Первое, что я помню

Первое, что я помню, это горячее влажное дыхание на затылке, аккуратно и мощно сжатые зубы, жесткая шерсть и сладковатый запах молока. Я слышу свой собственный сдавленный не то визг, не то вой, и тихое порыкивание, успокаивающее меня на пару с шершавым языком. Тепло и сытно, безопасно под горячим боком, равномерно вздымающимся в такт с дыханием. Меня оберегают. Я засыпаю.

Первое, что я помню в то утро, это отчаянный голодный плач ребенка, что безутешно звал на помощь, до хрипа срывая слабый голосок. Помню резкий, сильно бьющий по носу запах чужих, крошечное тельце, брошенное на произвол судьбы. Сберечь, защитить, опекать! Помню, как в голове проносятся сотни картин, а лапы уверенно несут дитя в логово. Помню, как в мою шерсть рефлекторно цепляются крошечные ручки. Я буду тебя оберегать. Спи спокойно, дочь.

Я помню, как мягкий мох пружинит под лапами, а жесткая трава щекочет нос, заставляя тявкать и чихать. Брат нападает на меня сзади, но я успеваю увернуться и цапнуть его за ухо, пока он ошалело носится вокруг. Помню тонкий голос матери и басовитый рык отца, что возвращаются с охоты, время от времени разбавляя привычные звуки воем. Помню вкус мяса, принесенного матерью и пьянящий аромат крови, когда мои зубы впервые вонзаются в добычу. Оплеухи отца и тысячи синяков и ссадин, когда мы с братом учились охотиться. Помню чувство азарта, погони, охоты, добычи! Как же кружится голова…

Я помню, как она взрослела вместе с моим щенком, такая неуклюжая, слабая и хрупкая. Шли месяцы, а она все еще цеплялась за мою шерсть, не желая отпускать на охоту. Помню как спустя годы, она с очередным братом впервые поймала свою добычу. Помню мимолетный блеск гордости в глазах вожака и кровавое сумасшествие в ее янтарных глазах. Помню, как счастливо и благодарно выла тогда на луну, а она хрипло тявкала, все еще засыпая у меня под боком. Я поддержу тебя, малышка.

Я помню, как в тот день с полуденной полудремы нас вырвал тревожный вой стаи.  Опасность была разлита в воздухе, мускусными нотами забивала дыхание. Помню, как стая пыталась уйти от опасности, как рьяно защищала своих детей от странных существ, которые нас убивали. Я помню ужасный грохот, крики, надрывные крики раненных собратьев, алые пятна крови, расцветающие смертельными метками на дымчатой шерсти. Я помню ужасный запах, от которого кружилась голова, бешено колотилось сердце, когда это существо протянуло ко мне лапы. Я помню свой рык, запутавшийся в голосовых связках, когда меня схватили и связали. Я помню отчаянный вой матери, когда меня уносили с родных мест. Защити меня, мама!

Я помню, как пришли люди, чтобы забрать моего ребенка. Их было слишком много. Я помню, как рвалась к дочери, но псы преградили дорогу и погнали вглубь леса. Я помню хруст веток, что безнадежностью звенел в ушах, отчаянный рык и скулеж. Помню, как заболело сердце, когда веревки опутали хрупкое тельце. Я бежала, бежала по следу, не в силах отбить свое дитя. Летняя гроза разразилась материнскими слезами и грохотом осколков, на которые рассыпается мать, потеряв самое дорогое. Потоки воды заливали глаза, смывали все следы. Я не смогла тебя защитить, милая.

