степная дилогия. Мухамет Халел Сулейменов

«Мы при жизни звали его Халел. У него было двойное имя – Мухамет-Халел, но мы его звали Халеке. Халеке всегда будет с нами и в наших сердцах. Мы его хорошо знали. Он отличался отзывчивостью, когда ни позвонишь – всегда протягивал руку помощи. Вот я – журналист, и часто обращался к нему за помощью. Халеке часами мог со мной беседовать на определенную тему, давал мне полезные советы. Он был настолько светлый человек и столько отдавал людям – совершенно бескорыстно: помогал писать кандидатские диссертации, причем на его материалах, со многими делился ценными материалами.

Когда я просмотрел книгу, был удивлен, насколько же он интеллектуал, можно сказать, высшей пробы. Естественно, книга эта – не книга профессионального историка. Я бы сказал, что Халеке – историк от души, от Бога. Столько в этой книге поразительного материала, который вы нигде не найдете! Например, всем известная притча о тюрках. Там, на берегу болота, Тюрку руки-ноги отрубили, его нашла волчица, вышла за него замуж, от них и пошли наши предки. Все историки до сих пор понимали это дословно, как некую легенду. А Халекен объясняет: «Кол – это войско, аяк – это слуги, бас – это управление». То есть совершенно иной смысл приобретают устные легенды. Я долго искал в исторических книгах, но нигде не мог найти расшифровку этого. Абсолютно другой историк сейчас пошел, не имеющий традиций казахского образного мышления, спросите его – он эти легенды не объяснит. Якобы, это просто легенда, миф. А Халел объяснил, откуда происходят наши «жузы», почему они так называются. Он объясняет, кто такой «казах», какая связь с украинскими, русскими «казаками», кто первичен, кто вторичен и так далее. То есть этот труд – просто от Бога!»
Мурат Ауэзов, президент Фонда Мухтара Ауэзова, культуролог, общественный деятель:

«Этот элитарный язык не случайно создан Майкы-бием и не случайно прекрасное владение казахским языком продемонстрировал нам Мухамет-Халел. Это тот самый, если хотите – правильно эзотерический, очень богатый, очень емкий по смыслу язык. Вроде бы глубокий, но не глубокомысленно-переплетный, а с совершенно ясными этическими, если хотите – практическими рекомендациями. Вот это и есть язык великих казахских биев, шешенов и т.д.

Халел хорошо знал крылатые слова и мог ими пользоваться, как Ильяс Омаров, Беремжанов и другие. Он сам приводит перечень этих людей. Это уже язык, которым владел и Абай, и Магжан Жумабаев, и вся наша духовная элита. И Халел в их числе…

В том, что высокая нравственность и этика ему была органически свойственна, я сам в молодые годы убедился. Мы учились в Москве, вернулись в Алматы, написали ту первую книгу про эстетику кочевья. Начались жесткие преследования. Атмосфера была напряженная, нашу книгу сжигали, за нами тянулся шлейф националистов. Из Москвы приехали… Далеко не каждый считал возможным для себя встречи и беседы с нами. В этой ситуации Халел – он в то время работал в Институте химии – позвал нас, 70 человек, в том числе автора рукописи по «Эстетике кочевья», в Институт химии. Там, по-моему, были не только ученые-химики, но и другие представители нашей интеллигенции. В то время это были, по существу, первые наши публичные выступления. То есть это был акт гражданского мужества Халекена. Я знаю, насколько было непросто в те годы это сделать.

Вот эта отвага наследия была ему изначально присуща, как и тончайшая конструкция в его душе, изумительная духовность, изумительная тактичность… но в то же время – мощная отваг! И вот она дала возможность осуществить проект и написать книгу, которая сыграет огромную роль в развитии гуманитарного сознания Казахстана.

Я хочу обосновать этот тезис. На мой взгляд, уникальна сама методика. Халел избирает для себя очень сложный жанр, это посильно далеко не всем гуманитариям. С одной стороны – опора на письменные источники, опора на тот материал, с которым работают профессиональные историки, а с другой стороны – архаичные подключения, попытка сохранить синтез этих письменных источников с тем великим устным наследием, с которым он хорошо знаком: слова биев, слова-легенды и т.п. Этот синтез порождает совершенно удивительное ощущение как результат стиля. Его стиля.

При чтении книги Мухамет-Халела – просто поразительно! – у меня возникает ощущение, которое испытываешь, читая произведения определенного жанра, философские трактаты латиноамериканских великих писателей, мыслителей середины ХХ века. Это то, что называется «магический реализм»: это и правда истории, и некая эзотеричность, и некое совершенно неявное приобщение к очень высокой истине, а автор как бы посредник между нами и этой истиной. И он говорит, и говорит очень убедительно, вначале он шаманит, просто что-то придумывает, а потом – читаешь и замечаешь, как великолепно он работает, очень строго, если хотите – по высшему счету – работает с конкретными фактами. Все, что есть написанного, – он собирает в своей книге…

В нем есть какой-то рентген не меркнущей, не угасшей тысячелетней духовности, степного пути цивилизации. И он им просвечивает, и дает очень корректные формулировки, этимологию и т.д. Кому-то они могут показаться дерзкими, необычными. Но он разбивает шаблоны, он разбивает стереотипы, и он это делает просто. И как результат – очень здорово это у него получилось. И отсюда – этимология слов, новое осознание нашей истории…

О нашей истории есть китайские источники, российские, арабские, персидские. Все это писали конкретные личности той эпохи, со своими убеждениями, а значит – и с заблуждениями, с интересами того летописца, кто писал… Музыка наша, орнамент наш, язык наш – вот это Степь, к счастью, действительно сохранила. Она – великий творитель слова, и это передавалось из поколения в поколение…

Наши предки, творившие Историю, осознанно пошли на то, чтобы сохранить такой язык, который помог бы им вырваться из ограниченности языка их времени, этого языка, который был, как они говорили, навязанным нашими жалкими диктаторами, сильными соседями и т.д. А такой писатель – Мухамет-Халел –первооткрыватель этого стиля гуманитарного магического реализма в Казахстане… Магический реализм – стиль чрезвычайно продуктивный, именно он и обеспечивал необыкновенный взлет латиноамериканской философской мысли и латиноамериканской великой гуманистики середины ХХ века. В этом отношении наша гуманитарная среда получает очень хорошее. Теперь это слово Мухамет-Халел дает нам, цитируя Льва Николаевича Гумилева, вводя в мир больших историков, мыслителей, которых он в своей книге объединяет и примиряет. Он выбирает оттуда полезные понятия, такие как «межэтническая комплиментарность» – ведь это очень важно!

Мы в Казахстане живем, и он очень аккуратно ведет к тому, что все народы существуют здесь две с половиной тысячи лет – это конец бронзы, начало эпохи железа. Он, по существу, собирает когнитивную целостную историю в развитии и взаимодействии, единую историю насельников Евразийского пространства. Он начинает с эпохи железа, с выхода конных кочевников на Евразийские исторические просторы. И впервые рассматривает становление в то время единого Евразийского пространства, строительство Китайской стены, рождение всех мировых религий и т.д. То есть все события с той эпохи до современности он рассматривает как целостную, связанную историю…

К сожалению, есть предельные возможности историков науки, но нам, оказывается, нужна именно эта история – история, рассказанная Халелом. И он сумел нам представить ее как целостную, как взаимосвязанную, как причинно-следственную, внутри себя развивающуюся историю. В этом отношении Мухамет-Халел проделал очень большую работу.

Мы спорим – чей Чингисхан? Казахский или монгольский? И вообще, Чингисхана в литературе, в истории рисуют глазами пограничников, он враг – пришел, разрушил и т.д. Совершенно другой подход дает нам Халеке: «Да, Чингисхан там проходил, он шел теми же маршрутами, которыми шли и гунны, и древние тюрки. Это был один процесс, одни исторические субъекты, роды, племена и т.д., они все время перемешивались, входили в разные времена в разные родо-племенные объединения. Но это одни и те же субъекты истории». Поэтому говорить, что Чингисхан – казах, нельзя, как и говорить, что Чингисхан – главный враг казахов. Нам крайне необходим широкий, панорамный, с высоты подлинного знания и этнического чувства истории взгляд – как у Мухамет-Халела.

В книге ясно прочерчивается эпоха древних тюрков, караханидская эпоха, эпоха Чингисхана, Тамерлана и т.д., то есть этот колодец времен заставляет нас относиться к нему уже без подозрения – то ли чистая вода там, то ли яд там. Этот колодец времен дает нам возможность просто зачерпнуть эту чистую воду и ощутить чистое прикосновение к подлинной истории. И вот в этом главное значение книги Халела!

Я всех вас поздравляю с тем, что и Казахстан, и Алматы наш, и люди этой земли, которые прочтут книгу, получат духовный настрой, звучащий и обязывающий, как тревога. Удивляешься тревоге этих всегда удивительных людей, творящих по зову души. Таких людей Всевышний никогда не обходил своим благословением. Я думаю, что Мухамет-Халел – это как раз тот ясный, добрый свет очередного знания».
Алибек Касымов, генерал-полковник, министр обороны РК 1995-1996 гг., первый заместитель министра обороны – начальник Генштаба ВС РК 2000-2001 гг.:

«Действительно, мы присутствуем на значимом для Казахстана историко-культурном событии. Это выход в свет книги Мухамет-Халела Сулейманова. О сути этой книги, ее внутреннем содержании, мне кажется, достаточно четко и точно говорит название – «Эра Чингисхана в истории казахской нации».

