили три ящика с напитками - ящик минералки, ящик пива и ящик французского коньяка "Калибрейшен".
    Ребята оживились. Засучив рукава, они подтянулись к офису и недвусмысленно стали рассматривать наклейки на коньячных бутылках.
     - А, ну, стоп, - в этом отношении я был суров,- руки убрали и, если
 кого-нибудь замечу на работе с запахом, завтра же будете на Родине.
     В какой-то  степени  подействовало,  хотя без глухого ворчания не обошлось.
     Хотя офис и закрывался на хлипкий замочек, оставлять такое богатство на виду мне не хотелось.  Перед уходом я задекорировал  ящики  какой-то тарой  из-под  экспонатов и рекламными материалами,  но на душе было неспокойно.
     Выйдя из офиса, я увидел радом с входом в дирекцию довольно большой холодильник типа Розенлев.
     - Вот  нам  бы такой,- подумал я,- и сказал стоящему рядом Ефиму, стендисту, - значит так, завтра утром вместо того, чтобы курить у входа, быстро сюда и перетащим холодильник в офис.
     На работу из гостиницы нас возили на автобусе, поэтому раньше нас никто прийти не мог.
     Утром мы перетащили холодильник в офис и поставили его  так,  что входящий, открывая дверь, загораживал его ею.  Вот туда мы и поставили своё богатство.  А тут ещё пришел фирмач - Эссиг, который в своё время купил у  нас одну лицензию,  и попросил разрешения разместить на нашем стенде свою рекламу.
     - Вот видите, - тут надпечатка "Сделано по лицензии СССР".
     Я не возражал.  В качестве благодарности он притащил ещё ящик выпивки, на этот раз нашей водки в экспортном исполнении.
     Я успокоился. Напитки пристроены, холодильник аккуратно стоит, не бросаясь в глаза. Сходил в дирекцию, получил какие-то сухарики, орешки, посуду и ещё что-то, что было положено для организации приёмов и переговоров. При  этом я заметил какое-то нездоровое оживление у работников дирекции.
     Придя к себе, я стал наблюдать за входом в дирекцию. Вышли директор и заместитель по хозяйственным вопросам,  который растерянно показывал пальцем на то место,  где утром стоял холодильник и красноречиво разводил руками.  Слов слышно не было, но по решительному виду директора и его артикуляции можно было догадаться, что он думает о своём заме.
     Директор ушел, а заместитель, опустив плечи,  пошел по выставке, растеряно оглядывая всё вокруг. Потом направился к нам. Так как мы были первыми на его пути.
     - Ну,  как обустроились?- он открыл дверь в офис, закрыв ею холодильник, и внимательно осмотрел помещение,- всё получили?
     - Да, всё в порядке.
     - А куда поставили?
     - Вот, –  я показал ему стеллаж с раздвижными дверцами, на одной из полок которого и помещались вся эта атрибутика.
     - Хорошо. И он пошел дальше, заглядывая в каждый офис.
     Потянулись выставочные будни.  Народу  было  довольно  много.  Мы быстро перезнакомились  с соседями.  Рядом располагался очень скромный стенд "Медэкспорта", на котором работали всего два человека. Руководитель –  мрачный  неразговорчивый  субъект и единственный стендист –   разбитной малый, мастер на все руки, но тоже не владеющий немецким.
     В один  из дней он и подошел ко мне с просьбой помочь разобраться с одним из посетителей, который настойчиво что-то расспрашивал.
     Я подошел. Весьма пожилой немец объяснил мне, что он сидел в плену в Сибири, но вернулся жив и здоров и уже на родине приобрел камни в почках, которые ему извлекли с помощью аппарата,  который делает фирма "Сименс" по советской лицензии.  Он спрашивал, нет ли этого аппарата на выставке. Я перевёл вопрос руководителю, который, ни минуты не задумываясь, ответил, что нет. Как же так, я удивился, прибор стоял на стенде. Я его  видел и знал, назывался он УРАТ-1,  рядом лежали проспекты на немецком языке.  Поняв, что от сотрудников Медэкспорта ничего не добьёшься, я  сам подвёл немца к прибору и вручил проспект.  Он благодарно закивал и, вынув из пакета роскошно изданную книгу "Советская Сибирь", попросил дать автографы.  Я и разбитной малый расписались, а его руководитель только отмахнулся. Немец насторожился. Я тоже был удивлён. И, стараясь сгладить возникшую неловкость,  предложил немцу осмотреть наш раздел и даже угостил его рюмочкой водки.  На вопрос немца, почему вот тот господин не захотел оставить автограф, я ответил, что он хотел, да не мог, так как не умеет писать. Немец ушел ошарашенный.
