Трилогия. Три любви

КИМ-П

Три любви - и вся жизнь отгорела зарёй,
хоть носила она своё имя «чужой»,
удивительной силы натура была
и мужчинам своим до кончины верна.

1.

На пороге девчонка трепет прячет в лице,
Харьков в сумерках снежных кружит на дворе,
как из облака твёрдо чеканя шаги
шёл любимый объятия раскрыв ей свои.

Молодой офицер, новой власти боец,
но отец запретил: - Нам не пара, чернец.
Ты дворянка, храни честь и гордость свою!
А она в портупею шептала "люблю".

Поцелуи морозного счастья плывут,
тётки строгие в окна Оксану зовут,
особняк освещает свеча изнутри:
- Твои стражи, любимая. Завтра. Иди!

В полутьме коридоров - ноги сами бегут,
с детских игр знаком ей стеллажный маршрут,
книг касаясь ладонью, в себя приходя,
она всё ещё пахла шинелью бойца.

Чтобы дочь оградить от насмешек судьбы,
чтобы юноше дать смысл жизни, борьбы,
их отец разлучил от греха для добра:
его — в штаб, а она едет в Питер одна.

Мудр отец, но не знал, честь отчизне храня,
что каварна система советского зла,
он царю генералом служил для дорог,
и при красных свой дар инженера берёг.

- Для людей, слышишь дочь, для людей
не жалей ты усилий, и время, и волю имей
свои знания им передать, ведь не всем
сеять кровь по полям — мир наступит и там.

И училась со всеми, кто вернулся с войны,
в мир галактик ушли астронома мечты,
звёзды ночью ей шлют от любимого свет,
на рабфак быть географом дан ей совет.

2.

Звёзды — звёздами, жизнь молодая течёт,
высшей властью любимый в столице живёт,
и женился, и сына родил. Изболелась душа,
сердце сжала в тиски, да и замуж пошла.

Первый муж агроном, со студенчества знал,
и в неё был влюблён, тонок, здрав и педант,
ей послушен во всём. Но себя не забыть,
боли чувств не унять, жару дум не остыть.

Недолог был брак. В их кругу был другой:
яркий, умный и злой до открытий, до сути,
до дерзких речей. Завладел ею страстно,
как наукой болел, так её взял он властно.

Навсегда, только вместе, элита страны,
все конгрессы, приёмы, награды, пиры,
он обласкан патроном, надежда и луч
раскрывающих проблески ядерных туч.

Сын и дочь им наградой семейного дня,
внуки часто гостят вместе с ней у отца,
южный хлебный душистый украинский дом,
там спокойно и детям привольней вдвоём.

Но беда постучалась внезапным письмом,
приезжайте скорей, детей сдали в детдом,
ни отца и ни мать не застала она,
их арест осознать, оправдать не смогла.

Оба мужа при ней, все втроём начеку,
в мире пахнет войной, мир стоит на краю,
и рассыпался в прах тот привычный покой,
немцы в городе: кто здесь чужой, кто здесь свой?

Образованы, знают по два языка,
им работа, защита, зарплата дана.
Агроном по полям сеет-жнёт урожай,
а они в переводчиках: власть уважай!

Но недолго растерян советский народ,
партизаны фашистский взорвали оплот,
озверело казня и круша харьковчан
к отступлению в бега упакован туман.

Оценили заслуги, предложили бежать,
уточнили, что друга не надо им ждать:
по ошибке его подстрелили в дозор,
ткнулся в землю навеки лицом агроном.

3.

Отгремели последние залпы войны,
Нюренберг судит зло бессердечья вины,
и представлена власти советов страна
её первой любовью от «а» и до «я».

Муж всё понял, он физик, ему ли не знать,
как бушует в сознании непознаной страсть.
Разрешил, не перечил, был рядом всегда,
ей назначена встреча с зампредом суда.

Словно молнией оба насквозь пронзены,
скован вежливым смыслом беседы один,
прежней девочки крики уносят во тьму,
а рука протянула записку ему.

В память чистого сердца доверия тебе
об одном лишь прошу я покоя в судьбе,
тебе скажут, молю, разузнай до конца,
"где покоятся мамы и папы тела".

И сжимая замком пальцы рук у груди,
до белесых провалов на коже вдавив,
она снова в его кабинете сидит,
и судья приговор ей читает родных:

По доносу двоюродный братик отца
порадел их аресту (соблазн дельца!),
просто зависть и злоба, что кому-то везёт,
и наивная дурость, что врага им сдаёт.

- Твой отец без суда был расстрелян, а мать
по этапу пошла, в третий день умерла,
сердце слабое, может и к лучшему так,
ей не вынести было бы путь и барак.

Только слёзы в глазах, слов не вымолвить ей,
а ему не поднять головы от теней
на казённой бумаге позора чужого,
кто откроет процессы во имя святого?

Вот и всё. Больше не было встреч и вестей,
он боролся на родине с ложью властей,
в инвалидной коляске жена на руках,
сын помешан, в душе пустота, вечный страх.

Не за жизнь: себя он не помнил давно.
За истекшее болью любимой добро,
за распахнутость детских девических снов,
за теряющих смысл не сказанных слов.


02.11.2016 - Зальцбург