Он жив!..

Памяти Владимира Высоцкого,
посвящается.

Владимира Высоцкого любила,
слушала тайком огромная страна,
которой управляли коммунисты-господа,
оставив весь народ "в чём мама родила".
Всё абсолютный дефицит, не купишь ни рожна,
кто не согласен, тех днём и ночью сторожат.
Высоцкий пел, как резал по живому без ножа.

Про "десять тысяч на коньках
забега марафона",
про "прыжки не с той толчковой"
пел без микрофона.
Как "в тот вечер я не пил, не пел,
я на неё во всю глядел".
Однако сам свою беду недоглядел.

Пел про боксера,
что "нырял и уходил от хука бокового".
Дескать, по итогам поединка такового,
"мне руку поднял рефери, которой я не бил!"
Пел про того, кто в связке в горы уходил,
хрипел со сцены под гитару, не жалея сил.
Словно кайлом во льду отметины рубил.

Про горы и вершину, друга, камнепад,
про цирк и Зину ту, что много раз подряд
на грубость нарывалась невпопад.
Про очи чёрные и купола,
любовь, разбитые сердца,
про ночи звёздные и небеса.
Про всё, чем тешилась "великая страна".

Он пел на сцене и в местах -
там, где его носили на руках.
Но запрещали, поносили те,
кто властью наделён был в суете.
Пошла народная молва:
– Для вас он умер, "господа",
для нас живым останется всегда!

Владимира Высоцкого
оплакивала вся страна.
Генсек тогда в ладоши хлопал:
Олимпиаду открывал, губами шлёпал.
Да только Бог ему судья!
Олимпиаду игнорировали капиталисты-господа.
Тем временем, страну генсек прохлопал.

Какая звёздная была та –
двадцать пятая июля ночь.
"Врач резал вдоль и поперёк",
он заклинал: "Держись, браток!"
Врачу уж врать было невмочь,
он причитал: „Ему уже нельзя помочь!“
Всё было кончено в ту ночь.

Какие песни мог он петь!
Какие тексты с языка слететь!
Как в воду посмотрел Поэт:
"За восемь бед один ответ"…
уж ни к чему поэту лазарет.
Мороз по коже, мысль душу гложет…
Владимира Высоцкого с нами уже нет.

Текст Гамлета Высоцкого
под колокольный звон,
сердце кумира всенародного
остановилось… не дышит он.
В Театре на Таганке Гамлет спит,
память народную хранит.
Вечный ему покой!

Звучал знакомый голос характерной хрипотцой:    
„Пока пою, я жив ещё и не закончен бой!“
И песня будоражила сознанье вновь,               
и скорбь витала, и народная любовь!
Аплодисменты со слезами, рой людской
цветами провожал его в летний зной.
В последний путь поникшей головой.

Встречала, привечала всех Москва:
– Олимпиада! Олимпиада!
И умер первым он тогда:
"Не надо было так, не надо!" –
шепчут скорбные уста.
Но смерть его не унесла…
Он жив, ребята! Споём, однако!


Про кровавую войну,
                подлую 
                проклятую,
Про канатную тропу,
                как струну 
                натянутую,
Про, конечно, полосу               
                ничейную,
                нейтральную.
Про заплаты куполов
                и про нищих,
                и шутов,
Чтобы помнили притом,
                что к чему 
                и что по чём.


Не допел свои песни,
                не закончил
                куплет,
Кони, словно застыли,
                не упали
                в кювет.   
Мы коней привередливых
                хлещем,
                гоним кнутом,
На вершине
                хмельные
                стоим и поём,               
И с Высоцким
                поныне         
                по  жизни идём!


Алексей Иванов.
2014. Нью-Джерси.