Древний город

О городе древнем, о городе славном
Былину спою я и не одну…
Как мы отразили врага Тамерлана,
Как мы спасали родную страну.
Первая песнь
Давно это было… Лихие столетья…
Двенадцатый век… И полынь расцвела…
И бились князья. Распускались соцветья
Из крови славян и родного села.
«О друзи славяне! Грустны ваши лица!
Давайте ж о князе, дружине споём».
Сакма половецкая — чёрная плата.
Тропа безызвестная — гибели дом.
И Дикое поле стонало с заката,
И чёрная туча шла без конца…
Срываются гусли: «Идите за брата!
Воспряньте, славяне! Вы — из Ельца!»

Поганые сакмы изношены… Ветром
Колышется в поле седая ковыль.
Сгущаются тучи… И снова с рассветом
На Русь надвигаются орды и пыль.
Батыева рать — словно ворон проклятый.
Кощеево логово — золота бог.
Ему воздвигали шатры и палаты,
Доспехи и кости слагали у ног.
Живые могли позавидовать мёртвым.
Так спой же, гусляр, спой в последний хоть раз.
Изношен кафтан, сапоги наши стёрты.
Батый же, Ахмат совершают намаз.

«О друзи мои, попомните Бога!
Крест тяжкий нести — земной наш удел.
Руины и пепел кругом — это правда,
А правда и в том, что есть чистотел.
Излечим же раны. Свобода дороже —
Ослепшие птицы гнездо не совьют.
Цветок хелидонии с верой поможет,
И новый, о друзи, найдём мы приют».
«Гусляр, твоя песня, увы, не годится.
Мы — воины князя, и все мы умрём.
С молитвой готовы с Мамаем мы биться,
И новый готовы мы выстроить дом».

Гусляр усмехнулся — добился он цели.
Елец оживёт, словно Феникс, опять.
И вырастут снова стройные ели,
И снова уйдут они воевать.

Тринадцатый век… И чёрная плаха.
Курганом уложены русских тела.
Столетье минуло… В крови вся рубаха,
В руках Тамерлана горит всё дотла.
«Погибли мы, княже, погибли навечно.
Мы бились отважно, вздохнуть нам нельзя.
И женщины стонут, и дети, и старцы,
И стонет, рыдает родная земля».
Схватилися струны, живые вещали:
«Изыдет от нас тогда Сатана,
Коль вы с иконой святой, что в подвале,
Ход крестный свершите с утра».
Задумался князь… Богородицы образ
Старинный давно никто не видал…
Икону нашли… И Великий был Полоз —
Ушёл из Ельца навсегда Тамерлан.

Ковыль, чистотел, запах пота и кожи.
Пятнадцатый век… Снова холод и мор.
И Елец — город крепости Божьей,
Страж на юге опять уходит в дозор.
Кочевые дороги — шляхи хлынули в гости.
Мыслью тёмной сверкают глаза.
Шляхи пьют и едят, и играют все в кости…
Сизо-красной утром стала Сосна.
«Погубили мы князя», — и довольные этим
Шляхи скачут домой, допивая вино.
Но ошиблись они: на крыльце на рассвете
Скомороха нашли; на рубахе пятно.
«Отомстите за братца и постойте за веру» —
Гусляру сегодня не хочется петь.
Князю нашему выдали золота меру,
Струны гуслей ласкает ржавая медь.

И столетье минуло… Сизо-красное утро,
Сизо-красная утром бывает Сосна.
Бьются русские с медью почти поминутно,
И в пожаре рассвета глядят купола.
Запах гари литовской. Так исчерчены тропы,
Что, наверно, дороги другой не сыскать.
Стали чёрными снова небесные своды;
И на Русь высылает Гирей свою рать…
Ходят люди, как тени, и колышутся ветром,
И едят одну полынь-лебеду.
Чёрной стаей кружит вороньё, и с рассветом
Кличут новую в гости и с поля беду.
«Сядем, брате, на борзи свои кони буйны,
Испием, брате, шеломом воды до дна.
Утекли мы душою и телом». И струны
Забрала с медью пьяной седая Сосна…

Так столетья минули, канули в Лету.
Гусляра давно вам уже не сыскать.
И былиной старинной гуляют по свету
Скоморох, его князь и великая рать.