Сегодня, в условиях возрождения казахской культуры, в условиях возрождения казахского языка она действительно актуальна и имеет спрос с точки зрения познания. Познания, в первую очередь, языка – как он складывался? Это философия языка Майкы-бия, которую автор приводит в своей книге, именно некое поэтическое его наклонение, которое проходит сквозь всю эту книгу.

Сочетание исторических фактов, которые накладываются на легенды, на другие источники – исторические устные воспоминания, песни – очень корректно изложено в книге Халеке и имеет очень большое культурное значение на сегодня. Более того, я хотел бы подчеркнуть, что эта книга имеет и военно-прикладное значение. Почему? Потому что мы преследуем некий, скажем так, принцип организации армии Чингисхана. Мы видим, как подбирались кадры, называя эти вещи сегодняшним языком, мы видим, какая степень ответственности лежала на командире, и – самое главное – мы видим очень жесткую вертикальную систему, но при этом, скажем так, галантную систему управления войсками. Видим и соответствующую ответственность – командира за солдат и наоборот. Я думаю, это тоже имеет важное значение для нас.

Когда вставал вопрос относительно структуры нашей современной казахстанской армии, я был сторонником возрождения таких частей и подразделений, как кавалерия. Ведь мы родом из кочевников, и мне хотелось на тот момент, это было середина девяностых годов, чтобы у нас было несколько частей, сформированных на базе конницы. Во-первых, в этом есть некий национальный акцент, наши национальные корни; во-вторых, это настолько мобильные и неприхотливые войска, которые имеют довольно большую ударную силу и не требуют громоздкого тылового обеспечения. Такое подразделение мы создали. То есть я перекидываю мысль на книгу Халел-ага, имея в виду военно-прикладную точку зрения. Очень поражаюсь изумительному изучению Халекеном многих маленьких фактов, которые он очень удачно нанизывает, как бисер на ниточку, и дает нам понимание существа того, с чего все начиналось, как мы определялись. Действительно, вот «казак» и «казах»…

В книге достаточно точно и полно приводятся многие-многие исторические факты, и мне сегодня многое становится понятным в моей истории. Поэтому я бы хотел поздравить всех с выходом этой книги в свет! Я думаю, что она обречена на успех, потому что она интересна не только историкам, но и широкому кругу читателей».

Тумур Цэрэндорж, доктор исторических наук, советник Посла МНР в РК 2003-2005 гг.:

«В то время, примерно до ХV века, понятие национальности не существовало. Были такие ранние понятия, как роды, племена, земли, ханства, королевства, но не было таких понятий, как монгол, казах, итальянец или турок… Я считаю, что одна из причин нынешних конфликтов, недоразумений, всяческих претензий – это смотреть на те или иные вещи сквозь призму национальности. Мне кажется, это ошибочно.

Чингисхан основал и объединил многие разные племена. В то время всех людей, которые входили в его ханство, переименовали монголами, но не по национальным признакам, а по территориально-политической принадлежности людей. А туда входили и тюркские, и многие другие племена, очень многие – я не буду перечислять. Поэтому я согласен с автором этой книги, что Чингисхан является каганом евразийских кочевников, всего кочевого мира, то есть той цивилизации, к которой мы все принадлежим – и монголы, и казахи. Он и его потомки объединили все страны, которые находятся на территории кочевого мира. Чингисхан является каганом именно того мира, который стал источником современных западных культур, западной среды, современной европейской расы. У нас развит туризм, и очень много туристов приезжают из Европы. Одна туристка из Дании на вопрос «почему она в такую даль приехала?» ответила, что ищет истоки развития своей цивилизации, хочет увидеть историю. Эта книга – один из источников, один из тех фактов, которые дают полное представление о Чингисхане, о мире кочевников. Автор книги отметил, что Чингисхан – не варвар, как пишут, не кровожадный убийца. Он абсолютно прав! Нельзя смотреть на людей с точки зрения «белое и черное». Надо учитывать, что в то время мышление было совершенно иное, не такое, как сейчас. Без жестокости, без жертв никогда не обходилось. Я не знаю страны, где не было бы никаких войн и жестокости. Назовите хотя бы одного исторического деятеля той эпохи, который бы никогда не захватывал людей, который бы никогда никого не убивал. И я надеюсь, эта книга будет большим событием не только в Казахстане, но и в Монголии».
Мурат Сабитов, доктор философских наук, зав. кафедрой философии Каз НА им. Абая:

«Я с Халекеном вместе учился. Наверное, в этой аудитории – я единственный человек, который его знал с 1956 года. Мы пять лет с ним проучились в Казахском университете имени Кирова. После окончания мы разъехались, долго я его не видел, долго не общался с ним. Потом, где-то лет через 10-15, он меня нашел, принес какие-то рубрики философского характера. Он писал об Ахмете Байтурсынове не только как об ученом, языковеде, но и как о философе. Именно поэтому принес мне, чтобы я написал рецензию. Идея той его работы заключалась в том, что Ахмет Байтурсынов не просто, скажем, писатель или языковед, но еще и философ, один из основателей лингвистической философии. Этим направлением занимались Бертран Рассел, Хайдеггер и другие философы мирового значения, а мы, к сожалению, оказались в стороне. Нам казалось, что язык – это нечто простое, не заслуживающее особого глубокого изучения, а тем более – философского. Ну, и увлекались философскими проблемами физики, математики, химии, биологии и многими такими вещами, которые тогда нам казались очень важными. Это, конечно, важные философские проблемы, они таковыми и остались. А вот в языке, в лингвистике, в языкознании эти проблемы особенно оказываются близки именно человеку, человеческой душе, играя в нем роль глубинных мостов человеческого бытия. Поэтому мыслитель Хайдеггер говорит: «Язык – это дом бытия». Это, получается, мысль, до которой многие наши философы еще не дошли.

Я думаю, что как раз книга Халела дает толчок, чтобы восполнить этот пробел, ведь она очень глубокая книга и очень интересная. Это не только историческая книга, но и философская по сути, языковедческая, глубокая. Надо знать язык на высшем уровне. Я думаю, что надо ее читать так, как сегодня Мурат Ауэзов растолковал. Это нам поможет, и мне в частности, ее понять и оценить. Я еще не раз буду ее читать и буду размышлять и, может быть, запишу свои размышления. Я почувствовал одно, что Халел – это сила по настоящему.

Мы мало общались в свое время. Оказывается, я плохо его знал. Мой сокурсник был не только интересным человеком, но и Мыслителем. Он философски относился к языку. У него любое слово, любой термин обретают некую пространственную полноту, какую-то высоту, ширину, становятся объемными. Он разворачивает любую проблему, делает ее «развертку», а это – философский, глубокий подход. Халеке был не просто писателем – он был философом и мыслителем».
Нурлан Амрекулов, политолог, писатель, общественный деятель:

«Марина Влади свою книгу о Владимире Высоцком назвала «Прерванный полет». К сожалению, Халела-ага в своей жизни я видел и имел счастье общаться с ним всего три раза. Ситуация такова, что человек хотел взлететь, подошел к обрыву и…

Я считаю, эта книга – великое событие в истории казахского народа. В ней очень много сделано прорывов. Современным языком говоря, эта книга – «прорывной проект». Ну, например, хотя бы такой «прорывной момент»: «казах – это, прежде всего, ариец», «Чингисхан – это ариец». Если вспомнить, шли споры о скифах, тюрках, разных народах… Но автор показал, что сердцевина духа казахов – это «ар», т.е. «достоинство» и «честь», и проиллюстрировал на примере всех жузов эту идею. Неважно, как мы выглядим, но духом мы – арийцы. В Монголии, в Академии Чингисхана стоит штандарт, на нем – арийская свастика. А это на самом деле был один из тех символов, которого придерживались древние тюрки. И слава Богу, что его вновь подняли на высоту, как духовный символ «Арыс», арийства. Казахские аксакалы это знают, они говорят и пишут об этом, но не поднимают на должную высоту в контексте исторического процесса. А Халел-ага это сделал. И это огромное достижение, огромный прорыв.

Еще одно из главных достоинств книги Халеке: в наших исторических исследованиях был разрыв между культурой казахского народа после XV века и предыдущей. И вот он смог не только проложить мост между казахской историей и Чингисхановской, но и дальше, вглубь – к дочингисхановской, тюркской истории. Все современные тюркоязычные народы ведут свою новую историю от 1206 года, когда провозгласили Чингисхана каганом всех степняков. Это и есть для них начало новой эры, как для мусульман хиджра, а для христиан – грегорианское летоисчисление от рождества Христова.

Я считаю, главная заслуга Мухамет-Халела в том, что он изнутри показал генетическую связь казахов с Джучи, Алаш-ханом. Его могила находится в Казахстане, в Улы-Тау. А еще он проложил связь к Бумын-кагану, к еще более древним пластам. Но еще одно главное достижение автора – это то, что он на все смотрел глазами казахов, казахскими глазами, воспринимал казахским языком – языком Майкы-бия. И это все, я считаю, и есть культурная революция, духовная революция, историологическая революция – это то, что нужно казахам.

