О, возраст осени! Олег Федотов

ГОСТАГАЕВСКАЯ ОСЕНЬ

               
                О, ВОЗРАСТ ОСЕНИ!..
 
       «До тридцати поэтом быть почётно,/ Но срам кромешный после тридцати!» – к такому неутешительному выводу пришёл в своё время Александр Межиров, оговорившись, однако, что олимпиец Гёте умудрился «петь любовь <…> на рубеже восьмидесяти лет». Но это, как говорится, исключение из правила: «А правила без исключенья нет»… Самому Межирову было тогда уже далеко за полвека. Наверное, всё-таки талант не зависит от возраста. Всё дело, как это ни обидно, в роковой предопределённости, заставляющей поэтов проживать свою жизнь на пределе отпущенных человеку природой возможностей, расточительно тратить себя «на разрыв аорты» и «ранить в кровь свои босые души»! Так что, какой уж тут «срам кромешный»: «каждый пишет, как он дышит», а настоящий поэт ещё и пока «он дышит».
       Новый, шестой по счёту поэтический сборник Артура Крестовиковского получил своё имя не только по месту, которое вдохновило автора на создание составивших его пятнадцати текстов, но и потому, что он сам перешёл в соответствующую возрастную категорию – его настиг возраст осени. Сорокалетний рубеж традиционно считается для мужчины критическим. Как он переживается, прекрасно показал в фильме «Полёты во сне и наяву» Олег Янковский. Действительно, легко ли при первом подведении итогов убедиться в том, что большая часть жизни прошла, а достижений не так уж много! Лирический герой Артура Крестовиковского – поэт и одновременно частный человек, приехавший в Гостагай в гости к сыну, жене и её родителям:
 
                Я то проснусь, то засыпаю.
                Мне сорок лет, но надо жить!
                Я сам не знаю, что болтаю.
                Плывут стихи... Куда ж нам плыть?
 
       Вообще склонный к экспериментам автор на сей раз обращается к освоению, казалось бы, чуждой для его прежних опытов манеры позднего Пушкина, к «неслыханной простоте» высокой поэзии, извлекаемой из прозы будничной повседневности. И – как следствие – пушкинские аллюзии мерцают практически в каждом тексте. Такая манера требует исключительной, прямо-таки снайперской точности, как в отборе деталей, так и в выборе слов. Двойная датировка, сопровождающая едва ли не все стихотворения, свидетельствует о кропотливейшей работе, которая потребовалась поэту для того, чтобы довести начатое дело до конца и достигнуть желаемого результата.
       Меньше всего Крестовиковский озабочен глобальными обобщениями, совместив один к одному лирического героя и себя самого как биографическую личность. В качестве сопутствующих лирических героев фигурируют и «божий гром» – сын, и «прекрасная, как суббота, жена», и тесть с тёщей, и даже друзья, которым неплохо было бы собираться в «благословенном Гостагае» хотя бы «раз в год – в начале сентября»… Помимо фиксации немудрёных радостей жизни в приморской станице поэта посещают и серьёзные мысли о Родине, которая «не думает о сыне/ и хочет только есть и спать», и ироническая саморефлексия о собственных «литературных трудах», о нерукотворном памятнике души, который «открыт для всех на обозренье». Оказывается, всё связано со всем: малое – с великим, личное – с общественным, быт – с бытием. Компактный из пятнадцати стихотворений цикл легко представить, при желании, как лирическую поэму.
       Можно ли считать, что Артур Крестовиковский отыскал, наконец, своё неповторимое поэтическое лицо, свой индивидуальный творческий почерк? Думается, едва ли. Скорее всего, он обозначил лишь очередную грань того сложного, многосоставного целого, которое представляет его талант. Следующая книга, наверняка, будет совсем в другом роде, чтобы дополнить спектральную чересполосицу его неустанных художнических поисков.
 
                Олег Федотов
                Доктор филологических наук, профессор МГПИ
                и Высшей педагогической школы в Ченстохове
                (Польша), член-корр. Международной Академии
                наук педагогического образования.