Я царапаю имя твое...

Я царапаю имя твое на облезлых досках стола, вырезаю чужие слова на бледных предплечьях рук. Я писала тебе всю ночь на прогнившем ветхом полу, заполняла опять листы мелкой россыпью древних рун. Я взывала к тебе в ночи, призывала прийти к себе, но под ликом полной луны не откроется старая дверь. Я испила до дна любовь, добровольно сглотнула яд, и отдала последний долг, разрезая былой остов.

Я простила тебя давно. Я взяла все твои грехи и, смешав их с предательством слов, проглотила отравленный ком. Я давно прекратила молиться всем твоим и своим богам, но ночью все так же снится столь знакомый в окне силуэт. Но ночью все так же снится строгость линий черненой рясы, белый росчерк твоей колоратки, и запретный вкус лихорадкой пропитал мою кожу насквозь.

Я писала тебе всю жизнь, с разных улиц и городов, под светом холодных звезд и в рассветных лучах надежд. Убивала тебя в словах, убивала тебя словами, и пулей звенящей тоже...
;;;;;;...Я тебя, моя жизнь, убивала...
Отпускала пули на волю, словно черных воронов смерти, что вгрызались в чужое сердце, обрывая хриплость дыханья. Я привыкла смотреть на мертвых, я привыкла вершить их судьбы, приговором винтовки точной обрывая ненужные жизни. Получала новые шрамы, засыпала в старых кошмарах, убивала и выживала, проклиная твоих святых.

Я устала вершить приговоры, запылился в углу чехол, где верная спутница жизни свой последний нашла упокой. Я устала смотреть на лица и искать в них твои черты, и, как старая дряхлая псина, вжиматься во все углы. Мне некому ночью сниться и некуда путь держать. Слова мои мёртвым грузом вгрызаются по слогам в подкорку уставшего мозга. Снова и снова…опять. Мне некому их сказать. А с собой говорить устала.

Я курю одну за другой, алкоголь прямиком с горла. На старом прогнившем полу, как всегда, совершенно одна. Я могу кричать до упаду, разбивать кулаки об стену, а могу заливаться смехом, как болезненный неврастеник. Я могу поиграть в шарады, но вот только одно лишь слово собирается с букв облезлых. Я завидую даже Каю.

Вспоминаю, как улыбалась, собираясь к тебе на встречу, как податливо выгибалась среди пламени белых свечек, как стучался мне в ноздри ладан после службы в тот летний вечер. Вспоминаю бездонность милых, мглой подернутых серых глаз, как врывался в меня голодный, бросив пару дежурных фраз. Вспоминаю скрип половиц ы и распятие на стене, что смотрело с немым укором на сплетение страстных тел. Вспоминаю тебя опять и остывший холодный взгляд. Я убила тебя давно. Я мертвой осталась жить.

Я царапаю имя твое на облезлых досках стола, на прогнившем старом полу, на бледных предплечьях рук. Яд сжигает мое нутро, щекочет неровность вен, мой громкий истошный вопль разбивается среди стен. Я закончила этот путь. Стою перед лестницей в ад. Толпы черных теней наблюдают мой променад.

Я пишу последние строки. Хотя, знаешь, а ну его к черту. Ты же встретишь меня на задворках, нам закрыта дорога в рай. Загляни в мою черную душу, ты поймешь то, что там закрыто. Ты поймешь то, что писала все эти долгие годы.

"Я могла любить тебя больше, чем все святые и боги!"