Хотел бы отметить как политолог: автор проследил начало демократического общества, «тюркской кочевой демократии», политологии кочевого образа жизни. Он сумел вычленить, как стержень, как нерв, противоречия между каганом, который мог быть деспотом, и судом биев – началом гражданского общества, началом самоуправления, началом демократии. Автор показывает, что когда это противоречие между судом биев и каганом не находит разрешения, то последнее слово остается за курултаем. То есть у кочевников последнее слово всегда остается за народом. Халел-ага очень подробно показывает и анализирует спор между Чингисханом и Джучи, Джучи, которого он очень любит. Тут, считаю, он сумел проникнуть в суть, произвести эффект, оголив нерв нашей истории. И мы уже почувствовали живой дух, мы уже оказались внутри этой истории. Представляете, как он сумел это реконструировать? Чисто казахским языком, чисто казахскими понятиями. Он сумел проникнуть в самую суть вещей и событий… И, конечно, вся история становления Тюркского каганата предстает в другом виде, именно с нашей позиции – позиции прямых потомков тех великих предков. Впервые казахское «Я» озвучено в полную силу, без оглядок на то, что говорят «западные», российские или китайские историки о нас. В книге Халекена мы, наконец-то, заговорили на своем языке, используя свой категориально-понятийный аппарат. Я считаю мощным вкладом Халеке то, что он показал, что у казахов были свои «Джорджи Вашингтоны», то, что он подробно проанализировал учения «Яссы», «Жасак», «Торелик», казахские базовые понятия и категории.

Еще я хотел отметить, что ученый живет тогда, когда его идеи используются. И думаю, пока еще живы аксакалы, нужно создать исторический сайт. Тема электронной газеты будет «Казахи о казахах», рассказывающая о казахах, что они такое сами по себе, как они сами о себе думают, как они себя интерпретируют. По примеру «Википедии», где каждый сам открывает сайт, заполняет пишет статью. Думаю, это будет лучшим продолжением дела, которое начал Халеке.

В заключение хочу сказать: Чингисхан на порядок выше Сталина. Почему? Во-первых, сама империя Чингисхана была больше империй Сталина и Мао вместе взятых. Бжезинский приводит это в своей «Шахматной доске», сравнивая размеры этих империй. Таким образом, самые большие империи создавали тюрки, самый универсальный миропорядок создавали тюрки, а квинтэссенция и символ всего этого – Чингисхан. Вот почему Чингисхан связан с евразийством, вот почему он связан с казахами. Только сейчас, в начале ХХI века, американцы, да, американцы, которые наиболее отдалены от евразийской темы, говорят, что именно Чингисхан заложил основы современного глобального миропорядка. Не древние римляне, не греки это сделали, а Чингисхан.

Также важным является разрешение Мухамет-Халелом споров о происхождении этнонима «казах». Он и об этом четко, обоснованно пишет – кто такой «казах», что это за понятие такое – «казах».
Адольф Арцишевский, главный редактор журнала «Новая Эра», публицист:

«Книга эта – праздник, который всегда теперь с нами. Есть в Восточном Казахстане гора, которая называется Шынгыстау. Недавно мы ездили в те края в экспедицию. В одном месте дорога подходит вплотную к горе, ее вершина царит над всем пространством. На ее склонах находилась ставка Чингисхана. Когда сталкиваешься с легендой воочию, это волнует тебя и как человека, и как художника. И вдруг мы смотрим на эту изумительную книгу, которую нам дочь Халела – Жанар – до поездки вручила. Я увидел сожаление в глазах редактора, а мы тогда проезжали мимо горы Шынгыстау. Я ему говорю: «Давайте притормозим и поднимемся на эту вершину».

Халел… я ему бесконечно благодарен за ту духовную поддержку, которую постоянно ощущал последние 15-20 лет. Вот, к примеру, в 2001 году группа товарищей предложила нам с моим старшим сыном издавать журнал «Новая эра». И у истоков этого журнала стоял Халел, с его идеями, с его энтузиазмом…».
Мурат Калматаев, генерал-майор, НачПО МВД Каз ССР 1983-1987 гг., военный советник СССР в ДРА 1988-1989 гг.,

«У казахов есть пословица: «Если ты поднимаешься на вершину горы, глаза открываются, если общаешься с хорошим человеком, душа открывается». По-моему, эта книга может повторить судьбу книги Олжаса Сулейменова «Аз и Я». Это новая волна в истории – так умело Халел написал в своем труде. Я тоже сокурсник Халела. И эта книга призывает нас к единству казахской нации через новое осмысление нашей истории. Думаю, что и редакторское предисловие – тоже очень большой труд, и не знаю, за это награждают или нет, но я тебе очень благодарен, Ильяс. Многие могут критически оценить эту книгу, но могу с уверенностью сказать, что это – наша истинная история. При жизни мы недостаточно ценили Халела и не думали, что он напишет такой колоссальный труд. Он оставил вам в наследство эту бесценную книгу, которая будет на устах каждого из нас».
ЕВРАЗИЙСКИЙ РЕНЕССАНС

И ЖЕЛЕЗНЫЙ СПЕЦНАЗ ЧИНГИСХАНА

Предисловие редактора
Редактор выражает искреннюю благодарность профессору Александру Николаевичу Гаркавцу за его консультации и ценные замечания

Дорогой Читатель!
Перед Вами – уникальный историкопублицистический труд МухаметХалела Сулейманова «Эра Чингисхана в истории казахской нации» (степная дилогия), состоящий из двух книг, каждая из которых имеет беспрецедентное, революционное по своей сути значение для духовного Возрождения евразийцев после их длительного пребывания в «тюрьме народов», где официальной идеологией были манкуртизм, безбожие и «воинствующий атеизм». Не менее важными, по мнению редактора, представлются также два Приложения к данной книге: 1) собственно «шежіре» трех казахских жузов; 2) реконструированные и переведенные автором на русский язык фрагменты майкыбиевского учения «Жасауізі» («Яссы») с комментариями. Значение этих приложений сложно переоценить. Первое приложение представляет собой реальное генеалогическое древо современных казахов в противовес мифологическим выдумкам и версиям. Второе приложение – это, фактически, Ветхий завет всех тюркских (и не только) народов евразийского субконтинента.

Первая книга этой «степной дилогии» называется емко, но точно: «Оживляя Шежіре». «Шежіре», в переводе с казахского, означает генеалогическое древо, родословную. Живое древо «шежіре» – это не механически вызубренные имена пращуров, а их живая, реальная история в контексте истории всего общества – «эля», всей нации. Ведь знание своей генеалогии, истории своего народа – вот что отличает настоящего духовного аристократа от погрязшего в мещанском быту обывателя. Корнем слова «аристократ», кстати, является понятие «ар-іс» («арыс», ариец): именно так именовали себя испокон веков жители степных просторов Евразии, именно так именовали себя до 1937 года казахи...

Основатель великой монгольской империи Темучин, вошедший в историю с титуломлакабом «Чингисхан», был личностью многогранной, о которой в народе говорят: «Сегіз ;ырлы – бір сырлы» («Восемь граней – одна целостная суть»). Он проявил себя не только как гениальный полководец, но и как государственный деятель, идеолог, философ, знаток истории степных народов, их обычаев, традиций, психологии и морали. Исследованию этих, пока еще малоизученных, граней личности Чингисхана, его философии, идеологии, морали и психологии посвящена вторая книга «степной дилогии» МухаметХалела Сулейманова с характерным философскиобобщающим названием «Торжество евразийского духа». Для любознательного читателя эта книга замечательна тем, что в ней Чингисхан предстает в новой ипостаси – как крупный мыслитель, соавтор историко-философского учения «Яссы», создатель военно-философского учения «Жасак», автор учения о государственном управлении «Торелик» и реформатор учения о праве и морали «Билик». Но не только. Автору удалось вникнуть самому и раскрыть для вдумчивого читателя суть личной трагедии великого кагана и его сына Джучи, тем самым разъяснить настоящую причину смерти первого и тайну гибели второго. Автор с удивительной психологической достоверностью, основываясь на народных преданиях, доказывает беспочвенность бытующих в мещанскообывательской ноосфере мифов, придуманных «казенными историками» средневековья, испытывавших ненависть к степнякам на генном уровне.

Говоря о работе в целом, об обеих книгах в совокупности, следует отметить, что автор совершил некий «прорыв», имеющий революционное значение для современной социальноисторической науки и даже для политики: впервые был раскрыт фудаментальный характер института биев как имманентного внутреннего регулятора кочевого социума, его значение как стабилизирующего и интегрирующего фактора в условиях родоплеменной структуры номадического бытия. На конкретных исторических примерах автор убедительно продемонстрировал ведущую роль биев в создании Великих Евразийских Держав АлпАрысбия (Афрасиаба), по прозванию «Туран», Мадишаньюя, по прозванию «МадиАр», Темучина, по прозванию «Чингисхан». Показательно то, что, оказывется, институт биев существовал тысячи лет, причем не только в виде отдельных личностей, но в виде целых родов и племен, специализировавшихся в роли «академии общественных наук» и «академии права». Более того, впервые в истории науки разъясняется сам принцип разделения по специализации и практическая (позже сакрализованная) суть трехчастной структуры кочевого сообщества – «акарыс», «жанарыс», «бекарыс». Это важно, поскольку, наконецто, позволит неказахскому исследователю, ученому, политику или общественому деятелю, мыслящему в неказахских традициях, мыслеформами неказахского языка (а таковых – подавляющее большинство) понять, откуда взялись три казахских жуза, почему современные казахи до сих пор позиционирут себя как «воины», «творческая интеллигенция», а также «судьи и дипломаты» в зависимости от жузовой принадлежности.

Как удалось автору в действительности «оживить шежіре» и добиться «торжества евразийского духа», разъяснив сущность древнего института биев, которые и были реальными (материальными) носителями этого самого духа? Секрет – в «шежіре» самого автора.

