Паук поёт в одиночестве

Посвящается моему единственному другу, с которым мы никогда не виделись, потому что он давно мёртв.

Мир тебя тянет ко дну, когда твой единственный друг прахом остался в земле. Он тебе всё твердит и твердит, а ты не можешь в ответ.

Ночные огни сквозь заляпанные окна в грязном углу холодных стен, напоминали мне о тебе.
Твои грехи валялись на полу бетонном сожженными спичками с хрупкими головами, такими же хрупкими, как головы всех этих людей.
Вот сожму в кулаке и останется только размазанная сухая сажа. А они не понимают, только сморят своими тусклыми глазёнками и разбрасываются своими точками зрения. Долбят всякой дребеденью себя по башке, а башка то все пухнет и пухнет, глаза на выкате и вот-вот выпадут, как у пекинесов. А меня ты долбишь. Расстраивался еще, что "дебильные, круглые рожи" царапали твоими буквами свои глаза, ни черта они не понимали и никогда не поймут, а я понимаю. Вот как представлю твою РОЖУ, если бы посмотрел на мир в котором мы сейчас живем, что с ним стало, я не знаю. Все со скуки бесятся и катаются на конвейерах туда-сюда, туда-сюда, потом садятся своими дряхлыми задницами на стульчаки мерзопакостных общественных туалетов и ногами дрыгают. Хватают, что ни попадя, а потом держат в своих ручонках и ржут как лошади с такими же зубами и натянутыми губами, всё на себя нарадоваться не могут, но в душе бояться, что кто-то все же говнецо то их прочуял и всем расскажет, но знают, что таким никто не поверит. За угловых тихонь не переживай, все так же изображают гениев. Как тошно! И не знаю куда деваться, куда бежать. Вот сорвусь однажды, разденусь и упаду на пол и буду визжать и дергаться, знаю, что не поможет. А может буду нежно постукивать палочкой по сосудам стеклянных голов, будет "тупоголовая симфония" с намеком, со специальным намеком конечно, который никто не поймет пока сто лет ни пройдет и я уже буду таким же прахом только на другом конце земли.
Закупориться бы с тобой в одной бутылке, сидели бы на донышке руками коленки бы обогнули и неслись бы слова ручьем пока мир не остановится, а бумагой будут наши тела.
И я тихонько буду пристукивать пальчиками по твоему белому животу, да и ничего мне больше не надо.