Я помню клетки, в которых жили эти существа, это чувство одиночества, тесноты, удушающие запахи, забивающие любое обоняние. Они ходили ко мне, они смотрели, держали на привязи, как своих собак, которых почему-то называли друзьями. Мы бы никогда не привязали друга, бросая ему объедки от пиршества. Я помню, как меня везли куда-то снова и снова, пыль забивалась в нос, глаза слезились от света, а постоянный шум вызывал страшную головную боль. Я хотела домой, в уютное логово. Я хотела уткнуться носом в жесткую шерсть и вдыхать, вдыхать, вдыхать такие родные и мягкие ароматы. Я помню, как пыталась им объяснить это, как пыталась рассказать, как плакала и скулила, пыталась вырваться, а они тыкали в меня лапами и хохотали. С их глоток вырывались мерзкие звуки, слишком много звуков. Со временем я стала отличать оттенки их голосов, узнавать страшные лица. Я помню, как все реже пыталась докричаться, сказать, чтобы меня отпустили. Почему-то они не убивали меня, только держали в клетке. Мы никогда так не издевались над добычей. Я помню, как каждую ночь безнадежно звала мать, как надеялась услышать позывные своей стаи.
Я слабо помню то, что происходило потом. Я звала и бежала, бежала и звала, но она так и не откликнулась на мой голос. Я чувствовала ее сердцем, но так и не смогла найти. Стая многих потеряла тогда. Вместе со мной ночь разрывали еще многие хриплые голоса, оплакивающие собратьев. Нам пришлось уходить. Сжав пасти, делать шаг за шагом, охотиться и выживать, забираться все дальше и пытаться забыть. Или помнить. Время шло, а боль не утихала.  Даже спустя годы, я все еще звала ее, оказавшись рядом с человеческими поселениями. Звала ту, которая  была мне дочерью, кем бы ни сделала ее природа.

Я помню каждый год, каждый месяц, каждый день этой длительной неволи. Прошло больше десяти лет, а я все еще помню запах ее молока. Меня больше не держат в клетке, но и свободой это не назвать. Они пытались говорить со мной, обучать меня, сделать одной из них. Но я помню вкус крови, запах прелой листвы, а вой все ее рвется с глотки, когда я вижу луну. Я верю, что где-то там она тоже смотрит на безмолвный диск и шлет мне свою любовь. Я верила в это каждый день, каждую минуту, пока однажды не услышала хриплый, слабый вой. Он знакомыми звуками пронзил сердце. Она была рядом! Она нашла меня. Я помню, как зарычала и вскочила, расталкивая всех вокруг, как перемахнула через огромный забор, оставив клочок кожи на память. Я бежала со всех ног, пока не увидела ее, сидящую на окраине леса. Она учуяла меня и подняла голову. Расступившиеся тучи позволили луне осветить ее когда-то мощное тело, что отливало сейчас грязным серебром. Я помню, как она неуверенно тявкнула и поднялась на дрожащие лапы. Помню, как бежала к ней, наконец-то уткнувшись носом в изрядно поредевшую шерсть. Я помню, как мои слезы катились по ее седой шерсти, оставляя дорожки на прибитом пылью меху. Она нашла меня.
Последнее, что я помню, это соленый привкус ее слез на нежном лице. И…умиротворение. Я нашла тебя, дочь!

Я помню, как тихо она умерла. Я помню, как многоголосая стая пела ей последнюю прощальную песнь под сенью древних дубов. Я помню, как поклялась отомстить тем, кто украл у меня самое дорогое – время и семью. Я помню волков, которые заинтересованно принюхивались ко мне, едва слышно клацая зубами. Я помню, как пустилась в длинный забег, призывно воя,  а они с радостью приняли вызов, пускаясь следом. Я помню, как поклялась, что боль и месть в моем сердце не утихнут, пока жива память.
Бегите, прячьтесь в своих каменных клетках! Бегите и расскажите всем о страшных существах, что будут рождены Волчьей ночью! Бегите, бегите, бегите. Мы все равно будем быстрее! Быстрее, выносливее, злей! Последнее, что вы запомните, это хруст своего проломленного черепа под ударом могучих лап и свой крик, что утонет в кровавых потоках, бьющих с разорванной глотки. А пока что…бегите.