Мать Мухамет-Халела Сулейманова – Кунше (Аякоз) Омарова и «на;ашы», видный деятель Казахстана Ильяс Омаров, – происходили из знатного рода биев, в котором исторические предания, генеалогия как своего рода, так и всего степного сообщества передавались на протяжении многих поколений. Именно знание реальной, а не выдуманной «кабинетными теоретиками» истории позволяло их предку Жазы-бию (в российских хрониках – «Язу Янов») улаживать конфликты между казаками-поселенцами и местными казахами. Более того, зная реальную историю и топонимику, Жазы-бий сумел восстановить древнюю границу между Сибирью, земледельческими районами Оренбуржья и кочевым ареалом казахов, ставшую официальной административной границей. За это российским императором Николаем Первым ему были присвоены титул «Почетный гражданин» и звание «Казачий войсковой старшина» (аналог армейского чина полковника). Кроме того, легендарный бий, на практике используя богатство своих знаний, сумел предотвратить кровопролитное столкновение между войсками своего друга султана Чингиса Валиханова (отца великого Чокана) и воинами его двоюродного брата, султана Кенесары Касымова. Оба брата, ставшие непримиримыми противниками, в равной мере уважали мудрого бия. Жазы-бий, кстати, – родной внук легендарного Акмоллы, получившего этот «ла;аб» от самого Абылай-хана в честь известного в то время татарского миссионера Акмуллы. Акмолла был сподвижником хана Среднего жуза Уали, основателя династии Валихановых. В его честь султан Уали воздвиг белоснежный мазар, вокруг которого вырос форт «Акмолинский». Акмолинской областью эти места именуются по сей день. Мазар давно не существует, но топонимический памятник сохранился. Сын Жазы бия – Беген Жазы-улы (в русских хрониках – «Беген Язуев») – имел чин хорунжего и был доверенным лицом Чингиса Валиханова, улаживая его дела в Омске, Оренбурге, Уфе, Казани. В 1850 году Беген возглавил «киргиз-кайсацкую депутацию» в Санкт-Петербурге. Сына своего Омара он обучил грамоте и поручил ему изложить все устное наследие на бумаге. Хранились эти бесценные рукописи в трех сундуках вместе с императорскими подарками и регалиями предков. В период большевистской «продразверстки» и конфискации, в 1920 году, все это богатство было бесследно и безвозвратно утрачено. Но оно осталось в памяти потомков – Ильяса и Кунше Омаровых, а через них – Мухамет-Халела Сулейманова. Помимо семейных преданий, М.-Х. Сулейманов черпал исторические знания и мудрость у деда и дяди своей жены Масгута Шайкемелева и Батырбека Беремжанова, прямых потомков легендарного Тархана Жаныбека Шакшакулы, у Габита Мусрепова, у Султана Имбергенова, у Бауыржана Момыш-улы и многих других великих казахских аксакалов.
Великая Степь, «Арьянам Вэйджа», «Анажерана» – праматерь современных народов Евразии. Тысячи лет она рожала сыновей, осваивавших необъятные просторы ойкумены, устанавливавших новые династии и формировавших новые этносы. Повзрослевшие дети начинали писать на новом месте свою новую историю, забыв про Мать. «Жены» из покоренных народов ревновали к «свекрови», ласками и комфортом побеждая ее мудрую суровость и аскетизм. Помнят ли немцы, датчане и шведы своих предков – асов-аланов, скифов, покоривших Скандзу во главе с легендарным вождем Вотаном (Одином)? Знают ли жители Пекина, что прадеды их были когдато гуннами, а не «ханьцами»? Много ли в Египте аристократов духа, ведущих родословную от соратников славного Бейбарса? Увлеченные делами «кайын-журта», они потеряли интерес к истории Великой Степи и утратили понимание самой сути кочевого бытия.

Степь не безразмерна и способна прокормить строго определенное количество скота. Отсюда – жесткая детерминированность соотношения площади пастбищ и количества проживающего населения. Поэтому испокон веков, начиная с андроновской эпохи, скотоводческие племена отселяли старших сыновей в сопредельные земли. Скифы-сколоты (кельты, галаты, галлы) заселяли западноевропейские территории без боя, ассимилируя малочисленных аборигенов. Зато скифам-германцам, заселившим Скандинавский полуостров, пересевшим с коней на ладьи и освоившим мореходство, со временем стало тесно. И старшим из них – готам – пришлось возвращаться в причерноморские степи, в Крым. Пробиваться на родину предков пришлось с боями. Отвоевывать место под солнцем – тоже. Другая ситуация была у саков – туранских скифов, а позже у гуннов, тюрков и татар. Преуспевшие в примитивном капитализме, сменившие степные понятия «ар», «а;», «ай» на бизнес-категории, персы и китайцы, время от времени теряя разум от алчности, осуществляли экономический грабеж скотоводов-кочевников. Вводились безумные пошлины, взвинчивались цены, устанавливалось несправедливое меновое соотношение продуции животноводства к зерну, тканям и кузнечно-ремесленным изделиям. Кочевое скотоводство, номадизм, не является самодостаточным способом жизни и воспроизводства, как бы это ни пытались нарисовать розовыми красками ностальгирующие «ура-патриоты». Кочевник-скотовод весьма и весьма зависим от меновой торговли с оседлыми цивилизациями. Поэтому экономический грабеж со стороны последних порождал грабеж вооруженный со стороны первых, поэтому в устных преданиях степняков воспеваются подвиги Алп-Ер-Тунга, легендарного Афрасиаба, а в летописях оседлых соседей его именуют «подлым негодяем Франхрасьяном» («Авеста»).

С той поры и поныне Каин третирует Авеля, культивируя в нем комплекс неполноценности. «Варвар», «нецивилизованный дикарь», «агрессор» – эти эпитеты кочевников-номадов настолько въелись в плоть и кровь всех историков, что даже великий кипчакский бард Мурад Аджи не избежал этого комплекса неполноценности. Вот что он пишет: «Иные сочинители, например из Казахстана, доказывают унылую «концепцию» кочевых цивилизаций... Нелепее трудно придумать. Никаких «кочевых цивилизаций» в Великой Степи у тюрков не было и быть не могло – это взаимоисключающие слова! Монголы были кочевниками, а кипчаки никогда кочевниками не были... и не хотят ими быть даже в сочинениях казахов!». Видимо, не читал Мурадага книг философа, историка А. Дж. Тойнби, который казахстанцем не был, но утвердил правомочность термина «кочевая цивилизация». Что тут скажешь, если сам казах Мухтар Шаханов «пригвоздил» в своей известной поэме своего этнического предка Чингисхана к «позорному столбу» Истории? Комплексовали нас долго и упорно. Результат налицо. Но разве монголы – не братья кипчаков? ;аза;ша айт;анда: «Т;бі бір емес пе?». Откуда это противопоставление? Да, кипчаки из рода «;ста», подарившие человечеству технологию плавки железа, были не номады. По горам, к примеру, не покочуешь, если занимаешься металлургией и кузнечным делом. Но степные «сыр-кипчаки», кочевавшие от гор Каратау до Иртыша, – разве они были горожанами?

«Официальная академическая» история всегда была идеологизирована, а потому полна замалчиваний, инсинуаций, подтасовок и даже откровенной лжи в угоду политической конъюнктуре. История КПСС – не исключение. Современная европейская история, основанная на спекулятивных традициях западноримских идеологем, ничуть не лучше. Если в первом случае лишились истории народы СССР, то во втором – народы Западной и Восточной Европы. По истории КПСС выходило, что казахи «произошли» лишь в 1917 году и только советская власть сделала дикарей-кочевников людьми. По «классической» же истории Европы, аналогично, кельты, германцы, гунны, славяне и прочие «дикари» стали «полноценными людьми» лишь начиная с эпохи Меровингов и только «благодаря» римскому католицизму. Как тут не вспомнить печально известного доктора Геббельса: «Отними у народа историю – и через поколение он превратится в толпу, а еще через поколение им можно управлять, как стадом»... Не случаен тот факт, что именно в эпоху «дикого капитализма» был создан ужасающий образ Чингисхана и получила распространение легенда о «диких кровожадных монголах». На этом этапе исторического развития излишними, «дикими» становились сами понятия чести, совести и достоинства. Для новых правителей мира Чингисхан представлялся преступником уже только тем, что стремился жажду наживы ввести в рамки честной торговли, а властолюбие – в рамки справедливого государственного суда. «Дикий капитализм» не признавал понятий «честь», «совесть», «достоинство», «толерантность» и «гордость», присущих аристократам духа. А поскольку Чингисхан был признанным вождем «арийцев», этих «аристократов духа», то апологеты «дикого капитализма» сделали из его образа всемирное пугало. Проповедники манкуртизма игнорируют тот факт, что во всех войнах, которые вел Чингисхан, его сыновья и внуки, было пролито крови в сотни раз меньше, чем в двух империалистических войнах первой половины ХХ века. «Историки» прямо-таки соревновались в том, чтобы увеличить в сто, в тысячу раз число реальных жертв тех войн, что вели Чингисхан и его потомки. При этом атомная бомбардировка мирных городов и без того уже поверженной Японии как-то меркла в сравнении с этими надуманными «ужасами». Ради приобретения новых колоний и получения сверхприбылей олигархи готовы были превратить в «пушечное мясо» все человечество. Для этого необходимо было превратить народные массы в «быдло», лишенное понятий гордости, чести, совести, справедливости.

