Стихи из больницы

ПОСЛЕ  НАРКОЗА

Стоят все в белом, источая свет,
Из добрых глаз лучится благодать.
Вот только нимбов почему-то нет
И крыльев тоже вроде не видать.

На этот раз отсрочка, Боже мой!
За то, что я нечаянно живой,
Благодарю хирурга и судьбу –
Когда б не скальпель, гнить бы мне в гробу.


В  БОЛЬНИЦЕ

От болезней и бед отемняются люди печалью:
Ведь бессмертия нет – эта участь пока что для всех.
Ты в смятении злом приклони свою душу к Писанью
И вчитайся в него. И познай, что уныние – грех.

Не тони в омутах пессимизма, тоски, декаданса,
Стойким воином будь, как в бою на последнем краю:
Шанс всегда есть в борьбе. Или хоть одна сотая шанса.
С честью бейся за жизнь чью-то близкую или свою.

То, что здесь тяжело, – не резон в мир иной торопиться.
Веришь, нет ли, ты в рай, интереснее всё-таки тут,
Где улыбки родных, где дороги, созвездья и птицы,
Облака и деревья, отчизна, в которой нас ждут.

Не всегда нужно быть сердцу мудрых в обители плача.
Ты веселье и труд избери себе частью благой,
Чтоб живя заслужить – если уж не выходит иначе –
Свой великий покой под ветлой за последней рекой.


ВЕСЕННЯЯ  ПРИМАНКА

Я твердил, как в бреду, что зима навсегда
С пыткой снегом и холодом лютым.
До ломоты виска затянулась беда,
Как смертельный прыжок с парашютом.

Я бродил наугад бесконечной зимой,
Выходя в квартала на рассвете,
Заключённый в пределах округи изгой, 
Равнодушно рассеянный в нетях.

Отбываючи тут свой пожизненный срок,
Пустыри проверял спозаранок,
Слобожанам худым конкурент и браток
В муке сбора бутылок и банок.

Наобум во дворах куролесил борей,
Где с натугой реальности нищей
Пошлин плоти, мытарств, грабежей и борщей
Под метелью клубились Мытищи.

В толковании грёз бесполезных своих,
Неприкаянный житель предместья,
Я забылся зимой, под снегами затих
С придорожными рощами вместе.

Поделом (так помстилось) мне каждый – судья…
И утопшим колечком в сугробе
В гамме улиц – чуть брезжущий смысл бытия
И в пробеле судьба, как в ознобе.

Под ногами сначала, потом за спиной –
Поутру звон стеклянный бемольный,
Звук стаккато сухой, перестук жестяной.
Смертной стужи провал подневольный.

Но нагрянут апрель, вешний хмель и капель,
И синиц то свирель, то звоночек,
И пойдёт, как всегда, талых вод карусель,
Почек лопанье без проволочек,

Чтобы горькой смолой мокрый тополь запах,
Чтоб, как в жаре горчичников, ветви.
И напомнит опять леденцы на зубах
Придорожный ледок на рассвете.

Карамельный ледок, рафинад-сахарок,
Рассыпные враздрызг тротуары.
И, как прежде – не впрок ни изгойства урок,
Ни копеечный срам стеклотары.

Сладким ветром упьюсь. В белый свет разбегусь,
Захрустев леденцом спозаранку…
И, хоть бит-перебит, но опять попадусь
На весёлую эту приманку.


ГОРОДСКИЕ  ЛАСТОЧКИ

Облаков библейских молоко
Остриями крыльев задевая,
Ласточки возносятся легко –
Городская утренняя стая.

Эвольвента, эволюта, круг,
Звонкая циклоида-цикада,
Тонкий вскрик, почти что ультразвук,
Горлышек воздушных пиццикато.

Я собаку выведу во двор,
Засмотрюсь в заоблачные дали,
К птичьей воле в радостный простор
Поднимусь из омута печали.

Оскудевших будней череду,
Тишину бетонную, немую
Оживлю – как птицы на лету
Оживляют бездну голубую.

Горней грёзы с дольней грязью связь –
Острокрылых ласточек затеи,
Чтобы я, с утратами роднясь,
Не отверг бессмертия психеи.

Ничего на свете не вернуть,
Но в грядущем – трепетно “быть может…”
Жалкий век мой, земнородный путь:
Весь – сюрприз, когда ещё не дожит.

И грехи – ещё не на весах…
И – к зениту взор мой поднимая –
Ласточки мелькают в небесах
Над листвою ветреного мая.