     Проводив посетителя, я решил всё-таки выяснить причину отказа дать автограф.
     Мрачный тип ответил на мой вопрос,  что его подпись очень многого стоит и просто так, где попало, он не расписывается.
     - Знаете, кем я работаю в Объединении?  Начальником отдела кадров! Он многозначительно поднял палец.
     - Да,- подумал я,- с такими работничками немного же мы наторгуем.
     А выставка продолжалась.
     Ещё через пару дней ко мне в офис заглянул другой заместитель директора по экспонатной части. С ним у нас сложились отличные отношения.      По его внешности было видно, что ему не по себе после вчерашнего.
     - Слушай,  нет ли у тебя чего-нибудь?- и он сделал  выразительный
жест рукой.
     - Почему нет, тебе водочки или коньячку?
     - А коньяк, какой?
     Я показал. Он закивал головой.
     - Ты только дверь-то прикрой, чтобы начальство не заметило.
     Я прикрыл дверь и налил ему стопочку,  а он сидел, раскрыв рот, и тыкал пальцем в сторону двери.
     - Так это ты холодильник увёл?  И как же хозяйственник не  нашел? Он же все офисы облазил,  а потом в полицию заявил.  Полиция,  правда, искать отказалась, сказав, что с территории выставки холодильник вытащить не могли, а внутри разбирайтесь сами.
     Выпили по маленькой,  задымили.  Он блаженно вытянул ноги. Дверь приоткрыли, чтобы не было душно.
     Вдруг он встрепенулся.
     - Слушай, я сейчас одного мужика приглашу,- и он бросился к выходу.
     - Не надо мне мужиков, у меня тут вообще-то рабочее помещение!
     - Да ты его знаешь! Он уже быстрым шагом догонял какого-то мужчину.      Подошли. Действительно лицо очень знакомое,  а кто такой не  припомню, хотя на лица у меня хорошая помять.
     - Познакомьтесь.
     - Анатолий,- представился посетитель.
     Я со своей стороны тоже назвался.
     - Толя,  за знакомство,- и он,  взяв на себя роль хозяина,  налил гостю отборного коньяка в фужер для воды.
     - Что вы, ребята, мне сегодня выступать, а тут такой допинг.
     - Ты же вечером выходишь, к тому времени всё пройдёт и допингового контроля не будет.
     Мы чокнулись  и  Анатолий,  залпом осушив бокал и пожевав орешки,
откланялся и с деловым видом вышел из офиса.
     - Кто это?
     - Ты, что не узнал? Это же Анатолий Фирсов!
     Вот это да!  Один из любимейших  моих  спортсменов,  многократный чемпион страны, Европы, мира и, по-моему, Олимпийских игр.
     Я, схватив какую-то бумажку, бросился за Фирсовым.
     - Анатолий, оставь автограф на память!
     Он остановился, вынул из кармана фотографию и расписался на ней.
     - А когда выступление?
     - Сегодня вечером, по телевизору можно будет посмотреть.
     Я пожелал ему удачи и пошел на рабочее место.
     Вечером я включил телевизор.
     Шел репортаж с местного ледового стадиона. Первыми выступали Роднина и Зайцев со своей произвольной программой,  а за ними диктор объявил, что  заслуженный  мастер спорта и чемпион различных соревнований Анатолий Фирсов продемонстрирует, как нужно забрасывать буллиты.
     На льду  установили  хоккейные  ворота,  в  которые встал вратарь местной команды. На лёд вышел Фирсов в своей форме сборной СССР. Шайба в центре. Разбег и... мастер промахивается мимо шайбы.
     Стадион ахнул.  Фирсов прокатился за воротами, рассматривая клюшку, а потом с силой размахнувшись, забросил её на трибуну.
     Прокатился вдоль бортика,  взял другую и, поправив амуницию, снова начал разбег.  Шайбу он зацепил, но, удара не получилось, шайба прошла довольно далеко от ворот.