На первый взгляд кажется парадоксальным тот факт, что советские историки также приложили немало усилий к очернению личности Чингисхана и извращению реальной его истории. Но если учесть особенности отношения Сталина к исторической личности Чингисхана, то все становится ясным. Во-первых, Сталин, как фанатичный адепт Маркса, принял за аксиому тезис последнего о том, что Чингисхан на 400-500 лет задержал наступление индустриального периода развития на Евразийском пространстве. При этом себя Сталин считал «отцом индустриализации» Советского Союза. Во-вторых, Сталин считал Чингисхана вождем аристократии, а себя – вождем пролетариата. Следовательно, по его мнению, они были «классовыми врагами». В-третьих, Сталин вообще высокомерно относился к менталитету, традициям и обычаям кочевников по той главной для него причине, что у них не было классовой борьбы. Межродовых и межплеменных столкновений было множество, а классовой борьбы не было. Сталин считал их поэтому недозрелыми и недоразвитыми. В-четвертых, принципиальная разница личностей Чингисхана и Сталина состояла в том, что первый был глубоко верующим человеком, а второй был убежденным атеистом. Первый очень терпимо относился ко всем религиям. Второй вообще всякую религию считал «опиумом для народа». В-пятых, Сталина очень раздражал тот исторический факт, что Чингисхан, его сыновья и внуки воевали не числом, а умением. Во всех войнах, которые они вели, татаро-монголы потеряли не более 10 процентов собственной численности. Сталину же, напротив, очень дорого обошлись его победы. В годы Гражданской войны, индустриализации и коллективизации, а затем Великой Отечественной войны советский народ потерял почти половину своего населения. Поэтому сравнение людских потерь говорило явно не в пользу Сталина. В то же время Сталин соглашался с мнением своих «казенных историков», утверждавших, что «если величайшим завоевателем мира домануфактурного периода истории был Чингисхан, то величайшим завоевателем мира постмануфактурного периода явился Сталин». Если иметь в виду территориальные приобретения, то такое мнение является оправданием. Но если учесть людские потери, то сравнение Сталина с Чингисханом является неуместным. Когда же «казенные историки» говорили о «кровожадности» Чингисхана, то они умалчивали одно обстоятельство: число жертв «чингизизма» измеряется десятками тысяч, а число потерь советского народа в период «сталинизма» измеряется десятками миллионов людей. Ни одно завоевание в истории не обходилось без жертв, и величие Чингисхана, как политического и военного стратега заключается прежде всего в том, что он одерживал крупнейшие победы с наименьшими людскими потерями.

Еще более некорректным, более того – абсурдным, является сравнение Чингисхана с Адольфом Шикльгрубером (Гитлером). Абсурдным уже потому, что Чингисхан был Победителем, а Гитлер – неудачником. Да, и тот, и другой были вождями «арийцев». Но смысл в понятие «ариец» ими вкладывался совершенно различный, диаметрально противоположный. Если для Чингисхана понятие «аріс», «ариец», было внутренней, сущностной характеристикой человека, нравственнопсихологической категорией, то для гитлеровских идеологов это понятие носило формальновнешний характер, сводясь лишь к форме черепа и прочим биометрическим показателям. Если Чингисхана отличала предельная толерантность и отсутствие расовых предубеждений, то Гитлер страдал паталогической ксенофобией. Чингисхан и его потомки искали «арийцев» среди китайцев, согдийцев, арабов, евреев, персов и других народов, привлекая их на службу и доверяя высокие посты. Да, монголы уничтожали врага, когда он не сдавался и противостоял им с оружием в руках. Императив «если враг не сдается – его уничтожают» действовал и будет действовать, пока существует армия, институт вооруженных сил, где базовой моральнонравственной категорией является понятие «свойчужой». Но систематическим геноцидом населения, носившим тотальный характер, за «неправильный» разрез глаз или «не тот» цвет кожи, монголы не грешили. Для них критерий «свойчужой» был нравственноэтическим, идейным, а не расовобиологическим. Гитлер же, находясь во власти заблуждений господствовавшей тогда лженауки графа Де Гобино и Чемберлена, доказывавшей превосходство «нордической расы», был законченным расистом. Фашисты уничтожили в концентрационных лагерях миллионы евреев, поляков, русских только за их расовоэтническую принадлежность. Чингисхану и его «арысовцамарийцам» такое не приснилось бы и в кошмарном сне. Именно извращение великого понятия «аріс» («арыс», арийство), подмена его сущности нравственнопсихологической категории расовобиометрическими характеристиками «отцами» европейского нацизма – французом Де Гобино, англичанином Чемберленом, итальянцем Муссолини, австрийцем Шикльгрубером – породило ужасы Освенцима и Бухенвальда. Подмена моральноэтической категории «ариец» этногенетическим определением «арии» (древний этнос евразийской Степи, расселившийся по всему евразийскому материку и положивший начало государству «Ариана» (Иран)) положила начало чудовищной бойне – Второй мировой войне.

Весь цвет казахской интеллигенции был истреблен органами НКВД накануне войны только потому, что фашисты, извратив и дискредитировав священное для степняков понятие, стали называть себя «арийцами». Потому Ахмету Байтурсынову, Миржакупу Дулатову, другим «алашевцам» и было предъявлено обвинение в «националфашизме», что они, следуя древней тысячелетней традиции, тоже именовали себя «арыс». Ведь казахский «эль» «Алашорда» состоит из трех жузов, испокон веков именуемых «Акарыс», «Жанарыс» и «Бекарыс». «Арысовцамиарийцами» именовали достойных соплеменников и российские казаки. Подмена духовнонравственного содержания понятия «ариец», «арийство» расовобиологическими и этногенетическими эрзацклише положило начало идейнодуховной коррозии, завершившейся трагедией ХХ века. Невинная, казалось бы, подмена термина «культура» словом «раса», а этнонима «арий» – определением «ариец» привела к тому, что «культура Ариев» стала «арийской расой», а «аристократ духа» превратился в «белокурую бестию».

Кстати, другому деятелю «Алашорды» Мустафе Чокаю, эмигрировавшему в Европу, удалось убедить гитлеровского идеолога Розенберга в том, что все тюркские народы – потомки Афрасиаба, суть арийцы, после чего он удостоился аудиенции у Гитлера, сумев убедить и его. Так было положено начало «Туркестанскому легиону». Характерно то, что регламент его аудиенции у Розенберга составлял всего пятнадцать минут, но продлился полтора часа, что при немецкой пунктуальности являлось беспрецедентным вопиющим фактом. Думается, что именно этот исторический факт и послужил основой популярного анекдота, в котором захваченного в плен казаха немецкий офицер приказывает немедленно, без допроса, расстрелять, объясняя это тем, что после пятнадцати минут разговора с казахом выяснятся его родственные отношения с фюрером…

Сегодня, к сожалению, касаясь трактовки значимых исторических событий, мы попрежнему сталкиваемся с наследием «сталинской казенщины», с одной стороны, и западнофильства, европейского «культурного шовинизима» – с другой. Пугает и настораживает то, что по сей день отдельными «историками» продолжаются фальсификации понятий «арий» и «ариец», «передергивание» понятий «культура» и «раса», попытки их синонимизации, отождествления и подмены друг другом. Похоже, уроки Второй мировой войны для таких «теоретиков» прошли даром.

При всем том, конец ХХ века ознаменовался торжеством исторической правды. ЮНЕСКО признало Чингисхана «человеком второго тысячелетия» («человеком первого тысячелетия» был назван Иисус Христос). Опубликовано множество книг и научных статей, в которых жизнь и деятельность Чингисхана подвергнуты объективному анализу без попыток демонизации его личности и деяний. В первое десятилетие постсоветского периода отечественной истории (90-е годы ХХ века) казахстанцы наконец-то смогли получить доступ к правдивой информации, освещающей жизнь и деятельность Чингисхана и его потомков. Впервые были опубликованы на русском и казахском языках исследования и исторические материалы, посвященные этой теме, имеющие фундаментальное значение. Падение «железного занавеса», отгораживавшего нас от остального мира, восстановление добрососедских отношений с соседними государствами – Китаем, Ираном, Турцией и казахскими диаспорами этих стран позволило получить бесценные сведения, касающиеся истории кочевых народов Евразии, в частности – эпохи Чингисхана. Так, например, ученымиисториками КНР, этническими казахами, были переведены на казахский язык основные китайские летописные источники, касающиеся отношений с Великой Степью, вплоть до эпохи падения Джунгарской империи. Не менее ценные сведения были получены от казахских исследователей из Ирана и Турции. Такие светила, как Халифа Алтай, турецкий ученый, этнический казах, чей сын АбдулСамет возглавляет Европейское казахское культурное общество, с радостью приветствовали обретение независимости Казахстаном и внесли весомый вклад в казахский духовный Ренессанс.

МухаметХалел Сулейманов в то время работал главным специалистом Военноисторического отдела Министерства обороны Республики Казахстан, изучая закрытые прежде для официальной историографии материалы, касающиеся казахской истории, в частности – материалы по движению «Алашорда», статьи, письма и дневниковые записи ее деятелей Ахмета Байтурсынова, Миржакупа Дулатова, Мустафы Чокая и других. Одновременно с этим он занимался изучением военной психологии и воинских традиций кочевых народов Евразии. Что называется, «по долгу службы» начал изучение вновь опубликованных источников, отечественных и зарубежных, касающихся великих полководцев от шаньюя Модэ до Чингисхана и Тамерлана. Как уже подчеркивалось выше, М.Х. Сулейманов, будучи потомком знаменитого Жазыбия (Язу Янова, в российских хрониках), прекрасно знал духовное наследие биев: казахскую философию, обычное право, традиции и устную историографию. Сопоставляя имеющиеся сведения с данными публикаций, он пришел к мысли о необходимости их компиляции и синтеза, с последующим обобщением. Ведь до сих пор официальная академическая историография и устная народная историология жили сами по себе, в параллельных измерениях, не соприкасаясь друг с другом и не взаимодействуя. Своего рода «толчком» к этому послужили труды Л. Н. Гумилева, Э. ХараДавана, С. С. Уолкера, К. Салгарина, Дж. Уэзерфорда, Утемишахаджи, ряд других исследований и публикаций, а также живое общение с зарубежными коллегами из числа этнических казахов. Так началась работа над этой книгой, длившаяся десять лет и ставшая главным трудом его жизни.

