Он жив!..

Памяти Владимира Высоцкого,
посвящается.

Владимира Высоцкого любила,
слушала тайком огромная страна,
которой управляли коммунисты-господа,
оставив весь народ "в чём мама родила".
Всё абсолютный дефицит, не видно ни рожна,
кто не согласен, тех днём и ночью сторожат,
Высоцкий пел, как резал по живому без ножа.

Про "десять тысяч на коньках
забега марафона",
про "прыжки не с той толчковой"
пел без микрофона.
Как "в тот вечер я не пил, не пел,
я на неё во всю глядел".
Однако сам свою беду недоглядел.

Пел про боксера,
что "нырял и уходил от хука бокового".
Дескать, по итогам поединка такового,
"мне руку поднял рефери, которой я не бил!"
Пел про того, кто в связке в горы уходил,
хрипел со сцены под гитару, не жалея сил.
Словно кайлом во льду отметины рубил.

Про горы и вершину, друга, камнепад,
про цирк и Зину ту, что много раз подряд,
на грубость нарывалась невпопад.
Про очи чёрные и купола,
любовь, разбитые сердца,
про ночи звёздные и небеса.
Про всё, чем тешилась "великая страна".

Он пел на сцене и в местах -
там, где его носили на руках.
Но запрещали, поносили те,
кто властью наделён был в суете.
Пошла народная молва:
– Для вас он умер, "господа",
для нас живым останется всегда!

Владимира Высоцкого
оплакивала вся страна.
Генсек тогда в ладоши хлопал:
Олимпиаду открывал, губами шлёпал.
Да только Бог ему судья!
Олимпиаду игнорировали капиталисты-господа.
Тем временем, страну генсек прохлопал.

Какая звёздная была та
двадцать пятая июля ночь.
"Врач резал вдоль и поперёк",
он заклинал: "Держись, браток!"
Врачу уж врать было невмочь,
он причитал: „Ему уже нельзя помочь!“
Всё было кончено в ту ночь.

Какие песни мог он петь!
Какие тексты с языка слететь!
Как в воду посмотрел Поэт:
"За восемь бед один ответ"…
уж ни к чему поэту лазарет.
Мороз по коже, мысль душу гложет…
Владимира Высоцкого с нами уже нет.

Текст Гамлета Высоцкого
под колокольный звон,
сердце кумира всенародного
остановилось… не дышит он.
В Театре на Таганке Гамлет спит,
память народную хранит.
Вечный ему покой!

Звучал знакомый голос характерной хрипотцой:    
„Пока пою, я жив ещё и не закончен бой!“
И песня будоражила сознанье вновь,               
и скорбь витала, и народная любовь!
Аплодисменты со слезами, рой людской
цветами провожал его в летний зной.
В последний путь поникшей головой.

Встречала, привечала всех Москва:
– Олимпиада! Олимпиада!
И умер первым он тогда:
"Не надо было так, не надо!" –
шепчут скорбные уста.
Но смерть его не унесла…
Он жив, ребята! Споём, однако!


Про кровавую войну
                подлую,
                проклятую,
Про канатную тропу,
                как в струну 
                натянутую,
Про, конечно, полосу               
                ничейную,
                нейтральную.
Про заплаты куполов
                и про нищих,
                и шутов,
Чтобы помнили притом,
                что к чему 
                и что по чём.


Не допел свои песни,
                не закончил
                куплет,
Кони словно застыли,
                не упали
                в кювет.   
Мы коней привередливых
                хлещем,
                гоним кнутом,
На вершине
                хмельные
                стоим и поём,               
И с Высоцким
                поныне         
                по  жизни идём!


Алексей Иванов.
2014. Нью-Джерси.