Тиха украинская ночь

Я думал, что знаю все, и ничего не боялся.
Но ничего не знал, когда со мной остался
Наедине, без лишних лиц и слов
Такой пространственный кусок из снов.
Тепла украинская ночь! И льется тишина.
Но слышу вдруг издалека колокола.
Как маятник забился, удары стали мерными.
Старик какой-то басом защекотал мне нервы.
И очень ровно, будто убаюкивал,
Меня он провожал и посохом постукивал.
И слышал, как сейчас! Струится музыка ручьем...
И я почувствовал, что мы с тобой живем...
Но в песне слышимой мне слов не разобрать,
Приблизишься к источнику - он сразу исчезать.
И голос мой ли? Уж очень мне знакомый,
Ведь я же так пою! А музыка истомна...
Его я слышу, я ли, нет? Пою, себе не подчиненный...
Но я ответ не получил и сплю собою оглушенный.
Но колокола усилились, мне слышен их набат,
Как будто небо наполнил звуком автомат,
Как будто черные вороны закружили вдруг,
Как будто за тобой крадется он...
Испуг.
И существо мое на два вдруг разделилось,
И окружающее в лице переменилось.
То объяснить не мог я, не способен,
Но страх и интерес мой был огромен.
И встав с кровати телом невесомым,
Я удивился, свойствам своим новым.
Но, право, это здесь не главное (а что ж?).
А то, что в теле была некоторая дрожь.
И чувствовал, что не одним я центром оперирую,
И все движения свои я не копирую.
Вернемся к сути. В темноте ночи послышались мне крики.
Как и до этого издалека, но не были они безлики.
То были стоны заключенных, рабов и пленных,
Лжедокторов, попов надменных,
Убийц, маньяков всех мастей,
Не почитающих костей,
Предателей, льстецов,
Изменников, лжецов,
И старых дев, и ****ей неприкаянных,
И тех кто отступил нечаянно,
Властителей кровавых и серых кардиналов,
И горделивых, и сидящих по своим подвалам
И искушавших, и искушенных,
Ленивых, гневных и дурью обожженных,
Самоубийц, еретиков и лжеучителей —
Их голоса стонали в голове моей.
Мне было страшно, но дико интересно,
Откуда бьются, и почему им тесно.
И, встав с кровати, к двери я поспешил,
За ручку ухватился и про себя забыл
О страхе, что был рядом, но он не уходил.
Он караулил. Для главного удара накапливал он сил.
И ручка уж повернута, осталось потянуть,
Дверь распахнулась, я душам дал глотнуть...
Но голоса сильнее стали выть, я оказался в логове.
Овцой среди волков, мгновенье стало долгое...
Я никого не видел, но чувствовал я кожей,
Что приближаться дальше мне негоже.
И в спину нож вонзил мой враг,
Подкарауливший, загнавший меня в мрак.
Вы поняли, о ком ведется речь...
Моя же не велась, мне захотелось лечь.
Вообще, сорваться и бежать на горизонт,
Но как ты быстро ни бежишь, все догоняет он...
И спрятаться нельзя - везде найдет.
Он будто знает мои планы наперед.
Но я сорвался, закрыл поспешно дверь,
И существом я чувствовал:"Теперь,
Настала очередь врагов".
Ко внутренней борьбе я был готов.
Дверь распахнулась, вижу я лишь силуэт,
Расплывчатое облако (что трудно описать, поэт!)
Оно летело на меня.
С других сторон я тоже видел облака,
Имеющие странные формы и цвета.
Среди всех прочих увидел ту я, что запомнил.
Банница, которой я послание оформил...
Моя оборона — неуязвимости шпиль,
На мне был алеющий крест и фитиль.
И все, кто тогда окружил мою крепость,
Были отторгнуты за свою лишнюю смелость.
Но где гарантия того, что не будет повтора?
Ее нет, как и стены Иерихона.
Я в поту очнулся в постели: дверь была открытой.
Это была пощада, а не победа, какой ни была она битой.
А ночь все тепла, но птиц я не слышу,
Совсем, заберись хоть на самую крышу!
Но корень сомнения был удачно посажен
Я столкнулся с неизведанным. Сколько мне сажен
Теперь удивляться? Это возможно?
В невертикалье, где ничто непреложно...

16/V/16