Следует также отметить, что автор параллельно осуществлял и другую работу – литературнопублицистическую, научную и организаторскую. Так, им был осуществлен литературный перевод стихов Ахмета Байтурсынова на русский язык, начата работа по переводу стихов Миржакупа Дулатова, проводились исследования по Мустафе Чокаю, точнее, по логике и аргументам его коллаборацианистской идеи «Туркестанского легиона». Огромную работу М.Х. Сулейманов провел по исследованию духовного наследия Майкыбия, в частности, его историкофилософского учения «Жасауізі» («Яссы»), которое некоторыми историками приписывается Чингисхану. За годы работы над своей «главной» книгой, он одновременно занимался организацией и проведением научнопрактических конференций по военноисторической тематике. Так, при его активном участии были проведены конференции, посвященные великим казахским батырам Шакшакулы Жаныбеку и Бауыржану Момышулы, впервые раскрывшие с достаточной полнотой их духовноинтеллектуальное и героическое наследие. Большую работу он провел по изданию трудов известного государственного и общественного деятеля Ильяса Омарова, а также опубликовал в соавторстве с дочерью Жанар Сулеймановой и философом Андреем Голубевым биографическую книгу «Ильяс Омаров. Жизнь и философия».

Вдохновленный идеей преемственности героических традиций и воинского духа, Мухамет Халел Сулейманов пишет сценарий для пьесы «Честь дороже жизни» (постановка Кустанайского драмтеатра), где главными героями выступили легендарный офицер Великой Отечественной войны Бауыржан Момышулы, легендарный «карамайор» афганской войны, командир спецназа Борис Токенович Керимбаев и кавалер ордена Красной звезды Николай Задорожный, возглавлявший в то время Казахскую республиканскую организацию ветеранов войны в Афганистане. В качестве названия пьесы автор использовал знаменитый чингисхановский императив: «Малым жаныма сада;а, жаным арыма сада;а» («Жизнь дороже богатства, честь дороже жизни»). Вообще, необходимо отметить, что именно личное живое общение с Момышулы и Керимбаевым, а также с другими ветеранами Отечественной и афганской войн, позволили автору этой книги глубоко понять и прочувствовать психологию, образ мыслей, логику Чингисхана в силу преемственности тысячелетних воинских традиций и неизменности субстанции, формирующей феномены «боевого духа» и «боевого братства». Эту субстанцию Чингисхан называл «аріс» – «благородная сущность», «аристократизм духа», «дело чести и достоинства». Таким же образом он называл людей, обладающих этими качествами. «Секрет» непобедимости «вечных воинов» Чингисхана М.Х. Сулейманов объяснял весьма доходчиво, на образном живом примере. Если живо представить себе, говорил он, что армия состоит вся сплошь из бывалых закаленных десантников и спецназовцев, прошедших Афганистан, Чечню и другие «горячие точки», которыми командуют такие легендарные офицеры как «карамайор» Керимбаев (командир знаменитого «капчагайского» спецназа, воевавший силами одного батальона против всей армии Ахмадшаха Масуда в Пандшерском ущелье Афганистана), то тогда только станет ясно, что реально представляли собой и как воевали монголы, почему противостоять им «обычные» войска других государств не могли в принципе... Тогда становится объяснимым «чудо», которое совершили тумены под командованием Джебе и Субедэя, пройдя в погоне за Хорезмшахом Мухаммедом тысячи километров, покорив по ходу, «между делом» десятки стран и народов. Действительно, история человечества не знала ранее и не знает поныне подобных чудес героизма и воинской доблести, которым явился этот беспримерный автономный рейд, потрясающий воображение маршбросок железного спецназа Чингисхана.

Сулейманов Мухамет-Халел начал сбор и анализ материалов для будущей «степной дилогии» в конце девяностых годов прошлого столетия, как уже отмечалось, работая в Военноисторическом отделе Министерства обороны Казахстана. Напряженный труд требовал предельной концентрации всего интеллекта, поскольку автор старался по возможности осуществить то, что в течение многих десятилетий не могли или не хотели сделать «академические» историки. Ему удалось свести воедино данные летописных хроник с народным эпосом, устным наследием биев, перевести непривычные казахскому слуху имена и названия в китайских и персидских транскрипциях на современный казахский язык и доказать культурно-генетическую преемственность ариев, скифов, гуннов, сяньбийцев, тюрков, кипчаков, монголов и современных казахов. Немалую роль в проделанной автором титанической работе сыграли и его физико-математичекий интеллект, навыки анализа пространственно-временных состояний атомных и молекулярных решеток кристаллов. Только мощный, тренированный ум был в состоянии усвоить, проанализировать и сопоставить данные из сотен письменных и устных источников, отделяя «зерна от плевел» и находя функциональные закономерности. Только «незамыленный» глаз неангажированного исследователя мог узреть то, что предшественники не видели в упор.

Знание образно-символического языка биев позволило автору расшифровать многие термины, определения, топонимы, эпонимы и этнонимы, над которыми все предшествующие поколения исследователей, похоже, зачастую глубоко не задумывались, соглашаясь с их персидской либо китайской транскрипцией. В самом деле, читая в китайских хрониках про непонятных «цинь-ша» и какомто «Эдала», непосвященный в тонкости китайской фонетики человек вряд ли поймет, что речь идет о племени «;ыпша;» и городе «Отырар». Зарубежные, советские и даже некоторые казахстанские историки, не знающие древней традиции степняков присваивать вождям «ла;аб ат», в толк не возьмут, почему Бодончар и Монгол – одно лицо, почему один народ именуется то «;аза;», то «Алаш»? При чтении же персидских и арабских хроник вообще складывается впечатление, что жизнь протекала лишь на окраинах Великой Степи – там, где построены города и проходили караванные пути. Гигантский котел евразийской Степи тысячелетиями бурлил, кипел и выплескивал «наружу» племена, покорявшие ближних и дальних соседей, устанавливавших новые династии и формировавших новые государства, при этом оставаясь для всех «terra incognita». Что происходило в самом же сердце – на просторах Сары-Арки, в долинах Жетысу, предгорьях Каратау, на Каспийском прибрежье, в Приаралье и Прииртышье – не поведает ни одна летопись. Это можно было понять лишь обратившись к богатству устной народной истории, песням, легендам, дастанам и преданиям великих биев. Не было у казахов письменной историографии, но есть богатейшая устная историология.
Но не только этим замечателен труд М.-Х. Сулейманова. При относительно небольшом физическом объеме эта книга поражает своей колоссальной информативностью, фундаментальностью излагаемого материала. Фактически в ней содержатся темы как минимум для десятка диссертационных исследовательских работ: «Когда сформировалось первое казахское государство?», «Что общего между российскими, украинскими казаками и казахами?», «Этимология и генезис этнонимов «татар», «чуваш», «башкорт», «Категориально-понятийный аппарат кочевых этносов и значение понятий «;» («;ы»), «іс», «;;т», «к;й», «;т», «;й» и ряда других в жизни кочевого социума», «Понятия «ар-іс» и «арсіз» как базовые психологические категории в системе государственного менеджмента Монгольской империи», «Критериальное значение категорий «ар-іс» и «арсіз» при подборе и расстановке кадров как залог успеха государственного строительства» и т.д., и т.п. Еще одно бесспорное достоинство этой книги: при всей серьезности своего содержания она читается, как захватывающий роман, где вместо сухих имен и цифр предстают живые, очеловеченные автором образы великих праотцов казахского «эля».

Автор книги, вслед за замечательным казахстанским ученым Вениамином Юдиным, доказывает, что «чингизизм» следует воспринимать как целостную философскую доктрину, идеологическисистемное и рационально-целевое учение. В самом деле, Чингисхан, подобно Моисею, стремился навечно обеспечить приоритет духовно-ценностного рационализма над материально-целевым рационализмом. При этом он прекрасно понимал, что достичь этой цели невозможно без применения силы. Но силу, как он постоянно подчеркивал, следовало применять справедливо. Понятие «справедливость», будучи интуитивным диалектиком, Чингисхан не отделял от понятий «правопорядок» и «народ»: «А; найзаны; ;шымен, а; билікті; к;шімен ел болуды ойла;дар» («Праведно используя острие пики и силу власти, стремитесь обеспечить существование нации как единой целостности – «эля»). Лично сам он всю свою сознательную жизнь следовал этому девизу и требовал того же от своих потомков. При этом ему и в голову не могло прийти, что в Истории, как доказал семьсот лет спустя немецкий философ Гегель, побеждают зло, алчность и властолюбие...

