Монолог в День Святого Валентина

- Мда… Тот ещё Шарапов… Уйди с глаз долой! – зеркальный двойник нервно убелил щетину пеной… –  Бриться в школе не учили? Водка водкой, чувства чувствами, а морда, извиняюсь, тоже участия просит, – двойник не то с угрозой, не то приглашая, взял бритву.

  Чувств?  Чувства… Чувства переполняют…  Который день, который месяц… Откуда места то столько, что до сих пор, они словно каша, не убежали, не пригорели?
Стучит круглосуточно ошарашенное сердце, мысли толкают друг друга в бесконечной гонке, нутро словно вытягивается в неизвестность. Ураган. Так она и есть ураган. Самый настоящий. Самый разрушительный. Полетели что куда, заборы, рамки, границы… И чувства полетели…
Мир разделился. На «до» и «сейчас». На «там» и «здесь». Точно и не жил вовсе.
Перечеркнуло. Как неверное. А может просто, чернила на чистый лист. Опять же, чистый. Чернила…

- Поздравил? – молча и с насмешкой спросили то ли серые, то ли голубые, но насмешливые глаза в зеркале.
- Дурак. С чем поздравлю то? И как? Это же день… взаимный, открытый... И глупый. Люди и так знают, кто их любит. И не надо им дней никаких специальных. А уже тем более от меня. Кто я ей? С чем поздравлю?

«Поздравил»… И вправду, дурацкое слово для этого дня. Чем–чем, а поздравлением валентинки не назовешь. Ну не валентинки, не суть…
Желание и невозможность оказать уже ставшие общепринятыми знаки внимания разрастались в груди противоречивым пушечным ядром, вот–вот, казалось, захрустят ребра, и сердце вырвется на свободу… 

– Идиот ты, батенька,  влюблённый, – щека болезненно подёрнулась. Отражение орудовало станком, словно рубанком, с какой–то мстительностью проводя по уже выбритым участкам снова и снова.
  – Тебе какая печаль?


Влюблённый... Да нет, не влюблённый, не влюбился, нет, полюбил…

- А разница?
- Глупый вопрос. Сходи в библиотеку.

Гнал. Гнал поначалу происходившее, будто надеясь отсидеться в сторонке, обмануть самого себя. Убедиться в том, что чёрное, это обязательно квадратное. Или как там ещё…
Не умеешь врать – не берись.
И не вопросы классики изводят, нет, а некая догматичная невозможность. Волшебность что ли…
Что-что… Что-то надо делать. Да и понятно, что – ждать.

- Эка невидаль, любовь ваша. Нюни распустил, будто вюнош безусый.
- Ваша? А ваша? Нда… Юноша… Невидаль…Только когда тебе не столько, сколько сейчас. А ей именно столько.

Иные скажут, мол, что ты переживаешь, любви все возрасты покорны, и так далее…  Но штампы ставить ума много не требуется. Другие у виска крутят, кто пальцем, кто карандашом, в задумчивости.
Да и при чём тут кто-то? Чужое мнение ничуть не волновало, если сам о нём не осведомлялся. Да одной ложки явно мало расхлебать «кашу», варившуюся, бог знает, по чьему велению.

- Иди ты…  Откройся, и делов–то.
- Ага… Легко тебе так, со стороны. «Откройся». Нравы! Нравы, так их… Мораль…  Неприятность одна… Нельзя сейчас.
- Снова здорово! Мораль? Беспомощное правило толпы. Ты ж толпу вообще за человека не считаешь...
- Плевать на толпу… Шут! Не хуже меня знаешь, что и почему сейчас нельзя.

Чистым! Чистым хочется быть. Без обмана, без кружных маневров. Честным с самим собой. Вот таким и никаким больше. Ждать. Только ждать. Чтобы получить потом по сусалам. Знаешь ведь, что получишь, знаешь…  Или не знаешь… А!… Где наша не пропадала. И там пропадала, и тут, как в песне поётся…

- Что, страдание – второе имя? – взгляд в отражении продолжал издеваться.
- Сарказм? Нет! Бредишь…

Правда! Неужто правду будешь в грех возводить и ныть из-за неё? Снова нет. Вот и жди, как «соловей лета».

- А как же, мол, если есть, что, говори, а то потом поздно будет?
- Тьфу на тебя… Кто сочинял сие, тот пусть и болтает налево и направо. А мне прямо. А время, время есть всегда, просто не к месту оно покуда. Не пришло ещё.
- Так она замуж выйдет или уедет куда, пока ты философствовать будешь…

Замуж… Уедет… Уедет – не проблема, ноги есть, дойду. Замуж… А что, собственно, изменится? Время ожидания? Пусть и навечно. На том свете… Зато чисто.  Как там, нам татарам, что наступать, что отступать – всё равно бежать? А нам ждать.
 