     Стадион загудел.  Оператор  крупным  планом  вёл Фирсова в кадре, пока тот ехал на исходную позицию. Лицо у него было какого-то серого оттенка,  а  из-под шлема ручейком тёк пот.  Другая камера показала так же крупно руководителя спортивной делегации Колоскова,  и  по  его артикуляции русскоязычные зрители поняли, что он думает о предках Фирсова.
     А тот, вытерев лицо полотенцем, ещё раз осмотрел клюшку, сделал два приседания и снова направился к шайбе. На этот раз он удачно подхватил её  на крюк и помчался к воротам,  но поблизости от них стал валиться на левый бок и,  уже падая,  каким-то невероятным образом, своим знаменитым щелчком, выстрелил по воротам. Шайба влетела в левый от вратаря угол под самую перекладину. Вратарь даже не понял, что произошло.
     Стадион воспринял  это как эстрадно-цирковое шоу и разразился аплодисментами, а хоккеист,  не доехав даже до скамеек запасных, где сидели остальные члены делегации,  перелез через бортик и, тяжело опираясь на клюшку, пошел в раздевалку.
     - Да,- подумал я,- вот к чему может привести чрезмерное гостеприимство.
     Выставка заканчивалась.  Всё  прошло  неплохо.  Мы получили много запросов фирм на приобретение наших лицензий. Настроение было хорошим, но интенсивная  работа,  отдалённость  жилья и необходимость ездить на работу и с работы на автобусе,  не давала нам возможности походить  по магазинам. Поэтому все надежды возлагались на экономию времени при демонтаже экспозиции.
     Все ребята это прекрасно понимали. Я со своей стороны договорился с немецкими монтажниками,  которые пообещали помочь нам с демонтажем в первую очередь. Учитывая хорошие отношения с заместителем директора по экспонатам, я уже заранее подготовил все отгрузочные и таможенные документы.
     Дело своё все знали хорошо,  однако перед началом работ я  собрал всю команду  и предупредил,  что сначала упаковываем более мелкие экспонаты, а потом более крупные, габаритные и тяжелые, именно  на  этом этапе нам должны были помочь немцы.
     Персонально Ефиму я сказал,  чтобы он ни в коем случае не  брался в одиночку за демонтаж своего экспоната - здоровенного макета какого-то химического предприятия.
     С утра работа закипела.  Ребята то и дело подбегали ко мне и докладывали, что такой-то и такой-то ящики упакованы и размещены в контейнер.
     В таком  ошеломляющем  темпе мы проработали часов до двух без каких-либо передышек.
     Но усталость  уже  давала себя знать.  Пришлось сделать перерыв и подкрепиться. Все уселись в офисе,  а Ефим куда-то пропал.  Я не сразу обратил на это внимание, подумав, что может быть человек в туалет отошел. Прошло минут двадцать, а его всё не было.
     Подумав, я  направился  к его экспонату,  который стоял несколько особняком, в стороне от основного раздела, и оказался прав. Возле экспоната стоял Ефим, закрывая рукой правый глаз.
     - Что с тобой?
     - Вот что-то в глаз попало.
     Он отвёл руку. Я даже вздрогнул. Из глаза торчала щепка, размером чуть меньше половины спички.
     Вытаскивать её самостоятельно я поостерегся.  С ней и глаз  можно было выдернуть запросто.  Я повёл его в дирекцию,  где незамедлительно связались со скорой помощью.
     Медики примчались буквально через пять минут, в течение которых я прочищал Ефиму мозги за пренебрежение к моему  совету  не  работать  в одиночку.
     Глянули бы вы на этих эскулапов! Трое здоровяков –  два санитара  и врач едва держались на ногах, от них за два метра несло спиртом или, может быть, шнапсом.
     - Во, подумал я,- у них, оказывается, тоже ...
     - Это не наш профиль,- объявили нам медики,- вам нужно в  глазной госпиталь, мы можем подвезти.
     - Сколько это будет стоить?- поинтересовался я.
     - Порядка ста марок.
     - А где этот госпиталь,- я разложил план города.
     Мне показали.  Оказалось, что совсем близко от выставки. От услуг медиков я отказался.  Вышел на улицу,  остановил такси и за двенадцать марок через пять-семь минут мы были около дверей госпиталя,  который, вообще-то говоря,  на такое наименование  не  тянул.  Скорее, это  был здравпункт, по нашим советским меркам.