Впервые в истории исследований, посвященных Чингисхану, Сулейманов М.Х. показал выдающуюся роль «степного Аристотеля», великого бия Майкы в деле формирования казахской нации. В самом деле, если проводить аналогию между Чингисханом и Александром Македонским, то роль Аристотеля при Александре исполнял Майкыбий при Чингисхане. Он был не просто «чингисхановским нояном» и старшиной рода. Вместе со своим отцом, легендарным Уйсуном Тобебием, именем которого обобщенно называют всех казахов Старшего жуза, Майкыбий теоретически разработал и практически внедрил духовноидейную основу для объединения кочевников Великой Степи в единую сверхдержаву, наследниками которой являлись Российская Империя и Советский Союз. Сейчас эта объединительная идея называется «евразийской». Именно Майкыбий, совместно с биями Алшыном и Кунаном, помог старшему сыну Чингисхана Джучи объединить прямых предков современных казахов в единый народ «Алаш», результатом чего явилось появление на исторической арене протоказахского государства «Алашорда», ставшего в конце ХХ века суверенной Республикой Казахстан. Кроме того, современный казахский литературнофилософский язык был восемь веков назад создан синтетическим путем, по поручению Чингисхана, именно Майкыбием. Таким образом автору удалось убедительно доказать, что в основе казахской этнической общности лежит фундамент, заложенный великим чингисхановским советником и соратником по имени «Май;ы би» и что он является аруахом для всех казахов, наряду с другими великими деятелями. Помнить об этом – священный долг каждого, не выродившегося в манкурта, потомка «вечных воинов», «арысовцев» Чингисхана.

Верить в Бога – «Алла-Т;;ірі», беречь Мать-природу – «;май», почитать аруахов, уважать старших, блюсти традиции в питании и общении, подчиняться дисциплине, порядку, но быть при этом свободным духом «арісі», арысовцемарийцем – вот что значит быть казахом. В этом и заключается суть казахской национальной идеи. Напоминание об этом – великая заслуга ученого, писателя и патриота МухаметХалела Сулейманова...
Мой отец, автор этой книги Сулейманов Мухамет-Халел Толеубайулы, ушел из жизни, поставив последнюю точку в рукописи своей «степной дилогии». Он не дожил всего 100 дней до ее публикации. Солдат науки, он честно, до последнего вздоха сражался на интеллектуальном фронте, обороняя духовное здоровье нации от невежества, лжи, фальсификации и манкуртизма. Творческое наследие его огромно. Вся жизнь его – гражданский подвиг. Рассказ о его беззаветном служении семье, обществу и стране – отдельная книга, которая обязательно будет написана. Но главным бриллиантом в сокровищнице Великого Бессребреника, коим был мой отец, является именно этот труд – квинтэссенция академических знаний и народной мудрости, труд длиною в жизнь. Эта книга – бесценный, уникальный дар, оставленный им в наследство всем Аристократам Духа, потомкам кентавров, наследникам Великой Степи. И да будет вечной светлая людская память о нем! Аминь.

доктор философских наук Ильяс Сулейманов
P.S. Далее, в авторском тексте, в скобках даны номера примечаний и комментариев редактора, помещенных в конце книги.

P.P.S. Названия племен и родоплеменных объединений в казахском варианте выделены кавычками. Принципиальным моментом является их написание с заглавной буквы, аналогично написанию названий государств-княжеств, поскольку в те века они фактически таковыми и являлись.

P.P.S.S.Выделение отдельных текстовых фрагментов, наиболее важных с точки зрения редактора, является редакторской инициативой.

Для тюрко-монгольских народов, оказавшихся в сфере влияния чингизизма, история со времен Чингисхана – это история «новой эры», а история до Чингисхана – история до «новой эры». Эпоха Чингисхана для них стала точкой временного отсчета, т. е. тем, чем и является эра.

В.П. Юдин. «Орды: белая, синяя, серая, золотая…» (Комментарий к книге Утемиша-хаджи «Чингиз-наме»)

Предисловие автора

Родоначальник казахского Старшего жуза «;йсін-Т;бе-би» имел четырех сыновей, которых звали «;ойілдір», «;о;ам», «Май;ы» и «М;креіл». В устной народной памяти казахов самым прославленным осталось имя «Май;ы би», которое на протяжении 800 лет свято хранится в благодарной памяти народа. Майкы был младшим сыном Тобебия. Он родился на 2 года раньше Чингисхана. До семилетнего возраста проходил воспитание у своего деда «Кейікі би». Затем 5 лет учился ораторскому мастерству у тестя Чингисхана (отца «Б;рте», первой жены кагана), которого прозвали «;дай-шешен». В «Сокровенном сказании» это прозвание (лакаб) указано как «Дай-сэчен», а также называли его «Кейінгі ;о;ырат» или «Екінші ;о;ырат» (Конырат Второй). «Шешен» – это оратор-мудрец. Смысл имени «;дай-шешен» означает «Непобедимый оратор, каждое слово которого является точным и поражает как яд». Удай-шешен говорил: «Аттан ;;ла;ан т;рады, с;зден ;;ла;ан т;рмайды». В переводе это означает: «Сбитый с седла поднимется, сраженный словом не поднимется никогда». Одиннадцатилетний Майкы подружился с девятилетним Чингисханом, которого в то время звали «Теміршын», в доме Удай-шешена. Майкы называл тогда Темиршына «Шынтемір», т.е. «Истинно стальной». В 15 лет Майкы был признан бием (общественным судьей-арбитром). В истории тюрко-монголов никто никогда не выбирал биев и не назначал. Бии признавались обществом или не признавались. Стоило лишиться общественного признания, и бий переставал быть судьей-арбитром. Это касалось и таких высокочтимых в обществе званий, как «ду» и «бу». «Ду» – это оратор-языкотворец, обогатитель категориально-понятийного аппарата устной философии евразийских кочевников. «Бу» – это «бий над биями», «арбитр над арбитрами» или главный судья в обществе. В качестве «ду» или «бу» признание со стороны всего общества получали личности, которые вначале были признаны в узком элитарном кругу верховных биев. В книге Койшыгары Салгарина «Хандар кестесі» («Летописные сведения о ханах») указано, что первый тюркский каган в древнекитайских летописях именуется «Тумынь», а в древнетюркских письменных источниках – «Бумын». По устным преданиям казахов, он уже в 12 лет был был признан одновременно и в качестве «ду», и в качестве «бу». Поэтому он имел полное право называть себя «Думын-Бумын».

Майкыбий получил признание как одаренный от природы языкотворец «ду» в 17 лет, и его часто называли «Май;ы-ду». Поэтому в «Сокровенном сказании монголов» при перечислении имен 95 ноянов Чингисхана он указан как «Мэгэду». Имя «Май;ы-би» в китайских летописях указывается также и как «Мохоба», и как «Мохэду», и как «Мэгэду».

Как гласят казахские предания биев, весной 1206 года Чингисхан поручил Майкыбию создать новый лаконичный образный язык для нового устного учения «Билік» о праве и морали. Майкы блестяще справился с заданием Чингисхана. В конце 1208 года все бии признали беспрецедентно метким, афористически емким и многогранным язык «Май;ыби», в котором каждое слово было наполнено глубоким философским смыслом. В течение почти семи веков этот язык оставался элитарным языком казахских биев и назывался «билерді; ;ызыл тілі» («красноречивый язык биев»). Во второй половине 19 века Абай первым использовал образный язык Майкыбия для народной поэзии и достиг непревзойденных вершин как в философской, так и в лирической поэзии. В 20 веке этих же вершин достиг Ахмет Байтурсынов. И Абай Кунанбаев, и Ахмет Байтурсынов не уставали повторять крылатую народную поговорку: «Т;гел с;зді; т;бі бір, т;б атасы Май;ы би» (все слова произрастают из одной корневой системы, которую создал Майкыбий). Абай подчеркивал, что каждое слово Майкы является 90-гранным. Правильное понимание и адекватное восприятие его слов и выражений возможно лишь в контексте. Именно в сочетании с другими словами в предложении высвечивается новая грань одного и того же слова. Ведь язык Майкы является «;ызыл тілі», т.е. красочным, художественно-образным. Вместе с тем каждое слово содержит глубоко содержательный символический смысл. Среди евразийских кочевников никто не достигал тех вершин языкотворческого и ораторского мастерства, которые покорил Майкыбий. Поэтому его называют «биді; биі» («бий над биями»), «дуды; дуы» («языкотворец, превзошедший всех языкотворцев»), «буды; буы» («генеральный арбитр над всеми верховными арбитрами»).

Чингисхан не случайно поручил именно Майкыбию создать новый образный язык на основе языков народов Великой Степи. В те времена только он был способен создать новый категориально-понятийный аппарат нового мышления. Сам каган был признанным оратором и автором блестящих афоризмов, облеченных в стихотворную форму. Этот факт неоднократно подчеркивался в исторических произведениях, посвященных жизнедеятельности Чингисхана. Понимание значения меткого, образно-точного, емкого и содержательного языка для устной философской системы заставило Чингисхана обратиться к Майкыбию. И он не ошибся, ведь новый язык мудрецов-биев, созданный Майкы на основе синтеза базовых, древних, но разнозвучащих понятий, придал новое дыхание традиционному мышлению и культуре потомков ариев, скифов, гуннов и тюрков.