- Храбрец… Нам?
- Да. Тебе, кстати, тоже.
- Да как ждать-то? Ты же эгоист, или забыл?
- Эгоист?

Может, и эгоист… А кто не эгоист?

- Да и что это, «эгоист»? «Я есть?». Вот такой я. Хочешь иного? Делай. Мне не надо.
- А во-вторых?
- Пристал…

Глупо к себе относиться никак. Даже самоубийцы, подозреваю, занимаются своим недолгим ремеслом из любви к себе. 
А тут… Тут целый мир перед тобой… Открылся ли только... Откроется ли… Неужели мимо пройдёшь, неужели, сославшись  на ненаучность, отмахнёшься?  Не затем Жюль Верна в детстве читал. Не затем. Не потому всё время во что-то верю…
Прямая это. А она бесконечна, не все занятия в школе прогуливал.

        - Сам же говоришь, разница большая…
-    Да какая к чёртям «разница»?! Разница, когда вычитают. Где здесь вычитание, если прикипело намертво? И что значит, большая? Чем измерено? Календариками?
- Может, страсть? Всё одно, пройдёт.
- Устал я уже от тебя… Страсть? Ну какая увлеченность? Или ты – не я вовсе? Когда тебя страсти столько разбирали? Ты же Дева…
- Дева… Дева Девой, да врут гороскопы. Тигр! Да и Девы только половина… Льва-то куда списал? Давай, не тушуйся, всё бывает в первый раз…
- Тоже мне, древнего грека включил. Свои слова, что, кончились? Или не начинались ещё?
- Ну, остынь тогда и не ной! – щека снова дёрнулась.

    Не дурнее дурня. Тоже думал: «Остынь, пройдёт». Как?

- Ты забыл, верно. Ответила же она, что  не в восторге.
- Ответила? Я пока и не спрашивал ничего, чтобы мне отвечать. Сказала.

Услышал. И ничего. Да не правильно это. Сама, потому что. За мною первое слово должно быть. Опять же, мораль. Да и не в загадки играем, отгадками кидаться.

  - У… Упрямый…
- Такие вот мы, в понедельник ро'ждённые.

Да и что такое «сказала»? Ничего, собственно, и не сказала, неприятная, мол,  история и баста. Ни да, ни нет. На «да», конечно, мало похоже, но и в другом так себе…   «Некрасив! Стар!» Какие ещё эпитеты я по жизни заслужил? Но нет же…

- Что, так хочешь услышать эпитеты? Хочешь «нет» услышать? Не лучше ль тогда молчать дальше в тряпочку и продолжать рисовать красивые сны?
- Не хочу, скажешь тоже. Кто такое может хотеть? И красивые сны никому не мешают. А молчать, по–твоему, не врать? Не душить себя попытками оттяпать часть души? Не выгнать душу эту на мороз босиком?

Не калитка. Впускать-выпускать. Есть оно. Чувство. Есть. Живёт значит. Не буду я себе врать. Кто дышит, должен понять. Не можно, взять и не дышать. И не кусок хлеба–то сердце, как говорится, в хлебницу до поры сунуть, гренку зажарить или так, на сухарики пустить…
А пока… Пусть... Пусть вспыльчива. Так ведь живая! Живая! А кто не вспыльчивый? Шашкой махнул, и нет головушки. Чего проще? Но недаром утро вечера мудренее… Буду утром. Хотя, куда мне до неё, до звезды предрассветной … 
- Понеслась душа в рай, стихами спотыкаясь… Ты себя-меня вообще видел, «утро»? – не унималось зеркало.
- Тссс… – рука дёрнулась и из–под лезвия бритвы проступила кровь.

Стихи… А что тут поделаешь? Тлеешь, горишь, взрываешься… Кому ещё так откроешься, как не бумаге…
  Только вот исповеди конца нет. Потому как нет начала. Потому что не грех. Не грех это. Люблю. Не отпускает. Не отпустит. Не страсть, и не влюблённость уже. Не придумано, значит. Нет. Вот оно, стучит, клокочет. Спишь – видишь, не спишь – видишь, даже нет её наяву перед глазами. И говоришь, говоришь с ней. Всегда. Постоянно. Как есть, пишу же. Не для того, не потому.

- И чего же ты ждешь всё-таки? – устало спросил «собеседник» сквозь сползавшие по запотевшему зеркалу капли влаги.
- Я с собой, что ли, разговариваю? Неужель не ясно? Жизнь! Не пресную, не придуманную. Каждую секундочку которой чувствуешь, каждый метр. Всё для неё. Всё. Но не «для победы». Игла. Куда она, туда и нить. Туда и я. Какой тут эгоизм…  Другая история…  Жизнь жду… Жизнь…