Гадес и Персефона

- Открой дверь, - приторно-спокойный голос не сулил ничего хорошего, резонируя от стен металлическими шариками ртути.
- Проваливай в Тартар! – с той стороны в дверь врезалось что-то тяжелое.
- Не думаю, что папочка будет рад меня видеть, - ироничная усмешка коснулась губ, на мгновение изменяя интонации, - Кора, открой эту чертову дверь!
- Не называй меня так, - взрыв гнева готов был разнести в клочья толстые стены.
- Ты ведешь себя как взбалмошная девчонка, а не владычица подземного мира, - раздражение перекатывалось ядовитыми нотами.
- А ты ведешь себя как последний трус, подчиняясь воли этого напыщенного самодовольного эгоиста, - непонимание и обида вырывались наружу острыми кинжалами.
- Да, ты тоже не в восторге от своего отца. Но не смей называть меня трусом. Мир не должен окончательно погрузиться в разруху. Добровольно или силой нас разлучат. Почему я объясняю тебе очевидные вещи? Персефона, ты не можешь противостоять буре, - усталость паутиной обволакивала сталь решительного голоса.
- Я и есть буря!
Дверь открылась с грохотом, который еще долго звучал эхом в тишине каменных коридоров. Персефона стояла на пороге в неистовой ярости, готовая соперничать хищностью выражения с разозленной гарпией. В почерневших глазах метались дикие огни, норовя вырваться на свободу и принести в этот мир тьмы немного света. Света от взрывов. Слегка закушенная губа, цвета переспевшего граната, растрепанные волосы, словно плащ из лучей кровавого солнца, развевающаяся накидка, будто сотканные тьмой крылья.
- Я и есть буря, - гнев клокотал сухими электрическими разрядами, - И я хочу разнести на кусочки все миры! Ты жалкий трус и предатель! А еще Владыкой его называют!
- Персефона, - угрожающий рык, как удар молота по наковальне.
- Гадес?! – заискивающие нотки в ее голосе только усиливали впечатление назревающей грозы.
- Прекрати эту бессмысленную истерику! Это приказ, - тон все нарастал, разрывая громогласными возгласами привычную липкую тишину.
- Ах, приказ?! Ты ничего не попутал? Я твоя жена, а не подчиненная, - ее голос неуловимо напоминал шелест сухих листьев, терзаемых ветром перед началом бури.
- Любовь моя, - даже Гадес робел перед яростью супруги.
- Любовь? А где была твоя любовь, когда ты отдал меня им? Где была твоя любовь, когда ты согласился разлучаться с супругой на полгода? Где же была твоя страстная любовь, когда ты подписал мне приговор на долгие месяцы розово-цветочной жизни, в объятьях заботливой мамочки, желающей видеть свою дочь утонченной и трепетной нимфой?
- Моя любовь кричала о том, что я могу потерять тебя навсегда. Моя любовь говорила, что лучше полгода вместе с тобой, чем только смотреть издалека, как ты собираешь нарциссы. Моя любовь выбрала мир и тьму, в которой будешь ты. Я был неправ?
- Великолепная свадебная ночь, - тяжелый вздох вырвался с груди, грустью отсвечивая в глазах.
- Если ты перестанешь на меня злиться и положишь на место серп, мы все еще можем исправить, - осторожно шепнул Гадес, обнимая супругу.
- Ненавижу тебя.
- Я тебя тоже люблю, Повелительница.
- Тьма сгущается, - полуулыбка, от которой нервно дрогнуло бы сердце обычного смертного.
- Я и есть Тьма, - горячий выдох по бледной коже.

Его руки властно прижимают к стене изящное тело, срывая с уст мимолетный сдавленный стон. Она может злиться и кричать, устрашать и наказывать, отдавать приказы и быть повелительницей, но она всегда склонится перед его силой, которая сотней иголок проникает под кожу, растекаясь расплавленным металлом желания. Вокруг них оборачивается тьма, веет холод подземного мира, а внутри уже полыхает пожар, раскаляя изнутри божественные тела, покрывая белой дымкой испарины каждый участок оголенной кожи.
Он жадно и страстно покрывает поцелуями желанную супругу, слизывая алую каплю с прокушенной губы. Его сводит с ума смесь призрачного аромата асфодель и сладко-терпкого запаха граната, отдающих легкой горчинкой на языке. Ее пальцы, как острые ножи, впиваются в его спину, тело подается вперед, стук сердец заглушает вечные и вездесущие стенания призрачных душ, которым даже стены дворца не являются преградой. Буря и тьма сливаются в едином порыве, в разрушительной волне экстаза и похоти, что ураганным цунами перекатываются по всему подземному миру, заставляя всколыхнуться даже мертвые воды Стикс.

Жарко-алой страстью горят зерна граната на черном бархате тьмы, хрупко-белой таинственностью разгоняет ночь асфодель, обещая сладостное забвение. Впереди еще много долгих дней темной зимы.