Но я сдержался, как в Одессе, отрывок

ОТРЫВОК ИЗ ПОЭМЫ «МОСКВА, Я ДУМАЛ О ТЕБЕ!»



«… Но я сдержался, как в Одессе –
Сумел на горло наступить.
«Да, как Вы смеете? Негоже
Царю в чужом белье копаться
И всё на веру принимать!» –
Я передал негодованье,
И тот  немного растерялся –
Не ожидал сей поворот.
Он по плечу меня похлопал,
Себя заставил быть спокойным
И мне сквозь зубы процедил:
«А ты ничуть не изменился,
Как будто ссылка не коснулась,
И всё по-прежнему горяч.
Но если ты, дуэли хочешь,
То отступать нам не пристало.
Извольте, сударь, я готов.
Солдат ответа не боится
И, хоть в князьях великих ходит,
В своей душе всё тот солдат…»
Царь подошёл к стене, где были
Крест-накрест шпаги: «Ты не струсишь?
Иль эпиграмму сочинишь?!»
Мы выше пояса разделись -
Разделись скоро до рубашек.
Чтоб соблюсти наш ритуал,
Из панталон, из всех карманов
На стол сложили мы предметы,
Как кодекс драки обязал.
За секундантов вышли страсти,
Врачом представилось мгновенье,
Распорядителем стал Бог.
Подняли шпаги вертикально,
Друг другу вежливо кивнули
И для позиций отошли.
Давно, давно не брал я шпаги,
Обвыкся уж на пистолетах...
Но только не был долгим бой.
Царь сделал выпад, улыбнулся,
Взмахнул оружием холодным,
Ударил больно по руке
И, отскочив, как на пружинах,
Тут в позу встал, красиво замер,
Направив шпагу пред собой.
Не ожидав сего подвоха,
Как лицеист, я растерялся,
Из рук свой выпустив клинок.
Упала шпага, зазвенела,
И от досады и от боли
Я вспыхнул весь, как маков цвет.
Он подошёл ко мне с улыбкой,
Моей руки коснулся шпагой:
«Представь себе, мой гневный Пушкин,
Что точно так Ламздорф сердитый
Привычно бил нас по рукам,
И бил, конечно, он не шпагой,
Брал для острастки тонкий шомпол
И за пустяк жестоко бил…» –
Сказав, замолк, теряясь в мыслях,
Как утлый чёлн средь волн прошедших…»