     Народу никого. Мы вошли, звякнул колокольчик. Через минуту откуда-то сверху спустился доктор.  Он быстро осмотрел Ефима,  накапал ему что-то в глаз и, еще через минуту, насвистывая, передал мне злосчастную щепку.
     - Давайте мы заодно и зрение проверим,- предложил он.
     Проверили. Зрение у Ефима оказалось практически стопроцентное.
     - Полис у вас с собой?- спросил окулист.
     Мы даже не поняли, о чём он говорит. Понятие "медицинский полис" появилось у нас спустя примерно лет двадцать.
     - Нет?  Ну, ничего, продиктуйте  ваш  домашний  адрес, я потом всё оформлю.
     Ефим начал:
     - Москва, Большая Почтовая...
     Врач перебил его.
     - Вы из России?  На выставке работаете?  Тогда ничего не надо.  Я посмотрел, мне очень понравилось. Всё бесплатно. Я довезу вас до работы.
     Мы отказались. Поблагодарили. Прошлись пешком, и через двадцать минут уже снова забивали ящики и складывали их в контейнер.
     Здорово помогли немцы.  Вот уж действительно профессионалы!  Увешанные различным  инструментом,  они буквально за полдня справились со
всеми тяжелыми и габаритными экспонатами и  на  небольшом,  но  мощном штабелере погрузили их в контейнер, оставив таким образом нам три дня для походов по магазинам.
     Наступил день отъезда.  Мы с Ефимом заранее сложили свой багаж и решили немного пройтись и заодно прикупить что-нибудь поесть в дорогу, так как питаться в вагоне - ресторане для нас было дорого, да и был ли он в поезде, мы не знали.
     Накупив разной снеди,  подошли к гостинице и решили немного прикорнуть перед дорогой. Поезд отходил поздно вечером.
     Но нашим задумкам не суждено было исполниться.  У входа нас поджидал уже знакомый зам. директора по хозяйственным вопросам.
     - Ребята, вы все вещи упаковали?
     - Да, а что?
     - Тут  хозяйка гостиницы попросила освободить номера пораньше, так как приезжает большая делегация, и они не успевают прибраться. Вещи можно поставить вот тут в холле, во-первых, он запирается, а во-вторых, я тут присмотрю.
     Особого желания болтаться еще три-четыре часа непонятно где у нас не было. Но хозяйственник быстро добавил
     - А  взамен она приглашает всех, кто согласится, в бар, где можно бесплатно пить пиво.
     Мы переглянулись. Прошли в свой номер и перетащили багаж в холл.
     - Где  бар?
     - Да вот же он, за стеклянной перегородкой.
     Мы с Ефимом сели за столик.  Подошла официантка и предложила  нам пивное меню.  Там были и светлые и темные сорта.  Решили попробовать и тех и других.  После третьей кружки официантка предложила расплатиться за выпитое, и только потом она сможет обслуживать нас.
     Я посмотрел на Ефима,  он на меня.  Денег у нас уже,  конечно, не было. За  стеклом маячила фигура хозяйственника.  Я показал официантке на него и пояснил, что платить будет вот тот господин. Она пошла к нему. Поговорив  немного, он  показал  мне через стекло кулак и вместе с официанткой прошел к телефону.  После недолгих переговоров, официантка собрала с нашего столика картонные кружочки, свидетельствующие о количестве выпитого нами, и продолжала приносить нам пенистый напиток. Чуть позже к нам присоединились ещё четверо наших ребят.
     Наступил вечер. Кусты облепихи, усыпанные оранжевыми ягодами, аккуратно подстриженные и нарядные днем, слились в сплошную темную загородку. Наконец подали автобусы.  Погрузились и поехали на вокзал. Меня назначили старшим. По дороге хозяйственник инструктировал меня.
     Поезда Дюссельдорф - Москва нет. Он идет из Кёльна. В Дюссельдорфе будет стоять не более двух минут.  За это время нужно успеть погрузиться. Бригада наша.  Все двери и окна будут открыты. Сначала садятся женщины с посильным грузом. Затем ребята по цепочке затаривают багаж и садятся сами. Одного оставь, чтобы ничего не делал, а присматривал за багажом на платформе, а то тут много турок и югославов так и норовят "помочь" при погрузке.
