Большой питерский цикл, 2007

Питерские картинки

***

Так я начну. Вокзалы, поезда,
Тяжелые и легкие составы,
Гремящие по насыпи туда,
Куда уводят рельсы, провода
И прочее, где вплоть до ледостава
Блестит в полях спокойная вода,
Где вольные произрастают травы,
Где поезд, изгибаясь как суставы,
Проходит стрелку, стало быть, туда,

Откуда ночь усталая спешит,
Откуда день приносит запах лета,
Где, кажется, ковер полей прошит
По бархатной канве стежками света,
Где ночью бодрствует, а утром как бы спит
Дракон лесов и зданий, и скрипит
Тягучий товарняк (в его просветы
Все время что-то белое свозит,
Но товарняк кончается, и это –
Кусок забора с надписью «зенит»)...


***

К примеру, лето. В летних поездах
Тепло, светло, и залетают мухи.
Все едут, но никто не едет так
Чудно и  живописно, как старухи
Дремотные, с руками на узлах...
В вагоне продают газету «слухи»,
По станции на низких тормозах
Ползут цистерны, тяжки, чернобрюхи,
Мороженое капает на брюки
И вместе с хриплым «вам, однако, шах,»
Гудки и смех, возня и перестуки
В единый гул сливаются в ушах.

***
Пейзаж поделен надвое. Гляжу:
Снега налево и снега направо,
Посередине поезд. Куражу
Поддав вином, у тамбура орава
Сцепилась с контролерами. «Ссажу
Иль доложу начальнику состава».

Я тоже без билета. Я дремлю
И мыслю: «тридцать одному рублю
Скорее место у меня в кармане».
Мне хочется вскочить, но я терплю,
Чтобы не привлекать к себе вниманье.

Меж тем настали сумерки. Поля
Сменились тьмою. На платформах станций
Зажглись огни. Мурлыкая «останься
Со мною», кто-то датый вышел для
Куренья в тамбур. Твердая земля
Манила как матросов с корабля
То тех, а то других, и пар, валя,
Скрывал из глаз и шапки их, и ранцы…

***
Был ранний март. С небес валился снег.
Круша сугробы, дни валились следом
И капали как слезы из-под век,
Летели утки, льды сходили с рек.
Шел выходной, переходя на бег,
И понедельник шаркал старым дедом.

Щипало пальцы. Исчезал восход
За светом дня. Ослепшее светило,
Сощурясь, било в потемневший лед
иль, скрывшись дымкой, по небу катило.
Под ним вступала жизнь в свои права.
Глядела равнодушная голубка
Как голубь тщится подобрать слова
и воздух влагу впитывал как губка,
И тужилась тяжелая Нева.

***

Как хороша вечерняя земля.
Как ласково касается ладоней
Вечерний воздух. Разум окрыля
Воспоминаньем, кто-то посторониий
Идет себе, окурочек смоля.
День кончился, прошел, но свет оконный
Еще ему принадлежит. Кругля
Собою мир и надвое деля
Сам вечер, он отчаливает, сонный.
Мир будет утром начинать с нуля.




* * *
Я пробую представить, как живет
На свете птица, как плывет журавль,
Собою оживляя небосвод.
И одухотворяя в свой черед
Морские воды, движется корабль,
И рыба, плавно двигаясь, идет
Под слоем вод. Прозрачной глубины
Разводы оставляют блеск на теле,
Но с берега, конечно, не видны,
Да и корабль виден еле-еле...

Но редко что так задевает нас
Так резко и так властно за живое.
Идет корабль. Ты не сводишь глаз,
И всякий раз волнение такое,
Как будто бы нюхнул нашатыря.
Вдыхаешь, выдыхаешь чуть не плача.
Все было, говоришь, все было зря,...
Или не зря, но надо бы иначе.

Глаза от волн поднимешь до небес,
Но не вместить сверкающую глыбу,
Похожую на трехмачтовый лес,
На стаю птиц и, может быть, на рыбу.
Не верь во мглу. Она всегда пройдет
Немного раньше, чем исчезнут силы,
Ночные травы высушит восход,
И ты с улыбкой вспомнишь то, что было.

И ты, отрада сердца моего,
Скажу тебе – они не знают сами,
Да да, о том не знают ничего,
Куда они идут под парусами.
Вот так и мы когда-нибудь пойдем
И зная, и как бы не зная цели,
Когда-нибудь пойдем на самом деле
Под скрип снастей, и полотняный гром...



* * *
Не призрачным даром
Бесплотным, но паром
Кастрюлек, и жаром
В июле, уставшим
И потным, телесным
Закатом за лесом,
С верхушки упавшим
И старшей сестрою,
В еловом покрое
Лесного подола
Нагнувшейся долу

За красною шляпкой,
За шляпкою бурой
(И как тут увяжешь
Июльскую сажу
И копоть порока
И слово пророка)
Под елкою хмурой,
Но бабушкой с тяпкой,
Но криком утиным
И озером тинным,
И песьим прищуром,
Но каменной кладкой,
Но луковой грядкой,
Листвою растений,
То бликом, то тенью...


* * *
Мухи кружатся,
В танце своем задевая
Одинаково
Листья малины и плечи,
Поднимается облако,
Будто зевая,
Заскучавшему солнцу
Вставая навстречу.

И видавшее виды,
Поросшее дерном,
Со следами когдатошной колки,
Полено
После яркого света
Становится черным,
Проясняясь со всем остальным
Постепенно.

Как-то связана та
Череда прояснений
С переплавленным в облаке
Ликом светила,
И то тени касаются
Листьев растений,
То лучи возвращаются
С новою силой,

И останется только
Угадывать разве,
За каким наслоеньем
В какую прореху
Снова выглянет солнце,
Осветит все сразу,
Словно высечет искры
Беззвучного смеха.

Собирается дождь.
Снова кружатся мухи,
Друга дружка тесня
С полюбившейся ветки,
И далекая туча
С чертами старухи,
Изменяясь, сольется
С краями соседки.

День за днем повторяется
Эта погода:
До обеда все в солнце,
С обеда – ненастье,
Одинаково мокнут
Кусты и колода,
И дорожка, и окна,
Открытые настежь



Поезд

Я хотела там, за далеким-далеким морем
Разглядеть, берега, невиданные доселе.
Горизонт тетивой отбросил, и снова с горем
Пополам за лесом виднеется еле-еле.

Голоса земли раздаются под небосводом.
Что-то едет и лязгает, где-то собака лает.
Я смотрю наверх, где по чистым небесным водам
Корабли все прибывают и прибывают,

И уходят дальше, но нет, не берут с собою.
И не то, чтобы мне не нужны были больше дали,
Но теперь улетать – словно город сдавать без боя,
Да и с плаваньем этим справлюсь сейчас едва ли.

Только и остается, что железной дорогой
Восхищаться, рекою или еще собакой.
Снег на былинке светится недотрогой.
Свет фонаря под ночь говорит о всякой

Вещи, попавшей в круг, как о самой, то есть
Как о единственно важной. Охватишь все ли?
На грани зренья огнями летящий поезд –
Это не тот же поезд, в который сели.