Баллада о генералиссимусе

Наполнив грузную утробу
И сбросив тяжесть портупей,
Смотрел здесь волком на Европу
Генералиссимус степей.

Николай Заболоцкий. "Рубрук в Монголии".


Усы усмешку скрыли. Взгляд тигриный.
Бросок как будто бы рассчитывает он.
И награждён военным высшим чином,
Как Ришелье, Суворов, Веллингтон.

Его талант не как у тех, отличен.
Победы добывал без их затей.
И был предельно прост его обычай –
Во имя цели не жалеть людей!

С портрета из прошедших лет тумана
Наганов дулами глядят его зрачки.
В них алчность кровожадная Шерхана,
А где Шерханы, там и Табаки.

Вокруг него плодилось их немало,
Кому лакейский дорог был уют.
И их последыши, такие же шакалы
И в наши дни хвалы ему поют.

Холуйски воют лживые Табаки,
Потоком гадким извергая лесть,
Как их хозяин фронтовой собаке
Геройской оказал большую честь.

Несли там на шинели пса героя,
Совсем уж дряхлого и слабого от ран.
А мне сегодня видится другое.
И проклят будь холуйский ваш дурман!

Хоть пострадал не я – на сердце рана.
В душе и гнев, и тяжкая тоска.
Историю Сысоева Ивана,
Несчастного я вспомнил земляка.

Его семья от голода страдала.
И в первый год войны погиб отец.
И колоски мать в поле собирала.
Ведь надо детям выжить, наконец!

Но ей и жажду жизни не простили.
Фуражки синие пришли в ту ночь за ней.
И мать, как звери лютые, схватили,
И увезли, осиротив детей.

Не нужно вашего слезливого обмана.
У вас в почете превеликом пёс...
Ведь трое младших на руках Ивана,
И до пятнадцати сам парень не дорос.

А в том, сорок втором году проклятом
Катился к Волге битвы грозной гром.
Под городом на Мокше, Наровчатом,
Военный строить начали аэродром.

Туда согнали женщин-заключённых,–
Среди других была Ивана мать,–
На рабский труд отчизной обречённых.
Сиротам их один удел – страдать.

Война не рай, конечно. Хоть и адом
Она была, конечно, не для всех.
Но тем за труд особую награду
Готовили. Свершён был страшный грех.

Окончен труд. Охрана – как собаки.
Несчастные в поту, грязи, пыли
Как скот, все на ночь заперты в бараке...
Барак в глухую полночь подожгли.

Но для чего же сотворили это?
Откуда столько подлости и зла?
Боялись, выдадут военные секреты,
Которые отчизна берегла.

Пожаром осветились Мокши воды,
Доволен твой, злодей, усатый лик?
И к небесам в ночи "врагов народа"
Ужасный полетел предсмертный крик.

Похоже, сдали нервы у охраны.
Кто поседел, а кто, как скот, запил...
Вам жалко пса. Не жалко вам Ивана?
Не тронет горе, что он пережил?

Шакальи ваши доводы нелепы.
Вам лизоблюдский дорог лишь кусок.
Истлели тирании злые скрепы,
Ни царь Иван, ни Сталин не помог.

И во вранье, вы, господа, неловки.
Давно уж разучились складно лгать.
И деспотизма сгнившие верёвки
Не смогут больше веник ваш связать!

Наш путь ведь изначально был порочен.
Не самый лучший воспитатель страх.
И на крови раствор хотя и прочен –
Давно истлел фундамент на костях!

В последнее время в мой адрес посыпались обвинения от некоторых "табаки", что я лгу, и сталинские власти не могли пойти на такое преступление – заживо сжечь людей. Так вот – летом 1942г, когда ситуация на фронте вновь резко обострилась, было принято решение построить новую резиденцию для Ставки Верховного Главнокомандования, немцы ещё стояли в 180км от Москвы, и никто не знал, как ещё всё обернётся. И дело было поручено ведомству Лаврентия Павловича Берия, которое рьяно приступило к нему своими методами и средствами. Были выбраны пещеры недалеко от городка Наровчата, где до этого располагались владения монастыря, монахов, конечно, там уже не было. Пещеры надёжно защищали от имевшихся на тот момент у противника бомб, и их начали соответственно оборудовать, и строился аэродром для обслуживания Ставки. Силами женщин и других заключённых. Когда в начале сентября работы завершились, то барак, где заперли 156 женщин, ночью загорелся. Было ещё не холодно, и наскоро построенный барак не отапливался. Спичек заключённым не давали. Так что загореться он мог только снаружи. И пусть господа сталинолизы попробуют ответить, почему это произошло сразу по завершении работ. Об этом писалось в статье районной газеты "Ленинский путь", посвящённой сыну одной из погибших – Ивану Сысоеву, в одном из номеров за 1994г. Разумеется, Берия и его подчинённые не могли допустить, чтобы такие секреты стали достоянием рабов, и избавиться от них оптом таким вот способом сочли наиболее рациональным. А совести у них было не больше, чем у вас, защитники Сталина. Я лично знаю семью Сысоевых. Они уроженцы деревни Буды Ковылкинского района Республики Мордовия. Что до нескладности некоторых моих произведений, то не отрицаю. Я не претендую встать в один ряд с Гомером или Лермонтовым. Но пусть автор "разоблачительной" статьи: http://stihi.ru/2025/02/23/7700 оглянется на своё творчество. Насколько оно стройно и складно. Голос Табаки, приятель, весьма сильно отличается не то что от трелей соловья, но и щебетания такого щегла, как я, простите уж за нескромность. Привет запоздалой свите издохшего Шерхана! Да, добавлю ещё, на какое преступление уже после смерти Сталина пошли власти хрущёвские, вскормленные в сталинском змеином гнезде. В 1954г под Тоцком состоялось испытание водородной бомбы. Руководил им обожаемый многими маршал Жуков. Разумеется, Хрущёв всё контролировал, и всё делалось с его ведома и благословения. После испытаний решили проверить, как войска будут вести себя в заражённой зоне. Сорок тысяч солдат загнали туда. Взяв с них угрожающую подписку о молчании. Если умрут – за разглашение ответит семья. Все получили лучевую болезнь, и почти все умерли в ещё не старом возрасте. Сведения – со слов Александра Тимофеевича Байчурина – одной из жертв этого бесчеловечного эксперимента, шахтёра по профессии, умершего в 40 лет в городе Североуральске Свердловской области в августе 1974г, оставив вдовой жену
и сиротой тринадцатилетнюю дочку Ларису. Маршал Победы, твоя бесчеловечная душа слышит меня? Ты одержал победу, без счёта губя солдат, чтобы так же безнаказанно губить их сыновей? Доказательства? Вам этого мало, господа Табаки? Вы будете утверждать, что сталинские выкормыши не делали этого? Лгите сколько угодно, вся ваша ложь пятнает лишь вас и ваших хозяев.