     Присматривающим я, естественно, назначил Ефима, во-первых, потому, что мы жили с ним больше месяца в одном номере, во-вторых, на меня произвел впечатление тот факт, что он - еврей, беспартийный, в первый раз за границей и сразу в капиталистической стране да на сравнительно длительный срок. Я подумал, что ему можно доверять, что потом и подтвердилось, правда, косвенным образом.
     Погрузиться сорока человекам, у каждого из которых было не менее четырех мест багажа, было непросто. Но что не сделает русский человек, если надо. Коробки, свертки, ящики и, Бог еще знает какие, упаковки летали из рук в руки и заполняли вагон.  Кто мог, пропихивал  вещи  через открытые окна купе. За полторы минуты погрузка была закончена.
     Ефим подошел к вагону.
     - Кажется всё.
     - А это что за тележка с тремя чемоданами явно отечественного вида.
     - Думаю, это не наше. Все наши вещи были на двух больших телегах.
     - Фима, хватай чемоданы, кидай их в вагон и без разговоров!
     Он дисциплинированно  выполнил  указание.  Поезд  тронулся.  Ефим вскочил в уже движущийся вагон.
     - А что, если это не наше?
     - Разберемся.
     Разбирались более трёх часов.  Все всё своё нашли.  Три последних чемодана сиротливо стояли в коридоре.
     Я обошел все купе. Никто своими эти чемоданы не признавал.
     - Что делать будем?- беспокойно спросил Ефим.
     - Посмотрим ещё, если хозяин не обнаружится, перед таможней выкинем их из поезда и всё.
     Я ещё раз обошел все купе,   нет желающих забрать эти чемоданы. Кое-где уже зазвенели стаканы,  раздавался громкий смех. Все радовались возвращению.
     Что за напасть. В предпоследнем купе все уже сидели за столиком и распивали припасённое заранее.  Ефим нетерпеливо поглядывал в  коридор, показывая жестами, что у нас в купе тоже всё уже готово.
     А гостеприимные хозяева купе уже наливали мне в стакан нашу  родную. Особенно настойчивым был бывший стендист "Медэкспрорта", тот самый разбитной малый, который сейчас, обнимая здоровенный аппарат, чуть ли не плача, то ли шептал, то ли кричал "Шарпуля ты мой".
     Мне, откровенно, было не до этого. Поблагодарив, я подался было в коридор,  но тут увидел на второй полке спящего человека, отвернувшегося лицом к стенке.
     - Кто это?- спросил я.
     - Кто его знает,  когда мы вошли, он уже спал,  наверное, из Кёльна едет.     Я решил  проверить.  С большим трудом мне с помощью ребят удалось развернуть его лицом к свету, и тут я узнал стендиста, работавшего в разделе "Геология". Его я запомнил по одному эпизоду.
     На выставке появился худосочный,  прыщавый юнец, который ни капли не смущаясь, наклеивал на выставочные плакаты с пояснениями к экспонатам доморощенные лозунги польской "Солидарности" (была такая  организация типа профсоюзов под руководством Леха Валенсы. Где-то он теперь?)
     Наш геолог,  более чем двух метрового роста и весом больше  сотни килограмм, буквально поднял за шиворот юнца и предложил тому убираться отсюда со своими плакатиками, пока он ему бока не намял.
     Юнец, дёргая в воздухе ногами, верещал что-то по поводу свободы и демократии. Геолог оказался на высоте. Он поставил паренька на землю и,
поднеся к его носу кулачище, сказал:
     - Твоя свобода и демократия начинается за стенами этой  выставки. Клей там, что хочешь и где хочешь,  если тебя полиция не пугает.  А тут мы платили деньги за аренду, тут мы хозяева, и не хотим, чтобы ты своей пакостью похабил нашу экспозицию. Юнца как ветром сдуло.
     Так вот этот самый геолог был вусмерть пьян. С большим трудом, приведя его на некоторое время в чувство,  мы выяснили,  что  чемоданы принадлежат ему.
     - Да выбросили бы вы их или оставили бы на вокзале,-  сопровождал он эти высказывания обильными нецензурными выражениями и снова заснул.
     Так мы и покинули славный город Дюссельдорф.