Вторая песнь
Бей в набат — сзывай народ.
Тридцать третий идёт пехотный полк.
Елец шагает у всех впереди.
Мценск и Лейпциг. Медаль на груди.
Девятнадцатый век… Играет сурна.
Смоленск и Островны — одна кутерьма.
«Сефир сесляр» — ничего не понять.
Тридцать третий идёт опять воевать.
Солдат иль драгун, терпи, не робей.
Бей, барабанщик, яростней бей.
Французы бегут, а за ними сурьма.
Скажите, солдаты: «Вы — из Ельца?!»

Флеши стоят в кромешной ночи.
В нашем полку есть трубачи.
«Здравия желаем, генерал-лейтенант!»
— «Кем же ты будешь?»
— «Я — музыкант».
«Будем сражаться?!»
— «Извольте, готов.
Вступал я в атаку с десятка шагов».
— «А сколько тебе?»
— «Пятнадцать почти».
Снова с рассветом
полк впереди…
Стонет земля от разрыва гранат.
Где ты, мальчишка, где музыкант?!
В братской могиле с Раевским лежит.
Грудь закрывает труба, словно щит.
Синие глазки, цветы-васильки.
От жизни недолгой одни угольки.

Картечи и сабли, штыки, барабан —
Всё то растаяло, словно туман.
Лейпциг, Париж… Истаяли мы.
Хочется спать, хочется тьмы.
Но тридцать третий идёт напролом —
С орденом Анны вернёмся мы в дом.
Будет ещё и Шипка у нас,
Плевна, Дунай и несбыточный Карс.
Нежинский полк — наша суриана.
Били мы всех до Гудериана.
Трубы на солнце блестят янтарём,
Снова с молитвой в атаку идём.
Знамя победы в наших руках.
Вейсел-паша, близок твой крах.
Спите спокойно, цветы-васильки.
Грозные наши, русских, штыки.
«Будем сражаться мы до конца».
Стойте, солдаты! Вы — из Ельца!

III песнь
В красном зареве страха
Расколотый век.
То расстрел, то рубаха,
То тиран, то генсек.
Загорается дымка
В туманной ночи.
Свет от палубы зыбкий,
В порту корабли.
«Ты откуда же взялся?»
— Герою вопрос.
«В Чемульпо я сражался».
Так, обычный матрос.
В чёрной коже и саже,
А глаза — угольки.
И не мичман он даже.
Просто есть земляки.
Командир усмехнулся
И ушёл в караул.
«Знаешь, плачет Маруся?!» —
Тот матрос затянул.
И губная гармошка
Играла без сна.
На «Баяне» — Антошка.
А в порту — крейсера…

Через месяц украла
Жизнь Антошки война.
Командира не стало —
Вот такие дела.
А в порту до рассвета
Кровь рекою текла.
На «Баяне» — монета.
А в порту — крейсера.
Под Антанту плясала
Вся родная страна.
Искупления мало —
Вот такие дела.
Немцам всё раздавали —
Землю, армию, флот.
Так за что воевали
И губили народ?!

В красном зареве страха
Расколоты мы.
Красно-белая плаха
 Гражданской войны.
«Не кручинься, родная», —
Снова плачет гармонь.
«Раны я залатаю
И уйду за Савонь.
Генерала я Засса
Казак удалой…»
Краснополье — и трасса —
Красный крест — и покой.
Песня красною стала
В борьбе роковой.
Бабарыкино пало
На «железке» витой.
И комбат Армавира,
Что штрафной наш отряд.
Ни покоя, ни мира.
«Эх, вернуться б назад!»
Не вернёшься, товарищ,
В край, которого нет.
Не сморгнёшь, не заплачешь —
Чёрный выпал билет.
По стопам генерала
Суждено вам идти.
Ты — хорунжий, и стала
Жизнь твоя впереди.
Лишь споёшь ты однажды
Об акации вновь.
Умирают не дважды,
Лишь угасла любовь.
«Генерала я Засса
Казак удалой...»
Чёрно-белая масса…
Да, неравный был бой.
Алой стала дорога,
И людей не видать.
Всё изъели до срока.
Кому умирать?!
Так, товарищи, в ногу
Будем смело идти!
Мы построим дорогу.
Светлый путь впереди.