Именно язык Майкыбия использовался мною при прочтении имен, этнонимов, топонимов и других наименований. Предания своих предков – биев, духовных наследников Майкыбия я использовал, сопоставляя их с переведенными письменными китайскими, персидскими и другими источниками. Также большую роль сыграли знания и сам образ мышления, способ восприятия словесных образов, которые мне привили моя мать Кунше Омарова, внучка Жазыбия, мой нагашы (дядя по матери) Ильяс Омаров, дед моей супруги Умутжан, правнук легендарного Тархана Жаныбека Масгут Шайкемелев, а также такие уважаемые в народе личности, как Габит Мусрепов, Батырбек Беремжанов, Султан Имбергенов и Бауыржан Момыш-улы. Ведь образный, символически-содержательный язык мудрецов-биев не терпит буквального восприятия и подстрочного перевода. Так, к примеру, легенду о происхождении тюрков, где говорится о мальчике, которому враги отрубили руки и ноги и которого впоследствии подобрала и взрастила волчица, ни в коем случае нельзя понимать буквально. На языке биев этот сюжет означает, что племя, которое было разгромлено противником, взрослого вождя которого убили, потерявшее в битве всех воинов («;ол»), оставшееся без работников («ая;»), было возглавлено женщиной с сильным, «волчьим» характером. Аналогично следует воспринимать и русские народные сказки, где персонажи, вопреки псевдонаучным дефинициям ряда советских историков, являются не абстрактными вымышленными персонажами, а конкретными исторически-собирательными образами. Гуси-лебеди, забирающие Иванушку, – это вполне реальные племена «;аз-а;» и «;у-м;;гі» (куманы); Кощей – это традиционное имя у степняков, означающее «Кочевник»; Серый Волк, помогающий Ивану-царевичу и катающий его на себе верхом, – это образ тюркского хана «Б;рі», предоставившего русскому побратиму-анттасу коней и дружину для похода в Византию за Еленой Премудрой, и так далее… То есть для расшифровки образов и символов народных преданий просто нужен определенный ключ – ключ, который позволяет открыть истинную сокровищницу мудрости и кладезь исторических знаний. Таким ключом и является философский, образно-иносказательный язык биев, созданный Майкы. На протяжении восьми веков язык Майкыбия объединяет казахов, и было бы справедливым отметить в 2008 году восьмисотлетие с момента образования казахского литературнофилософского языка.

Не менее важным для пытливых умов, изучающих историю степных народов Евразии, является понимание значения «шежіре» – генеалогического древа, как персонального, так и родового. В отличие от сегодняшней информационной перегруженности, когда террабайты «информационного мусора» выплескиваются на голову жителей городов, «информационная экология» Великой Степи в доиндустриальную эпоху была иной – здоровой и незагаженной. Память людская была свободна и открыта для неискаженного восприятия великих исторических истин и фактов. Да, степняки не знали имен кинозвезд, но перечисляли имена всех Героев Степи. Они не знали подробностей интимной жизни эстрадных кумиров, но они гордились деяниями своих пращуров. Рядовые кочевники знали историю предков, включая «на;ашы-ата» (предки по материнской линии) и «;айын-ж;рт» (родственники жены), до седьмого колена, а бии – до Адама и Евы. Молясь Всевышнему за души своих предков, они получали покровительство аруахов в моменты смертельной опасности. Не потому ли Степь всегда побеждала Город?

Аксакалы рассказывали о событиях тысячелетней давности как о дне вчерашнем – с живыми подробностями, захватывающими образами, пробирающими до глубин души назиданиями и изречениями. Это и было настоящим «шежіре», живым и раскидистым генеалогическим древом, под сенью которого взросло пятьсот поколений степных потомков пророка Ноя («Н;;-пай;амбар»).

Город побеждает Степь. Суета одолевает Гармонию. Информированность сменяет Знание. Древо «Шежіре», подрубленное, увядает. Теряя жизненные соки, опадает листвой, превращаясь в высохшие таблицы статистических данных. Чтобы оживить это Великое древо памяти предков, надо вновь напоить его живительной влагой народных преданий, причем следует делать это от самых корней. Надо также вспомнить не только имена Основателей рода, но и их заслуги. Тогда сухие ветви вновь зацветут, а Герои – воскреснут. Ведь человеческая память воскрешает достойных не только по их именам, но и по их деяниям. Деяния же их хранятся в памяти народной, в устных сказаниях, песнях и легендах.


Книга первая

ОЖИВЛЯЯ «ШЕЖІРЕ»

«Именно представители сословия торе заложили основы Казахского государства. Высшее сословие в казахском обществе представляли султаны, то есть потомки Чингисхана – чингизиды. Они были самой влиятельной силой в казахском обществе».
Н. А. Назарбаев. «В потоке истории»

Чингисхан – тюрок или монгол?

Вопрос, вынесенный в заголовок, не корректен по сути и носит спекулятивный характер (1). С таким же успехом можно спросить: «Сталин был грузином или советским коммунистом?» Но вопрос этот, тем не менее, существует в умах обывателей, далеких от исторической науки, и даже – в трудах некоторых «профессиональных» историков, а потому требует внятного и точного ответа. Но для этого следует понять, что означает само слово «монгол».

«Монгол» – идея, лозунг, эпоним, этноним.

Вплоть до начала советского периода в отечественной истории казахи никогда не произносили вслух имя Чингисхана. При необходимости, например при ведении бесед на исторические темы, если речь заходила о Чингисхане, говорили: «Ха;-хан». Понятие «ха;-хан» означает «судьбой, роком ниспосланный хан». Ни на одном другом языке, кроме языка Майкыбия, невозможно написать «ха;-хан». Русские историки пишут «каган», а китайские – «ха-хан». В обоих случаях значение этого слова передается как «император». Тюрко-монголы, выбирая хана, наделяли его обязанностями и полномочиями «отца-покровителя эля (народа)». Признавая того или иного хана в качестве кагана, тюрко-монголы признавали его одновременно в качестве «отца элей (народов)». Чингисхан мечтал объединить всех потомков ариев, скифов, гуннов и тюрков. Все они подходили под определение «м;;гі-;ол» («вечное воинство, вечная рать, вечное военное братство»). На древнетюркском языке понятие «м;;гі-;ол» звучало как «мэнг-гол». Оно легло в основу этнонима «монгол». Сущность этого понятия точно передана в книге Эренджена Хара-Давана «Чингис-хан как полководец и его наследие». Вот что он пишет, ссылаясь на рукопись французского подполковника Рэнка «Паназиатизм в 13 веке при Чингис-хане и его полководцах»: «По характеристике подполковника Рэнка, все эти степные народы были суровой расой всадников и воинов. Отдельные люди и образованные из нескольких людей группы живут только для войны; семейные связи уступают первенство военному братству. У них нет укрепленных городов, но составляются воинственные, вечно кочующие дружины…Это раса, состоящая исключительно из воинов, несравненных и никем непревзойденных».

Эта цитата подполковника Рэнка достаточно полно передает значение древнетюркского понятия, идеологемы, концептуального основания для особого образа жизни - «монгол» (казахского – «м;;гі-;ол»). Это понятие, позже ставшее этнонимом и топонимом, изначально представляло собой идеологическую доктрину «вечного воинства», или, говоря словами Льва Гумилева, «народа-войска». Оно являлось неким императивом, диктующим образ жизни, альтернативный мирному скотоводству. По сути, идея «м;;гі-;ол» (монгол) была диалектической противоположностью идее «;аз-а;» (казак) (2).

Как по «Сокровенному сказанию монголов», так и по устным народным преданиям казахов прозвище ««М;;гі-;ол» или «Монгол» имел десятый предок Чингисхана по отцовской линии «Б;тін-шора» («Целостно-величественный») (3). Это прозвище он получил по счастливому стечению обстоятельств. Казахи говорят о нем: «Басына ба;ыт ;;сы ;он;ан», т.е. «Птица счастья села ему на голову». «Б;тін-шору» признало своим бием древнее племя «Жетіру Алшын-ут». В «Сокровенном сказании» это имя названо «Чжарчи-ут». В те времена слово «ут» выражало одновременно такие понятия, как «очаг», «семья», «родовая община» и «племя». Племя «Жетіру-Алшын-ут» имело уран (боевой клич) «М;нгі-кол». «Б;тін-шора» знал историю происхождения этого понятия, о которой подробно будет написано ниже.

Начиная с «Б;тін-шора», идея «м;;гі-;ол» постепенно завоевывала умы и сердца в тюрко-монгольской среде и, по прошествии почти двухсот лет, усилиями Чингисхана преобразовалась в философскую доктрину «чингизизм».

Сегодня название «монгол» сохранил за собой только лишь братский монгольский народ. В точном соответствии с заветами Чингисхана он начал свою родословную с «Б;тін-шора». При создании новых улусов – автономных государственных образований, названных ордами и руководимых ханами, Чингисхан оставил за собой орду, которую, по словам Майкыбия, назвал «;ара ша;ыра; орда» (4). Он объявил, что лично, сам является одновременно и каганом всех тюрко-монголов, и ханом Коренной орды. Назначив в 1206 году ханом Синей орды Жошы (Джучи), ханом Белой орды – Жагатая (Чагатая), а себя –ханом Коренной орды, Чингисхан заявил, что своего третьего сына от Борте по имени «;йгітай» (Угэдэй) назначит наследным правителем всего каганата, а младшего, четвертого сына от Борте, звавшегося «Т;ле» (Толуй), – наследственным ханом Коренной орды. Эта орда позже получила название «Монгольский улус» или «Монгольская орда». Таким образом, по воле самого Чингисхана ни один улус, кроме Монгольского, не имеет права называть его своим ханом.

Что касается казахов, то, признавая Чингисхана в качестве «ха;-хана», они традиционно считают своим ханом Жошы, которого прозвали «Алаш-хан», т.е. «Хан всех казахов». Испокон веков казахи называют себя народом «Алаш».

Всю ту часть населения, которую он оставил в Монголии, Чингисхан назвал словом «;алма;», т.е. «Остающиеся». Основную часть этого населения составило крупное племя «Ойрат» и менее многочисленные племена «Бурят», «Чорос» и «Тайшы-ут».

Изначально в истории Великой Степи древнетюркское понятие «монгол» имело идейно-концептуальное содержание и форму государственно-политической доктрины. Сам же Чингисхан по происхождению, по генам и воспитанию был тюрком, но по убеждениям, по идеологии – монголом, о чем пойдет речь ниже.