Март

Белый длинный кабинет с новыми стенами. За столом сидит врач и смотрит нашу карту.
В окно ярко светит солнце, пробиваясь через голые ветви деревьев. «А ведь уже весна», - думаю я, - «Потом настанет лето и мы с ней уедем в деревню. Будем сидеть в тенёчке и попивать чай»
 - А у Вас четвёртая стадия, - говорит врач
 - Мы знаем,- отвечаю я. Он начинает перебирать карту, что-то там рассматривая. Я смотрю на маму, она сильно переживает. Смотрит то на врача, то на меня, то в пол.
 - Дак Вы нам поможете?
 - Да, да, - отвечает он. Поворачивается к маме и говорит, - Подождите за дверью, я всё обсужу с ней. Мама уходит, а он опять изучает карту.
 - Она умрёт, - говорит он.
В мои глаза словно кто-то бросил горсть песка. Хочется плакать. Я злюсь.
 - Вот смотрите, - продолжает он и достаёт рисунок. Начинает водить ручкой и пояснять.
 - Я это знаю, - Пытаюсь прервать его я. Он не рассказывает мне ничего нового. За последние несколько месяцев, в больницах, я провожу от четырех до пяти дней в неделю. Меня знают в лицо. А по данному заболеванию я уже могла бы написать доклад.
 - Вы нам поможете? - повторяю я свой вопрос.
 - Нет, уже слишком поздно. Где Вы были раньше?
«Раньше?! Раньше?!» - думаю я. Раньше я бегала от кабинета к кабинету и тормошила всех подряд. Выпрашивала. Уговаривала. Молила. И почти все, как один, повторяли: «Она отжила своё» Тоже мне, вершители судеб. И чтобы попасть сюда, я теребила знакомых, которые тормошили кого-то ещё, и по длинной цепочке, мы прорвались сначала к другому врачу, который перенаправил к этому.
 - Вот смотрите, - продолжает он и опять достает туже картинку. «Сдался же ему этот рисунок!»
 - А если сделать операцию?, - опять прерываю его я.
 - Не поможет, слишком большая часть заражена
 - А если трансплантацию?
 - Тоже не выйдет. Я не возьмусь.
 - А кто возьмётся?
 - Никто! Уже слишком поздно. Она умрёт. Уже недолго осталось. Скажите ей сами.
 - Ну может возьмётесь?
 - Нет! Сказал же, уже слишком поздно. Где Вы были раньше?!
Кроме рези в глазах, появился туман в голове. Такой белый и вязкий. Хочется на пару минут стать Халком и разгромить его кабинет в щепки. Разорвать в клочья, этот дурацкий рисунок и убежать через окно.
 «Не смей реветь!»,- повторяю я себе и встаю.
 Впереди было десять шагов. Десять. За дверью сидит мама, мой самый дорогой и родной человек. Десять самых длинных шагов в моей жизни. Надо как-то их пройти. Мне безумно страшно и ноги такие тяжёлые.
Один. Два. Три. Четыре. Пять..

Она сидит в темноте, на кресле. Свет не включает, чтобы никого не разбудить. Часы тикают громко-громко, крадя у неё последние минуты, часы и дни.
Она теперь мало спит, то ли не может, то ли жалеет тратить на сон своё последнее время.
Ей страшно, но она не осмеливается закричать и разбудить других. Никто не спасёт её.
Она думает о том, что будет после? Весь этот безумный мир, будет существовать и без неё. Ведь существовал же и раньше. Она переживает за детей, мужа, собаку. Она переживает, что так бездарно тратила своё время. Ей страшно.
Резкая боль в правом боку отвлекает её от размышлений. Из глаз вырываются слёзы. Ей больно. Она всхлипывает тихо-тихо, чтобы никого не разбудить. И начинает молится. Она просит у Бога за всех своих близких и за себя. Она просит у Бога прощения. Ей страшно. Она сидит в темноте, на кресле. Часы тикают громко-громко забирая у неё драгоценное время.

Не помню почему в морг отправили именно меня. Это было большое пространство с кучей тел, лежащих вдоль и поперёк. «Зачем же они с ними так?!», - подумала я. Патологоанатом, в грязном халате взял меня за локоть и приговаривая:
  - Мы всё сделаем быстро. Вам не стоит здесь быть, - потащил меня через длинный зал.
На полу стояли гробы, в одном из которых лежало тело, совсем отдаленно похожее на мою маму. «Это не она», - подумала я - «Значит она жива! Жива.» Мне стало легко и спокойно. Впервые за несколько дней захотелось спать.
 - Пойдёмте, - сказал врач, всё так же за локоть таща меня к своему столу. Рядом с бумагами лежала окровавленная тряпка и надкусанный бутерброд с колбасой. «Наверное обедал. Прервала», - подумала я.
 - Ну вот и всё, - сказал он, что-то дописывая. Взял в одну руку документы, другой мой локоть и потащил меня к выходу.
Я открыла дверь. На улице было светло. В руках у меня были какие-то бумажки, а в голове чёткое осознание того, что это не моя мама. Значит моя жива. Жива! Сильно захотелось спать.