В красном зареве страха
Расколотый век.
То расстрел, то рубаха,
То тиран, то генсек.
Их четырнадцать было
Из школы одной.
И война их в горнило
Смерти кинула в бой.
От Ельца до Варшавы
Прошагал их отряд.
Ни медалей, ни славы,
Ни крестов у ребят.
Белым снегом хранила
Их родная зима,
Их хранила отвага,
Их хранила страна.
Гадлер, Гальдер… И прочих
Немцев было что тьма.
И советский был лётчик,
И родная страна.
Был Костенко. Стрелковый
Был дивизии ход.
Тербуны. И разгромный
В той войне поворот.
И предатели были,
И был доблестный труд.
И врагов хоронили
И давали приют.
А мальчишки шагали
От Ельца на закат.
Вот Берлин уже… Стали,
Много стали в груди у ребят.

«Не печалься, родная,
Снова вместе споём.
Я живу, угасая
В сердце нежном твоём».
От Сосны и до Дона,
От Ельца до Москвы
Не услышали б стона —
Звуки песни слышны.
Кто дошёл до Берлина?
Кто вернулся назад?
Нет ни папы, ни сына —
Все ушли на закат.
Кто дожил до двадцатой,
Седой уж весны?
Жизнь была полосатой,
Чёрно-белыми — сны.
А мальчишки шагали
И шли до конца…
На руинах рейхстага
Надпись: «Мы — из Ельца».

Вот минул и двадцатый
Искалеченный век.
То расстрел, то рубаха,
То тиран, то генсек.
В красном зареве страха
Рождаемся мы.
Чёрно-белая плаха
Новой эры войны.
И идут эшелоны,
И идут без конца.
Так исчерчены тропы.
Тут Афган, там — Чечня.
Вот минул и двадцатый.
Снова будет весна.
Где проходят солдаты —
Там цветёт лебеда.
Эпилог
Как прежде, древний город славы
Стоит на берегу Сосны.
Ни жемчуга и ни опалы,
Ни самоцветы не видны.
Тот вечный город украшает
Седая старость, доблесть, честь.
И колокольным звоном оглашает
Тех воинов, кто будет, был и есть.
Играй же, музыка, играй победу!
Мы одолели, и враг разбит.
Так за Царя! За Русь! За веру
Веками мы ковали щит.
Нам не страшны те лихолетья,
Что пережили мы на раз и два.
Ведь до сих пор живы соцветья
Любви, надежды, торжества.
Играй же, музыка, играй победу.
Мы одолели, и враг сражён.
За город наш, за нашу веру,
За матерей, сестёр и жён.
Так стой же, город православный,
Как щит на подступах к Москве.
Елец — старинный город славы —
России сердце — и в тебе!
Ни кружева, ни хризолиты
Не будут гордостью такой,
Когда враги твои разбиты.
Елец — воистину герой!


Рецензии
Живые могли позавидовать мёртвым.
Так спой же, гусляр, спой в последний хоть раз.
Изношен кафтан, сапоги наши стёрты.
Батый же, Ахмат совершают намаз.

Вообще-то Бату был язычником, а НАМАЗ - это исламская молитва.

Михаил Трубицын   10.03.2020 16:30     Заявить о нарушении
Все-таки по поводу Батыя спорный вопрос. Есть свидетельства сарацинов, очевидцев, свидетельство ал-Джузджани, Альберто Кампензе (из письма к папе Клименту VII) и другие свидетельства, что намаз он все же мог совершать и совершал. Спасибо за комментарий.

Юлия Иншакова   10.03.2020 21:53   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.